Знакомый фрилансер расхохотался, когда услышал, что я хочу стать фрилайнером. А объявления инета так и захлёбывались этим словом. Звучали манящей песней. Куда же она меня заведёт…
Завела стезя фрилансерскофрилайнерная к новым рассказам, опыту рерайтному - изменчивому, работе суточнокопеечной, загрузке новых файлов мозговых, которым многие хакеры могли бы позавидовать. Обещались горы золотые, икра с маслом на белом хлебушке, а вышло - сердце, отказывающееся качать ослабевшие нитевидные токи да жёлтое измученное лицо.
Зебра полосатая, на этом этапе, развеселилась и решила выдать бонус. Пересчитала мои баллы, сожрала последнюю капусту из полупустого холодильника, задумалась и выдала вместо чёрных, хлипкокороткую, но белую полосу.
Ты проявился - розами миниатюрными, коньяком ни черта не янтарным, перехватывающим мои извилины, отказывающие воспринимать мужское внимание. Чёрношоколадным, взвинченным коньяком. Поменял проводку в комнате, лихо взбил водные струи новым краном на кухне и в ванной. Прибил карниз и сварил настоящий украинский борщ из петуха.
Ребёночек оттаивал, мерцал глазищами, радостно носился по детской площадке, при твоём появлении. Засыпал возле - на диванчике, а струны гитары, полученной из далёкой страны, по заказу, мерно перебирались и звенели от предвкушения новых прикосновений. Захотелось сдать позиции, оборона сменилась ожиданием … и встречами.
Ещё недавно отпахивала выживание литературное, форумнописательское. Захлёбывалась миниатюрами, вздёргивалась ночными сигналами мобильного телефона - проснуться, чтобы поменять потную пижамку малыша и сесть снова за комп. С рассветом, расцветающим песней птицы дзенькающей, нащупать где-то в бумагах, запутавшуюся мобилку и нажать быстро, чтобы не будила остальных. Мне-то спать уже бесполезно. Если прилягу на секундочку - не встану. Опоздаю в жизнь нормальнодневную. Буду жить форумной, запутавшись в днях, пролетающих мимо.
Форум. Спасибо. Вы вышли.
Господи, спасибо, что я вышла. Никогда больше никуда не войду. Моя нервная, очень нервная и нежная система уже не выдерживает баталий авторов и особенно - авторесс. У меня уже стресс.
Трещу клавиатурой. Мозги прощёлкиваются - залипают. В голове одни матерные выражения и сексуальное раздвоение. Всё влияние миниатюр. Юмористических.
В ноль-ноль часов ребёнок отлуплен и вынужден заснуть. Моя миниатюра не созрела. Юмора во мне - кот наплакал. Мажорные ответвления в кончиках пальцев явно в миноре - отстукивают только грустное.
Пойду, поем картошки - рецепт интернетовский, сайт намба... полезла в словарь русско-английский, неудобно, дура дурой - сейчас все знают несколько языков.
Поздно. Картошку съела, доедая за ребёнком то, что он не съел. Теперь понимаю маму, которая поправлялась из-за нас.
Слова "язык", "миниатюра" вызывают странное возбуждение. Точно такая реакция на картинки из инета. Причём необязательно сексуального характера.
Прилегла возле ребёнка - прижалась. Я люблю тебя, малыш. Прости. Сопит и ворочается, но не просыпается. Забыла погладить дресскодовую одежду - аааа... ладно, пойду в джинсах.
На сайте, моему литературному творению влепили кол и обозвали женским стилем. Причём, засомневались в определение стиля. Наверное, на фото, я выгляжу по-мужски.
Стоп. Это что ж у меня выходит. На плач Ярославны не тянет. Может, свершилось... Помощник-робот Ф-1 двигает бровями и обворожительно улыбается со странички Ворда.
Господи, неужели? Форум. Спасибо. Вы вошли.
Нет. С миниатюрами надо завязывать - очень возбуждают.
Ты не противился, не ломал и не выкорчёвывал компьютерную жизнь. Иногда вклинивал респектноимховые связки в нашу, уже нашу, жизнь.
Перестала вслушиваться в прогнозы лунносолнечнозатменные.
Небо проглотило меня, спутав все планы. Всё намеченное и выверенное множествами дней, лопнуло, когда лимон, подаренный тобой, упал в ладонь райским яблоком.
Неизбежность изломанных тоскливых дней впереди, голосила и грозила клюкой, но упрямое моё сердечко уже соскучилось и томилось… Ещё признаний, ещё ласкового взгляда. Сильных рук, помешивающих ложечкой сахар, в громадной оранжевой чашке. Я купила её сегодня специально. Чай в ней не заканчивается.
Оладушки ярятся дырочками, прожариваются и перекладываются на тарелку с золотистым ободком. Они уже не помещаются, но я не могу остановиться. Просто необходимо чем-то занять себя. До того как… До того… Я прижимаюсь к двери - нет. Это соседи.
Внезапно выяснилось, что я жива. Оболочка лопнула и плоть запульсировала, затосковала, напряглась от твоих прикосновений и вспенилась. Подоконник подъезда сталинского дома, в межпространственном поэтажье, удивлённо совершенствовался, превращаясь, пусть в твёрдое, но ложе. Принимал двоих, нежнояростных, прозревших по волшебству желанной любви, возбуждённых до потери сознания, прислушивающимися дверями с глазкАми помаргивающими. Тихо-тихо, замирая и стискивая зубы, прикусывая губы, чтобы не всхлипывать первобытными вскриками, мы совершали таинство.
Неужели это было? Чьим взмахом мановенным разрушилось и вновь закрыло мой взгляд тёмными звёздами?
На душе ночь. Из мерцающего полушара, роняющего кровавые брызги в синь, готовится разродиться яростный последний вскрик пламени. Потягиваюсь лапами, раздираю когтями песок и мелкие камешки, дотягиваясь до набегающей волны. Тяжело вздохнув, вытягиваю морду...- сейчас, сейчас коснусь, через время и всплески, утопающего в море грейпфрута. Прикушу оранжевокраснодольчатое, и брызнет в глаза и пасть горьковатая сладость. Оживит, приведёт в чувства солнечный вкус. Вскочу и кинусь в солёновлажную тишину, чтобы мои глаза каплями смешались с водой.
Взвыть и забыть, что я собака. Бродяжка, выкинутая последом из жизни. Никому не нужное существо. Кокон безысходности, который окутывает меня, не пропускает ничьих добрых мыслей, намерений и поступков.
Вижу же, движется к моему сердцу тёплое дыхание этой доброты, но натыкается на кокон и, ослеплённое тоской, отталкивается, протискивается и отталкивается вновь. А кому надо бороться с непониманием и нежеланием принятия добра? И в который раз, берег на закате принимает мой кокон и виновато постукивающий по песку хвост.
Утром, почистив зубы, внимательно рассматривая себя в зеркале, запотевшем снизу от растекающегося по ванной пара, обнаруживаю на груди, чуть выше соска, родинкой проявившейся, крупную песчинку. Задумчиво снимаю её, влажносолёно прилепившуюся, подношу ближе к глазам и вдруг… в зеркале отражается вытянутая морда с чёрным носом.
Собака, проскальзывает сквозь зеркальную гладь и слизывает песчинку с ладони. У неё - мои глаза.
Новенькая, черепашьим шагом пробираюсь по облакам. Они колеблются и вздрагивают. Выкобеливают на сердце седину. Мне нельзя сдаваться - я, единственная, осознавшая разные пути и сплетения всех своих я.
Моих попыток и возрождений. Дверей, в которые выходили женщины моего рода. Так часто, последнее время, забывая черты твоего лица, пытаюсь изменить схему - просматриваю прошлое, анализирую.
А что делать? Тот самый подоконник не стал выходом к морю - когда я поднимаюсь домой, его знобит, и дрожит гулом машин разбитое стекло.
Не попадаю в квартиру - проскакиваю в другие времена и созвездия, проживаю другие, но мои жизни.
Я выхожу в эту дверь…
Она всё время разная. Иногда, я забываю, кто я и мне кажется, что дверь не моя. Но нет… Это мой выход. Независимо от пра-пра-пра или будущих рождений моих девочек, это - я. И это - моё прощание.
Да! Забыла сказать главное. Прощание-выход-дверь обязательно должно быть прощением. Иначе, нет смысла выходить. Даже, если невозможно остаться.
Дверь первая.
Он никогда не бил женщин. Тем более, меня… А тут, по лицу. И ложка с кашей вспрыгнула вверх, расплескав пшённые крупинки. Упала на стол, звонко ударившись о жёлтый пластик. Седые волосы прилипли потной проталинкой. Губы, бледными полосками, попытались выговорить слова, но промолчали. Зато заметались глаза, непонимающей, бессмысленной улыбкой - не больно, не знаю, не чувствую, что… Что?
Он удивлённо посмотрел на меня, пытаясь понять, что произошло. Как это, его рука, одряхлевшая и подрагивающая, так исправно кормившая меня, посмела ударить… Замер. Тяжело поднявшись, туже завязал узел махрового халата с зелёно-синими полосами и, пытаясь осознать происшедшее, потерянно пошёл к плите.
Он не увидел, как - Я выхожу в эту дверь…
Дверь вторая.
Я оставила квартиру и поехала навестить дочь. Полезность моего появления должны были подтвердить ценные вещи, которые, с большим трудом, упаковала сама. Внучка, приезжая в гости, радовалась железному домику-лампе с разноцветными стёклами. Вот его, картину с девочкой и голубем, когда-то давно вышитую, да ковёр со стены - ещё абсолютно целый и протёртый с обратной стороны хозяйственным мылом (от моли), привезла детям.
Конечно же, и не думала, что не через год, и не через пять… И не через тринадцать лет, не вернусь к себе. Как-то неожиданноинсультно йокнуло сердце, когда готовила ужин внучке. Накрыло все эти годы моей нечленораздельной речью и упрямством в поступках. Не понимают они меня…
Глянула на девочку с голубем… на выросшую внучку, на замученную на двух работах (и, слава Богу, что есть работа - жить-то, как?), постаревшую дочь… Неожиданно подумалось, что нитки оставила, мулине разноцветное… Картину довышить небесами голубыми. Успеть бы. Вот оно - доказательство моей полезности. Оправдание всех этих лет. Быстренько за нитками…
Я выхожу в эту дверь…
Дверь третья.
Когда-нибудь я расскажу о ней… Не сейчас. Мне просто страшно рассказывать то, что ещё можно изменить.
Я верю, что новые мои я, прежде чем выйти в эту дверь, будут другие - лучше во всех отношениях. Им не надо будет прятаться в кокон, их никогда не будут бить и их рукой, взвесью иероглифической, пропишутся такие ромашковые луга, что новичок нашего «я» скажет по-другому…
- Я вхожу в эту дверь…, - и улыбнётся.
Music: свет компьютера
© Ирина Жураковская, 2008