Ноль (Проза)

       Я медленно шел по пешеходному мосту, засунув руки в карманы. Утро всегда пронизывает своим рассветным холодом, напоминает, что вот он - новый день, что хватит спать. На небе - неразбериха. Ночь еще не успела сдать свои дела, и торопливо приводит их в порядок перед лицом рассвета, - гасит звезды, светлит небосвод, прикрывшись еще яркой, негаснущей луной. Спешит.
       Новый день неумолимо наступает.
       Я оглянулся на Храм.
       Прости, Боже. Зря я так... Верю, конечно же.
       Об одном только прошу - сделай так, чтобы Димке там было хорошо. И одному, и другому. Да и вообще, - сделай так, чтобы всем, кто уже там, было хорошо.
       Нет, чтобы было хорошо здесь - просить не буду. Это ведь наша забота. Наше дело.
       Я вздохнул. Достал пачку, которую мне вручил Ярослав...
       Ярослав.
       Я остановился, как вкопанный, ругая себя последними словами.
       Нет, ну какой же я идиот. Видал кретинов, но чтоб таких...
       В четыре часа ночи отправить мальчишку с сотней гривен на руках, - доедешь, дескать, без проблем. Да с ним что угодно могли сделать, завезти куда угодно! Черт, ну здорово... Проявил, понимаешь, человеколюбие, от которого сейчас уже, может быть... да что угодно может быть.
       Чехарда обрывочных мыслей в голове заставила ускорить шаг. Я почти побежал по мосту.
       Очень хотелось бы знать, - сколько сейчас времени?
       И я побежал.
      
    ***

       Время - уже не песок. Оно уже не обволакивает густым и жестким коконом, не заключает в клетку собственной жизни мое сознание, не бередит вялой тревогой мою душу. Теперь время - набирающий скорость пассажирский поезд, на который я безнадежно опаздываю, потому что нужно бежать, спешить, а я задавлен грузом чемоданов, наполненных моими собственными воспоминаниями, а брошу их - тогда какой смысл мне куда-то ехать?
       Шлагбаум опущен. Зачем, для чего? Только чтоб меня задержать?
       Я перепрыгиваю его, спотыкаюсь, едва не падаю. При этом замечаю, что очень тяжело дышу и бежать дальше просто не смогу. Тем более - куда? Я, конечно, помню, где он живет, но это практически другой конец города. Денег у меня нет, банкоматов поблизости тоже не видно.
       Черт, что ж за одышка такая жестокая? Надо срочно бросать курить...
       В панике я, остановившись, оглядываюсь по сторонам, мой мозг лихорадочно просчитывает варианты. Все они либо фантастичны, либо глупы до безобразия, каждый из них - темный коридор; короткий ли, длинный ли, но неизменно заканчивающийся тупиком. Я не вижу выхода.
       Безысходность и стыд.
       Может быть, это одно и то же?
       Черт, что ж такое... Почему я всегда делаю выводы когда уже поздно, когда от моих выводов уже ничего не зависит? А главное - до чего мы дожили, если всерьез боимся того, что мальчишку уничтожат за несчастную "сотню"? Да, мой страх более чем оправдан, и конечно же - не в деньгах дело.
       Потому и спрашиваю сам себя - до чего мы дожили?
       Около меня останавливается машина. Вишневая "девятка". Откуда она выехала, я не успел заметить.
       Дверь открылась.
       - Малой, ты?
       Да, я малой, я дурак, я поэт - я кто угодно, только ребята, прошу вас, поскорее.
       - Не знаю, - ляпнул я в ответ. - Может, и малой. Подвезите, пацаны, срочно надо.
       Водитель, открывший дверь. Полноватый, короткая стрижка, спортивный костюм. Кроме него в машине я успеваю заметить еще двоих.
       - Точно, - улыбается водитель, - Димона малой. А вырос же как...
       Я краем сознания вспоминаю, - да, это старые друзья старшего Димки, водителя помню, его руки в наколках. И похоже, что это их "девятку" я видел ночью. Но для меня сейчас это совершенно не важно. Есть только цель.
       Паника? Нет. Безысходность и стыд. Но к черту стыд, когда найден выход.
       - Подвезите, - почему-то робко прошу я снова.
       - Садись, - водитель кивает на переднее пассажирское сиденье.
       Оббегая машину и открывая двери, я успеваю услышать из салона тихое:
       - Говорил вам, как будто Димон на Монастырку звал...
       - Закрой рот, - спокойно посоветовал водитель.
       Димон звал... Не важно. Все это сейчас не важно.
       - Куда?
       Я называю место.
       - В такую рань в такую срань, - удивляется водитель. - Ладно, поехали...
       Машина срывается с места. Я закрываю глаза.
       И только сейчас накатывает на меня беспредельная тоска от перспективы встречи с родителями Ярослава.
      
    ***

       Машина уже уехала. А я все стоял под домом и курил, стараясь унять взбудораженные нервы, успокаивая бешено стучащее сердце. Получалось плохо. Несколько раз глубоко вздохнул, путая пар изо рта с выдыхаемым мною дымом, выбросил окурок. Снова вдох-выдох.
       Перед смертью не надышишься?
       Медленно, словно приговоренный, я пошел вперед.
       Не отрывая взгляда от вороны, усевшейся на ветке растущего рядом дерева.
       - И ты здесь? - спросил я ворону.
       Она не ответила, сорвалась с ветки и улетела.
       Я и не ждал ответа.
       Не до того.
      
    ***

       Почему, несмотря на то, что иду я очень медленно, мне кажется, что я куда-то спешу? Что-то словно гонит меня вперед, требуя быстрее дойти, скорее покончить со всем этим и начать заново. Разобраться с недоделанными моментами на работе, бросить курить, снова начать отжиматься от пола, поменять наконец-то старые краны на кухне, выбросить весь тот мусор, что пылится на душе и в квартире, может быть даже ремонт сделать, музыку послушать, в кино сходить. Жить.
       Так значит, я тороплюсь жить?
       Квартира номер семнадцать.
       Жму кнопку звонка. Перебужу сейчас всех, - запоздалая мысль.
       Дверь открывается.
       Если честно, - мне сейчас очень страшно и стыдно, как будто я в голом виде иду по оживленному проспекту. А больше всего стыдно из-за того, что никто, кроме меня, в этом не виноват.
       - Вам кого? - мужской голос.
       - Привет, Олег, - просто говорю я, разглядывая пол лестничной клетки.
       Всем своим естеством почувствовал - он меня узнал. И потому просто жду. Все, будь что будет, - так бросается в окно живущий на шестом этаже, квартиру которого охватил пожар, отрезавший все остальные пути и уже подбирающийся к человеку своими равнодушными и всеуничтожающими огненными пальцами.
       Будь что будет.
       - Дядь Сережа? - это Ярослав. Он рядом с отцом.
       Я бросаю на него взгляд, подмигиваю с грустной улыбкой.
       - Я.
       - А я... я щас!
       Он бросается куда-то в глубину квартиры.
       - Простите, что так рано, - я наконец-то нахожу в себе силы посмотреть Олегу в глаза. Хочу добавить, что должен был убедиться в том, что Ярослав добрался, хочу извиниться за то, что сделал семь лет назад, но не говорю ничего.
       Напоровшись, как ныряльщик на сваю, на грустный и глубокий взгляд Олега.
       - Тут курить можно?
       - Дай сигарету, - говорит он, сделав шаг за порог и закрывая дверь.
      
    ***

       Мы стоим между этажами, как зависшие между прошлым и будущим кристаллики песочных часов.
       Самое главное, я точно знаю - надо поговорить. Но молчу. Это как шахматы, - я рассматриваю все ходы, анализирую и отбрасываю их, потому что ни к чему хорошему они не приведут, только к потере фигур и времени. Времени терять совсем не хочется, оно снова течет песком, но этот песок отныне - лично мой, суверенный и неделимый, и каждая ушедшая песчинка болью отзывается в моей душе.
       Надо поговорить. О многом... и ни о чем.
       Тишина гулко подчеркивает уходящее время.
       - Ты на сына не сердись, - слова как возмутители спокойствия, словно кто-то захрапел в театре на премьере.
       - Да я и не сержусь, - отвечает мне Олег.
       Неужели и моя фраза звучала настолько идиотски?
       Это не важно. Ход сделан, молчание уничтожено. Нужно идти до конца, или признавать мат.
       - Ты прости меня, - говорю я и закрываю глаза, рукой потирая лоб. - Как идиот себя вел... как полный идиот...
       Нет, как идиот веду себя сейчас. Не то нужно говорить, не так...
       А что? А как? Я не знаю.
       - Да ну, я понимаю.
       Воздух пронизан напряжением, как электричеством.
       - Ладно, пойду, - я выбрасываю сигарету в открытую форточку лестничного окна, решаюсь поднять взгляд, чтобы тут же его отвести.
       - Спасибо.
       - Не за что, - вздыхаю я.
       Все равно - оправлять тринадцатилетнего пацана в ночь одного без присмотра было опрометчивым и идиотским решением. Так что действительно не за что.
       - Ты знаешь, - помолчав, говорит Олег, - я теперь только пешком хожу. Нет, ты не подумай, не затем это говорю, чтобы... ну ты понял... просто, хочу, чтобы знал. У меня тот... случай на совести, и мне это зачтется, я знаю. Главное, ты пойми.
       - И ты пойми, - тут же отзываюсь я на эту сумбурную исповедь, которая прорвалась сквозь оборону неловкости. - Мне действительно стыдно. Я урод, наверное...
       - А я тогда кто?
       Я не нашелся с ответом.
       - Береги сына, - только и говорю.
       Замечаю, что он протягивает мне сто гривен. Я решительно отказываюсь.
       - Бери, - говорит он, - таксист с него денег не взял. Выслушал, говорит, дома отдашь. Подумал, видимо, что он эту "сотню"...
       Олег не закончил фразу. И так было понятно. Я смотрю ему в лицо, и с непонятным облегчением отмечаю, что никаких видимых следов та драка не оставила. Только толку-то с того...
       Я взял деньги. Неразменный пятак какой-то... А может, она просто таксистам в руки не дается?
       - Не держи зла, хорошо? - попросил я.
       - Не буду, - кажется, на его лице промелькнула неуловимая улыбка, - потому что не за что.
       Я кивнул.
       - Спасибо.
       И пошел к выходу.
       - Сергей! - слабым эхом отразился от стен подъезда голос Олега.
       - Да? - остановился я.
       - Мы тут с женой Яську крестить собрались...
       - Я только "за", - совершенно честно ответил я.
       Он неловко улыбнулся.
       - Крестным будешь?
       Я улыбнулся в ответ, покачал головой.
       - Что, никого достойнее не нашел?
       - Я-то причем, - ответил Олег, пожав плечами - в точь-точь как Ярослав. - Яська потребовал. Дай свой телефон, что ли...
       Потирая лоб, я диктую номер, не прекращая улыбаться. Невероятно? Да. Жизнь только и состоит из череды невероятностей и неправдоподобных происшествий. Этому я и улыбаюсь.
       А еще тому, что нет больше ни безысходности, ни стыда.
       Как будто кто-то снял камень с души, и теперь...
      
    ***

       ...стало значительно легче.
       Немного больнее, чем обычно, но - легче. Больно, словно заключенному, которого минуту назад выпустили из тюрьмы. Все, срок окончен, но за спиной - привычный уклад, свои правила, к которым привык. А впереди, хоть и свобода, нужная, но непонятная, слишком горячая на ощупь. Слишком хорошо, чтобы отказаться, слишком страшно, чтобы взять. Но, превозмогая страх, берешь - и как будто уже легче, и не так и больно. Просто... привыкнуть, наверное, нужно.
       Новая жизнь. Неплохой подарок на тридцатилетие.
       Хотя тридцатилетним я себя не ощущаю. Хорошо сохранился, значит.
       Я пошел вперед, медленно зашагал по улице. Воздух вдруг оказался сладким и веселым, словно пропитанным весной. Черт знает, что за климат у нас здесь, - вчера зима, сегодня уже дышится по-весеннему, - но мне нравится.
       Я поймал себя на том, что улыбаюсь.
       Рука в кармане натолкнулась на вырезку из газеты. Ну нафиг, - подумал я, решительно смял ее пальцами, добив окончательно, затем достал из кармана и бросил, размахнувшись, на проезжую часть. Она тут же погибла под колесами проезжающего мимо автомобиля.
       В новую жизнь не нужно тащить с собой из прошлой жизни ненужный балласт. Только самое необходимое.
       Судя по солнцу, сейчас около шести утра.
       А я, прикрыв глаза, неспешно двигаюсь по тротуару, наслаждаясь запахом весны. Спать не хочется совсем. Как будто бы и не было бессонной ночи.
       - Я вас знаю, - вдруг слышу я голос рядом.
       Девушка.
       - В газете видели? - с улыбкой спрашиваю я. Она кивает. - Просил же, чтоб не фотографировали.
       Она улыбается в ответ. Мы всегда стараемся улыбнуться в ответ, потому что нам так редко улыбаются. И своей улыбкой мы хотим согреть чужую, чтобы этим хоть ненадолго продлить ей жизнь.
       - Глупо получилось, - замечаю я. - Да и не стоило это целой газетной полосы. Писать им, что ли, не о чем больше... А как вас зовут?
       - Ольга, - говорит она.
       Откуда-то я знал это. Образ?
       - Как вам повезло, Оля...
       - Это почему же? - кокетливо спрашивает она. Женщины...
       - Потому что сегодня начало весны, - я как никогда серьезен, - и плевать на календарь.
       Почему-то она рассмеялась, а вместе с ней рассмеялся и я.
       Все-таки я ребенок. И мне положено смеяться, когда хочется, и плакать, когда нужно.
       А самое главное, - я хочу и буду радоваться весне.
       Своей новой весне, сейчас уносящей мой номер телефона в своем электронном телефонном справочнике. Глупость какая-то, - говорила она, записывая последовательность цифр, но улыбка ее жила и цвела радугой посреди просыпающегося города. А я подумал - урожайное утро на раздачу номеров.
      
    ***

       Я остановил такси и, забираясь вовнутрь, поймал себя на мысли - ну хоть этому таксисту достанется та самая злосчастная "сотня"?
      
    ***

       Она обязательно позвонит, я это знаю. И если честно, жду этого. Забытое ощущение - чего-то ждать, на что-то надеяться, кому-то счастливо улыбаться...
       Почему мы так редко улыбаемся друг другу?..
       Не потому ли, что редко улыбаются нам? Наверное.
       Но ведь - если мы сами не будем дарить улыбки другим, откуда они у них возьмутся?
       - Влюбился, что ли? - поинтересовался таксист. - Весь счастливый такой.
       - Не знаю, - подумав, ответил я. - Просто... жить нравится.
       - А кому не нравится, - мудро заметил водитель. - Куда?
       Я открыл рот, чтобы назвать адрес, но вспомнил о деньгах.
       - Секунду, - сказал я, - сейчас деньги проверю.
      
    ***

       Что может быть лучше, чем пройтись пешком замечательным воскресным утром?
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      

    Аарон К. МакДауэлл (с)

    Февраль-март 2007.