Литературный портал Графоманам.НЕТ — настоящая находка для тех, кому нравятся современные стихи и проза. Если вы пишете стихи или рассказы, эта площадка — для вас. Если вы читатель-гурман, можете дальше не терзать поисковики запросами «хорошие стихи» или «современная проза». Потому что здесь опубликовано все разнообразие произведений — замечательные стихи и классная проза всех жанров. У нас проводятся литературные конкурсы на самые разные темы.

К авторам портала

Публикации на сайте о событиях на Украине и их обсуждения приобретают всё менее литературный характер.

Мы разделяем беспокойство наших авторов. В редколлегии тоже есть противоположные мнения относительно происходящего.

Но это не повод нам всем здесь рассориться и расплеваться.

С сегодняшнего дня (11-03-2022) на сайте вводится "военная цензура": будут удаляться все новые публикации (и анонсы старых) о происходящем конфликте и комментарии о нём.

И ещё. Если ПК не видит наш сайт - смените в настройках сети DNS на 8.8.8.8

 

Стихотворение дня

"партитура"
© Нора Никанорова

"Крысолов"
© Роман Н. Точилин

 
Реклама
Содержание
Поэзия
Проза
Песни
Другое
Сейчас на сайте
Всего: 302
Авторов: 0
Гостей: 302
Поиск по порталу
Проверка слова

http://gramota.ru/

   Шесть
      
       Две границы моей жизни. Маленький Димка, - тоненький лучик света, грустная улыбка, светлые волосы и мечтательные карие глаза, неумелые рисунки в тетрадке по математике вместо домашнего задания и вечно исцарапанные руки, - где только умудрялся? Взрослый длинноволосый Димка, - спокойный сильный голос, татуировка - синий скрипичный ключ - на правой руке, готовность прийти на помощь и шрам на подбородке, сигарета за ухом и гитара в углу, золотые искры в зеленых глазах и вера в Бога.
       И между ними - я.
       Я вышел за границы загруженного мне уровня. И теперь система торопливо и наобум за секунды выстраивает мне дорогу, используя стандартные текстуры и архитектуру, заложенные главным разработчиком, и в панике пытается понять, - почему я никак не вписываюсь в стандарт?
       Жизнь - самая непродуманная игра.
       А мы - сложные самонастраивающиеся, и как следствие - работающие некорректно, машины. Мы не знаем, чего хотим и для чего созданы.
       Мы - дети. Прямо как дети.
       Только детям плевать, для чего они созданы. Они просто хотят - всего и сразу.
       И честно говоря - они в своем праве.
      
    ***

       - Не ори, - грустно попросил Димка своим низким красивым голосом, откинув волосы взмахом головы. - Слушать тошно.
       Я замолчал, вытер непрошенные слезы с глаз.
       - "Не ори"... А что мне делать?
       Димка достал из пачки сигарету, бросил пачку на стол. Я решительно достал еще одну, чиркнул зажигалкой и, глубоко затянувшись, выдохнул дым прямо в его сторону.
       И с тоской подумал о себе, - ну не придурок?
       - Сережа, ты придурок, - грустно констатировал Димка, сложив сильные жилистые руки на груди. Сигарету он заткнул за ухо. - Тринадцать лет уже, а как маленький себя ведешь.
       Я не выносил, когда он так со мной разговаривал. Слезы снова выступили на глазах, но я громадным усилием воли сдержал их.
       - Да, как маленький. Я ребенок, ты сам мне вчера это говорил.
       - Ну кто тебя просил с ними связываться? - Димка даже повысил голос. Это означало, что он очень расстроен. - И сколько раз я просил тебя не курить?
       Много раз, Димочка. Очень много. И еще столько же раз попросишь. И я столько же раз пообещаю не курить. И все равно все твои просьбы и мои обещания без толку. Когда я впервые взял в зубы сигарету, мне было девять лет. И я тут же понял, что буду курить всю жизнь.
       - Не об этом сейчас, - пробормотал я, но сигарету погасил.
       Фраза повисла в воздухе. Нужно было что-то сказать.
       - Димка, - я не смотрел на него. - Мне по любому конец...
       - Вот только не надо утрировать, - Димка усмехнулся, спокойно и уверенно, как всегда. - Конец тебе по любому, если и будешь продолжать так чудить. Сколько ты должен?
       Тишина липким звоном обволокла комнату.
       И в тишине сдавленно и тихо прозвучали мои слова.
       - Пять тысяч.
       Димка озадаченно почесал нос. Присел на край стола.
       - Как я понимаю, не гривен.
       Я промолчал. Что мы, фраера что ли, на гривны играть...
       - Поздравляю тебя, Шарик, ты балбес, - произнес Димка растерянно. - А где их брать в случае проигрыша, эти пять тысяч, ты подумал?
       Да ни о чем я не думал, Димыч, - с беспомощной обреченностью мысленно кричал я. Даже о деньгах я не думал. Просто - хотелось выиграть.
       И в этом все и дело, - с ужасом понял я. Хоть копейка на кону, хоть миллион, - мне все равно. Просто хочется побеждать. Всех и каждого. Но делать это честно, и если не получается победить честно, то хотя бы честно проиграть.
       Что я и сделал. Честно-честно.
       А толку с этого... Я-то играл честно, а они нет.
       Значит - не нужно играть, не зная досконально правил?
       - Понял теперь? - голос Димки звенел, клубился вязью печальной заботы. Он тепло улыбнулся. - Криминальный, блин, авторитет... Ох, Сережа...
       Я вздохнул. Улыбнулся в ответ.
       А потом тихо и обреченно расплакался.
      
    ***

       Те ребята больше никогда меня не трогали и о долге не вспоминали. Я не знаю, что сделал Димка, но на меня смотрели с уважением, хоть и с той поры сторонились.
       Это было не заслуженное уважение.
       Я - нашкодившее ничто.
       Я хочу стать компьютерщиком, - сказал я в тот же день Димке. За компьютерами будущее, и мне хочется творить это будущее лично, своими руками. И заработать уважение своими делами, а не чьим-то вмешательством.
       Мы помолчали. Я запоздало спохватился.
       - Спасибо, Дима.
       Поздно, очень поздно. Зато искренне.
       - Тебе спасибо, Сережа, - просто сказал Димка.
       Мне стало очень больно.
      
    ***

       - Серый... - испуганный и дрожащий Димкин голос. - Ты чего?
       Я открыл глаза. И тут же напоролся на карий взгляд Димки, полный страха и растерянного непонимания происходящего, как будто Димка ждал объяснений. Я усмехнулся. Эх, Димка, если ты ничего не понимаешь, то я и подавно. И почему я еще жив? Ведь отчетливо помню, как кусал мои ноги холодный Днепр, не простивший людской дерзости.
       - Теперь-то я точно умер? - спросил неизвестно у кого.
       Димка продолжал с настороженным испугом смотреть на меня. Точно так же, как и до моей смерти, беспощадно светило солнце сквозь кривую дыру в ночи. Сколько сейчас времени, хотелось бы знать...
       - Живой ты, Серый, живой, - вдруг затараторил Димка и порывисто обнял меня, лежащего на песке.
       Кстати, я полностью одет. Точно ведь помню, что раздевался перед прыжком в черную воду.
       - Никогда не пугай меня так больше, - шепнул Димка, прижимаясь к моей груди. Помолчав, улыбнулся, добавил:
       - Сердце стучит...
       Если бы каждый раз, когда я это слышу, мне давали по доллару, то за сегодняшнюю ночь я бы уже заработал два, - цинично подумал я.
       Я боялся признаться себе, что отчаянно боюсь, что внутри меня водоворотом хлещет и шумит паника, которую я прячу за холодным рваным цинизмом. Уже два раза я неминуемо должен был погибнуть, и все равно оказываюсь здесь, на солнечном пляже посреди февраля. Или принять за факт, что смерть меня все-таки скрутила еще на аттракционах, и это и есть загробная жизнь?
       Как-то она совсем не похожа на то, что описывали все религии мира. И атеисты тоже тогда, получается, были не правы...
       И Димка.
       Понимая, что сейчас точно двинусь головой от страха и той мешанины мыслей, что творится в голове, я тронул Димку за голое загорелое плечо. Теплое, живое, и родное.
       - А чем не пугать, Димка?
       - Да вот этим, - он не поднимал головы, и обиженные слова его вибрировали гулом диафрагмы в моей груди. - Почему ты мне не поверил?
       Я глядел на небо. Вранье это все. Нет ни солнца этого, ни теплого летнего песка. Наверное, лежу я сейчас на больничной койке в палате с отморожением всего, что только можно, на грани ампутации мертвых конечностей, - а может, уже и без этих самых конечностей, - и вижу все это во сне. Вранье это все.
       Так что - и Димка тогда вранье?
       Небо мигнуло, как будто на мгновение прервался сигнал, передающий прошлое в мой закипающий мозг, и на какие-то доли секунды не стало ни лета, ни теплого песка, - ничего. Несколько снежинок бросились в атаку на мое лицо, и остались на нем талыми капельками холодного бытия.
       Господи, что же это происходит? Почему, за что?
       - Димка... - прошептал я.
       Страх панически стучался сердцем в грудную клетку, сбрасывал мысли в пропасть ужаса и рвал меня на части. Я закричал, отбросил Димку от себя, вскочил, побежал прочь, не оглядываясь, лишь бы покинуть этот круг яркого лета, вырваться прочь, в холодное и липкое, но привычное настоящее, накрыться с головой одеялом забот, по-детски спрятавшись от этого страха.
       Я ребенок, вашу мать.
       Чего вы от меня хотите? Что хотите мне дать?
       Ничего мне не надо. Ничего не вернуть. Ничего не исправить.
       Димка, ты ли это? - стучалась в голове испуганной птицей единственная мысль. А тот, кто сейчас задает этот вопрос, - я ли это? Или где - я?
       Я бежал изо всех сил. Ноги увязали в цепком песке, который ни за что не хотел отпускать меня отсюда. Упал, пополз на четвереньках, задыхаясь своим криком.
       - Прекрати морочить, отпусти! - срываясь на крик, шептал я. - Не трожь, оставь, отпусти...
       А в ушах моих плакал умирающий Димка.
       Убил?
       Я убил?!
       Я набрал полную пригоршню песка и умылся им, раздирая колючими песчинками свое лицо, смешивая слезы с гранулами мерзлого холода.
       И вдруг стало спокойно и горько, как бывает, когда добрый отец посадит тебя на колени и начнет утешать, успокаивать, погладит по голове с нежностью и пониманием, и все проблемы останутся позади, ненужные и неважные. Словно нарыв в моей душе прорвался, и вместе с гноем вытекла вся ноющая боль, которую я взращивал целых семь лет. Прекратил стучать в голове кровавый молот, перестал прыгать пляж.
       Я боялся оглянуться. А вдруг Димка все еще сидит там и горько плачет...
       Не оглядываясь, я поднялся и пошел вперед.
       Прочь с острова.
       Я ненавижу тебя, остров. Ведь это ты заставил Димку делать все это. Ты его убил. Не я. Не тот несчастный мотоциклист.
       Ты.
       И за это ты будешь наказан. Не мной. Я всего лишь нелепое нашкодившее ничто.
       Поэтому не относись ко мне слишком серьезно. Который час хотя бы скажи, и я отстану...
       Взрезая воздух крыльями, подлетела ворона.
       - Уйди, добром прошу, - со страшным спокойствием сказал я. Ворона послушно улетела, оценив угрозу в моей интонации.
       К горлу тяжелым комом подкатила тошнота, и меня вырвало.
      
    ***

       И тут же вырвало еще раз.
       - Дим... - слабо сказал я, глядя на Димку.
       Стало легче, только голова гудела, как транформатор.
       - Доволен? - изобличающе-заботливый голос Димки выводил меня из себя. - Боже мой, четырнадцать лет, а ума нет...
       Да, доволен, твою мать...
       - Пошел ты, - невнятно пробормотал я, и снова склонился над унитазом. Спазм сжал желудок, но рвать уже было нечем. Я закашлялся.
       - На, выпей еще, - Димка протянул мне кружку с алой жидкостью.
       Я затухающим взглядом посмотрел на кружку, нечувствительными слабыми пальцами взял ее, поднес к губам. Но заставить себя выпить хотя бы грамм не смог.
       - Пей же, давай! - похоже, Димка находился на грани истерики.
       Я заплакал. От жалости к себе и к Димке.
       - Что это были за таблетки?
       - Не знаю...
       Откуда мне знать. Я просто залез в аптечку, не глядя взял несколько упаковок таблеток, и сосредоточенно их проглотил, запив стаканом воды из-под крана, смахивая слезы с ресниц. А теперь вот проваливаюсь в бесконечно прямую темноту, где будет очень хорошо...
       - Не спать!
       Удар по щекам. Никогда не слышал, чтобы Димка так орал.
       - Не спать!!!
       Еще один.
       Я открыл глаза.
       - Да не сплю я...
       Зачем-то поднял руку. Никогда не замечал, что моя рука такая тяжелая. Да и вообще - все тело тяжелое и неуправляемое, голова так вообще... Особенно голова, все норовит упасть на грудь, обещает неслыханное блаженство. В первый и в последний раз, конечно же. А дальше?
       Ну так - знал, на что шел.
       - Пей, Сережка. Пей, родной, я прошу тебя, ну. Пей же, идиота кусок...
       Сейчас, Димка. Для тебя - что скажешь.
       - Пей, давай, родненький. Что ж ты делаешь, что ж ты...
       Я пью. Глоток за глотком. Роняю чашку. Меня снова выворачивает тем, что секунду назад выпил.
       - Хорошо, хорошо, - это Димка. Он здесь, рядом. Наверное, только он и держит меня еще здесь, рядом. - Пей еще, умоляю.
       Пью.
       Кажется, что я обложен ватой. Нет рядом Димки, мне только показалось, что он здесь, нет никого, только вата и глухие удары сердца сквозь вспышки внутри головы и леденящий страх.
       - Все, Серенький. Вставай, вставай, малыш...
       Встаю. Наверное, встаю. Ничего не чувствую.
       - Хорошо, молодец. Идем, идем...
       Наверное, то, как я иду, смотрится очень страшно.
       Я так думаю - я чувствую, что Димке страшно.
      
    ***

       - Шеф, ну давай скорее. Умоляю, ты видишь, что секунды решают?
       - Да что ж я сделаю...
       - По тротуару давай!
      
    ***

       Холодный март, немного снежит робкая еще весна. Она смущенно глядит на рослого и сильного мужчину с длинными волосами, который несет на руках в больницу нескладного худощавого подростка в летних шортиках и серым цветом лица...
       ...потом, дома, Димка устало и бесцветно рассказывал мне все. Как он занес меня в больницу, как дал деньги медсестре. Про капельницы рассказал, сколько это стоило. Самое главное и сложное, - говорил он, разрезая мне душу безжалостной правдой, - нужно было убедить медсестру, что я отравился. Не так и много потребовалось для убеждения - всего-то пятьсот гривен. Итого, мои три дня обошлись в тысячу.
       - Сережка, - сжав пальцами виски и глядя мне в глаза, сказал Димка. - Я ж эти деньги не рисую.
       - Прости меня, пожалуйста, - я отвел глаза.
       Все-таки я изрядная сволочь.
       - Что мне теперь делать? - глухо спросил Димка. - Ножи прятать, газ отключить, замки по ящикам развесить, решетки на окна поставить, каждый твой шаг контролировать? Слова тебе не сказать?
       Я не смел поднять на него глаза.
       - Я больше никогда не буду, - прошептал в ответ, вздохнул.
       Димка подошел ко мне, сел рядом. Обнял за плечи.
       - Зачем? - спросил он просто.
       От одиночества, Дима, - думал я, глядя на точечный след от игл капельницы на руке. От щемящего и беспросветного одиночества. Ты делаешь все, чтобы меня оттуда вытащить, но, тем не менее, я одинок. Теперь и, наверное, навсегда.
       - Больше не буду, - упрямо произнес я вслух. - Никогда-никогда...
       Я не врал.
       - Эх, Серенький... - Димка прижал меня к себе. - Умеешь ты уроки из ошибок извлекать и признавать их, умеешь, не отнять этого... Если б еще научился ты ошибок не делать...
      
    ***

       А как бы их не делать... Думаешь, Дима, мне хочется вот так чудить постоянно, каждый раз потом чувствуя себя последней сволочью? Не хочется. Как потом в глаза смотреть людям, которым я жизнь отравляю? Просто хочу жить, радоваться тому, что живу.
       Кто мне не дает?
       Хороший вопрос...
       Ты вот всегда в своих молитвах просил - избави, Боже, подай. А имел ли право на это? И так Бог нам дал все, что нам нужно, и даже с избытком, а мы постоянно - дай, подари, сделай за нас... И потому, - возможно, только возможно, - и был я у тебя такой тварью. Чтобы ты прощал, доставал меня изо всех тех волчьих ям, куда я сам себя загонял, в последний миг, когда я уже был готов упасть в пропасть, ловил меня за руку... И прощал. Снова прощал.
       Ты ведь делал это, Дима. Раз за разом.
       И потому имел право просить у Бога.
       А я? Что я сделал такого хорошего или важного, чтобы иметь на это право? Или - что я должен сделать?
      
    ***

       Все. Успокоился. Встал. Стряхнул с бороды и ресниц песок.
       Хорошенький, мать его, день рождения.
       Прочь отсюда.
       Только не оглядываться.
       - Серый!
       Не оглядываться.
       И делать вид, что это полное боли и слез "Серый!" просто шум февральского ветра в ушах.
       А не плач преданного мной малыша.

© Аарон К. Макдауэлл, 04.12.2008 в 06:12
Свидетельство о публикации № 04122008061245-00085526
Читателей произведения за все время — 52, полученных рецензий — 0.

Оценки

Голосов еще нет

Рецензии


Это произведение рекомендуют