Путешествие Бумбы (Кладовка (проза, не вошедшая в рубрики))

Начну с Каляпотуна.

Будучи крепким хозяином и хрупким гражданином, Каляпотун уже с рожденья отличался атлетическим телосложением, густой лысиной и великолепным пробором на квадратной бороде, что изящно ниспадала на его ягодицы. Широкие мясистые носы, опоясывающие голову поверх ушей, красноречиво свидетельствовали как о незаурядном уме их обладателя, так и о частых насморках, которым Каляпотун (тьфу-тьфу-тьфу) подвержен не был. Хмуро посаженые очи рассказывали тому, кто в них смотрел, о веселом нраве этого пышущего здоровьем человека.

Да, что ни говори, любил Каляпотун, хитро подмигивая из-под черных раскидистых усов, попыхать здоровьем. Хотя случалось это не часто. Ибо не было времени у Каляпотуна на подобные глупости: перед ним стояла великая задача - породить сына.

Промучившись около четырех зим, понял Каляпотун, что не выполнить ему эту миссию в одиночку. Тогда отправился он на поиски спутницы жизни в ближайшее общежитие, коими изобиловали те места. Отыскав первое попавшееся общежитие, изогнул Каляпотун спину радугой, да и проник внутрь мимо евнуха, вязавшего в караульной будке подвязки для подвесок...

Общежитие было устлано персидскими коврами машинной вязки. Повсюду стояли горки сладостей, а в ритуальной тумбочке бурлил, бухтел, бродил и животворно воздыхал бидончик с брагой. Испив кустарно-искрящегося напитка, исполнился Каляпотун благородной силы и вошел в чертоги супруги своей. И понесла она...

И понесла она ему сына.

И прозвали сына Бумбой в честь эмира местного, имя которого начиналось на три буквы, а заканчивалось и вовсе двумя.

Едва Бумбе ударило шесть лет и на спине его, еще не украшенной ни бровями, ни бородой, появились первые перья, молвил ему отец его Каляпотун: "Ну вот и оперился ты, сын мой, пора и тебе вкусить плоды жизни". Затем отец Бумбы распахнул клетку, где до сего дня оперялся сын Каляпотуна и вытряхнул его оттуда со словами: "Не забывай отца своего, чадо". И сгинул Бумба долой с хмурых очей отца своего.

Долго ли, коротко ли кружил Бумба над Землею, не ведаю я. Слыхал лишь про то, что изучил он ее вдоль и поперек. И знал он про землян, ее населявших, все, как свой пучок пальцев.

Знания еще никого до добра не доводили. Не довели они до добра и Бумбу. Узнав, как делаются деньги, грызутся ногти, покупаются правители, начинаются спортивные состязания, взрываются котельные, воруются стихи и еще многое другое, Бумба сдвинул проявившиеся брови к затылку и сурово проговорил: "Нет у жизни плодов: бесплодная она".

Так Бумба понял, что ни данное ему время, ни, тем более, данное пространство, его не устраивают. И решил Бумба путешествовать во времени. Одно лишь его останавливало - не знал он, где находится река времени, где она проистекает.

Выручил прохожий. Ведь ни для кого не секрет, что прохожий знает все. Для того он и прохожий, чтобы спрашивать у него нужное направление пути. Именно такого прохожего и узрел Бумба. Узрел и спросил:

- Скажи, прохожий, где течет время?

- Вокруг, - ответил прохожий и канул в Лету.

Так Бумба оказался во времени. Поначалу он даже несколько растерялся и пришел в некоторое смущение оттого, что река сия текла упорно, молчаливо как лавина, подминая под себя все, что отжило свой век или доживало свое время. Секунды были каплями, а века - окостеневшими льдинами. Тысячелетия были закостеневшими айсбергами, а вечность смутно туманилась где-то у истока. Именно туда после пришествия в себя и направил свои члены Бумба.

Мимо проплывали века. Вблизи они не казались окостеневшими. Наоборот - вблизи оказывалось то, что они не являются льдинами, а если и являются чем, так лишь таким же множеством секунд, что и то настоящее, откуда все больше и больше прибывал Бумба. Теперь уже настоящее казалось Бумбе туманным, ибо для его нынешнего положения это было будущим.

Изредка Бумба видел безжизненные, как казалось ему, острова без времени. Все на них стояло. Лечь не смело ничто. Именно это показалось ему легким пижонством, и он продолжал держать путь дальше - к истоку.

Иногда хвосты Бумбы упирались в жесткие каменистые отмели. Там река времени текла быстрее. Года разбивались в пыль сверкающих мгновений и висели над временем в виде радуги, соединяющей противоположные берега. Каменистые пороги сменяли глубокие заводи. Там время почти стояло, но, тем не менее, продолжало двигаться не столько вперед, сколько в разные стороны. Там, как и во всяком тихом омуте, бурлила жизнь.

Однако Бумба не любил жизнь. Впрочем, равно как и смерть. Эти два тоннеля, лоно матери и зевок могилы, казались ему одинаково подозрительными. Если от первого по причине отсутствия жизненного опыта Бумба отвертеться не смог, то второй с помощью высшего разума надеялся миновать.

А пока он миновал лишь тихие омуты и бурные пороги, безвременные острова и тающие при его приближении льды тысячелетий. Зеркальная поверхность реки исправно отражала небо. Иначе говоря, все делалось по воле неба. Небо выдыхало ветер, и тот щетинил зеркало времени до шершавости, в которой не отражался великий позор - небо, закрытое тучами. И наоборот - плавились тучи, и из-за их хребтов выплывала Луна. И тогда каждая капля-секунда старалась ухватить и задержать в себе этот серебряный взгляд, который скользил по поверхности времени, оставляя лишь традиционную зыбкую дорожку.

Почуяв ночь, Бумба решил добраться до берега и устроиться там на ночлег. Однако, приблизившись к границе времени и вневременья, Бумба понял, что выхода из времени нет - берега, освещенные Луной, были круты, высоки, скользки и безжизненны. Как острова без времени.

После множества попыток взобраться на берег Бумба обессилено сполз обратно в реку. Воды-годы сомкнулись над ним, и наш герой, потеряв волю к победе, отдался во власть гравитации, что потянула его ко дну. Но не прошло над Бумбой и девяти минут, как река вытолкнула его на поверхность: ни одно инородное тело не должно углубляться во время и тем более познавать его дно.