Из двух зол – большее…
В дверь постучали и вошли двое мужчин. Старший из них, азербайджанец лет за сорок с правильными чертами лица и щеголеватыми, начинающими седеть усиками, с модным "дипломатом" в руке направился к Большаковой, второй, помоложе, с фотокамерой через одно плечо и с объёмистой спортивной сумкой – через другое остался стоять у двери.
– Здравствуйте, Наталья Ивановна, я – Агаев, это я вам звонил с вертолётной…
– А, Назим Гаджиевич, ждём вас, ждём…
Он представил своего спутника – лаборанта Виктора Сёмина и познакомился со следователем Исмаилом Алиевым.
– Присаживайтесь, пожалуйста и рассказывайте…
Оба эксперта сели друг против друга за приставной столик, Сёмин пристроил у ног сумку, Агаев положил перед собой и щёлкнул замками "дипломата":
– Данные , конечно, предварительные, анализ в "полевых", так сказать, условиях, но кое-что могу сказать уже сейчас. Вот наброски акта экспертизы, – он положил на стол несколько рукописных листов и продолжал говорить, заглядывая в них, – описание объекта… это неинтересно… вот – в кузове машины обследован деревянный настил и борта, на которых ничего, связанного с предполагаемым преступлением, не обнаружено. Однако там же имеется брезент размером 2,1х1,92 метра для укрытия САГа в нерабочем состоянии, на кромке которого на расстояниях… и т. д… три сквозных пятна размерами… так… ржавого цвета, являющиеся следами крови и не более, как десятидневной давности. Виктор на месте определил пока лишь группу крови, она совпадает с группой Расулова по картотеке местной медсанчасти. Я думаю, этот факт может вам пригодиться в дальнейшем расследовании. Теперь кабина… Так… Ну, места водителя и пассажира, пол, потолок, приборный щит… тут ничего постороннего. Я говорил с водителем, знаю, что вы его уже допрашивали пару дней назад, – после последнего шторма за рулём был только он, поэтому на рулевом колесе только его отпечатки, а вот на замке зажигания, который мы извлекли по вашей просьбе, и на рулевой колонке – чужие… У вас, Наталья Ивановна, есть предположения, кому они могут принадлежать? И почему они именно там?
Большакова помолчала, глядя сквозь Назима Гаджиевича и барабаня пальцами по крышке стола, потом протянула ему папочку с актом экспертизы поднятого водолазами гаечного ключа с фотографиями обнаруженных на его рукоятке фрагментов отпечатков пальцев:
– Назим Гаджиевич, поясню: это изображение цилиндрической рукоятки накидного гаечного ключа для крепления с помощью надеваемой на неё трубки болтов и шпилек диаметром 36мм., а плохое качество отпечатков – не дефект фотографии, а результат метания предмета, с которого они сняты, и, кроме того, этот гаечный ключ пролежал в море пару суток… Постарайтесь сопоставить эти отпечатки с вашими на их идентичность, – и после небольшой паузы добавила, – и вот с этими, пожалуйста, – и она тыльной стороной согнутого указательного пальца подвинула в сторону Агаева стакан с водой, из которого пил Юркевский, – там и мои пальчики найдёте, но они понежней будут... Кстати, я договорилась – фотолаборатория Дома культуры к вашим услугам… Исмаил Алиевич, спросите разрешения у секретарши и проводите товарищей экспертов в кабинет главного инженера, он же на берегу пока. Кстати, вы нашли Аракелова?
– Да, его сейчас привезут, Наталяванна…
– Хорошо, проводите товарищей и оттуда позвоните Тофику в ДК, Пусть, – она взглянула на часы, – пусть через час приведёт Магеррамова. Хоть пообедать успеем. И Юркевскому скажите, он у главного механика, чтобы пообедал и вернулся.
А пока Наталья Ивановна вновь обратилась к своим пометкам на листе синьки с выкопировкой карты района и участка размещения буровой №1105. Её карандаш чиркал новые стрелки и вопросительные знаки, стирая некоторые из старых.
В приоткрытую дверь просунулась лопоухая голова Карена Аракелова:
– Визивали, таварич слэдоватэл?
– Да-да, заходи, Карен… Садись… И скажи мне, чем кончилась ваша с Ибрагимом игра в нарды в ту ночь, когда пропал Ширинбек?
Аракелов, узнав о срочном вызове к следователю, ожидал услышать от неё любые, самые заковыристые вопросы, но про нарды?? Поэтому первой мыслью было:"Ар-ра, дура, что ли?", но вслух его встречный вопрос прозвучал гораздо дипломатичнее:
– А что?
– Разве я непонятно спросила? Хочу знать, кто выиграл, с каким счётом…
– А зачэм, э-э? – Аракелов пытался уловить связь между нардами и пропажей Ширинбека, и потом, не в его правилах было признаваться каждому "встреченному-попереченному" в своём сокрушительном проигрыше этому "кяндчи" (деревенский житель, пренебрежит., азерб); oбида от поражения будет точить его по крайней мере до реванша.
Наталья Ивановна машинально переняла его интонацию:
– Надо, э, надо, Карен-джан…
Какого армянина не подкупит такое обращение:
– Ну, он выгрыл… Ибрагим…, – он тяжело вздохнул, – пят – нол, да…
Большакова сама была любительницей этой популярной в Закавказье игры, и быстро прикинув, что по продолжительности пять партий должны были занять не менее полутора-двух часов, сняла один из своих вопросов на синьке.
– Так два часа и просидели за нардами или Ибрагим отлучался куда-нибудь? На полчаса, на двадцать минут, или даже пять минут?
Аракелов немного подумал, вспоминая, потом широко улыбнулся и сказал:
– Вспомнил , Наталяванна, конечно, отлючался, минут на два-три, – он понизил голос как-будто сообщал великую тайну, – по-маленки ходил… за угол наша стансии, потому что уборни далеко, а ветер силни был… Я точно знаю – вместе с ним ходил… Ещё он удивлялся – ара, куда механик машин угонял, сварочни машин… Потом дядя Коля приезжал, время спрашивал, Ширинбека спрашивал… Я вчера рассказал ваш помощнику. А когда дядя Коля уехал, уже САГ здесь стоял, Ибрагим тоже свой дело делать поехал, сначала под буровой пошёл, всё проверил, потом поехал…
– А куда, не сказал случайно?
– Сказал, когда пят-нол случайно выгрыл… Он вобче злой чалавек… Мне говорит: "Раз проиграл, иди около рации сидись и в будке печку топи, если меня вдуруг будут звать, узнавай, что надо, а я скоро вернусь – со вчерашни дня на 310-й платформе рыба лежит и колада… Отвезу – приеду… Днём где я машин достану…".
– А когда вернулся?
– А часа через два, уже будка тёпли был – я печку топил, но его никто по рации не звал, и мы до утра спали…
Вошёл Алиев, и Наталья Ивановна протянула ему исписанные листы:
– Исмаил, оформите это, пожалуйста, как дополнение ко вчерашнему протоколу допроса свидетеля Аракелова… Спасибо, Карен, вы свободны.
– Да здрастит свобода, – не удержался Аракелов, кивнув головой, а показалось – ушами, на прощанье.
Следователи уже собрались на обед, когда появился шофёр автобуфета. Наталья Ивановна уточнила у него время обслуживания интересующей её ветки эстакады в ночь с прошлого вторника на среду и о попутном пассажире на обратной дороге.
Во время долгожданного обеда, который им с Алиевым подали, как особо уважаемым гостям, в кабинете заведующего столовой, Большакова, вопреки своим наклонностям истинной гурманши, перебирала в уме возможные варианты дальнейшего следствия и уточняла рабочую версию преступления. Чем их кормили в обед, она выясняла у Исмаила Алиевича уже поздно вечером, за ужином.
А пока, вернувшись в кабинет, Наталья Ивановна опять зарылась в свои записи, выстраивая всё более логичную схему. Оставалось выбрать из двух зол… большее и, главное, доказать преступнику его вину и неотвратимость признания.
В назначенное время в дверях показался участковый милиционер Тофик Мамедов с неестественно оттянутой назад левой рукой. Правую он приложил, как положено, к козырьку и доложил:
– Товарищ старший следовател, нарушител рыбного дела…, – он не мог себе представить, за что ещё может понадобиться рыбак следователю прокуратуры, – адмирал… то ест Ибрагим Магеррамов доставлен…, – и потянул левую руку вперёд, – давай, захады…
Стало видно, что Тофик наручниками связан с Ибрагимом, и теперь оба оказались в кабинете. Наталья Ивановна рассмеялась. Действительно, очень смешно выглядела эта пара в связке – казалось, что упитанный Ибрагим, не менее, чем вдвое превышающий по весу и почти на голову выше своего "ведущего", мог бы запросто раскрутить его на цепочке над головой и запустить куда подальше.
– Слушай, Тофик, ты сам сказал, куда он, дескать, здесь денется, а тогда наручники зачем? Сними, пожалуйста… И подойди сюда.
– Инстурукси, Наталаванна, – объяснил он, открывая замки. Затем сунул наручники в карман своих галифе и подошёл к Большаковой. Она с минуту нашептала ему какие-то распоряжения, и он, ответив "есть" и задумчиво поглядев на Ибрагима, подвинул стул к двери кабинета и сел там, еле доставая ногами до пола..
– Садитесь, Магеррамов, – она по всей форме представилась и, перейдя на азербайджанский язык, провела вводную часть допроса. Затем пошли вопросы по существу.
– Скажите, в каких вы отношениях с Ширинбеком Расуловым?
Ибрагим посверлил Большакову своими глазками-буравчиками, и зло ухмыльнулся:
– Так и знал, что начнёте ко мне… лепиться… В плохих отношениях… Много лет зуб на него имею… Он мою невесту увёл, прямо из нашей деревни…
– Неправда, Магеррамов, Гюльнара никогда не была вашей невестой…
– А вы откуда знаете? – Ибрагим даже приподнялся на стуле.
– Сядьте, у нас работа такая – обязаны знать. Так когда вы последний раз видели Расулова, и где?
– В прошлый вторник, вечером на буровой №1105.
Наталья Ивановна вошла в привычный темп допроса:
– Говорили с ним?
– А о чём нам говорить? Всё и так ясно… Он вызвал – механик меня привёз, я шов заварил и остался дежурить…
– А Юркевский с Расуловым?
– Я думал, что они уехали, пока я работал под постаментом вышки, поэтому, когда кончил сварку, пошел в помещение электростанции – там мотор работал и было тепло. Увидел там моториста Карена, фамилию не знаю. Мы решили поиграть в нарды, и я сходил в культбудку за нардами. Когда брал их в "рабочей" половине вагончика, слышал, что в кабинете мастера Сергей с Ширинбеком сильно ругались. Я вышел наружу, через окошко посмотрел, даже хотел к ним зайти, потому что Сергей его так схватил за грудки, думал задушит, но он отпустил, просто кричал ещё… Он же боксёр, руки сильные. Я постучался, сказал, что кончил работу и пошёл к Карену. Оглянулся, видел, что они вдвоём вышли из вагончика и пошли под постамент к скважине. Я знаю – Сергей всегда проверяет нашу работу…
– Потом, значит, в нарды играли… Ну, и как?
– Что как?
– Как сыграли, спрашиваю – кто кого, какой счёт?
– Э-э-э, а с кем там играть… Лопух он…, – Ибрагим в улыбке показал зубы породистого жеребца, – Насухую я его сделал, пять-ноль. А зачем вам?
– Вы отвечайте, Магеррамов, спрашиваю я. Юркевский машину вам оставил?
– Да, сказал, что…
Большакова перебила его:
– И где она была, пока вы были у Карена, и как она стояла на площадке?
– Когда я работал под буровой, САГ стоял задним бортом к постаменту, чтобы ближе к устью скважины, и от ветра немного меня загораживал. Потом они куда-то уехали…
– Кто уехал?
– Ну, Сергей с Ширинбеком…
– Вы видели, как они садились, отъезжали?
– Н-нет, но я через 30-40 минут выходил на площадку – машины не было, значит…
– Ничего не значит. Зачем выходил? – она незаметно перешла на "ты".
– Ну… это… мы там чай пили… много… отлить надо было…
– Понятно… Но как машину завели, если ключ от машины у тебя был…
Ибрагим подумал и даже почесал затылок:
– Да-а, но, наверно, у механика запасной ключ был…
– А если не было?
– Тогда бы он у меня взял…
– А если не захотел у тебя брать?
– Тогда или надо долго рукоятку на ветру крутить – мотор у нас капризный, или проводку зажигания закоротить… В общем, я не знаю, зачем это… Только, когда дядя Коля, дежурный шофёр вернулся за Ширинбеком в час ночи, того не было, а наша машина стояла так же, как и раньше.
– Хорошо, а что было дальше?
Как ни хотелось Ибрагиму отвертеться от рыбной тематики (следователь, всё-таки), но пришлось рассказать и о своём "левом" вояже в ту ночь для переброски рыбы, что в один голос подтвердили, не сговариваясь, его рыбаки-подручные.
– Но я машину так отлично промыл, что даже запаха не осталось… Можете Васифа спросить, он в капремонте работает…
– Да, знаю, хорошо, что хоть цвет сохранился…, непонятно для него заключила Наталья Ивановна, – подойдите к Исмаилу Алиевичу, прочтите и подпишите протокол. И можете идти. И дружков своих заберите. В следующий раз я с рыбнадзором приеду…
Когда Ибрагим ушёл, она несколько минут вместе с Исмаилом отыскивала нужные ей места в магнитофонной записи допросов. Затем она прошла на своё место за столом и кивнула Тофику. Участковый вышел и через пару минут вернулся вместе с Сергеем Юркевским. Вслед за ними в кабинет шагнули два милиционера из присланного наряда, в штатской одежде, каждый из которых по мощности соответствовал паре тофиков; один остался у двери, другой, как бы осматриваясь, не спеша переместился к окну.
– Садитесь, Сергей Георгиевич, нет-нет, сюда, пожалуйста, – она указала ему на место спиной к двери, – у меня тут нестыковка получается, надеюсь, вы поясните… Вот послушайте ваши слова… Исмаил Алиевич, включите этот кусочек.
В динамике магнитофона раздался голос Юркевского: "…я плюнул и даже оставаться с ним рядом не хотел – пошёл на соседнюю буровую, еле осилил эти двести метров против ветра, оттуда уехал с автобуфетом. А он остался дежурную машину ждать…"
Наталья Ивановна внимательно наблюдала за выражением лица Сергея. Оно уже не казалось безразличным или отсутствующим, скорее – вспоминающим и напряжённо обдумывающим.
– Эти ваши показания относятся ко времени между 11.30 и 11.45, не так ли?
– Ну-у… так… Я же с автобуфетом уехал, даже буфетчик уступил мне место в кабине, а сам полез в свой буфет…
– Верно, но вот по показаниям водителей дежурной машины и автобуфета ехали-то вы после часа ночи. Хотите послушать? Нет? Вот и не стыкуются часа полтора… Может, объясните, Сергей Георгиевич?
– Н-не знаю, я на часы не смотрел… Может быть, буфет задержался на буровой…
Наталья Ивановна еле заметно кивнула Тофику, и тот исчез за дверью.
– Можно взглянуть на вашу связочку ключей, Сергей Георгиевич?
Юркевский удивлённо поднял брови:
– Да, пожалуйста, – и вынул из кармана ключи на брелоке с нефтяной символикой.
Она взяла у него связку и стала по одному ключу показывать Сергею с вопросительным выражением лица. Он коротко отвечал:
– От дома… от кабинета… от квартиры родителей… от общежития… от машины со сварочным агрегатом…
– Это тот, который вы оставляли Ибрагиму в ту ночь?
– Д-да, а что?
– По-моему, мы договорились о том, кто здесь задаёт вопросы… Почему вы не забрали его, когда вам понадобилось уехать? Как вы завели машину? – она положила связку на стол и подтолкнула её хозяину.
– Я никуда не ездил, и машину не заводил…
– На вашу беду, Сергей Георгиевич, Ибрагим Магеррамов той ночью выпил чаю больше, чем мог вместить его мочевой пузырь, поэтому отсутствие машины было обнаружено раньше, чем вы поставили её на место.
Тофик открыл дверь и пропустил вперёд экспертов Агаева и Сёмина. Назим Гаджиевич положил на стол перед следователем папку с актами предварительной экспертизы, разложил перед ней несколько новых, ещё влажных после проявления фотографий и поставил стакан в пластиковом пакете.
Юркевский с явной тревогой проследил за его действиями. Вместе с Сёминым старший эксперт устроился на диване у стены, готовый отвечать на вопросы следователя по материалам экспертизы, а Наталья Ивановна стала просматривать документы, опуская описания и задерживая взгляд на выводах. Бегло взглянув на фотографии, она вновь обратилась к Юркевскому, попросив Исмаила выключить магнитофон:
– Сергей Георгиевич, это эксперты республиканской прокуратуры товарищи Агаев и Сёмин. С их помощью я сама могу последовательно перечислить все ваши действия с момента появления на буровой №1105. Действия, приведшие к гибели и исчезновению Ширинбека Расулова. Вам знаком этот предмет? – она вынула из среднего ящика письменного стола гаечный ключ в прозрачном пластиковом пакете и положила его перед Юркевским, у которого округлились глаза и ноги непроизвольно оттолкнули его вместе со стулом назад, как чёрта от ладана.
– Отпечатки пальцев на замке зажигания двигателя совпадают с их фрагментами на этом гаечном ключе и вашими – на этом стакане. Кровь Расулова в кузове машины, в которой вы отвезли его мёртвого или умирающего, и выбросили в море подальше от места преступления… Достаточно? Тофик…
Участковый мгновенно оказался перед Сергеем с вытянутыми вперёд наручниками. Юркевский вскочил на ноги, машинально приняв боксёрскую стойку, но Тофик успел нырнуть вниз и мёртвой хваткой уцепиться за его ногу, а оба милицейских "амбала" с обеих сторон одним прыжком свалили Сергея на пол, заломив ему руки за спину…
Большакова и Агаев, как люди бывалые, даже не шевельнулись, Сёмин пытался подняться, но Агаев одёрнул его: "не мешай", лишь Алиев успел подскочить ближе, получить удар по пальцам ноги упавшим стулом и скуля запрыгать на одной ноге.
Через минуту Сергей в наручниках за спиной с видом затравленного зверя сидел на своём стуле, участники инцидента молча отряхивали свою одежду, и оба "амбала" одобрительно похлопывали Тофика по плечам.
– Так вот, Сергей Георгиевич, – как ни в чём не бывало, продолжила Большакова, – я бы могла сама, но я не хотела бы лишать вас права чистосердечного признания, которое может смягчить вашу участь. Подумайте… Исмаил Алиевич, включите запись.
Юркевский в последние дни жил, как во сне. Он механически поднимался по утрам после беспокойных и почти бессонных ночей, по инерции занимался привычными делами, мысленно постоянно возвращаясь к событиям той злосчастной ночи. В затуманенном сознании то и дело возникало и маячило слабо освещённое в полумраке лицо Ширинбека в последний миг, распахнутые от неожиданности и удивления глаза...
– Я скажу… Я не хотел… Так получилось... – он говорил короткими отрывистыми фразами, и звуки его охрипшего голоса падали в мёртвую тишину, прерываемую иногда лишь слабым поскрипыванием перематывающейся магнитной плёнки, – Мы поскандалили в будке, я говорил вам… и успокоились… хотя внутри кипело… Потом постучался Ибрагим… он закончил сварку… Дайте воды…
По знаку Большаковой Исмаил, прихрамывая, подошёл со своим стаканом и попоил Сергея. Тот криво усмехнулся:
– Больше отпечатков пальцев не нужно, значит…
– Продолжайте, Сергей Георгиевич.
– Мы вместе вышли из будки, пошли к устью скважины… проверить… я впереди… сейчас… как замедленная съёмка… на ринге, по секундам… Посмотрел шов – ровный, красивый, без пропусков… На одном из болтов фланца превентора оставлен ключ… вот этот…, – пауза и глубокий вздох, – я подумал – может недокрепили… попробовал – нормально. И в этот момент он снова за моей спиной завёл свою песню про мою жену, да как надо, да как не надо… Я развернулся и прицельно кулаком ему в челюсть… даже не на нокаут рассчитал, а так, на слабенький нокдаун… Забыл, что в кулаке ключ зажат… головка прямо в висок пришлась…
Никто не нарушил молчания, и он продолжил тихо, делая большие паузы:
– Зашвырнул ключ подальше… не от страха – со злости, поверьте… Хотел в "Скорую" его… даже в машину положил… но увидел – поздно…
Он замолчал и опустил голову на грудь.
– А дальше, дальше, Сергей Георгиевич? – нарушила тишину Большакова. Она делала своё дело, и не считала возможным размениваться на эмоции.
– А дальше я вспомнил ухмылку Ибрагима, когда он заглянул к нам в вагончик, и понял, что он знает и о скандале, и о его причине… И продаст с потрохами – коварный он человек… И я испугался, да, сильно испугался, – он как будто что-то доказывал сам себе, – и уехал… далеко уехал и… и концы в воду… А от себя не уедешь… И от его удивлённого взгляда…
VI
ЭПИЛОГ (от автора)
Читатель, наверное, и сам догадался, а сомневающимся автор сообщает, что всё изложенное выше – плод его досужей фантазии, не имеющий ничего общего с реальными фактами и биографиями.
По роду своей работы, да и вообще в жизни, как и вам, Читатель, мне доводилось быть участником многих событий, в том числе и трагических, сталкиваться с людьми разных характеров и судеб. Поэтому в сочинении мне оставалось лишь сочетать их, вплетая выдуманных персонажей в предлагаемые воображением условия.
А поводом к созданию романа послужила одна неожиданная встреча много лет спустя после описанных событий.
В середине 90-х годов мне предложили сопровождать в качестве консультанта по морской нефтегазодобыче группу американских нефтяников из Хьюстона, где я к тому времени проживал с семьёй, в Баку.
Естественно, грех было не принять предложения побывать на своей родине, где прожил свыше шестидесяти лет, из которых сорок было отдано работе в море и для моря (мне претит словосочетание "вторая родина" – как будто человек способен рождаться дважды). Кроме того, к нашему с женой социальному пособию около тысячи долларов в месяц совсем не лишними оказывались "командировочные" по триста долларов в сутки помимо полного обеспечения перелёта, гостиницы, питания.
Короче, пару ветренных февральских недель я, после семилетнего перерыва, вновь ездил и прогуливался по знакомым с детства улицам, проспектам и площадям. Город предстал передо мной и до боли знакомым, но до ещё большей боли – чужим.
Прежде всего бросалось в глаза, что мой старый, добрый, уникально интернациональный Баку превратился в мононациональную столицу мононационального государства. Это было написано на лицах прохожих и на табличках с новыми названиями улиц, слышалось в звучащей вокруг речи. Поражала также эклектика стилей в оформлении города – смесь традиционно восточного вместе с недавно возвращённой латиницей азербайджанского языка и не самых лучших западных образцов на американо-турецкий манер с козырянием английскими словами и оборотами в рекламе, названиях гостиниц, банков, магазинов, ресторанов, объектов культуры.
В первое же воскресенье мои спутники по командировке – бизнесмены-нефтяники отправились с переводчиком знакомиться с памятниками старины, начиная с загородного Храма огнепоклонников, а я начал свой поход по городу с интернационального или, как его называют в обиходе, еврейского кладбища. Вместе с однокашником, профессором Мурадом М. на его машине мы наведались на могилы родных и рано ушедших друзей, как могли прибрали их и сфотографировали на память, – доведётся ли ещё увидеть…
Мурад торопился в аэропорт – встречать рейсом из Махачкалы кого-то из родни, заметно разросшейся с тех пор, как он был избран членкором Академии Наук Азербайджана, и я попросил высадить меня у Приморского бульвара на площади Азнефти.
На бульваре я присел на скамейку, с которой видны были окна моего бывшего кабинета на втором этаже Объединения "Каспморнефть". Память мгновенно воскресила многие эпизоды последних десяти бакинских лет во главе дружного и работящего коллектива Технического управления...
Настырный северный ветер, проникавший под куртку, быстро согнал меня со скамейки, и я пошёл по аллее к центральной части бульвара, подставив ветру спину.
В погожие выходные дни бульвар обычно заполнялся самым разным народом – днём здесь резвились дети, группками по интересам кучковались пенсионеры – шахматисты, нардисты, "политики" и "лекторы-международники", "футболисты" и "выдающиеся тренеры" по всем видам спорта, которые всегда точно знали, "как надо было…"; ближе к вечеру сюда подтягивались на прогулку "подышать свежим воздухом" степенные пары бакинской интеллигенции, а чуть позже скамеечки в тенистых (вечером – затемнённых) аллеях оккупировались парочками влюблённых, как правило, по одной или, в крайнем случае, при дефиците "персональных" скамеечек, по две пары на скамейку по её концам. Прошёлся я и по "той самой" аллее, где сам сиживал со своей благоверной свыше четырёх десятков лет назад.
В этот пасмурный ветреный день навстречу попадались лишь прохожие, отдавшие предпочтение запаху моря перед запахами выхлопных газов автомобилей на параллельном бульвару проспекте Нефтяников.
Тем живописнее ещё издали показалась группа людей медленным, даже как будто торжественным шагом, двигавшаяся навстречу. Впереди шла женщина в модной чёрной каракулевой шубе и в платке "кэлагае" на голове. С обеих сторон её чуть поддерживали под руки двое молодых мужчин в кожаных куртках и серых каракулевых папахах. Один из них в свободной руке нёс большой букет цветов, прикрытый от ветра целлофаном. За ними шли ещё трое – пожилая пара под руку, пряча лица от ветра в шарфы, и женщина помоложе в куртке-"Аляске" с капюшоном и с букетом цветов в руках.
"Наверное, какое-нибудь событие идут отмечать в старом Интуристе, – подумал я, – хотя пешком до гостиницы далековато, пожалуй… ". Я не успел додумать эту мысль до конца, когда группа подошла поближе, и я замер, поражённый удивительным сходством – с букетом в руке шёл оживший Ширинбек Расулов, только очень молодой. Я забыл (а может и не знал), как звали его сыновей, но хорошо помнил имя жены, и я позвал, не отдавая себе отчёта, правильно ли я делаю:
– Гюльнара-ханум…
Они уже поравнялись со мной, и женщина резко остановилась и повернулась ко мне.
"Ну, конечно же, это она, но куда девалась её болезненная полнота… Сколько же ей сейчас… должно быть пятьдесят… статная, хотя и чуть полновата…", – эти мысли молнией пронеслись в голове, и я спросил по-азербайджански, сам удивившись сохранности языка в моей памяти:
– Вы, наверно, не узнаёте меня? Я…
– Нет, почему же…, – она протянула мне руку, улыбнулась и назвала по имени и отчеству, – мой муж всегда так хорошо о вас отзывался… И нам вы на первых порах очень помогли. Но я слышала от кого-то, что вы уехали… в Израиль, кажется? – меня удивило, что кто-то здесь ещё интересуется моей судьбой .
– Уехал, да, но не в Израиль, а в Штаты, да что я... Расскажите, вы-то как живёте? О, извините, я вас, кажется, задерживаю…
– Нет, мы не торопимся. Вот, познакомьтесь… Сыновья – Рустам, Гамид, вы их видели маленькими у нас дома…
– Да, по-честному, если бы не Рустам, я бы вас не узнал и не остановил… вылитый отец…
– Это моя свекровь Мириам-ханум, её брат – дядя Мирали, – продолжила она знакомство, – это Марина, подруга…
Женщина в "Аляске" внимательно посмотрела на меня, ничем не выдав нашего давнего знакомства. Она лишь кивнула, приоткрыв под капюшоном обрамляющие её красивое лицо серебристые локоны. "Наглядная алхимия, – подумал я, – вот так жизнь превращает золото в серебро".
А это…, – Гюля представила меня, но это оказалось лишним, так как мы все уже однажды знакомились в те печальные дни.
– Так что у вас за праздник сегодня? – спросил я Гюлю. Она усмехнулась и ответила:
– Пойдёмте с нами… не праздник это… здесь…, – она кивнула в сторону моря. И я понял, точнее, вспомнил. Ну, конечно, февраль...
Неподалеку от нас в море выдавался стометровый мол, в конце которого в тёплые месяцы функционировал небольшой ресторанчик.
Мы дошли до конца мола, о северную сторону которого море уже колотило гребнями набегающих волн. Рустам рассыпал свой букет на скамейке – это были свежие алые розы, взял одну и протянул матери. Гюльнара поднесла цветок к губам, подышала на него, поцеловала и бросила в море, что-то прошептав вслед. Потом повернулась ко мне:
– Сегодня розочек двадцать… В первую годовщину мы с мальчиками пришли сюда и бросили одну розочку… Море было тихое-тихое, как виноватое… Но каждый год оно другое…
Все бросили в море по цветку, остальные розы подобрала Мириам, наклонилась к воде с подветренной стороны и рассыпала их, как бы передавая их из своих рук в руки сына...
Марина подошла к Гюле, молча протянула ей половину своего букета белых гвоздик, и они одновременно бросили их на розочки..
Мы ещё постояли, глядя на причудливый танец в бурлящей воде красных и белых светлячков, пока они не исчезли из поля зрения.
Гюля пригласила меня вместе с ними отметить годовщину гибели мужа, и я, конечно, не мог ей отказать.
У центрального входа на бульвар нас ждали "Волга", принадлежащая Мирали, и "Жигули" Рустама. Мы с Гюлей и Мариной сели в машину Мирали, Мириам с Гамидом – к Рустаму и двинулись в сторону микрорайона.
В дороге я осторожно спросил о Рустаме Мирзоевиче.
– Нет дедушки… уже пять лет… Вот на его машине едем – сыну оставил… Аллах рахмэт элясин…
Я по традиции повторил за ней это поминальное обращение к богу.
После небольшой паузы она вновь заговорила:
– Вы спросили, как мы живём… Слава Аллаху, грех жаловаться… Тогда я снова пошла работать в ковровый цех, а когда начальница ушла на пенсию, назначили меня. А теперь у нас совместное предприятие, с Турцией. Работы хватает, и заработки неплохие… Была у них на стажировке в Стамбуле – сумасшедший город, у пешеходов свои законы, у шоферов – свои… как наш Баку, даже язык схожий. Мальчики незаметно подросли, бабушка помогла, институты окончили, Рустам – юрист, Гамид в отца – нефтяник В общем, хорошо живём, жаль Ширинбек рано ушёл, жить бы да жить…, – она глубоко вздохнула и помолчав продолжила, – А вы ведь помните, какая я была – толстая-претолстая… Как это по-русски говорят – "клин клином выби… вышибают", да? Так и у меня получилось: от большой радости – рождения детей, разнесло меня, а от большого горя за полгода потеряла сорок килограмм, доктора только руками разводили, не понимали…
Марина обернулась с переднего сиденья:
– Это природа и твой Аллах поняли, что тебе придётся ещё раз замуж выходить, и создали условия, а ты… Впрочем, ещё не поздно…
– Насколько я помню, Гюля, у вас и жених готовый был – Ибрагим, – поддержал я шутливый тон Марины.
– А знаете, – посерьёзнела Гюльнара, – Аллах таких долго не терпит – Ибрагим летом того же года утонул, у них лодка на волне перевернулась, ребята выплыли, их позже катер подобрал, а Ибрагим плавать не умел, адмирал… А Маринка любит на эту тему зубы скалить… Или тебе опять мой муж в любовники понадобился? Вы знаете, ведь когда-то Ширинбек с Мариной…
– Да всё он знает, – откликнулась Марина спереди, и я даже почувствовал облегчение – не надо притворяться.
– Да, я более или менее был в курсе, но сегодня, откровенно говоря, увидев вас вместе удивился и не знал, стоит ли об этом вспоминать…
– А что удивительного, у нас ведь общее горе – я мужа потеряла, она обоих. А так… У моего отца в деревне тоже вторая жена была, даже брат у меня там, но нас не оставил, и мать любил… И у Ширинбека отца, – он говорил… Да вот, дядя Мирали, хоть холостяк, а было время – своих "жён", наверное, дюжинами считал, а, дядя? – Мирали за рулём пробурчал что-то неопределённое, – Э-э, все они козлы немного… О-о, извините, пожалуйста, я вас не имела в виду… Да, пришла Марина после всего, поговорили, поплакали вместе… Я-то её раньше определила. Незадолго до того зашла она больного Ширинбека проведать, так я по запаху духов догадалась, – такой же, только слабее от него шёл, когда с работы возвращался. Помню, подумала тогда: "Хорошо хоть красивую выбрал…", - он ведь у меня какой видный был… Потом узнала, что и умная, и добрая… Много помогала мне, неповоротливой… Директор школы, хоть и русская…
Марина зашевелилась на своём месте:
– Гюля, прибереги свой тост на мой юбилей, ладно?
Я счёл возможным поинтересоваться:
– Марина, я помню – у вас девочки, как они?
Марина полуобернулась и явно оживилась:
– О, неплохо, спасибо, тьфу-тьфу, не сглазить… Юленька, старшая, два года как вышла замуж, сейчас у меня уже годовалый внук… в Израиле. Ближе к лету поеду знакомиться… А Яночка институт заканчивает, программистом будет, вот может вместе и переедем, зять приглашает… У нас ведь здесь никого не осталось…
– А я, Марина?
– А ты будешь к нам в гости приезжать. А пока, давай, своих пацанов жени, а то в семье ещё два "дяди Мирали" появятся…
Мирали чуть не проскочил на красный свет, но вовремя затормозил и повернулся ко мне:
– Вот, пожалуйста, мало мне одной невестки, а как вместе соберутся, если не как две змеи, то как две ежихи, точно…, – и по-доброму улыбнулся женщинам, – чесни-слово, – добавил он по-русски.
У меня с языка сорвался ещё один вопрос, тоже о сослуживце, хотя я и понимал его бестактность:
– Марина, извините, а где сейчас…, – я замялся, но Марина поняла и спокойно продолжила:
– Вы о Сергее? Освободился он в восемьдесят седьмом, двенадцать лет коту под хвост, а впрочем, не знаю – потерял или нашёл… Позвонил, появился – чужой, незнакомый человек. Как пришёл, так и ушёл. Потом его мать сказала мне, что он уехал. Отца-то мы раньше схоронили… А три года назад встретились на похоронах матери, сказал, что работает на стройках в Подмосковье… Сейчас-то по возрасту, наверное, на пенсии, а может и работает. Он же крепкий мужик, если не пьёт…
Мы подъехали к дому и поднялись по лестнице на третий этаж в квартиру, в которую много лет назад мы со следователем Натальей Ивановной Большаковой входили через приоткрытую дверь.
… Вот такой "хэппи-энд" придумал автор для своего романа.
сентябрь 2002 г. – февраль 2003 г.,
г.Хьюстон, США.
КОНЕЦ