Ну, понятное дело: зачем патроны попусту жечь, ежели холодильник полон? Потом, конечно образумилось. Встало на свои места…
По осени дело было. Сентябрь или октябрь. Погода чудная стояла: днем солнышко так и припекает.
Устроился в тот год я на пасеку сторожем работать. Благо до ближайшей деревни от нее 17-18км. За три часа дойти можно. Вот мы с другом набрали продуктов и поперлись.
Друган мой Андрюха – охотник от рождения. Не высокий, лопоухий, темноволосый мужичонка с добродушным лицом и буденовскими усами. Тайгой он даже не болеет – он просто живет там. В принципе это он-то работу такую и нашел, чтоб к лесу передом, а разным нехорошим людям… ну сами понимаете чем.
Идем по лесу, а душа так и радуется. Солнышко светит, птички поют, кругом листва желтая. Красотища! Зайчишку по дороге встретили. Счет открыли. И вдруг рябчик в кустах на ручье засвистел. Да не один. Ладно, думаю, погоди у меня. С рюкзаком-то по кустам шариться несподручно. А до пасеки меньше километра оставалось.
Пришли на пасеку, а там хозяин и брат его ульи в омшаник ставят.
-Помочь? – спрашиваем.
-Не, - говорят не нужно - мы уж закончили. Давайте лучше пообедаем.
Ну стали мы из рюкзаков доставать ништяки разные. А надо сказать, что пасечники давно уж в магазин не выбирались и поэтому припасы у них на исходе были. А тут и огурчики домашние, соленые, и варенье, и сгущенка, и заяц свежепойманный. А кроме всего прочего я еще захватил яйца и муку.
- А это, - спрашивают - зачем?
- А так, - говорю – пригодится. Может быть, пельмени сделаем, может, пирожков к вечеру напечем.
Ну, посмеялись вместе, чай попили. Самогоночку на вечер оставили. На охоту все-таки… Андрюха – на все руки мастер, из заячьей кости манок сделал. И пошли мы на тот самый ручей, где рябчики свистят.
Тут я позволю себе небольшое лирическое отступление.
Охота на рябчиков с манком – это отдельная песня. Такая охота требует усидчивости и терпения. Бывает, что по полчаса одного рябца подманиваешь. Тут уж нужно отдаться процессу. И получать удовольствие (как нас и учит восточная философия) именно от процесса. Ежели жаждешь результата, то бери собаку, загоняй ее в овраг, а сам, как в тире, стой себе на пригорочке, да постреливай.
Но подманивание рябца – это скорее душевный отдых, чем-то с родни рыбалке. Когда встаешь поутру, закидываешь удочку, и наслаждаешься утренней прохладой и тишиной. И по большому счету тебе глубоко плевать, клюнет или нет.
Говорят, что по весне рябчик лучше идет на манок. Но весной я принципиально не стреляю пернатых. Разве, что на току. И то, если уверен, что передо мной петух. Тут дело такое – одну курочку подстрелишь – десяток погубишь. Другое дело по осени. Есть в золотой осени такая пора, когда рябчики просто дуреют. За день можно до двух десятков настрелять.
Был у меня случай один. Сидел я с манком на рябчика. А он все то сбоку подлетит, то сзади. В таких случаях шевелиться нельзя: знай сиди себе – посвистывай. А он как будто издевается: «Куришь? Пьешь? Меня не перепье-е-ешь!». (Это песенка у него такая). И вдруг, смотрю, – рябой прямо на ствол моего ружья сел, головку склонил и смотрит на меня своим черно – белым зрением. Я аж манок изо рта выронил.
Чтойто отвлекся я. Так вот пошли мы на ручей. Сели под крутой бережок и давай свистеть. Никто нам не отвечает. Выкурили по сигарете, еще свистим. А в ответ – тишина. Только над нашими головами кто–то листьями шуршит тихонько. Андрюха мне на ухо шепчет: это они (рябчики). Без песни по земле подходят. Аккуратно разворачиваемся лицом к обрыву. Приподнимаемся над его краем… И видим несколько пар конских ног. Поднимаем глаза выше, а там табун диких лошадей стоит, с высоты обрыва на нас пялится. Это – ж надо… Целый табун лошадей, а подошли почти бесшумно!
Ну там, где лошади, там другой дичи нет. Это уж аксиома! Пришлось нам передислоцироваться километра на два ниже по ручью.
Идем, значит, по тропе. Деревья почти голые стоят. То тут, то там на фоне общей желтизны краснеют клены. Красотища! Солнышко сквозь последнюю листву пробивается. И на эту – же листву, только уж на опавшую лучики свои роняет. А об эту пору в лесу сухо. Листья под ногами шуршат так, что сам себя не слышишь. Где уж там лес слушать. Вот эта самая шуршащая листва нас тогда и подвела.
Впрочем по порядку.
Отошли мы от табуна прилично уж. Дай, думаем присядем, посвистеть попробуем. Только сели, метрах в десяти друг от друга, свистнули, как из ближайших кустов рябой летит. И опять без песни. Сел на землю, ходит, шуршит листвой. Грудь колесом, важный такой. Кто мол в моем лесу тут свистит? Сейчас всем чужакам залетным наваляю! И с таким вот гордым видом убегает обратно в кусты. Свистнул я еще раз, и еще. Листва шуршит, но ничего не видно. Но вдруг что-то светлое в кустах мелькнуло. У меня первая мысль – лошадь. Показываю Андрюхе знаками. Там что-то большое, белое. Он мне в ответ два пальца растопыренных – мол заяц. Мотаю башкой. Нет. Оба усиленно смотрим в сторону кустов. Андрюха ничего не видит. Он немного дальше меня по тропе сидит. Я же вижу уже не лошадь. А кажется мне, что идет по тропе старичок низенький такой, седой сгорбился весь. А на спине у него рюкзачок брезентовый, выцветший. И вот этот старичок выходит из-за кустов… И тут уж мы оба его увидали. Одновременно повернувшись друг к другу показываем пятерню полусогнутых пальцев. Что на нашем немом языке означает МЕДВЕДЬ!!! Причем величина наших глаз свидетельствует о том, что мы не просто обмениваемся информацией, а орем во всю глотку. Хотя и жестами.
Расстояние десять – пятнадцать метров для мишки это два хороших прыжка. А этот был всем медведям медведь. Хозяин. Ростом он был действительно со сгорбленного старичка. То, что я принял за выцветший рюкзак – было его седым загривком. Маленькие черные глазки щурились от бликов солнца. Нос тревожно принюхивался к нашим запахам. И дополняло всю эту сюрреалистичную картину то, что этот лесной гигант двигался абсолютно бесшумно. В моем мозгу совершенно отчетливо отложилось то, что в кустах продолжал шуршать рябчик. Но мишку я не слышал. Тем временем он отлично слышал наш запах, но пока еще не видел (наверное). Но уже шел в атаку.
Не сговариваясь мы стали перезаряжаться, меняя мелкую дробь на полновесные пулевые заряды. Эта суета нас и выдала. Я стоял ближе. Когда медведю до меня оставалось метров пять – шесть, раздался выстрел. Андрюха перезарядился первым! Хоть у него и двустволка. (У меня один ствол). Почти сразу же стрельнул и я.
Как ни странно, страха не было. Напротив была какая – то собранность в мыслях. Зато сзади я услышал сдавленный, почти истерический голос Андрюхи:
- Хоттабыч, ты только не волнуйся. Только не волнуйся. Иди сюда. Не спуская глаз с корчащегося в судорогах зверя, перезаряжаясь на ходу, пятясь задом я почти подбежал к напарнику. Комичная наверное была картина. Если б не обстоятельства.
Первым выстрелом Андрюха перебил зверю позвоночник. Это нас и спасло. Мой же первый ушел, скорее всего в молоко (если это вообще возможно с пяти метров). Всего мы стреляли девять раз. Это мы потом по гильзам подсчитали. Есть такая старая привычка не сорить гильзами в лесу, а аккуратно их в карман складывать. Вот и тогда на автомате привычка сработала.
Когда медведь затих, я попытался обойти его и всадить «контрольный» за ухо. Бывает иногда так, что зверь только оглушен или притворяется мертвым. Но Андрей схватил меня за рукав:
- У меня два ствола. Я его покараулю. А ты давай на пасеку, за собакой. Если он еще жив, то даже близко к морде подходить нельзя. Как я пробежал по уже темнеющему лесу до пасеки я не помню. Дальше рассказывать буду со слов пасечника:
Мы с братом вещи собирали. К нам еще Колька, конюх колхозный приехал. Он табун искал (тот самый, что мы встретили). Стоим, разговариваем. Вдруг из лесу Хоттабыч выбегает. Весь в поту, куртка расстегнута, ствол в руках держит. Ни слова не говоря, пробежал между нами, отвязал собаку, и скрылся в темноте. Ну канонаду – то в лесу мы слышали. Никак думаем с Андреем что случилось? Вроде как надо пойти, помочь, но у нас одно ружьишко на троих, да и темнеет уж. Да и куда идти не знаем…
Когда я прибежал к тому месту, где все случилось, мой напарник уже сдирал шкуру. На мой вопрос он, почесав ножом под шапкой, ответил:
- А что? Тебя нет, темнеет. Фонарика у меня тоже нет. Я его (медведя) палкой потыкал, да разделывать стал. Руки у Андрюхи уже не тряслись. Движения были привычные и уверенные. Это был его далеко не первый медведь. Да и у меня, признаться, тоже. Но такого большого я даже в зоопарке не видел. Только сейчас до меня дошло, что могло бы с нами случиться чуточку при другом раскладе. И да простите уж за подробности, меня пронесло. Прямо в лужу медвежьей крови. Хорошо, что хоть штаны снять успел. Может быть, потому это и называется медвежья болезнь?
А вечером мы ели беляши из медвежьей печени. Да под самогоночку. Прощались на долгую зиму с хозяевами пасеки. Вот тогда – то Андрюха и произнес свою коронную фразу, которую мы до сих пор со смехом вспоминаем:
- Ха - говорит - А ведь еще два часа назад он нас съесть хотел.
А охоты в тот год потом еще месяца три не было. А зачем зверушек убивать, ежели мяса полный холодильник?