Андрей Зайцев смотрел через зарешеченное больничное окно на ночное небо. Полнолуние. Время вулканического взрыва энергии, до предела обостренных ощущений. Время, когда разум с трудом сдерживает наплыв эмоций. Если, конечно, у человека с этим самым разумом все в порядке. А если, как у пациентов Зайцева, не совсем? Полнолуние лишает сна, делает людей вспыльчивыми, взрывающимися по мелочам. Это время, когда активизируются маньяки и самоубийцы. И хотя маньяки, в отличие от самоубийц, в практике Зайцева еще не попадались, вид светящегося диска пробуждал в душе неясные тревожные предчувствия.
Дежурство заканчивалось. Еще пара-тройка часов, и можно будет поехать домой, забраться под душ, а потом хорошенько выспаться. Стоило подумать о сне, как глаза стали сами собой закрываться. Андрей собрался было воспользоваться моментом, но тут к подъезду подъехал милицейский газик. Скрипнули тормоза, и через несколько минут в кабинет ввалился сержант Кузякин или, попросту, Михалыч. За его спиной в полутемном коридоре маячил чей-то силуэт.
- Привет, Михалыч! Неужели снова спящая красавица?
- На этот раз тебе не повезло – красавец. Но, похоже, из той же компании будет. Спал в парке на скамейке. Ты посмотри на его глазищи, это же ужас! Надо же, аккурат в мое дежурство, понимаешь. Ты вот что, Андрей Сергеич, распишись, пусть у тебя бумажки полежат, а я к Петровне, чайку попью. Я мигом!
Кузякин посторонился, пропуская молчаливого спутника в кабинет, и исчез.
Андрей взял бумаги, хмыкнул, прочитав "Неустановленное лицо, предположительно мужского пола". Потом посмотрел поверх очков на гостя:
- Здравствуйте, я дежурный врач психиатрического отделения Андрей Сергеевич Зайцев. А вас как зовут?
Незнакомец, высокий мужчина лет тридцати, темноволосый, с аккуратными залысинами, поднял на него глаза, казавшиеся почти черными из-за непомерно расширенных зрачков. Взгляд был абсолютно отсутствующим. Мысли пациента явно витали далеко от приемного покоя с облупившейся на стенах грустно-серой краской и пузырящимся линолеумом.
Андрей готов был поспорить на свой новенький нетбук, что человека этого он знал. Это явно был не пациент – память Зайцева хранила фамилии и диагнозы всех пациентов, с которыми ему доводилось встречаться.
- Я вот что думаю, док, может это инопланетяне воруют людей, ставят над ними какие-то эксперименты, а потом того, выбрасывают, как отработанный материал, понимаешь, - компетентно заявил вернувшийся Михалыч. - Вот только девки- то были все как на подбор: ладные, красивые, фигура - во! - он продемонстрировал в воздухе выпуклости и изгибы женского тела. А этот какой-то не очень…
- Ага, - хмыкнул Зайцев, - секретные материалы. В главной роли - агенты Кузякин и Зайцев.
- Ничего ты, док, не соображаешь, - насупился участковый, - вот увидишь, когда выяснится, что за люди, наверняка окажется, что без НЛО тут не обошлось.
Зайцев в НЛО не верил. Он привык доверять собственным глазам и фактам.
Как и его предшественницы, неизвестный, скорее всего, находится под влиянием какого-то сильного транквилизатора, о чем свидетельствовали расширенные зрачки и состояние ступора, сменяющееся, вероятно, по окончании срока действия препарата, необычайной агрессией и невероятной силой. Странные личности появлялись в детском парке на скамейке возле фонтана. Первую красавицу обнаружили в начале мая, приняли за наркоманку и привезли в отделение милиции. Девушка была до того очаровательна, что сотрудники отделения, служба которых "и опасна и трудна", решили познакомиться с ней поближе.
- Чуть-чуть, ну самую малость,- рассказывал потом капитан Пронин, начальник Михалыча, прижимая большой палец к указательному и демонстрируя таким образом ничтожность притязаний.
Результатом знакомства стали две вывихнутые челюсти, два синяка и выломанная дверь, через которую прекрасная незнакомка покинула отделение. Дальнейшие поиски беглянки не дали результатов.
Через три дня на том же месте и практически в тот же час обнаружили еще одну девушку. Наслышанные об агрессивности предшественницы, милиционеры вызвали скорую, которая отвезла ее в психиатрическую больницу.
Девушка была помещена в отдельную палату. Однако утром, несмотря на запертую снаружи дверь, таинственной пациентки на месте не оказалось.
Андрей тогда остался с выговором и без премии. Его обвинили в отсутствии "надлежащего контроля за пациенткой, приведшего к пропаже последней".
И вот, на тебе - еще один.
"На этот раз я так не лоханусь, - решил Зайцев, - будет сидеть со мной, пока не придет смена".
Михалыч уехал, снова навалилась дремота. Принесли же черти таинственного пациента! Можно было бы вздремнуть немного, а так приходится караулить, чтобы не сбежал.
- Андрей, помоги мне, пожалуйста, - вдруг услышал Зайцев странный - не мужской и не женский - голос.
Вздрогнув от неожиданности, врач осмотрелся - в комнате никого не было.
- Ну вот, - пробормотал медик, - начались слуховые галлюцинации"
- Нет, это не галлюцинации, - сказал тот же голос.
Андрей вскочил со стула:
- Кто здесь? Михалыч, брось свои шутки, выходи!
- Это не шутки, Андрей, ты - моя последняя надежда.
- Кто ты?
Андрей посмотрел на мужчину - тот сидел на кушетке, не подавая признаков жизни, вряд ли голос принадлежал ему.
- Я - Иван Добромирский, помнишь меня?
- Ванька? – Андрей внимательно вгляделся в лицо гостя, - конечно Ванька! А я-то думаю – откуда я знаю этого мужика! Что-то ты странно выглядишь…
- Это фантом. Через сорок минут он самоуничтожится. За это время нам надо добраться до хосписа Святой Нины…
- Нам? – удивился Андрей.
- Да, нам. И найти женщину по имени Милена. Иначе она умрет. Вспомни клятву, которую мы давали! Ты не можешь отказать в помощи коллеге.
«Я сошел с ума, - констатировал мозг Зайцева, - но ведь это действительно Ванька! Мы когда-то вместе отмечали Новый Год. Там еще была эта рыженькая…Она так здорово пела и сама себе аккомпанировала на гитаре. И песни такие… Что-то из Высоцкого…». Он тогда уснул, зарывшись лицом в кудри цвета апельсина, а проснувшись, обнаружил у себя под головой гитару и долго с недоумением вчитывался в странную этикетку «Харьковская мебельная фабрика». Тогда он тоже решил, что сошел с ума. А потом они вместе с этим самым Ванькой топали пешком домой по просыпающемуся городу, засыпанному обгоревшими коробками из-под фейерверков, пустыми бутылками и мандариновыми шкурками, пронзительно рыжевшими на снегу.
- Прошу тебя, не теряй времени.
- Но я на дежурстве! Вдруг кому-нибудь понадобится помощь! – с сожалением вернулся к реальности Зайцев.
- Не волнуйся, я гарантирую - все будет в порядке, пошли же!
- Да не пойду я никуда!- возмутился Андрей. - Клятва еще не повод, чтобы уйти с дежурства и тащиться с призраком бывшего сокурсника спасать мир! Нашел Крепкого Орешка!
- Никто не просит тебя спасать мир! Речь идет о жизни всего одной женщины!
- Или ты мне все рассказываешь, или я никуда не иду.
- Хорошо, я расскажу.
***
В детстве Милена хотела стать часовым мастером. Когда они с мамой ходили за покупками, она обязательно останавливалась возле мастерской, где прямо в витрине сидел Мастер со специальной штукой в глазу. Штука эта называется окуляром, сказала мама. Милена мечтала, что когда вырастет, тоже будет сидеть в витрине, и все прохожие будут любоваться, как ловко она все делает. Знала - у нее обязательно получится, она заставит время повиноваться. Однажды, когда мама ушла куда-то, Милена решила починить будильник. Большой и круглый, он был похож на слона, которого бабушка показывала в книжке. Бабушка говорила, что слон неуклюж и неповоротлив, но тот так улыбался и махал хоботом, что Милена поняла - бабуля, как всегда, все перепутала. На самом деле слоны очень веселые и ловкие. Они любят играть в мяч и прыгать. Именно так прыгал по столу старый будильник. Однажды он увлекся и свалился на пол, после чего стал безбожно врать. Мама давно собиралась отнести часы мастеру, но все время забывала. Милена решила заняться ремонтом сама - ведь она столько раз наблюдала за тем, как чинят часы, у нее обязательно получится.
Подтащив стул к столу, девочка достала будильник. Внутри него что-то громко стучало. "Сердце" - решила Милена. Она хотела слезть, и вдруг будильник выпал из рук. Он упал, рассыпавшись на несколько частей. Корпус слетел от удара, и теперь в руках было что-то черное, дергающееся. Милена нажала на какую-то полоску, раздался свист, из механизма выскочила пружина, больно ударившая по пальцам, грудь пронзила острая боль, словно острой иглой укололи. А потом все стихло. Веселый слон превратился в грустные обломки
Вернувшаяся мать обнаружила дочь сидящей на полу. Увидев глаза дочери, женщина похолодела: вместо светло-серых они были черными, огромными. Упав на колени, мать схватила дочь за плечи:
- Милена, Милочка, что с тобой?! - кричала она, тряся девочку. Та молчала, русая головка болталась на тоненькой шейке.
Рыдающая мать вызвала "Скорую".
Приехавшие врачи никаких отклонений у ребенка не нашли, кроме оцарапанного часовой пружиной безымянного пальца левой руки, вкололи девочке снотворного, матери - успокоительного и уехали.
А потом появилась боль. Черная, как пружина в часах, она стремительно разворачивалась, охватывая все тело, заставляя сердце останавливаться на мгновенье, а потом так же быстро исчезала, словно ее и не было. Врачи разводили руками, ссылались сначала на быстрый рост, потом на переходный возраст. Милена прошла несколько обследований, вены на тонких руках вспухли и почернели от многочисленных уколов, но результатов не было. В конце концов, ей поставили диагноз "Врожденный порок сердца неустановленной этиологии», оформили инвалидность и стали платить мизерную пенсию. Она могла не ходить в школу, но ходила, потому что...
Потому, что в школе был Иван, Ваня, Ванька, ее друг, ее тайна. Самый красивый, самый добрый, самый-самый...
Однажды, перед выпускными экзаменами, Милена с Ваней сидели возле школы на скамейке в зарослях рододендрона. Милена научилась распознавать приближение приступа по странному металлическому привкусу во рту и в такие моменты стремилась убежать куда-нибудь подальше, забиться в темный угол. Но тогда, одурманенная ароматом цветов, а еще больше - терпким запахом молодого юношеского тела, находившегося так близко, что плечи их почти соприкасались и светло-русые локоны Милены смешивались с короткими темными волосами Ивана, девушка не успела отреагировать на зловещий симптом. Ваня почувствовал, как вздрогнула подруга, положил ей руки на плечи, развернул к себе. Нежные розовые губы внезапно оказались совсем близко. Иван набрал полную грудь воздуха и ...
Лицо Милены исказилось, она жутко вскрикнула, дернулась и упала на скамейку. Иван вскочил и оцепенел. Бежать, кричать, звать, вопить, орать - колотили в мозгу звонкие молоточки. Но тело стало непослушным, вязким, неповоротливым. Ваня стоял и смотрел на тонкое, белое лицо подруги с вмиг посиневшими губами. Он упал на колени, положил голову на грудь девушки и сидел так бесконечно долго, не дыша и не думая ни о чем. А потом почувствовал слабые толчки: "Тук.... тук... тук..тук,тук-тук, тук-тук". Иван приподнялся и увидел, как розовеют синие губы. Потом из груди Милены вырвался жуткий всхлип-вдох, ресницы дернулись, открылись глаза, бессмысленно глядя на голубое небо с белыми клочками облаков - будто кто-то выдавил сливки из баллончика.
В груди Ивана словно что-то лопнуло, на глаза навернулись слезы.
- Мила, Милочка, - он бросился целовать ее. А она медленно возвращалась в мир запахов, звуков. Ощущала на губах нежные соленые прикосновения, слышала свое имя, произносимое с таким чувством, что сердце радостно трепетало.
- Мила, Милена, я стану врачом, обязательно вылечу тебя, клянусь, - сказал Иван, приложив ладонь к сердцу. А вокруг пряно благоухали рододендроны, и плыли по небу тучки, похожие на сливки.
Школа закончилась, Иван поступил в Медицинский институт. Милена по-прежнему любила его, но считала, что будет лучше, если они перестанут встречаться. Ведь она не сможет сделать его счастливым.
Она все так же жила с матерью и давно потеряла счет дням, месяцам, годам. А потом мать умерла. Было больно, но Милена давно привыкла к боли. Большую квартиру она поменяла на палату в хосписе с заботливыми медсестрами, справлявшимися с ее приступами с помощью морфина.
Поначалу Милена гуляла по больничному саду и даже несколько раз ездила в город в оперный театр. А потом перестала выходить из комнаты. В последний год она почти не вставала - изредка подходила к окну, смотрела на ухоженный парк.
Иван стал врачом, каждый раз, навещая Милу, обнадеживал:
- Потерпи еще немного, осталось совсем чуть-чуть.
А ей уже не хотелось жить. Она отвыкла от шума городского транспорта, от больших скоплений народа. Иногда, проснувшись ночью, представляла, что же будет, когда Иван вылечит ее. Но все чаще в голову приходила мысль - умереть. Милена зажимала уши и кричала, чтобы прогнать эту ужасную назойливую мысль. На крики прибегала медсестра, делала укол, Милена затихала, успокаивалась.
***
Иван сидел на скамейке в детском парке и наблюдал за игрой солнечных лучей в струях фонтана. В последнее время словно какая-то неведомая сила тянула сюда. Он замечал, что именно здесь лучше всего думается. Благодаря мерному шуму падающей воды мозг как бы впадал в пограничное состояние и работал автономно, решая поставленные перед ним задачи. Возвращаясь домой после отдыха у фонтана, Иван чувствовал себя полным идей. Именно здесь он стал видеть «дыры» в пациентах.
В тот день он уже собирался идти домой, как вдруг боковым зрением заметил нечто странное. По аллее медленно шла женщина. Абсолютно обыкновенная. Разве что излишне полная и от этого немного неуклюжая. Заметив взгляд Ивана, женщина улыбнулась ему. Он смутился, опустил глаза и вдруг…
Под распахнутым плащом женщины, чуть пониже груди, он увидел движущееся изображение, словно на мониторе аппарата УЗИ. Круглая головка, растопыренные пальцы крошечных рук… Иван потряс головой, зажмурился, потер глаза, но видение не исчезло, пока незнакомка окончательно не скрылась за поворотом аллеи.
Иван оторопело огляделся по сторонам и заметил еще одну женщину с «монитором». «Хронический панкретит, - с первого взгляда определил Иван, - здорово». Конечно же то, что женщина страдала хроническим панкреатитом было не очень хорошо, но то, что Иван смог определить это вот так просто, на глазок, привело его в состояние эйфории. Он был уверен – разгадка причины болезни Милены близка!
Такси от парка до хосписа, казалось, добиралось целую вечность.
Однако здесь Добромирского ждало разочарование: картинка на «мониторе» Милены была странной. Вернее, ее не было. Черный квадрат, окаймленный светящейся рамкой с размытыми контурами. Но Иван не собирался сдаваться. Интуиция подсказывала – он на верном пути.
Вскоре вид внутренностей пациентов стал для Добромирского привычным явлением. Это значительно облегчало работу. Приходит, к примеру, пациент и с мученическим выражением на лице тыкает пальцем в живот, болит, мол. А Иван уже и сам видит – действительно болит, камень в желчном пузыре, надо срочно готовить пациента к операции.
Постепенно способность ставить диагнозы «на глазок» привела к ухудшению отношений Ивана с сотрудниками. Вроде внешне это никак не проявлялось, но Добромирский все чаще чувствовал косые взгляды.
Однажды на прием пришла женщина лет тридцати. Иван взглянул на нее мельком и оторопел – на месте поджелудочной у пациентки зиял темный прямоугольник с нечетким белым ореолом. Почти как у Милены, только меньше! Женщина жаловалась на боли вокруг пупочной ямки и на краях рёбер с ощущением небольшого онемения. Иван отправил ее сдавать анализы. Результаты ошеломили – поджелудочная была в порядке. Иван пришел в замешательство – с одной стороны он верил своим глазам и знал, что с пациенткой что-то не то, с другой – не мог не доверять результатам анализов. Он назначил пациентке какое-то абсолютно бесполезное обследование и постарался проанализировать ситуацию.
- Соседка это моя, мужик у нее загулял, - вклинился в мысли голос медсестры Розы, – и правильно, ей все говорили: красивый муж – чужой муж. А она зазналась, слушать никого не хотела… Вот теперь и ходит: то тут у нее болит, то там…
- Муж, говоришь? – в голове у Ивана что-то щелкнуло и паззлы сложились
Психосоматика! Подавленные эмоции, затяжной стресс, перешедший в телесную болезнь. А он тоже хорош - был так уверен в правильности своего внутреннего УЗИ, что даже не подумал о возможности подобного варианта.
Пациентка была не его профиля. Раньше он выписал бы ей успокоительного и посоветовал обратиться к психотерапевту. Но сейчас не мог - мысль о том, что в чем-то эта женщина напоминает Милену, делала ее в глазах Ивана заложницей разгадки непонятной болезни подруги. И когда женщина пришла на следующий прием, Добромирский сделал то, чего никогда за всю свою врачебную практику не делал, то, что в его понятии было прямым нарушением врачебной этики. Пригласил ее на свидание.
Их первая встреча состоялась у фонтана в том самом парке, где Иван впервые ощутил свои новые способности. Ее звали Маргаритой. Ритой. И она была полной противоположностью Милены. Рита принадлежала к тем женщинам, которые входят в горящие избы и останавливают на скаку коней. Вот только некуда было входить, некого останавливать, и Ритины эмоции превратились в механизм саморазрушения.
Дай она изменщику-мужу сковородкой по голове, или выпусти пар каким-нибудь другим способом, может быть все и наладилось. А так организм приготовился к драке – напряглись мышцы, участился пульс – сейчас бы обуздать скакуна, подчинить своей воле! Ан, нет. Муж, зная характер супруги, временно залег на дно, а неизрасходованная подготовка к рывку превратилась в участок болезненного напряжения, черную дыру, которую и увидел Добромирский.
Первая же встреча закончилась в Ритиной постели. «Это все только ради Милены», - думал Иван, неуклюже расстегивая блузку пациентки.
- Как заново на свет народилась, - заявила утром Рита.
А Иван и сам это видел – пятно на «мониторе» изменилось в лучшую сторону.
В тот же день он переехал в Ритину квартиру – отсюда гораздо ближе до работы, оставалось больше свободного времени. Хотя основная причина была не в этом. Находясь рядом с Ритой, Иван мог контролировать поведение черного пятна.
Добромирский посоветовался со знакомыми психотерапевтами, перелопатил кучу литературы, испробовал на Рите несколько десятков разнообразных методик и, наконец, нашел способ, давший наиболее заметный результат.
Это была суггестия – словесное воздействие на психику человека. Свое внушение Иван растворял в обыкновенном бытовом разговоре, слегка выделяя интонацией значимые слова. Таким образом он выстроил ловушку для Ритиного сознания и вскорости с удовлетворением заметил результаты вмешательства в психику женщины – пятно стало светлеть, уменьшаться в размерах и, наконец, исчезло.
Надо ли говорить, что после этого Добромирский утратил интерес к Рите. Иван составил новое внушение, и они мирно расстались.
Добромирский вернулся в свою квартиру и сразу же почувствовал, как удлинившаяся дорога на работу стала его раздражать. Да и не только дорога. Раздражала сама работа, трескотня медсестры Розы, а больше всего – пациенты. Иван, конечно, старался быть внимательным, тактичным, доброжелательным, но ему хотелось лечить других больных, таких, как Рита. Он знал, как им можно помочь и хотел это делать.
Иван стал чаще бывать в людных местах. Подобно Диогену, бродившему по улицам в поисках человека, Иван выискивал в толпе людей с темными квадратами. И когда такие попадались, предлагал свою помощь. Кто-то пугался, кто-то крутил пальцем у виска, но были и такие, которые безоговорочно соглашались.
Таких Добромирский усаживал на ближайшую скамейку и предлагал рассказать о себе. Из этого, порой абсолютно сумбурного рассказа он по крупинке вылавливал слова-стимулы, которые, впоследствии вставлял в свое внушение.
Постепенно число желающих лечиться у необыкновенного доктора росло, и, примерно через полгода после того, как Иван обнаружил у себя новые способности, он уволился из клиники. Постепенно ему пришлось отказаться от многих своих привычек, кроме одной – отдыха у фонтана в детском парке.
Упругие струи искрились в лучах майского солнца.
- Иван, подойди, - услышал врач чей-то голос.
Оглянувшись и никого не обнаружив, Иван решил, что ему показалось.
- Встань, подойди, - снова раздался голос.
Добромирский почувствовал, как ноги сами распрямились и понесли его к фонтану. Попытался остановиться, но тело отказывалось повиноваться. "Надо бы крикнуть, позвать на помощь", - промелькнула в голове мысль, но это было последнее, о чем он подумал.
Все также светило солнце, переговаривались листья на деревьях, катили коляски молодые мамочки. Никому не было дела до врача Ивана Добромирского, шагнувшего в фонтан. А он не ощущал ни ударов струй, обрушившихся на голову и плечи, ни холода воды, а только давно забытый запах рододендронов, легкое головокружение и бесконечное ощущение счастья...
Свет мешал, резал глаза. Иван зажмурился.
- Здравствуйте, - произнес кто-то.
Добромирский открыл глаза. Перед ним стоял очень высокий мужчина с черными, зачесанными назад волосами и маленькой бородкой клинышком.
- Что со мной? Я умер?
- Нет, - незнакомец улыбнулся и жестом указал на стул, стоящий возле большого деревянного стола.
Иван сел, огляделся. Он находился в огромном зале без окон, освещаемом только ярко пылающим камином, из-за чего большая часть помещения словно растворялась в полумраке. Стены украшали гобелены с изображениями сцен охоты, портреты в тускло поблескивающих рамах и разнообразное оружие: мечи, сабли, луки, колчаны со стрелами, металлические доспехи, шлемы.
Напротив камина висели часы с позолоченным циферблатом и большими гирями на цепях. "Без десяти два», - почему-то отметил Иван и спросил:
- Кто вы?
- Я - Неарид, правитель этого государства. Мы - изменяющие время. Нам удалось подчинить его, и теперь каждый может жить столько, сколько захочет, навсегда оставаясь в том возрасте, который ему больше подходит.
Это было сказано таким тоном, что сомневаться не приходилось.
- Вы хотите сказать, что бессмертны?
- Теоретически да, - Неарид скептически улыбнулся, - но на практике...
- И что же на практике?
- Есть уникумы, живущие бесконечно, но основной массе надоедает пребывать в одном возрасте, они начинают экспериментировать. А у времени есть очень неприятное свойство - оно, к сожалению, необратимо. Постаревший не станет моложе.
- Но бывают же случаи...
- К сожалению, нет.
- И как же?..
- Самоубийство.
- Но почему?
- Именно для этого вы здесь находитесь. Мы наслышаны о ваших уникальных способностях. Поэтому было принято решение переселить вас сюда. Это большая честь, ее удостаиваются только по настоящему талантливые люди. Нам доподлинно известно, что у себя на родине вы не достигли большой известности. Вас знает только кучка пациентов. У нас же вы обретете положение, достойное ваших способностей. Итак, вы согласны?
- Но у меня есть определенные обязательства перед пациентами…
- Пациентами? Поверьте, задачи, которые мы поставим перед вами, возможности, которые откроются перед вами, компенсируют чувство вины перед покинутыми на произвол судьбы пациентами. Хотя я, кажется, понимаю, о чем идет речь.
Неарид направился в угол комнаты, и Добромирский разглядел наполовину скрытый полумраком шкаф.
Правитель открыл толстую папку, вытащил оттуда бумаги.
- Вот, – он подошел к Добромирскому, и протянул ему городскую газету «Все обо всем. Абсолютно», в народе просто Вова. Вову Иван не читал и с удивлением увидел на первой странице свой портрет. Пробежавшись глазами по диагонали, Добромирский узнал о себе много нового.
- У вас будет возможность ознакомиться поближе с этим документом. Насколько я понимаю, единственный пациент, из-за которого вы стремитесь вернуться – она, - палец правителя ткнул в фотографию Милены в левом нижнем углу листа.
В пижаме, с рассыпавшимися по плечам волосами она больше походила на жительницу иного мира, чем Неарид.
- К сожалению, эта девушка не сможет переселиться вместе с вами.
- Почему? – Иван оторвал глаза от газеты и теперь смотрел на правителя в упор.
- Сами понимаете: маленький мир, ограниченные ресурсы… К тому же она больна. Поверьте, у нас вы встретите гораздо более привлекательных…
- Хватит, – прервал его Иван.
- Ну конечно, - с сарказмом заявил Неарид, - я понимаю… Возвышенные чувства… Любовь…
Иван молчал.
- Я признаю только два вида любви: сердцем и разумом. А что такое твоя любовь?
Вся любовь кончилась еще в школе, а потом остался только долг, который ты мечтал исполнить, освободиться от данной сгоряча клятвы и жить своей жизнью. Я не прав?
Иван опустил голову.
- Я вижу, ты понял, - сказал правитель. Мое время слишком дорого, чтобы тратить его на пустые сантименты. У тебя три часа. Подготовь список всего необходимого для работы. Здесь, на столе, ты найдешь письменные принадлежности.
Несмотря на средневековый антураж, ручки и бумага были вполне современными.
Когда Неарид вернулся, Иван молча протянул бумагу, где было написано только одно слово: "Милена".
Правитель нахмурился.
- Боюсь, это невозможно.
- Я, признаюсь, был лучшего мнения о ваших возможностях,- попробовал манипулировать собеседником Иван. – Меня-то вам удалось протащить сюда.
- Ты - другое дело, ты пришел сам. Но Милена давно похоронила себя в стенах палаты. Она не выходит на улицу и панически боится жизни вне хосписа. Я не вижу возможности доставить ее сюда. К тому же мои люди донесли, что она планирует самоубийство, и может быть именно в этот час готовится к смертельной инъекции.
- А если я сам приведу ее сюда?
Неарид молчал. Пауза затягивалась. Правитель подошел к камину, смял листок и бросил в огонь.
Иван сжал кулаки, отвернулся. Взгляд его упал на часы - они по-прежнему показывали без десяти два. Часы стояли. Добромирский понял, почему не может вернуться за Миленой - теперь он может жить только в этом мире, мире без времени. Эти люди решили его судьбу, не спросив, надо ему это или нет. Он почувствовал, как внутри поднимается волна ярости, метнулся к стене, сорвал меч и бросился на Неарида. Оружие оказалось невероятно тяжелым. Собрав все силы, Иван замахнулся и ...
Он готов был поклясться, что еще мгновенье тому назад Неарид был безоружным. Но через секунду в руках правителя оказался длинный меч. Легкое, почти незаметное движение - и острое лезвие уперлось в грудь Ивана, меч которого был гораздо короче.
Врач закрыл глаза и отшвырнул бесполезное оружие. Оно отлетело, зазвенев по каменным плитам пола.
- Хорошо. Я посмотрю, что можно сделать, - и правитель вышел из комнаты.
***
- Ну вот, - голос замолк, в приемном покое психиатрической больницы повисла тишина.- Теперь ты все знаешь. Для проникновения в наш мир они используют фантомы, что-то вроде энергетических двойников, оснащенных звукопередающими устройствами. Передвижениями фантомов управляют операторы. Два первых фантома не добрались до цели. За это время был изготовлен мой двойник. Если сейчас не удастся выполнить задачу, потребуется еще какое-то время для изготовления нового фантома. Я боюсь, что за это время Милена... Ты поможешь мне?
- Значит ты - не живой? И девчонки те тоже? – разочарованно спросил Зайцев. Ему стало обидно, что все так банально складывается.
- Да, что-то вроде призрака. Пожалуйста, поторопись, заряда хватит еще на полчаса.
- А почему у тебя такие глаза?
- Чтобы отличить фантома от живого человека. У них было несколько случаев, когда злоумышленники пытались использовать фантомы в корыстных целях, после чего были принят законы, регламентирующий обязательные отличительные признаки для фантомов.
- Ага, значит не все спокойно в королевстве Датском.
- Да, всякое бывает. Пойдем, я по дороге отвечу на твои вопросы.
- Стой, а как призрак смог изувечить ментов? - Андрей все еще колебался.
- Это был специальный боевой фантом-разведчик. На самом деле милиционеры дрались друг с другом. Фантом лишь создал оптический эффект, иллюзию боя с наркоманкой. Пойдем, время поджимает! Не бойся насчет своих больных, я попробую остановить время – кое-чему я уже научился, - но только для этого мира, фантом подчиняется своим законам и в любом случае исчезнет.
Андрей сомневался. Неподвижная фигура однокурсника сбивала. Зайцев был отличным физиономистом, умел ловить невербальные сигналы, бессознательно подаваемых собеседником, и практически сходу мог почувствовать – врет тот или нет. Но сейчас интуиция молчала. Мозг предлагал лишь бездарные варианты продолжения разговора, типа студенческих «а помнишь?», отвергаемые Андреем, как явно неподходящие. А еще почему-то очень нужно было вспомнить, что за песню пела та рыженькая с гитарой производства Харьковской мебельной фабрики. Возникла неловкая пауза. «Шел бы ты восвояси со всеми своими проблемами, шайтан с ней, с премией», - подумал Зайцев и вдруг, абсолютно непоследовательно, заявил:
- А, была-не была! Только Михайловну предупрежу, - махнул рукой и пошел к двери.
Выскочив на дорогу, Зайцев с радостью увидел редкий в такое время автомобиль.
Он свистнул, машина притормозила.
- Шеф, хоспис Святой Нины, - не дожидаясь ответа, Андрей открыл заднюю дверь, усадил Ивана, сам плюхнулся на переднее сиденье старенького Москвича.
- Из дурдома сбежали? - проворчал водитель, такой же старый, как машина, дедок.
«Непрофессионал, - подумал Зайцев, - видя, как водитель настороженно косится на ночных пассажиров. Настоящих бомбил ничем не проймешь», и ободряюще улыбнулся:
- Ага! Давай, жми! Не развалится кадиллак-то?
- Не прыгай так, и не развалится.
Машина отчаянно дребезжала, двигатель хрипел, но спустя двадцать минут они были на месте.
- Дед, подожди, мы сейчас, подружку прихватим.
- Заплати сначала, а потом подожду, а то вона, шустрый какой!
- Держи, - Андрей достал несколько мелких купюр, - вернусь, добавлю.
Ворота оказались открытыми. Через несколько минут Зайцев был уже у дверей хосписа. Однако здесь удача покинула его. Двери были заперты, окна не светились. Дом спал беспробудным сном. Внезапно Иван встрепенулся и пошел вдоль здания.
"Что это с ним? Только бы не испарился!" - подумал Зайцев и припустил следом.
Добромирский остановился возле высокого дерева - не то клена, не то ясеня и, подняв голову, смотрел на балкон второго этажа, опоясывающий все здание.
- Предлагаешь лезть на второй этаж? - шепотом поинтересовался Андрей у спутника.
Ответа не последовало. Делать нечего; со словами "Эх, вспомним детство золотое!", Зайцев ухватился за ветку, подтянулся, перемахнул через решетку и оказался на балконе. "А я еще совсем ничего для своих тридцати с хвостиком, - подумал он, - жалко та рыженькая меня сейчас не видит"
Милена открыла глаза, осмотрелась. Цветы в вазе, легкий тюль, развевающийся на ветру, доносящийся из сада запах молодой листвы. Как хорошо просыпаться вот так, до рассвета, пока все еще спят. И пока спит боль. Она придет позже. Она очень деликатна, Миленина боль. Ей не хочется тревожить окружающих. Когда все проснутся, застучат по коридору каблучки медсестер, зашаркают удобные туфли больных, идущих гулять в сад, уверенно и ободряюще прозвучат шаги главврача, тогда она начнет разворачиваться.
Но сейчас Милена уже не боялась боли – у нее под подушкой лежало средство для того, чтобы покончить с ней раз и навсегда. Одной из медсестер хосписа очень нравился Миленин кулон, память о матери. Конечно, жалко было расставаться с милой сердцу вещицей, зато взамен Милена получила нечто большее – пятиграммовый шприц с надеждой. Надеждой на тихое расставание с миром, не захотевшим стать для нее добрым. Через неделю мир забудет о ней. Вот только Иван…
О нем ходило столько слухов… Бросил работу, занялся частной практикой. Увлекся нетрадиционной медициной. Экстрасенс, шаман, дьявол, шарлатан, Бог… Как только не называли его. Скольким людям он смог помочь! А ей, Милене… Зато ей помогла медсестра Галя.
Рука скользнула под матрас и выудила шприц. Черт, она же никогда не делала сама себе уколов. А тем более в вену. Ничего. У нее все получится. Не может не получиться. Ведь на карту поставлена свобода двух человек – ее собственная и Ивана. Он тоже имеет право на свободу.
Милена зажгла ночник, накинула на предплечье поясок от халата, завязала его на узел, потянула конец зубами. На сгибе локтя вздулась синяя венка. «У меня все получится, - прошептала Милена и воткнула иглу в руку.
Внезапно внимание ее привлек шум под балконом. Несколько мгновений замерев, прислушивалась к тишине. "Показалось", - решила она и уверенно нажала на поршень. Ну все, осталось совсем недолго… Милена сунула использованный шприц в пакет из под сока – так они договорились с Галиной, – и с облегчением откинулась на подушку. В этот момент чья-то рука откинула занавеску, и в комнату вошел незнакомый мужчина.
Милена попыталась сесть, но тело уже охватила волна мощного неестественного расслабления, которую наркоманы называют «приходом».
Девица Ивану не понравилась – белые волосы, затянутые в пучок, бледное лицо, прикушенная губа, отсутствующий взгляд. Что-то с ней явно не то.
- Милена? Собирайтесь быстрее, я за вами. Меня прислал Иван.
- К-какой Иван, - с трудом выговорила Милена. - Вы кто?
"Что-то она заикается, - подумал Зайцев, - вроде Иван не говорил ничего такого. Э, да она, кажется, под кайфом»
Он подошел ближе, оттянул веко женщины, профессиональным взглядом отметил точечные зрачки, посиневшие губы, замедленность движений.
- Черт, - Зайцев схватил вялое запястье; пульс был слабым, сердечные сокращения -редкими.
- Черт, черт, - выругался Андрей, - что ты принимала?
Девица что-то невнятно пробормотала.
«Как бы не передоз», - у Зайцева был солидный стаж работы с наркоманами, и он понимал – если срочно не принять меры, девица может загнуться.
«Где у них тут кнопка вызова медперсонала, - пошарил он взглядом по стене, - хотя, стоп, какая кнопка! Там же Добромирский ждет. Он врач, пусть откачивает свою подругу»
С этой мыслью Андрей подхватил безвольное тело, перебросил через плечо.
Обратный путь был гораздо сложнее, ноги скользили, ветки хлестали по лицу. Почувствовав, наконец, под ногами твердую землю, Зайцев испытал невероятное облегчение. Но расслабляться было рано. Жалко, что он не успел засечь время. Обернувшись, увидел, что черноглазый спутник ждет его.
- Похоже, она себе что-то вколола. Только что, - сказал Иван
- Что?
- Предлагаешь вернуться и поискать? На, подержи! Я мигом! – развернулся, как будто желая переложить свою ношу на руки фантома
- Сейчас не время для шуток
- Да что ты говоришь!
Андрей почувствовал острое желание двинуть в эту абсолютно индифферентную физиономию, но вместо этого перехватил поудобнее тело Милены и поспешил к машине, кинув на ходу
- Бежим!
Дедок стоял у «Москвича» и курил.
- Поехали! - крикнул ему Андрей, - быстрее!
Дед попятился:
- Что это? Куда ты ее тащишь?
- Подруга моя, перебрала немного, давай живее!
- В больницу, что ли?
- Нет, в детский парк, знаешь, где фонтан?
- З-з-наю, - заикаясь, ответил таксист.
"Что-то слишком много заикающихся, зря отказался от тренинга в Центре коррекции заикания", - думал Зайцев, одновременно осторожно укладывая Милену на заднее сиденье. Хотел было сесть вперед, но передумал, усадил туда Ивана, а сам примостился на заднее сиденье, заботливо устроив голову Милены у себя на коленях. "Какая же она красивая," – не в тему заныло суровое сердце психиатра.
Натужно заскрипев, рыдван двинулся в путь.
- Дед, поднажми! - попросил Андрей.
Водила молчал, вцепившись в руль обеими руками, и приблизив застывшее от напряжения лицо практически к лобовому стеклу.
- Что за чертовщина, - вдруг пробормотал он, - глянь-ко...
Андрей выглянул в окно - город замер. Стояли машины, застыл, замахнувшись метлой дворник; чуть поодаль целая собачья свадьба, один из псов задрал ногу у колеса ярко-зеленого Lamborghini, да так и застыл.
- Хороша машинка, - нервно хихикнул водитель.
Они проехали еще два замерших квартала, до парка оставались считанные метры и вдруг...
- Чур, меня, чур, - заорал дед и стал часто-часто креститься. Завизжали тормоза, ветеран советского автомобилестроения остановился. Водитель выскочил из машины, выхватил из кармана брюк мобильный и начал тыкать пальцем в кнопки.
- Милиция! - закричал он, - милиция.
- Что случилось? - Андрей выбежал из машины. Увидев его, дед бросился наутек.
"Вот, гад, - про себя ругнулся Зайцев, - придется тащиться пешком". Он взвалил Милену на плечо, распахнул переднюю дверь и понял причину панического бегства водителя. В машине никого не было – фантом прекратил свое существование.
"Что же делать, что же делать"? - думал Андрей, а ноги сами несли его к фонтану.
Милена застонала, пошевелилась, очевидно, доза была не такой сильной. Зайцев усадил ее на скамейку под молоденькой березкой.
- Как ты? Меня, правда, прислал Иван. Скажи, ты хотела бы оказаться с ним рядом? Только честно. От твоего ответа многое зависит.
Она опустила глаза, бледные щеки порозовели.
- Да, - и больше ничего не сказала.
- Тогда доверься мне.
Он схватил ее на руки и побежал по аллее. Сейчас, когда Милена не висела безвольным телом на плече, а обвивала рукой его шею, Зайцев был готов бежать сколько угодно. Через несколько минут он уже стоял возле фонтана. Водяные брызги остудили разгоряченное лицо. Андрей невольно вздрогнул от холода и от осознания того, что он собирается совершить.
- Ты готова?
Она кивнула.
- Тогда прощай!
- Будь счастлив!
Он поднял ее над головой и, словно Стенька Разин персидскую княжну, бросил в пересечение прозрачных струй. На мгновенье фонтан забил чуть сильнее, или это только показалось...
Где-то за его спиной заходился в истерике таксист.
- Милиция, - истошно вопил он, - милиция!
К нему спешил запыхавшийся Кузякин.
- Ну чего орешь, я - милиция!
- Этот... Выбросил! В фонтан! Вот он!
- Мужика? Правильно сделал!
- Нет, женщину, блондинку. А мужик... Слышь-ко, мужик тоже был! Вот те крест, был! - дед снова начал креститься. Он его... того.
- Что - того? Вы, гражданин, яснее выражайтесь!
- Он его спрятал!
- Где спрятал?
- А пес его знает. В машине моей, на полном ходу!
- Так, Зайцев, - обратился Кузякин к Андрею, - что за безобразие, почему у тебя пациенты по улице бегают, понимаешь? Неровен час, что случится? Кто будет отвечать? А ну забирай его!
- Да ладно, Михалыч, не гоношись, мы уже уходим. Пошли, - Андрей подтолкнул деда по направлению к машине, - карета подана.
На обратном пути оба молчали, и только когда подъехали к больнице, Зайцев, выходя из машины, предложил:
- Может чаю? У Петровны замечательный чай!
- А пошел ты.., - ругнулся дед и поддал газу.
Зайцев зашел в кабинет. Часы на стене показывали двадцать минут шестого. Он отсутствовал семь минут.
"Не обманул - удовлетворенно подумал Андрей, опускаясь на кушетку. Только сейчас он понял, как устал от этой беготни. Голова слегка кружилась. Андрей вдохнул воздух, закрыл глаза, медленно посчитал до трех и резко выдохнул. Стало немного легче.
И вдруг в памяти всплыли слова песни, которую пела рыжеволосая студентка.
...А суд идет, весь зал мне смотрит в спину.
Вы, прокурор, вы, гражданин судья,
Поверьте мне: не я разбил витрину,
А подлое мое второе Я.
Андрей вздрогнул. Так вот что пыталась подсказать ему интуиция! Суггестия! Если отбросить всю эту наносную чушь про иные миры, черные квадраты и прочий бред, а оставить только его, Андрея Зайцева, действия, то он просто-напросто утопил одурманенную наркотиками девицу. Пусть он действовал неосознанно, но кому это докажешь? Фантом Добромирского! Бред какой-то! Нет, этого не может быть!
Он схватил телефон и набрал 02.
- Алло, милиция? Зайцев, психиатрия. Можно мне поговорить с сержантом Кузякиным? …На дежурстве? А мобильный?... Не положено?... Передайте… Да нет, ничего не надо передавать.
Андрей положил трубку на рычаг.
В окно, улыбаясь, заглядывала полная луна.
А Милена летела навстречу яркому свету, ощущая давно забытый запах цветущих рододендронов, наполняющий душу любовью, надеждой и счастьем
