глава, в которой рассказывается о том, как брат убивает брата, но этому мешает маленькая девочка Таня, оказавшись оперативнее милиции и смелее взрослых людей, наблюдавших за дракой
Освободится иной зэк: в неволе ни «красный», ни «черный» - серобурмалиновый, неприметный, ан ждет его около ворот учреждения, где он покорно оставил полжизни, «Мерседес» или «Форд» какой, намарафеченный до блеска. «Кореша» и «тёлки» ликуют навстречу из фешенебельного салона, потрясая золотыми цепями да ожерельями на телесах. Везут сидельца в кабак и славят на всю округу, словно он Олимпийские игры выиграл на досуге. Коньячок, лобызания, танцы - все блага жизни и без презерватива.
Но бывает иначе. Мокрый снег залепил глаза вчерашнему арестанту. В лагере такого не было никогда, до плаца не долетали снежинки, метёлки шуршали быстрее ветра, а на воле распутица - наледи, грязь и лужи. В осеннюю слякоть окунулся Корнеев. Старые штиблеты раскисли, носки промокли, и благо ещё, что братки подогнали овчину да шапку из общака, а то бы слёг от жара на первой автобусной станции и каюк… Вечерело, когда Олег добрался до места, где проживал его брат. Собравши в кулак обиды, старик нажал на звонок.
- Кто там? – послышался детский голос.
- Свои, - ответил Олег.
Дверь отворила Таня. Маленькая девочка удивлённо глядела на гостя, не зная смеяться ей или плакать. На носу у посетителя висели очки, закреплённые за уши мокрыми шнурками. Он протирал их толстые стёкла пальцами, но свежие полосы тут же запотевали, и незадачливый старик убрал очки в карман полушубка, предварительно развязав их на затылке так, как развязывают ботинки. На шапке, пошитой из искусственного меха, лежала охапка мокрого снега. Вода ручейками текла по лицу, утопая в морщинах, падала на одежду, его полушубок топорщился раскрытыми полами в дверь. Душа была нараспашку – без шарфа, рукавиц, в штопаном свитере, тронутом молью. Такого непослушного дедушку Таня ещё не видела никогда.
- Вы похожи на клоуна, – сказала она, не зная как себя вести.
Олег откашлялся и спросил:
- Где Василий?..
- Вам нужен дедушка? Мама, к нам гости…
В прихожую выглянула женщина лет тридцати.
«Сноха», - догадался сиделец.
- А вы собственно кто ему будете?.. – поинтересовалась она.
- Василий Корнеев мой брат.
- Заходите…
В квартире братья поверх очков изучали друг друга: барабанили пальцами по столу, волновались, не зная, откуда лучше начать беседу о предстоящей им жизни на воле. Тревожно было на душе у обоих. Женщина накрыла на стол и достала бутылку водки.
- Простили, стало быть, тебя, Олег?.. – спросил Василий
- Откинулся, однако…
- Да ты пей… Не стесняйся, закусывай… и пей… Колбасы, чай, давно уже не ел?
- Забыл что такое…
Водка согрела душу. Едва занюхав выпитое хлебом, не утруждаясь едой, Олег Иванович Корнеев налил себе второй стакан и опрокинул его, не глядя на брата, вслед за первым.
- А мы, вот здесь впятером перебиваемся... Живём стало быть… Две семьи – моя и сына... Он работает вахтовым методом в геологоразведке. Приезжает на выходные. Внучку ты видел
- А как дела у сестры?.. – оборвал его Олег.
- Она в Оренбурге - учёная, степень защитила… - ответил скороговоркой Василий.
- Я знаю…
- Дети её ухожены и женаты… Живут уже сами по себе – беды не чают...
- Вы приезжали в девяносто восьмом году ко мне на зону с бумагами на продажу дома, который остался от матушки нам в наследство и обещали быть честными при дележке денег.
Настороженная сноха остановилась. Она испугалась слов, сказанных Олегом. Самый ответственный момент беседы настал….
- Продали хату, Василий?
- Да, продали, брат… Перед самым дефолтом…
- А где моя доля?
Тишина воцарилась в квартире. Где-то за стенкою у соседей шла по радио агитация, кто-то из кандидатов проводил предвыборную кампанию, рисуя светлое будущее своим избирателям.
- Вот, брат, в областное собрание мэра нашего выбирать будем, - господина Валиханова, молодой он да ранний - сорок лет ему отроду ныне...
- Где моя доля?.. - угрожающе повторил Олег.
- Нету, братишка, прости, - голос у Василия дрогнул.
- Где доля? - заревел обманутый брат. - Где моя полуторка? Где моя сберкнижка? На что и где я буду жить?
- А ты поезжай к сестре, она устроена… Приютит на время...
- Я всю жизнь скитаюсь по лагерям, - он ударил кулаком по столу, посуда подпрыгнула и зазвенела. – Я горбачу, не разгибаясь на государство!.. Я мужик, а ты - сука!.. Могила меня исправит?
Удары посыпались на Василия со всех сторон. Сноха позвала на помощь соседей, позвонила в милицию, а незваный гость искал на столе что-нибудь тяжёлое или острое, чтобы добить упавшего брата. Соседи глядели молча из-за дверей, не понимая происходящего. Милиция не спешила на вызов, а когда она торопилась?
- Гнида! - хрипел Олег в лицо брата. - Умри, как собака!..
Резкий детский голос, словно глоток ледяной воды, отрезвил дебошира и остановил эту драку.
- Не убивай дедушку! За что?
Рука с ножом поднялась и замерла над головой у поверженной жертвы. Последний удар не состоялся. Помутневшими от гнева глазами убийца увидел ребёнка, осторожно заглядывающего на кухню впереди свидетелей, парализованных страхом.
- Не убивай дедушку, - молила Таня.
В суровом мире, откуда он вернулся, драки бывали не часто, но если случались, то зрители жаждали крови: кричали и хлопали, советовали, как лучше уничтожить и размазать по казарме человека, сломать ему жизнь навеки… И ломали…
- Я люблю дедушку… Он показал мне медведя и волка
Нож выпал из рук. Ослепший, было, от ненависти человек растерялся и прозрел. Сработал ли вековой защитный рефлекс продолжения рода - из глубины веков, когда торжествующие враги при виде ещё не окрепшей жизни оттаивали в гневе и прекращали истязания и битвы… И дарили жизнь поверженным людям?.. Или господь бог проснулся от детского крика и восстановил равновесие добра и зла не судом, а профилактической мерой?.. Детская любовь одолела ненависть взрослых. Зло вылетело в открытую форточку, и мир возвратился в квартиру...
- Кризис был, брат, - заплакал Василий, - и не в прок нам пошла продажа, ты прости нас - пропали деньги… В одночасье… Вот были, а нынче нет… Тысячи людей разорились и по свету пошли. Вас кормили, а нас?.. Кто накормит, кто оденет?.. Демократ из телевизора?.. Жириновский из партии либералов?.. Или наш президент?..
Девочка обнимала его за ногу. Она настороженно глядела на гостя, словно могла при первой же опасности взять дорогую ношу в охапку и убежать с ней: спасти, унести в безопасное место, где никто не найдёт её дедушку, не убьёт, не обидит. Василий дрожал, вытирая правой рукой разбитую бровь, другой он гладил внучку по голове:
- Он больше не будет драться… Не бойся…
- Он же хотел тебя убить?..
- Ему было горько…
- Неправда...
- Ты прости меня, брат, за слова на суде… Я был глуп, я верил - в светлое будущее, в судей, в милицию… А где оно?.. У разбитого корыта, без денег дважды оставили вожди…
Воздуха не хватало. Дрожали колени. Хрипы при каждом выдохе рвали лёгкие. Клокотало в груди.
- А знаешь, как тяжело найти хорошую работу, брат?.. Чтобы не глумились над тобой, не гнали улицу, прочь?.. Чтобы платили в сроки?.. А отдавать по счетам долги: за газ, телефон, за услуги? Обивать пороги начальников и дарить подарки тому, кого не любишь? Кому до фени твоя душевная боль и мизерные доходы…
Старческие силы недолги. Олег Иванович Корнеев поднял очки. Упавшие на пол во время драки. Правое стекло треснуло, дужка сломалась. Выдавил из бутылки остатки водки в стакан, выпил залпом, влез в овчину и вышел вон. Покойная жена не могла родить ему сына или дочь, резус крови был разный. Супруги боялись плохого исхода. Матушка умерла, а сестра и брат жили устроено, правильно. Хмельное тепло иссякло, и того не понимая сам, Корнеев ближе к полуночи вернулся в колонию.
- Тебе чего? - обомлели дежурные на первом посту.
- Жить негде, - крякнул посетитель и попросился на ночлег.
- Не положено…
- Что случилось? – спросили у них со второго поста.
- Корнеев вернулся… Пьяный в стельку…
- В будку к Лорду пойдешь? - сострил офицер. Так звали приворотную собаку, дежурившую на третьем посту.
- Смеёшься, начальник?
- Тогда в гараж!.. Приживёшься у сторожа…
Видано ли, чтобы вчерашний зэк по доброй воле вернулся обратно в зону? Сторож в ночлеге не отказал, не вызвал милицию, дал ему чаю и предоставил место на топчане. А по зоне промчался слух о великой неправде. Били окна, ломали решётки, швыряли на плац кирпичи и носились по крышам, ломая ногами шифер.
- Права человеку!.. Тепло и ночлег!
Вот так окончился первый день Олега Ивановича Корнеева на свободе…
СПАСИБО, ЧТО ПРОЧИТАЛИ!
