Зелёное платье (Рассказ)

Они вышли из дома в половине первого. До вечерней электрички оставалось ещё много свободного времени. В лицо летел снег, порывисто и пронизывающе дул ветер, на автобусной остановке привычно ёжились воробьи и люди.
Та, которая постарше, загородила от ветра стоящую напротив и сказала:
- Ой, я же забыла у тебя своё зелёное платье…
Подруга отряхнула снежинки с воротника её серого пальто с потертыми рукавами, поправила висящую наискосок сумку и отвела глаза; говорить не хотелось.                    
Они доехали до площади, вышли из автобуса и пошли дворами к музею изобразительных искусств. Снегопад становился всё сильнее, солнце погасло, свинцовый и тусклый день больше напоминал вечер. Около музея, прижавшись друг к другу, стояли двое. Снег облепил неприкаянные фигурки и превратил их в одно целое.
Картины словно оживали, раздвигали свои границы и становились ближе и понятнее  одной, оттого что другая  много знала о художниках.  Обойдя безлюдные залы постоянной экспозиции,  они задержались у павильона Каслинского литья, а потом заторопились к выходу. В магазинчике сувениров при музее серебристые серёжки привлекли  внимание старшей, и, вдевая их в уши взглянувшей на часы подруги, она  с нажимом произнесла:
- Тебе, на память.
Когда  вышли на улицу, было совсем темно и тихо, словно звуки застревали в снегу. Бледно светили фонари. Вытянутые тени выбегали из-под ног и пропадали в сплошной наклонной стене, настолько густой и плотной, что в трёх шагах уже ничего нельзя было разглядеть, казалось: шагнешь в эту движущуюся стену и потеряешься, утонешь в ней. Младшей  почудилось, что  само время мчится на них.
- Ну и снежище!
- Про такой снегопад говорят – не видно ни зги.
Пройдя по железному мостику через реку, мимо закруглённого снегом  одноэтажного здания, они чуть-чуть постояли перед  парящей плотиной и стали подниматься по широкой  лестнице к мёрзнущим на ветру  Татищеву и де Генину.
- А в народе их называют Бивис и Бадхэд, помнишь был такой чумовой американский мультик? Его запретили в Америке, а у нас чуть ли не по всем каналам гоняли, - усмехнулась горожанка.
- Знаешь, сегодня я впервые вдруг почувствовала, что начинаю любить твой город, - сказала другая.
До электрички оставалось чуть меньше часа. Вынырнувший из бегущей пелены троллейбус был по-воскресному пуст и по-зимнему холоден.
Здание вокзала призывно светило тёплыми огнями подсветки, табло расплывалось оранжевым пятном  сквозь толщу снегопада, и голос диктора  звучал надтреснуто и глухо.
- С какой платформы? – спросила  провожающая, стащила зубами мокрую варежку, вытерла залепленные снегом очки и прищурила близорукие глаза.
-  С пятой, с девятого пути…
Они остановились у последнего вагона. Уезжающая мыслями была уже далеко, хотя всё ещё смеялась и шутила.  Подруга остро ощущала эту её отстранённость и безжалостно утекающие минуты, ей казалось, что не только время, сама жизнь уходит, убегает, словно снег сквозь растопыренные пальцы. Тает, тает, превращается в холодные капли. Попробуй, сделай их  снова  снежинками! Ах,  если бы повторить лучшие мгновения промелькнувшей так быстро жизни! Ну почему времени вечно ни на что не хватает? Она пытливо заглядывала в глаза старшей, словно стремилась прочесть и понять то, что владеет её мыслями и чувствами. Боясь не успеть, в который раз бессмысленно спрашивала:
- Ты позвонишь?
- Электропоезд следует до станции…
Городская безнадёжно махнула рукой и качнула головой. Холмик снега, выросший на капюшоне куртки, заскользил вниз. Она сделала несколько шагов, вошла в снеговую завесу и пропала.
За окнами вагона, разрывая белизну метели, мелькали черные деревья. Снег под колесами завихрялся и, взметнувшись кверху, мчался вслед летящему поезду. В стеклах окон отражались плафоны  голубоватого света и плавно покачивающиеся  люди.
Уезжающая прижалась виском к холодному стеклу, вздохнула и закрыла глаза.  Монотонный разговор колёс усыплял.
Внезапно она увидела, что оставшаяся в городе подруга пришла домой, достала из шкафа зелёное платье и стала кружиться с ним по комнате, а потом надела его на себя и подошла к трюмо. Висящее на ней платье было не по фигуре. Но по необъяснимым законам сна высокая фигура в зеркале  расплылась и укоротилась. Платье ожило, зашуршало и приняло форму тела. Лицо неожиданно искривилось, задвигалось, потекло, стало истончаться и неудержимо меняться. Оно то старело, то молодело, то  приобретало детскую нежность, скручивалось и вытягивалось жгутом и снова расправлялось, точно  девочка, затаившаяся в этом текучем лице и меняющемся теле, решила освободиться и перекроить свою жизнь заново. Но женщина и старуха, живущие вместе с ней внутри,  цепко держали и не позволяли ей вырваться. Наконец длинные тёмные волосы превратились в короткие и светлые. Кожа  пергаментом обтянула лицо, и оно пожелтело и состарилось. Глаза изменили цвет с карего на серый и зарылись глубоко под высветлившимися бровями. Нос укоротился и чуточку расширился. Пухлые губы стали суше и тоньше.  
Это  она сама на себя смотрит из зеркала…                                                                                                        

                                                                                                          2005-2007