Ему нравилось играть, нравилось прятать этот огромный мир в свои теплые ладошки. Не прятаться самому - Он был водящим – и уж наверняка не прятать от кого-то свои глаза, что было бы глупо. Прятать мир… Мир с легкостью и необычайной покорностью вмещался, принимал предложенную ему форму лодочки, спрятавшись как-то смешно егозил и пыхтел, и, наконец, после произнесенного заклинания (раз-два-три…), выныривал уже преобразившийся и зовущий к поискам. Маленькие ладошки и огромный мир. Оставался только Он и ладошки, прикрывшие и без того закрытые глаза, а мир исчезал, прятался, и не было мира ровно столько, столько хотелось Ему. Мир прятался, а Он в этом мире оставался… Как не пытайся, Он оставался все равно, потому что мир был очень, даже чересчур большим, он попросту был всем. А как спрятаться во всем? ВО ВСЕМ!?.. Маленькие ладошки и огромный мир. Они успели сдружиться и хорошо ладили друг с другом.
Играть было до жути интересно, хотя и вовсе не сложно. Просто нужно было не слышно и не торопясь идти по комнате, вглядываясь, прислушиваясь, чувствуя… Скрип половицы, короткое шмыганье носом, шевеление плотной - от солнца – шторы, торчащая нога, облаченная в красные колготки. Прятавшиеся с легкостью обнаруживали себя, вместе с Ним принимались за поиски еще не найденных товарищей, и даже один раз предательски указали то место, где затаился самый старший (и оттого, как предполагалось, самый хитрый) из них. Обойдя одну из комнат Он нашел сразу четверых, игра неумолимо приближалась к своему завершению… Двух комнат было так мало для серьезной игры, интриг и выдумки отчетливой стратегии; двух комнат было так достаточно, чтобы игра не наскучила и не расстроила напрочь кого-то из участников игры… И вот уже найдены все, назначен новый водящий, и даже кто-то из взрослых украдкой заглянул в комнату, но тотчас, не будучи замеченным радостной и раскрасневшейся детворой, ретировался. Пробило девять и скоро, уже совсем скоро, детей начнут разбирать по домам. Но можно было сыграть хотя бы еще один раз. Нужно было сыграть хотя бы еще один раз!
И только Он не хотел начинать новой игры... Неожиданно для себя Он понял, что игра на самом деле не окончена, что Ему еще необходимо отыскать что-то очень важное, такое же важное, как огромный мир, совсем недавно прятавшийся в Его ладошках... Найти обязательно, ведь завтра или в следующий, бог знает когда могущий выдаться, раз отыскать это «важное» будет значительно сложнее, или не удастся вовсе. Отыскав это Он смог бы успокоиться, выполнить предначертанное Ему и, быть может, чуточку приблизиться к столь вожделенной взрослой жизни, стать по-настоящему БОЛЬШИМ, обогнать своих сверстников, товарищей по начатой игре. И Он, не обращая внимания на остальных, вновь взялся за поиски, отправился по комнатам, вглядываясь, прислушиваясь, чувствуя…
Он обладал столь изрядным терпением и каким-то - не по годам - непреклонным усердием, что раздели их на всех знакомых Ему детей – каждому бы достался внушительный кусок, коим не любой из них сумел бы с толком распорядиться. Сдаваться было запрещено, несмотря на непривычную усталость в тоненьких ножках. Он монотонно шагал по комнатам, не обращая внимания на то, как на его маленьких друзей вешают перевязанные резинкой варежки, кутают их в пальтишки и курточки, намотав поверх всего шерстяные шарфы, ведут по домам. Он даже не прощался с ними. Нельзя было прекратить поиски, нельзя было сдаваться.
Происходящее все меньше походило на игру и уже не на шутку начало раздражать Его. Еще немного и слезы брызнут из Его глаз. Он перерыл все, по дюймам прошел обе комнаты, оглядел все скрытые углы, заглянул во все «тайные» места, насколько только позволял Его, покамест, небольшой рост. От расстройства и, невесть откуда взявшейся, злобы на себя Он провел пальцем по полированной, почти зеркальной, поверхности дверцы шкафа, оставив тонкий жирный след. Шкаф, по обыкновению и для спокойствия взрослых закрытый от Его неиссякаемого любопытства, неожиданно открылся и позволил заглянуть внутрь себя. В шкафу было интересно и темно, пушисто от маминой шубы. Может быть именно здесь спрятано то, что Он уже столько времени силится отыскать? Он влез внутрь и вскоре вытащил из глубины шкафа большую плетеную корзину, без разбору набитую всем подряд. Папин носок, наполовину распущенный или недовязанный синий свитер, целая куча переливных календариков, суровые советские значки на зеленом бархатном кусочке ткани, разломанная машинка (жаль, уже не отремонтировать), вырезки с рецептами из старых журналов, несколько черных кусочков домино, среди которых даже обнаружился «дубль-три», свернутый квадрат синтепона, оставшийся после шитья куртки на осень, и... Что это? Детская сандалия? Да, именно сандалия. Она лежала на самом дне, и Ему пришлось с головой влезть в корзину, чтобы попытаться вытащить ее оттуда. Он коснулся ее рукой и потянул, сандалия не поддалась, тогда Он потянул сильнее и сразу почувствовал, что какая-то непонятная сила дергает его за ногу, тащит куда-то вверх. Он поднапрягся и, наконец, вместе с этой злополучной сандалией вытащил из корзины самого себя. Целиком, в сандалиях, шортах и футболке, с уже начавшей отваливаться коростой на недавно разбитой коленке, с взлохмаченными и местами прилипшими к вспотевшему лбу волосами. Сразу стало понятно, что продолжать дальнейшие поиски нет никакого смысла, что именно это Он и искал. Он нашел себя и теперь уже мог быть совершенно спокоен.
Огромный мир радостно ухмыльнулся и нырнул в привычную лодочку ладоней.