В помещении жарко и душно из-за раскалённого стекла. Дяденька в очках, синем халате и в нарукавниках делает вазу прямо на наших глазах. Он берёт какую-то трубочку, опускает её в расплавленное цветное стекло, потом подносит трубочку ко рту и начинает дуть. Это похоже на то, как выдувают мыльные пузыри. Стекло начинает двигаться, как живое, красно-синие цвета смешиваются и как бы проникают друг в друга. От неуловимого движения руки оно вытягивается, становится похожим на большую длинную каплю, в которой дрожат и переливаются оконные стёкла и наши лица. Затем он что-то делает ещё, одним движением обрывает стеклянную нитку, и перед нами – готовая ваза. На некоторых вазах тётеньки-огранщицы делают на гранильном станке красивые узоры.
Вдруг мастер взял совсем тоненькую трубочку, окунул в стекло, и стал колдовать над шариком на конце трубочки. Специальными приспособлениями он вытягивал горячее стекло, умело придавал ему нужную форму, что-то лепил, словно из пластилина. И вот у него на столе стоит маленький стеклянный заяц. Одно ухо у зайца согнуто, другое торчит, лапки раскинуты в стороны.
То ли я стояла ближе всех к мастеру, который делал вазу, и слишком восхищённо смотрела на него, то ли у меня единственной были на носу очки, как у него, но он вдруг посмотрел на меня поверх очков, взял в руки зайца и сказал:
- А это тебе, черноглазая!
Вдруг вспомнилось, как мы с Вовкой были маленькими и справляли вместе Новый год. Нас было пятеро; Вовка, Игорь, Светка с младшим братом и я. Какие мы были смешные. Как дураки пытались изобрести водку, смешивали воду с солью и сахаром и пытались пить эту противную смесь. Полночи смотрели в Светкин полевой бинокль, как в доме напротив мигают огнями ёлки и веселятся люди. А Вовка тогда поднял бинокль в небо и сказал мне:
- Смотри, это Большая Медведица!
Вовка больше не учится в нашей школе. Я даже не знаю, где он. За последние несколько лет он так сильно изменился внешне. От детской пухлости не осталось и следа. Высокий рост, спортивная фигура. И он по-прежнему смотрел все эти годы на меня так, как смотрят сквозь стекло.
Я тоже изменилась. Вытянулась еще выше. Совсем худенькая. Лицо, правда, такое же круглое, волосы ниже плеч. Любимое желтое расклешенное платье стало совсем коротким, и ноги из-за этого кажутся еще длиннее.
Один дяденька на улице прищелкнул языком и, подняв указательный палец кверху, сказал вдруг:
- Ты – девочка на все времена. Знай себе цену!
Коллекцию минералов подарила в школьный кабинет географии.
Как-то вдруг она меня перестала интересовать. Даже странно, а ведь когда-то на олимпиады по геологии меня посылали. Оставила себе на память один только «карандашик» горного хрусталя, да и то лишь потому, что его подарил мне Вовка.
Экзамены за восьмой класс позади. Я всё сдала на пятерки. Впереди выпускной вечер.
С мамой купили белое платье и белые туфли в магазине на Крауля. Я довольна покупками, несу их сама.
Навстречу нам идёт мужчина в светлой рубашке и чёрных брюках, рядом с ним высокий мальчик. Что-то смутно знакомое в облике этого мужчины настораживает меня. Я мельком смотрю на мальчика, и успеваю заметить заинтересованность и радость в его глазах. Пара проходит мимо, и мы по инерции продолжаем двигаться вперед. И вдруг я столбенею и мысленно кричу:
- Вовка!!!
Оборачиваюсь назад и вижу, что и мальчик оглянулся, смотрит на меня и улыбается. Тогда я тоже улыбнулась и помахала ему рукой.
Мама спросила:
- Кто это?
- Это же Вовка! Вовка Дмитриев!
Я шла, смотрела по сторонам, о чем-то говорила с мамой, а внутри меня радостно билась мысль:
- Наконец-то он простил меня!..
Завод вплотную подобрался к нашим баракам. Некоторые бараки уже сломаны, людей переселили в новые дома на ул. Бардина. Скоро и нас…
Мама радуется, что у нас будет новая трёхкомнатная квартира с горячей и холодной водой, ванной и туалетом, где мы будем жить вместе с бабушкой, что у нас на двоих будет отдельная комната, что я пойду в новую школу. Она бегает оформляет ордер на квартиру, упаковывает вещи, готовится к переезду. А вчера они с дядей Витей купили цветной телевизор!
Я тоже рада, но вместе с тем мне, почему-то, грустно. Жалко эти старые, никому не нужные бараки. Одно хоть хорошо, бабушка будет жить с нами. Да и Нелька будет жить на втором этаже в том же подъезде, что и я.
Правое крыло нашего барака уже переселили. В той половине, где живем мы, осталось только несколько семей.
Я поднимаюсь по лестнице на второй этаж и захожу по очереди во все пустующие комнаты. Пол в некоторых разобран, штукатурка на стенах ободрана до дранки. Вот здесь жили Белоглазовы, а здесь – Кичигины, в этой – Веселовы, а тут – Черепановы.
В одной из сломанных комнат нахожу на полу картинку с домиком под сосной. Беру ее на память об этом промелькнувшем так незаметно светлом кусочке жизни. Поворачиваюсь к выходу и вдруг вижу в углу разбитую синюю вазу, в осколках которой отражаются моя склоненная фигура, комната за моей спиной и окна во двор моего детства…
- Девочки! Девочки! Посмотрите, что дала мне мама! – и в голосе дочки звенит торжество.
Я подхожу к открытому окну, наваливаюсь на подоконник и смотрю, как дети обступили Ксюшку и рассматривают осколки, несколько минут назад бывшие масленкой. Мне совсем не жалко этой золотой рыбки, пусть она принесет хоть капельку счастья моей дочери.
Я все смотрю и смотрю на дочку, а вижу совсем другую девочку, с чёрными глазами, с рассыпчатыми соломенными волосами, которая взяла вот и зачем-то вдруг вспомнилась.
2003 – 2005 г.г.
