Из строгого серого храма,
Ты вышла на визг площадей –
Свобода – прекрасная Дама
Маркизов и русских князей.
Свершается страшная спевка –
Обедня еще впереди!
Свобода – гулящая девка
На шалой матросской груди!
( Марина Цветаева)
1
Лежа на верхней полке вагона, Андрей, вывернув шею до хронического нытья в позвонках, смотрел и смотрел в окно. Мимо, кружась и сжимаясь от скорости, словно на крыльях, летела едва тронутая солнцем по-зимнему неприветливая степь. Телеграфные столбы мерили пространство, добавляя к дефициту вертикалей свои упрямые единицы, источенные солеными ветрами и неумолимым временем.
Поезд двигался вперед и он постепенно, не сразу, отрывался от прошлой жизни, как отрываются от назойливой, жвачки, прилипшей к штанам.
Страдая аллергией на эту, внезапно окружившую его, со всех сторон, действительность, он пытался выплюнуть - к чертовой матери тридцать прожитых лет, чтобы начать все сначала.
-Сначала-сначала-сначала - как будто подсказывая забытый урок, выстукивал по рельсам зануда-поезд. И так же тревожно в его голове стучала, разгоняемая непомерными дозами адреналина – густая, отравленная годами «социалистического рая» кровь.
Мозг, возбужденный новыми обстоятельствами, выдавал «на гора», хранящиеся в тайниках мысли и воспоминания. Будто, сбежавшая от киномеханика старая пленка, они причудливо струились, образуя петли и завязывая в узлы память - не поддающуюся скорой и безболезненной утилизации.
Все это было неподвластно его воле. Перемешиваясь с мелькающим за окном пейзажем, мысли превращались в мозаику: несколько осколков цветного стекла, отражаясь в трубке игрушечного калейдоскопа, рисуют неповторимый орнамент, многократно повторенный в гранях волшебного инструмента.
Вся прошедшая жизнь- до него и вместе с ним представилась, вдруг, частью гигантского, ручной работы, ковра, где несколько ничтожных узелков были завязаны и его руками.
Он уезжал из Ташкента, словно бежал от Судьбы. Город вытолкнул его как пробку из бутылки шампанского или ставшую ненужной вещь, брошенную в мусорную корзину.
Позади остались: обида и непонимание - что же все таки произошло в его жизни и жизни окружавших его людей? Родные и близкие, которых пришлось оставить глубоко в тылу. Как оставляют за собой мирных жителей, стремительно отступающие войска, застигнутые врасплох вероломно и внезапно напавшим противником
Хотя тогда все перемешалось, и было непонятно - где передовая, а где все-таки тыл?
Где друзья, а где враги? И где собственно настоящая Родина? Где тебя еще не ждут? Или не ждут - уже?
Понимание придет гораздо позже, когда по прошествии лет, он натолкнется, на форум соотечественников во Всемирной Паутине Интернета, которая к тому времени опутала весь мир.
На этом форуме люди общались, словно перелетные птицы, собравшиеся на месте вынужденной зимовки, где стоит невыносимый гвалт и слой птичьего помета, толстым слоем, покрывает голые скалы.
Здесь обменивались информацией, спорили и рассказывали свои незамысловатые истории, которые, переплетаясь друг с другом, и перемешиваясь с вымыслом и фантазией, образовали причудливое покрывало, постепенно накрывшее - подобно восточному сюзане
- достархан реальной жизни. Реальность превратилась в, стилизованное восточным орнаментом, панно.
Но, как и любой орнамент, эта новая реальность все-таки несла в себе зачатки подлинной жизни. И истории живых людей были в нем основой, по которой искусный ткач- время - создает свое нерукотворное полотно.
Из всех историй ему почему-то особенно запомнилась одна: как люди, уезжая на чужбину, присели на дорожку в ташкентском аэропорту, вместе с провожавшими их родственниками, и в рыданиях прозевали улетевший без них самолет. Конечно, они попали на следующий рейс, но эта боль вынужденного отъезда показалась ему очень узнаваемой и близкой.
Словно символ: японский иероглиф – «коду», означающий Знак Неотвратимости.
Точно так же с мясом и болью он отрывал от себя этот город. И невольная слеза скатилась из глаз, когда поплыла, разгоняясь, платформа ташкентского вокзала и лица, провожавших его друзей и близких, размазавшись по стеклу, окончательно уплыли за некую черту, где осталась прежняя жизнь. Уже тогда, каким-то шестым чувством он понимал, что это - навсегда!
Мимо плыли знакомые улицы, сменившиеся гаражами и складскими помещениями окраин. По этим улицам шли люди и ехали трамваи.
Затем возник другой пейзаж: хлопковые поля, занесенные снегом, речки и мосты…
Но все это, было уже просто картинкой – иллюстрация ускользающей реальности… Впереди его ждала другая жизнь и другие обстоятельства, которые отныне и станут его новой Судьбой.
Ночью ему вновь приснился давно забытый сон: песок, унылый вой ветра, запутавшегося в проводах. Они протянулись вдоль бесконечно длиной дороги, убегающей за горизонт. Шершавые длиннохвостые ящерицы гроздьями болтаются на скрюченных, словно ревматизмом, кустах саксаула.
Этот заколдованный мир- граница между жизнью и смертью: капля крови упавшая из порезанного пальца, высыхает на лету, скатываясь в песок - шариком тяжелой ртути.
Появившись, из – ниоткуда, Маринка кралась где-то рядом…
Ее влажное дыхание, словно трюк иллюзиониста: открыв глаза, он уже не видит ничего. Она, вновь, растворилась в горячем эфире! И его неуверенные пальцы ловят лишь пустой воздух вокруг.
- Как горячо – доносится из-за спины. Внезапно материализовавшаяся Маринка, переступая с ноги на ногу, закрывает ему глаза теплыми ладошками.
- Загадай желание - шепчет она.
Он пытается взять ее за руку, но она снова исчезает.
Андрей идет по пустынной дороге - он вечный странник, путешествующий во Времени.
Дорога, нырнув с очередного бархана, упирается в дымящееся море.
Стоя по грудь в воде, Марина улыбается ему странно и загадочно.
- Ну и шуточки у вас здесь! – сердится Андрей.
- Иди ко мне – она тянет к нему руки, постепенно сливаясь с ним в одно целое и даря блаженство.
В то лето, они совершали стремительные марш- броски в аулы расположенные поблизости. Андрей раздвигал ноги этюдника и, установив его на зыбкой песчаной почве, рисовал глинобитные кривые мазанки на фоне белесого выжженного неба. Из черных дверных проемов выкатывалась бесчисленная чумазая детвора с собаками, кошками, суетливыми курами и голодными баранами. Бараны пытались жевать все, что жуется и не жуется вовсе. Они пробовали на вкус шнурки кедов и краешек штанов, и даже пытались грызть железные ноги этюдника. Поняв бесперспективность своих усилий, отходили, жалобно блея и мотая круглыми лобастыми головами.
Марина садилась поодаль, закуривая сигарету, и глядя на окружающую природу спокойными и ясными глазами курящей рафаэлевской мадонны. А иной, по- настоящему таинственный и непонятный мир, глядел на нее из глаз детворы, из дверных проемов, и
синих теней от выгоревших на солнце войлочных юрт.
Имя этому миру был – Восток. Загадочный Восток, который так манил и притягивал к себе художников и поэтов. Сколько их побывало здесь? А сколько сгинуло, принеся себя в жертву неведомым идолам?
Это удалось понять и выразить загадочной поэтессе Дмитриевой.
Незабвенная Черубина де Габриак - плод чужой фантазии, превратившийся в реальность. Соблазнительный призрак, из-за которого стрелялись, на Черной речке, Волошин и Гумилев…
…И я умру в степях чужбины-
Не разорвать заклятый круг
К чему так нежны кисти рук,
Так тонко имя Черубины?
- написала она, однажды, пророческие стихи, которым было суждено неминуемо сбыться.
Вряд ли Марина до конца понимала все это, но своим безошибочным чутьем, тем не менее, угадывала бездну, открывшуюся их взорам.
Древняя земля, древние чувства и люди населяющие ее. Это было иное пространство- иное измерение, по сути. Глядя на акварели Андрея, Марина удивлялась - как быстро он схватывал и умел изобразить то, что она лишь смутно угадывала. Желая, тем не менее, позлить его она говорила – Ну, этот домик вышел, у тебя кривоват! И вообще все не так уже и мрачно! В ответ Андрей лишь усмехался - Все мы будем кривоваты рано или поздно!
Со временем так оно и случилось. Вскоре, здесь не станет ни моря, ни домов, ни этой чумазой детворы и лишь ядовитую соль будут гнать на Запад неутомимые и злые ветры!
Наутро поезд, скрипнув тормозами, остановился на станции Аральск.
Пассажиры шумной гурьбой разбрелись по перрону.
Купе заполнили смуглые казашки, предлагая свой незамысловатый товар: вяленую рыбу и носки из верблюжьей шерсти.
Андрей, обогнул убогое здание железнодорожного вокзала и почуял запах моря.
Даже звук, набежавшей волны послышался ему…
Но это был всего лишь мираж. Моря давно уже не было здесь. Лишь соленая лужа, словно шагреневая кожа, усохшая до размеров небольшого лоскута - в масштабе географических реалий.
До мест, где он познакомился с Мариной, тем летом, было рукой подать.
Но там, наверняка: лишь, выжженная степь, верблюжья колючка, да шары перекати-поля, путешествующие от бархана к бархану.
Ученые и правители назовут это - экологическим бедствием!
Но он, и тогда догадывался, а впоследствии узнал наверняка, что это преступление. Масштабы, и последствия, которого, еще неясны до конца.
Как же это все-таки случилось тогда?
Липкая паутина воспоминаний вновь опустилась на него, утянув, за собой в заповедные дали памяти...
…Алюминиевый самолетик, кашляя мотором, провалился в очередную
воздушную яму. Казалось, что ему уже не суждено выбраться из нее никогда. Но,упрямый механизм в очередной раз победил стихию, чтобы вновь споткнуться и упасть, и снова подняться. Он словно подавал Андрею пример стойкости духа - умение сопротивляться обстоятельствам. Тут было о чем подумать. Впрочем, ему сейчас было совсем не до раздумий. Господи, когда уже завершится этот безумный полет сквозь пространство где, казалось, перепутались все привычные ориентиры. Где небо? А, где земля?... Сверху?... Снизу?
Может быть, он заблудился во времени, переместившись в будущее, предвосхищая сюжет еще не написанного романа?
А ведь как мило все начиналось! Любимая бабулька предложила отдохнуть на Аральском море… Сколько легенд и историй слышал он про это море! Остров Барса-Кельмес, что в переводе с казахского: пойдешь - не вернешься! Где пропадали люди и корабли … И огромные рыбины - трехметровые сомы, которых вылавливали рыбаки… Охотничьи рассказы деда… Сгинувший без следа Миша Вереутин, что охотился в камышовых плавнях, а потом его лодку нашли на дне залива - в нескольких километрах от охотничьей стоянки. Самого же охотника, как и не бывало - только перекушенный загадочным чудовищем стальной трос в палец толщиной!
А еще зловещие слухи о городах прокаженных – лепрозориях, что, якобы существовали в тех краях испокон века.
Ими пугали детей. И они верили в эти слухи, про молодую свежую кровь, которую пьют злодеи, чтобы облегчить свои неимоверные страдания. С замиранием сердца, дети обходили стороной глухие закоулки города Нукуса , озирались на каждый шорох и боялись, боялись… Боялись до оторопи, до невольного щенячьего сладострастия…
Втайне надеясь, что хоть что-нибудь все же случится в их маленькой, бедной на события жизни!
Но лепрозории были где то там в изгибах берегов озера Судочье, чьи воды питались щедрыми весенними паводками Аму -Дарьи.
Здесь проходили древние караванные пути и создавались вольные поселения разбойников. Еще задолго до Робин Гуда и Стеньки Разина, они пытались чинить справедливое, по их мнению, распределение чужих богатств. Только железная рука Тамерлана на время усмирила вольницу. Но стоило хромоногому старцу уйти в мир иной, как снова появились, в этих местах, разбойнички, обложившие данью караваны и местную, потерявшую всякую совесть знать.
Озеро соединялось, временами, с Аму-Дарьей. Она меняла русло на протяжении веков, но потом, вновь, неизменно, возвращалась в свои привычные берега. Река, как своенравная красавица, выбирала между Каспием и Аралом, все-таки выбрав, однажды, загадочный, Арал. Говорят, что сам российский царь Петр, посылал сюда экспедиции, желая отщипнуть от местных щедрот и несомненных географических преимуществ. Но что-то не заладилось тогда у великого русского властителя.
Андрей собирался отдохнуть в правительственном санатории - в районе золотых песков
на западном побережье азиатского моря-озера. Где бесконечные пляжи и всегда солнечно. Во всяком случае, так было в те достопамятные времена. Разумеется, нынешний путешественник увидит совсем другую картинку.
Туда и организовала ему путевку бабушка, пошуршав связями, и, запихнув в этот древний летающий агрегат, чтобы ускорить, так сказать, процесс встречи с прекрасным. Но, прекрасного, пока было мало. Скорее наоборот – было очень много ужасного. Летящие в него арбузы, например, и лязгающие металлическим каркасом, ящики с кефиром во время каждого очередного виража. Cамолетик - то был грузовой! Трудяга, доставляющий провиант рабочим – вахтовикам.
«Освоение газовых месторождений Устюрта – архиважная задача социалистического строительства!»
Великое Плато Устюрт… То еще местечко! Там работал мой дед-строитель.
И однажды он взял меня в очередную командировку. Из этой поездки помнилось лишь злое сердитое море - был конец августа, сезон ветров - да неказистые голубые вагончики, разбросанные в пересохшей, выжженной беспощадным солнцем азиатской степи. Не с этой ли Великой Стройки все и началось… Вся эта нынешняя безнадега?
Ведь, куда - то подевалась прорва воды, заполнявшая некогда - целое море? Да и вся жизнь как-то изменилась с тех пор!
Может быть, море ушло в ту гигантскую дыру, обнаруженную мной в расселине глиняного обрыва, которым завершалось Плато Устюрт со своей западной стороны?
Прогуливаясь вдоль берега, я заглянул тогда в эту мрачную щель, будто ведущую в
Преисподнюю и из нее послышался странный гул - словно запускали авиационный двигатель или, что-то обрушилось вдруг в тартарары - и запах сырого тлена долетел до меня!
Помнится, еще в школе учителя демонстрировали нам фокус с сообщающимися сосудами! И если в одном сосуде убыло…
А может быть это - шалости военных, чьи секретные базы прятались, в здешних краях?
Еще из детства помнился: не то сон, не то явь, когда над ночным небом вырос гриб ядерного взрыва …
Лишь позже, когда стал старше, я совместил эту давнюю картинку со знанием предмета. Тогда же мне запомнился лишь этот фантастически красивый цветок, что пророс однажды на фоне звезд, в ночном небе города Нукуса.
А в годы учебы, когда я частенько летал из Ташкента в Нукус, чтобы навестить стареющую бабушку? Пролетая над этими местами, я с неизменным любопытством наблюдал паутину автомобильных дорог, тающих в бесконечных песках Кара - Кумов. Кому, кроме военных, нужны были эти дороги и куда они девались, неожиданно обрываясь в песках?
В тот раз я впервые в жизни искупался в море. Упругая волна подхватила мое щуплое мальчишеское тело и утащила в пучину.
Я увидел под собой зовущую мглу и неясные мерцающие огни – словно манящие или указующие путь маяки, или огни ночного города под крылом вернувшегося домой самолета?... Сильная рука достаточно крепкого тогда деда подхватила меня и вернула в жизнь.
Перед тем как зайти на посадку, самолетик вынырнул в последний раз из облаков и
его взору предстала изумительная картинка: стая розовых фламинго, непонятно откуда взявшихся здесь, вытянулась вдоль линии горизонта, словно застыла в стоп- кадре, отражая луч солнца, долетевший к ним из- за косматых туч.
Будто кусочки блескучей фольги, приклеенной к серо- лиловому фону неба, они нечастым пунктиром указывали путь в некую загадочную страну, что находится там –« за горами за долами- за неведомы морями»! Страну, про которую рассказывала бабушка, читая очередную сказку, перед тем, как отправить его в страну детских сновидений.
Похожую картину он увидел гораздо позже, когда изрядно повзрослевший, брел вдоль берега Балтийского моря. Упругий сырой ветер хлестал в лицо. Море было неприветливым и мрачным. И вот так же: на темном фоне неба, он увидел летящую стаю лебедей, пришпиленных к грязно - серому полотну, рукой невидимого волшебника, рисующего декорации к нашей жизни!
За эти картинки он готов был простить Природе все ее жестокие капризы. И даже ушибленные ноги и шишки на голове, и вообще все прошлые и будущие свои невзгоды.
И все-таки этот полет не прошел для Андрея даром. Едва самолет, ухнув напоследок мотором, окончательно замер, задрав свой увенчанный крестом пропеллера, героический нос, как он вывалился наружу и, добежав до ближайшего куста, поблагодарил природу, отдав иссохшей земле, все содержимое своего желудка.
-Гуманитарная помощь здешнему зверью – улыбнулся он, оттирая платком вспотевший лоб.
…Андрей с рюкзаком, переброшенным через плечо, брел по черной стреле дороги, упирающейся в горизонт. По правую сторону, совсем неподалеку, плескалось ленивое
густо- соленое море. Мимо урча моторами и воняя бензином, проносились тяжело груженые трейлеры, рассекая тупыми рылами, горячий плотный воздух, окутавший окрестности. Миновав невидимую черту, грузовики исчезали в струящемся мареве, превращаясь вскоре в изломанный зыбкий мираж.
А вот и цель его маршрута - дом отдыха имени Джолдазбека Акынова. Аккуратные белые домики рассыпались по песчаному склону, убегая к самому краю моря. Незатейливо спланированную территорию, словно перетягивают черные ленты асфальтированных
дорожек. Вопросительные знаки скамеек, выкрашены в цвет, некогда бывший желто – зеленым. В эти же фирменные цвета окрашено все, что способно дарить здешнему населению хоть какую-то тень. В том числе и веранда столовой с длиной закопченной трубой, прилепившейся сбоку от бывшего когда-то белым здания. Из трубы валит скучный дым, сигнализируя о возможном обеде. Впрочем, тема обеда - на какое то
время, совершенно потеряла свою актуальность для Андрея. Едва разместившись в одном из коттеджей, он бросился к морю. Войдя в воду, нырнул и долго плыл в прозрачной воде, раздвигая руками водоросли, Наплававшись, выбрался на берег, и упал навзничь на горячий песок - словно подкошенный вражеской пулей боец, не успевший добежать до своих… Недвижимый, он пролежал, казалось, целую вечность…
- Обгорите приятель!
-Что?- поднял голову Андрей, растеряно ловя в фокус окружающее пространство.
Над ним склонился крепкий молодой человек со спутанными русыми волосами и светлыми глазами на загорелом лице.
- Я говорю солнце в зените - можно и обгореть!- насмешливо повторил он .
- А что делать?
- Посидите лучше в тени. Здесь и в тени достаточно солнца.
- Да спасибо! Я так и сделаю, пожалуй - Андрей вскочил и сел на корточки, пружиня колени.
-Сергей. Сергей Лавров - протянул ладонь русоголовый.
- Андрей … Караулов - Андрей протянул свою руку, стряхнув с нее налипший песок.
- Очень приятно! - новый знакомый улыбнулся широкой белозубой улыбкой.
Они перебрались в тень
- Как, тебя сподобило забраться в эту глухомань? - Сергей непринужденно перешел на ты.
- Дело случая… Можно сказать - занесло попутным ветром. Если честно, родная бабулька удружила! Что, я ей плохого сделал?...
- Да, ладно - не так уж здесь и плохо. Природа - супер! Дикость и каменный век! Энергетика! Только здесь и можно отдохнуть от людей. А, с другой стороны - несомненные прелести цивилизации… Трехразовое питание и ванная с унитазом. Не всегда, правда, бывает вода. Зато море! Не желаешь, кстати, окунуться?
- Пойдем!
Они шли к воде, проваливаясь в рыхлый песок.
Со спины казалось, что – это родные братья: почти одинаковые стройные фигуры в облегающих плавках, курчавые спутанные волосы… Только один был русоголовым, а второй брюнет. C одним ты была близка, правда совсем недолго, а на второго смотрела с любопытством, из-под тени навеса, прищурив глаза, и сама еще не понимая, как следует, что же это происходит с тобой - на самом деле!
Они оба были в твоем вкусе. И ты бы могла любить двоих, если бы они согласились на это!
Впрочем, пройдет время, и судьба все сама расставит по местам, выстроив мизансцену, так, как не под силу самому гениальному режиссеру. Эта опасная игра в рулетку где : чет - нечет, красное и черное - будет попеременно выпадать всем участникам сюжета – превратится, со
временем, в лейтмотив всего происходящего. И станет не совсем ясно - где, в этой истории, вымысел, а где правда, порой, гораздо больше напоминающая вымысел?
Он любил, встав с первыми лучами, солнца, когда все еще спали, уходить на дальние пляжи и рисовать там, на песке загадочные пиктограммы- полные неясных символов. Это была репетиция его будущих картин. За этим занятием и застал его Сергей, однажды поутру, когда, выйдя на пустынный берег, только вчера омытый штормом и по этой
причине девственно-чистый, брел краем моря. Берег, начиная с некоего символического нуля, был испещрен рисунками. Он двигался вдоль кромки волн, осторожно ступая, чтобы не разрушить нарисованное. Удивительно стройная и гармоничная в своей завершенности композиция предстала его взору. Плавные четкие линии, соединяясь друг с другом,
перетекали в затейливые формы: глаза птиц и крылья бабочек, сплетаясь, превращались в образы - лица богов и святых. Ладони, воздетые в молитвенном экстазе,
выглядывали из затейливых складок плащаниц и хитонов - больше похожих на струи водопада. Все это многообразие линий роилось и множилось, не прерываясь ни на миг и
составляя единое целое с природой. Что-то вечное и трогательно наивное, чувствовалось в этих рисунках. Даже море казалось, притихло, созерцая труд Мастера.
-А, вот и сам мастер замер у линии прибоя. Да он и не один, однако!
Юная муза, обнимая и целуя, вдохновляет мастера этим утром! Кто же это такая? Эта юная муза! Очень знакомый силуэт…
-Привет, друзья мои! - Сергей смотрел на них через прицел сощуренных глаз, и кулаки его невольно сжимались и разжимались - готовые нанести серию хлестких ударов. Он хотел сделать им так же больно, как было больно ему самому.
Они повернулись к нему и их лица, умытые морем, в ореоле спутанных волос, были так чисты, невинны и счастливы одновременно, что кулаки его невольно разжались, а губы растянула нелепая и жалкая улыбка.
Как будто это он был виноват перед ними!
-Привет! - ответили они разом и тоже улыбнулись, словно предлагая разделить их нечаянную радость. Таким образом, ему была предъявлена охранная грамота, под названием - Любовь…
И сразу стало ясно, что он лишний на этом празднике жизни!
Сунув руки в карманы и невольно сутулившись, Сергей отправился прочь - подальше от их счастливых физиономий, насвистывая легкомысленный мотивчик и торопливо глотая беззвучные слезы. Когда, он возвращался, солнце было в зените. Их не было, а рисунки давно уже смыло море. Море было его союзником сегодня. В первый и последний раз!
Тем временем, август перевалил за вторую половину, начались пустынные бури - близился сезон дождей. Они собрали чемоданы и навсегда покинули этот край.
Андрей уехал немного раньше - нужно было перед отъездом в Ташкент, повидаться с бабулькой и поэтому Марина улетала с Сергеем. Их отношения выровнялись к тому времени.
Казалось - он все простил и не держит зла. Впрочем, ей это было, похоже, безразлично. По крайней мере - тогда. Со временем Сергей вернет утраченные позиции. Недаром его любимая игра – шахматы.
Сидя в кресле самолета, взявшего курс на Москву - когда все приключения были позади, она с грустью подумала, что никогда уже не будет так счастлива, как этим коротким летом. Отчасти предчувствия сбылись. Но, только отчасти, ведь жизнь - это не фильм и все в ней, правда, только наполовину, а все что неправда - это другая, правда …
Жизнь - по сути - большая затейница и раскладывает свой пасьянс, мало интересуясь нашим мнением. Она демонстрирует свои фокусы и даже шельмует - лишь тогда, когда мы позволяем себе расслабиться и забыть об опасностях, которые таит окружающий нас мир.
-Всегда следи за вороном, который кружит в небе за твоим левым плечом - предупреждал Дон Хуан своего ученика.
Если бы Андрей уже тогда черпнул немного мудрости из книг Кастанеды, то не позволил бы, наверное, так легко переиграть себя своему другу-сопернику. Хотя, как знать, возможно, ему нужна была эта прелюдия перед окончательной встречей с тобой, когда все поменялось вокруг, и все мы переместились в другую страну, а, на самом деле, в другой мир?
Лето кончилось, и закружили пыльные бури. Ты уехала, и вы расстались надолго. Вы встретитесь еще, но это будет уже совсем другая история…
Совсем другое кино, как говаривал один мой приятель!
Несколько раз он будет рядом, но не сможет или не захочет навестить тебя. Позвонив однажды из автомата, что стоит напротив твоего дома, он нарвется на Сергея.
К этому времени, ты уже будешь замужем!
Через несколько зим, он получит письмо от тебя: Ты уйдешь от Сергея, ты будешь звать и сочиться любовью…
Но, теперь уже он обрастет иными обстоятельствами!
Он ответит, конечно, но ты, видимо, ждала совсем других известий.
Браки совершаются на небесах? Возможно! Но разрушаются - то они на земле и по большей части - нашими собственными руками!
Паровоз загудел на прощание, вскочив на подножку уходящего поезда, Андрей обернулся и увидел Маринку. Загородившись ладошкой от солнца, она махала ему рукой.
Всматриваясь в этот ускользающий мираж, он неуверенно помахал ей в ответ.
Она была такой же, как десять лет назад: стройная и загорелая, в шелковой косынке, поверх выгоревших до рыжего отлива темных волос - близкая и далекая одновременно.
Вместе с окружающим пейзажем она истаяла, растворившись в струях горячего воздуха.
Поезд, набирая скорость, с упрямой неизбежностью, уносил его вперед - в Будущее.
2
…Он ощущал себя вернувшимся с войны, когда можно, наконец, подсчитать рубцы и потери… Когда можно не стыдясь окружающих, пустить прозрачную слезу. И даже
посмотреть при этом в зеркало, где отразится лицо немолодого уже мужчины с недельной щетиной на щеках и выражением невольного удивления при виде собственных слез.
Ему некого было стесняться. Его покинули все. Или это он всех покинул?
Что это за война, где неслышна канонада орудий, и никто не бомбит городов и сел, но где так же гибнут люди и калечатся судьбы? И зачем эта невидимая война?
Впервые отзвуки начавшихся перемен он ощутил еще задолго до того, как прозвучало звонкое слово- Перестройка! Ему снились странные сны - будто куда- то летят самолеты и слышен далекий гул тяжелых орудий. Он просыпался, переползал через спящую жену и прилипал носом, к мутному от влаги окну кухни, смотрящему на север. Именно оттуда чудились эти диковинные звуки… Над головой, где-то в небесах, урчали моторы невидимых стратегических бомбардировщиков, летящих на юг. Может быть, перебрасывают войска в приграничный Афганистан? Но, на поверку, - заблудившийся
ветер шевелил оторванный кусок жести на соседней крыше, и тихо звенела весенняя капель.
Где-то на востоке занималась заря, небо наливалось ровной лазурью, и день обещал быть солнечным и ясным. Он успокаивался, выпивал холодной воды из-под крана, и возвращался в теплую постель к жене, принимавшей его в свои сонные объятья.
Днем он привычно бегал по делам, натыкаясь, на знакомые лица и обстоятельства. Но что-то менялось… Что-то происходило вокруг, и он чувствовал это своим звериным чутьем.
Вчера, под утро, умерла кошка. Она мучилась в последние дни и даже перестала, есть,- что для нее было странным. Обычно она раздражала его своим требовательным обжорством, а тут отказалась, даже от любимых шпрот. Только нюхала разложенные перед носом аккуратные тушки. Словно беременная женщина, которая и сама не знает - чего хочет! Во всей этой назревающей ситуации, его больше беспокоило - куда он денет котят? Эта кошка, в отличие от предыдущей, прожившей возле него лет пять - шесть, была бесплодной. И, вдруг, на тебе - понесла! Теперь проблема решилась таким вот- неожиданным способом. Наверное, если бы на его месте была женщина, она бы почувствовала неладное. А, он? Кто - знает этих беременных... Он думал, что им положено мучится!
Еще ночью, когда он вставал, чтобы отлить, выйдя на свежий воздух, она была жива - только покинула свое лежбище в шкафу. Словно почувствовала близость собственной смерти.
Подышав влажным воздухом и послушав немного тревожный гул бушующего неподалёку моря, он вернулся из зябкой ночи в дом. Посветив фонариком в дальний угол комнаты, обнаружил, наконец, пропавшую кошку. Тихо погладил по спине. Она привычно выгнулась, и, сквозь отросшую густую шерсть, Андрей, вдруг, ощутил неожиданную остроту ее позвонков - словно противотанковые ежи, заросшие густой травой. Кошка что-то булькнула ему в виде ночного приветствия. Оказывается, это было своеобразное прощание! Последнее прости! Хотя прощения, наверное, должен просить он. Как обычно, он не заметил чужую боль!
Это была та самая кошка, из-за которой он чуть было, не рассорился с еврейским населением форума. Когда кто-то из них , в очередной раз, затеял вечную жалобу на свою нелегкую судьбу, он, где-то далеко за полночь, выложил следующую фразу : «…кошка, однажды, оставленная мною зимовать в одиночестве, - по возращении - превратилась в существо маниакально озабоченное вопросом собственного выживания. Теперь она ходит за мной по пятам и постоянно хнычет. Ей, видимо, кажется, что ее снова бросят…
Я люблю свою кошку, но мне иногда хочется дать ей увесистого пинка - за ее нытье!»
Поднялся крик, и ему пришлось извиняться за этот пассаж.
Хотя доля правды в нем, наверное, была.
Ведь так, действительно, бывает с людьми, пережившими трудные времена. Именно это он и имел в виду. Даже его бабушка - большая оптимистка и хлопотунья, всю жизнь держала в чулане стратегический запас продуктов и закупала впрок ювелирные изделия, когда случались лишние деньги.
Эта привычка -делать запасы- осталась у нее еще со времен войны. Она всегда призывала Андрея быть готовым к трудностям. Уговаривала вкладывать деньги в незыблемые ценности.
- Все пропадет, а золото всегда будет! – говорила она.
Он смеялся над ее тревогами. Он предпочитал сорить деньгами, меняя их на удовольствия. Еще заработаем! Ну, какие трудности могут случиться у молодого, удачливого и симпатичного мужчины? Конечно - никаких!
То, что рухнет целая страна… Этого не ожидал никто! А если весь мир… Разве мы
навсегда застрахованы от подобного оборота событий?
Он закопал кошку в саду под яблоней. Вернее в бывшем саду, и под бывшей яблоней. Все постепенно умирало, вокруг и было непонятно - была ли в этом его вина?
Конечно, вина есть всегда. И даже перед этой кошкой он был виноват! Он виноват во всем и за всех! Именно с таким чувством он и жил в последнее время. Но, это ровным счетом ничего не меняло!
Когда умер Брежнев, все вокруг обрадовались! И он в том числе. Это, конечно, было странным. Ведь Брежнев не был тираном. И жилось при нем совсем неплохо!
Но, понял это Андрей гораздо позже, когда лежа в тесной спаленке, на подмосковной даче, вспоминал свое прошлое. Дача была небольшая, но достаточно уютная. И тогда казалось, что все еще вернется. И ощущение неизбывного счастья по утрам , которое сопутствовало ему с самого детства и удача… Все вернется! Нужно только сконцентрироваться! Нужно собрать в кулак всю свою волю и все получится!
Да нужно забыть, вытолкнуть из сознания все плохое и вернуться в детство.
…Когда день тянулся целую вечность, начинаясь с самого утра. Едва протирая глаза, после сна, он ощущал всей кожей прохладу утреннего воздуха и слышал жизнеутверждающее бормотание сковороды на кухне, и голос диктора бодрой скороговоркой рассказывающего, что в огромной стране все по-прежнему замечательно и великолепно!
Бабушка возилась возле плиты, на кухне, и запах жареной колбасы, густыми волнами растекаясь по дому, долетал до него, будоража воображение. Бодрая пробежка по саду, зарядка - за этим следил дед, прошедший суровую жизненную школу - и вот он уже сидит за круглым дубовым столом, покрытым скатертью с летящими по белому полю журавлями, в окружении любящих его людей, и пьет ароматный, обжигающий губы чай..
А, за окном протекает привычная и простая жизнь маленького южного городка.
…И все-таки, ему тогда совсем неплохо жилось на этой даче. Позади, было бегство из национальной республики, где осталось все: семья, любимый город. Сначала налаженный, а потом поломанный местными бандитами бизнес, бывшие друзья и память… Память, над которой вился теперь сизый пороховой дымок, неожиданно зазвучавших взрывов.
Эти взрывы не сразу, постепенно, приближались к нему. Сначала взорвалось и полыхнуло в Грузии и Карабахе. Зашевелилась Прибалтика…Подняла голову Чечня. По- настоящему он почувствовал, что опасность близко, когда в 93, танки поползли по Новому Арбату в сторону Белого дома, мимоходом постреливая вокруг. А, с крыш московских многоэтажек в них поливали ответным огнем.
И это было уже совсем рядом - в двух шагах от него!
Но, тогда все было впереди…
Существовал еще солидный запас прочности. И вольный дух перестройки радовал Андрея, так же, как и большинство жителей страны. Он создавал собственный бизнес и
зарабатывал приличные деньги. Партнер из Турции, предлагал открыть счет в Париже, и это не было сном. Все происходящее кружило голову. Как и шампанское, которое он теперь мог позволить себе каждый день. А еще девочки и рестораны. Жизнь налаживалась!
Его смешило ворчание бабульки, которая никогда не отличалась большим политиканством - в отличие от деда. И вот на тебе! Бабулька смотрит новости и во все корки честит Горбачева! Тогда это казалось странным. Теперь он понимал, что она тоже что-то почувствовала. Именно от нее у него это чутье. Звериное чутье!
Как-то смутно, по- своему, бабулька понимала, что прежней, такой привычной и уютной, жизни больше не будет. Не будет вечерних летних посиделок за круглым столом,
уставленном яствами и фруктами из сада. Не будет сладкого домашнего вина и грустных украинских песен, которые она задушевно пела, солируя в нестройном хоре, где угадывался и баритон ее любимого внука.
Вскоре дом с огромным садом будет продан, а вырученные деньги сгорят в одночасье в топке внезапно нагрянувших перемен. Все это бабулька перенесет довольно стоически так, как Судьба давно закалила ее – и еще не такими испытаниями. Андрею в этом смысле будет тяжелее. Он не сразу сможет понять - за, что же жизнь так лупит по нему? Словно компания пьяных охотников, по трусливо улепетывающему зайцу… Не очень прицельно, но весьма кучно. Что он сделал не так? В чем провинился?
Фраза- «Господь испытывает сильнейших»- довольно поздно попалась ему на глаза. Слишком поздно. Гораздо больше ему помогла собственная бабулька. Вернее память о ней. Когда на этой подмосковной даче ему становилось особенно хреново, и он с интересом примерялся к могучим перекладинам стропил, представляя там наверху свою нелепо скрюченную фигурку со свернутой набок головой, то вспоминал, никогда не унывающую бабушку, и его отпускало.
И когда, с последним долларом в кармане, он, однажды, вышел на Арбат, не зная, где будет ночевать завтра, /его дачный контракт завершился с наступлением лета/ он, тем не менее, продолжал еще верить в свою звезду. И звезда не подвела его - уже через пару дней он работал в фирме, где получал приличные деньги и имел перспективу. Но, разве может быть твердой перспектива в нашей бедной России? Однажды вернувшись из командировки, он не обнаружил ни фирмы, ни ее сотрудников. Офис был закрыт, а телефоны или молчали, или нагло врали, сообщая, что таких людей здесь никогда и не бывало. Впрочем, за съемную квартиру было уплачено на полгода вперед, деньги еще имелись, и Андрей не придумал ничего лучшего, как засесть за фантастическую повесть. На эту мысль его натолкнуло объявление в газете - Нужен сценарий! Куплю дорого! Далее следовал номер телефона и подпись - Абрам Моисеевич.
… В этой повести был довольно странный сюжет, завершавшийся всеобщим Апокалипсисом, который приснился, ему однажды в виде огненного облака, накрывающего ультрасовременный город. Он наблюдал эту загадочную картину, через стекло огромного витража, с высоты небоскреба, упирающегося в самые небеса. Особенный ужас вызывали, вдруг, ожившие кактусы. Они стояли на полу, и на фоне панорамы за окном, были, похожи на кающихся грешников. Да, так, видимо, и обстояло дело.
И, разумеется, он поселил в эту повесть Маринку, потерянную к тому времени навсегда, как он полагал. Описав завершающую сцену Конца Света, он придумал эффектный финал, когда, главный герой, носящий его имя, уводит свою героиню к горизонту, где из песка произрастает Древо Познания, и они вкушают первородный плод, начиная новую жизнь.
Его, в очередной раз, кинули, и денег он тогда не заработал, но литературные занятия помогли организовать мышление и научили думать
Зимой всегда тяжело! Эта зима не исключение. «Зима тревоги нашей»- вспомнилось ему название, прочитанного когда-то давно - в прошлой жизни- романа.
Почему прошедшие годы, казались так похожими на войну? Все эти пятнадцать лет, что жизнь отняла у него и ему подобных? Наверное, количеством жертв?
Как известно, на войне не бывает победителей. Разве в Великой Отечественной они были? Тогда, кто? Может быть эти старики, что раз в год надевают медали и все делают вид, что воздали им по заслугам!
Побеждают только кукловоды. Эти странные люди, которые живут девидентами с чужого горя. Миллионы людей потеряли смысл жизни, а они, напротив, обрели его! И теперь устраивают фейерверки с розовым дымом, приглашая всех на свой нескончаемый праздник !
Ему еще повезло - он выбрался из этой войны с минимальными потерями. Можно даже сказать, что он кое-что приобрел! Он еще и сам не знает что. Но ощущение растущей уверенности, что это так, наполняет его все больше и больше.
Самое большое его богатство- память! Она дарит счастливые воспоминания. А еще сны!
Эти сны бывают порой интереснее, чем окружающая реальность. Возможно, однажды он так и останется в волшебной стране собственных снов. Словно колдун Дон Хуан из повести Кастанеды, однажды, ушедший в круг иной реальности.
И это его нисколько не пугает! Потому что в этих снах он такой, каким не сумел стать в реальной жизни! Вот – их видимая причина... Жизнь, как будто извиняется перед ним, подсовывая сладкий леденец красочных сновидений.
Но, пока у него еще есть дела и в ускользающем мире реальности. Так ему кажется.
Как герой известного рассказа Гаршина, он придумал себе миссию. Отныне он будет отвечать за весь мир! Он будет выращивать в себе, и беречь, цветок нового знания. Что это будет, он не знал еще: картина, или стихотворение или всего лишь одна фраза созвучная великим строкам Эклезиаста. « … И все возвращается на круги своя!»
Ему кажется, порой, что это его долг! Пусть этому заблуждению давно уже придумано название. Старина Бэркли, именовал его заморским словом – солипсизм, но он все равно будет думать так! Ведь только с таким ощущением мог жить и творить поэт Рембо и художник Ван-Гог…
Вот ведь, уже начинает, что-то налаживаться вокруг! Как знать, может быть это оттого, что есть еще люди, чувствующие и отвечающие за весь мир?
Люди способные держать свечу на ветру!
Не умеющие быть счастливыми, пока рядом есть хоть одна страдающая душа! При мысли о таких людях на его глаза вновь набежала предательская слеза.
А, как же тогда кошка?- ухмыльнулся внутренний голос - любимая бабулька, на похороны которой ты не смог поехать и как-то пережил это? И на похороны матери, ты тоже не поехал!
Было много работы? А, когда ее мало?
Ему было нечего возразить своему внутреннему голосу. Видимо, гораздо легче переживать за все Человечество, чем за отдельно взятого человека! Видимо так…
Но лучше все-таки так, чем цинично взирать на маленьких человечков, ползающих у твоих ног, с высоты золоченого унитаза, приватизированного во всеобщей суете!
Лучше корчиться в муках больной совести и каждый раз выходить на улицу - в жизнь- как на баррикаду, чем быть высокомерным, набриалиненным трупом, ловко имитирующем живость движений! Только так можно выиграть битву!
Вот, именно, это знание он и считал единственным стоящим трофеем, вынесенным из этой Войны. И если наберется еще какое-то количество думающих так же… То, как знать может быть ее когда-нибудь назовут Великой Отечественной? Или Великой
Гражданской? Какая разница? Лишь бы это была последняя война, где погибают невинные люди!
3
Прежде, чем плыть дальше под хилым парусом авторского замысла, я должен раз и навсегда разобраться со вторым по значимости лирическим героем, постоянно высовывающим свой нос из всех щелей, предлагаемого текста, то есть с самим собой,
автором и, так сказать, вдохновителем сюжета. Это непросто, очень непросто. Заниматься самобичеванием, извлекая из себя и объясняя причудливый продукт собственного «эго», да еще прилюдно – смешно. Совсем же закрывать глаза на факт интеллектуального, я бы даже назвал это более медицинским / или кулинарным?/ термином - мозговым эксбиционизмом, коим по-сути, является литературное творчество, тоже нельзя.
- Кто я? Зачем я?- ответа на эти вопросы, даже, если они лежат на поверхности, ищет любой мало-мальски уважающий себя литератор. Исключение, возможно, составляют авторы, с головой окунувшиеся в динамичный мир детектива, и прочие прикладные жанры, ставящие целью: реабилитацию, в глазах населения, нестандартных подходов к проблеме сексуальных меньшинств, разоренных муравейников в пойме реки Амазонка. Или спасение Арала за счет рек Сибири./Примеры можно приводить бесконечно./ Но и те не без греха…
А, остальным нужно честно и безоговорочно признать, что вся эта бодяга: с главными и второстепенными героями, сопутствующими их передвижению, в лоне сюжета, любовями и смертями; длинными монологами о гуманизме и пользе социально-ориентированного и коммунально-мотивированного труда на благо всего Человечества… Все это нужно лишь для того, чтобы, в лучшем случае, поковыряться внутри себя - любимого. А, в худшем, а может быть еще и не в самом худшем случае,- обнажиться прилюдно и получить удовольствие.
При этом, как опытная проститутка, иные еще умудряются делать вид, что - ах!- как, они мучаются и - ох!- страдают от того, что так несовершенно и так несправедливо устроен мир!
Полноте, господа авторы! Времена страдальцев давно уже канули в Лету. Они ушли в мир иной, вместе с Достоевским, Чеховым и Толстым.
Другие не страдают. Прикрываясь вымышленным героем, они тайно наслаждаются, дергая за ниточки, приводящие в движение их героев- марионеток. Они сгорают, при этом, от страха - как бы читатель не догадался о том, что и сами они в юные годы мастурбировали / да и сейчас продолжают!/ над контрабандным « Луи», глянцевые развороты, которого, даже мумию приведут в состояние тихого изумления, сочетающегося с самопроизвольной эрекцией.
-Ну, мастурбировали! Ну, и что? Признайтесь в этом честно, и вам станет гораздо легче.
Поверьте – не те проблемы интересуют, нынче, Человечество! Ваше тихое, придушенное- да - утонет в грохоте эротически- развлекательных шоу и боевиков, где коитус, оргазм и насилие, давно уже слились в перманентном экстазе! Ведь находятся же прямые и откровенные натуры.
- Мадам Бовари - это я!- признался Гюстав Флобер, когда его окончательно прижали к стенке.
Владимир Набоков, в одном из интервью, заявил, что своей «Лолитой», заложил бомбу под весь 20 век! Знал, что делает, и честно в этом признался. /И, что мы ему такого сделали интересно?/
Эдуард Лимонов… Несравненный скандалист - Эдичка, пошел еще дальше… Он сознался в таком количестве грехов, что даже не верится. Как, его хилая конституция могла выдержать такое?!
А Хэммингуэй? Ладно Хэмм - это святое! Не будем трогать великих!
Так, что вы думаете? - Всеми этими господами двигала любовь к Человечеству? Или желание посеять, что-то Разумное, Доброе и Вечное? Как бы не так! Двадцатый век произвел иную генерацию писателей. Другая возникла мотивация поступков и мыслей. Лимонов, так же, как и Флобер и Оскар Уайльд, и Набоков, и господин « как его там»-
испытывали непреодолимое желание выставить на всеобщее обозрение собственную персону, заголив определенные места и словить кайф!
Я их не осуждаю - я и сам такой. Именно поэтому, я выбрал жанр авторского романа. Жанр, где можно напустить туману, заметая следы и мороча голову. Где: непойманый - не вор, где все - на добровольных началах и по обоюдному согласию! Хотите- верьте, хотите - нет! Авторский роман- это роман о самом себе. И какими бы ширмами и вычурными декорациями не прикрывался автор, - он главный герой повествования.
Все, что придумано и рассказано автором: продукт времени, обстоятельств и места, пропущенного через его сознание. Этим, впрочем, грешат даже словари и справочники - куда же деться от субъективного восприятия действительности!
Я, - мое эго, даже преломленное через судьбу выдуманного героя - вот по сути- цель повествования. Перепетум-мобиле сюжета. Его энергетическое обеспечение и гарант качества продукта. Я, как пуп Земли! Центр мироздания - со всеми моими болячками причудами и комплексами! Если это – я - чего-то стоит, разумеется! И хоть как-то резонирует с болячками и чаяниями остального человечества.
Кому-то может показаться неинтересным весь этот бред, оформленный в виде хаотических конструкций, отражающих почти неконтролируемый поток сознания. И личность автора может показаться ущербной или почти на грани того… Не буду спорить- может быть так оно и есть на самом деле! Ведь автор такой же продукт минувших времен, как и все вы. Оглянитесь вокруг - так ли уж прекрасен окружающий нас мир?
Скажем так - он нуждается в существенном улучшении. Вряд ли с этим стоит спорить. И кто-то же должен делать грязную работу!
Хотя это не про меня. Я пишу исключительно для себя! Немного для нее… И, лишь, в последнюю очередь для тебя, мой любезный читатель!
Я пишу эту книгу сугубо в медицинских целях. Чтобы, следуя заветам, старины Фрейда, выблевать до последнего атома, все миазмы израненного сознания. Может быть это поможет мне.
И если эти отходы естественной деятельности слегка испачкают ваш вечерний костюм, я заранее прошу у вас прощения: господа - «не успевшие отойти в сторону», и господа –
« просто любопытствующие» и господа… Ну, и так далее.
Тем же, кто пожелает остаться… Кто так же, как и я, носит в сердце пулю, вбитую туда стреляющими без разбора временами и режимами им сопутствующими… Тем, я обещаю, что: на страницах этой книги, среди мрачных тонов, будут и полутона и светлые пятна радости, яркие краски счастья, которое тоже случалось в нашей жизни, даже может быть в большей степени, чем мы этого заслуживали. Словом все то,- что необходимо картине,
чтобы называться картиной: и грязь подмалевка, и слои следующих прописок… Ну, и, разумеется, «анданте» завершающего мазка, перед тем, как вставить полотно в соответствующую раму, и назвать его произведением искусства.
А, теперь я снова вернусь к своему герою.
…И вновь линии Судьбы сошлись в одной точке. Теряя энергию, медленно раскручивается пружина Времени. Рано или поздно всему приходит конец: стрела, пущенная из лука, находит свою цель, прорастает семя, превращаясь поначалу в уродливый желтый росток, а затем выстреливая в небо упругим стремительным побегом.
Перекрестие прицела, проехавшись по карте страны, замерло на пункте А. И вот ствол Судьбы, полыхнув жаркой отрыжкой, выплюнул в направлении обозначенных координат, его скомканные в нелепый комок обстоятельства.
Что есть человек, бредущий через заснеженное поле с обледенелым чемоданом наперевес? Некий неопознанный объект, ускользающий от самого себя? Или пытающееся прорасти семя? Продукт времени…
Скорее сбежавшая из стада овца, не желающая петь в хоре имени «Светлой веры в будущее!» Во имя отца, сына и святага духа!..
Миновав заснеженное поле, ноги вновь ступили на едва различимую в снегах проселочную дорогу. Она плутала, словно, испуганный заяц, убегающий от неизбежного выстрела в спину.
После очередного крутого виража, дорога уперлась в сонный дачный поселок, мерзнущий в ожидании нескорой еще весны. Вой ветра, толкающего в спину своим ледяным пальцем, лишал рассудка, ноги месили хрустящий снег, и он не знал еще, что найдет здесь, вдали от Москвы, несколько месяцев почти безоблачного счастья.
Он устал от людей, он устал от себя, и этой жизни, которая никак не хотела принять его- за своего. Зачем он сдался ей - этой жизни? Он, видимо, был скроен по каким-то непривычным для нее лекалам!
Вот домик на окраине поселка,- один на один с лесом - где голодные волки чувствуют себя хозяевами в это время года. Четыре ступени, насквозь пропитанные морозом, отделяют его от двери.
Из-за ночного облака выкатилась ленивая и цинично равнодушная ко всему живому луна…
-Ну ладно - не так уже и паскудно было тогда! В конце - концов, он просто приехал поработать. Поработать и отдохнуть на эту подмосковную дачу, принадлежащую друзьям.
Подумать оглядеться… Одуматься, наконец! Если это слово применимо к данной ситуации. Хотя, почему бы и - нет?
Десять, а то и пятнадцать лет суетливой, никчемной жизни! И, вдруг!.. Неожиданно возникшее желание заглянуть в себя. Желание прикоснуться к истокам. Страстная надежда вновь обнаружить на глубине души, бившие некогда в таком изобилии родники.
Промерзший замок сопротивляется изо всех сил, а ключ прилипает к рукам. Еще одно усилие, когда, кажется, что не одолеть уже этот маниакально- упрямый механизм и вот, наконец, с жутким кинематографическим скрипом распахивается дверь- мышеловка готова! Добро пожаловать, сэр! Чувствуйте себя, как дома, сэр!
Тяжело ступая полуобморожеными ногами, он вошел внутрь: пахло травами и застрявшим еще с лета покоем. Истерическая, почти не поддающаяся контролю радость, хлынула из всех его пор, словно перебродивший сок из раздавленного тяжелым солдатским сапогом плода. Этот плод укатился далеко от дерева, на котором вырос… Может быть, потому Судьба и хранила его, до сей поры?
Приезжая с братом на зимние каникулы к деду с бабулей, они, гуляя по саду, частенько находили яблоки, спрятавшиеся в снегу. Пожалуй, он никогда не пробовал ничего вкуснее этих сохранившихся под снегом яблок!
Это воспоминание входило в его золотой фонд, где он хранил все самое лучшее, что помогало жить.
Ну, вот, наконец, он и дома! Дома?.. Нет у него больше дома! Его дом- весь Мир-равнодушный и холодный. Теперь он будет без устали скитаться по этому бесконечному лабиринту - в поисках выхода!
Возле камина аккуратной стопкой сложены дрова и электричество- слава богу!- высекает свет из лампочки под потолком. Имеется диван, застеленный пледом, и небольшая кухонька со всей необходимой атрибутикой…
Что же – здесь, вполне, можно жить!
Осматривая этот скромный интерьер, утром, когда по-зимнему скупое солнце заглянуло в окно, он удивился разительным переменам. Он уже не ощущал себя забравшимся в убежище норным животным. И ему вновь захотелось жить и радоваться жизни.
Поднявшись по скрипучей лестнице, он оказался наверху - под самой крышей. Здесь его встретил запах сосновых досок и мяты, лохматыми пучками развешанной под самыми стропилами.
Вот эта мансарда и стала его главным лекарем отныне. Здесь, сидя под гудящей от ветра крышей, он ловил обрывки мыслей, связывая их фразами и раскладывая в сознании, словно пучки ароматной травы. Эти, мысли, обрывки снов, воспоминания и образы, переложенные на бумагу, помогали ему вновь обрести себя. Вернуть, почти утерянный, смысл собственного существования.
Когда ему надоедало думать, он доставал этюдник и писал по памяти азиатские пейзажи, согревавшие его среди российской зимы своими горячими красками.
Именно здесь, сидя напротив появившейся вскоре коллекции картин, он почувствовал, как к нему снова вернулось ощущение счастья. Теперь он твердо знал, что придет весна, а за нею лето и состоится выставка… Возможно будет написана повесть, или роман…
И, как знать, может быть, он займет, наконец, достойное место в обществе, осуществив мечту своих родных и близких? Далось же им это- место в обществе!
Настойчивый, неостановимый запах, как всегда, неожиданно подкравшейся весны, вместе с первым дождем, застал его врасплох. Он с трудом распахнул окно и, вдыхая свежий воздух, влажным облаком вкатившийся внутрь, слушал бравурные марши дождевых струй, яростно барабанящих по шиферной крыше. Было ли ему хорошо тогда? Да, пожалуй, было!
- Так, что же такое счастье? – рассеяно, думал он, гораздо позднее, когда сидя на веранде кафе у самого моря, пытался хотя бы мысленно вернуть то, вновь утраченное ныне, ощущение безмятежности и покоя.
-То, что происходит с тобой сейчас… И, вокруг тебя - во всем есть и твоя вина, парень!- эта мысль постоянным рефреном преследовала его в последнее время.
- А, ведь тебе кое-чего не хватало там! – заявила ему, сидящая напротив, девушка, когда он пытался рассказать ей о той весне.
- Трава росла на глазах, шевелясь и расправляя полные хмельного сока стебли; эликсир жизни струился в стволах берез, звеня, словно бесчисленные, едва различимые ручейки, наполняющие реку… - Это шевеление, этот шорох, нарождающейся жизни, переполнял меня - межу тем рассказывал он ей.
- Тебе нужна была женщина там!- мечтательно прикрыв глаза, произнесла она, смешно надувая пухлые губы.
-Наверное, она имела в виду себя!
Он задумался на секунду - новая волна воспоминаний поднялась из глубин сознания. Но, он не стал озвучивать их.
-Пусть думает, что только она и могла украсить его жизнь в тот момент.
- Да, пожалуй, ты права! Посмотри, какая волна пришла – произнес он, и посмотрел в сторону, где неожиданно поднявшийся ветер, вспенил, заснувшее было, море. Юные нимфетки, выныривая из воды, заигрывали с суровыми фаллосами волнорезов. Это была очень опасная игра при таком ветре.
Все случилось, когда давно уже растаял снег, и поля покрылись ярко-зеленой травой, а птицы и звери затевали свои неизбежные, по весне, игры. Андрей, вдруг, почувствовал себя полным сил, здоровым мужчиной. Как-то в один из солнечных весенних дней он обнаружил на соседней территории даму. Афродита, в греко- римском исполнении: крутые бока и приличного размера сиськи, стянутые ярким купальником,- передвигалась по грядкам в интересной и весьма соблазнительной, для мужчин, позе.
-Редиску, наверное, сажает - догадался Андрей и невольно позавидовал ее здоровью. Он еще носил свитер, а дама уже разоблачилась до купальника, спеша получить свою порцию загара.
-Северяне! Ничего не скажешь!
В этот день ему уже не работалось, и он, вяло, потыкав кистью в полотно картины, отправился на прогулку в лес.
Он познакомился с ней лишь на следующий, день, когда, не выдержав напора эмоций, подошел поговорить, вооружившись парой заезженных, но проверенных жизнью, любезностей.
- А, я вас знаю! Вы – Андрей - заявила она, протягивая ему горячую и неожиданно изящную ладошку.- Меня зовут Анна! Тамара нас предупредила… Дачи ведь у нас ведомственные. Мы работаем вместе.
- А… Понятно! А, я - родственник,… вернее друг Тамары.
- Да, она говорила!
-Переходя в немедленное наступление/ чего тянуть-то?/, Андрей выдал первый залп комплиментов, отметив красоту и здоровье Анны.
Девушка покраснела от удовольствия. Глаза ее сияли голубизной и в них, казалось, отражались облака, легко плывущие по небу. На щеках играл здоровый румянец, а русая прядь, выбившись из прически, кокетливо упала на розовое ушко.
Ему захотелось немедленно прижать к себе это упругое молодое тело, но он сдержался, продолжая беседу.
- Да бросьте вы! Все это неправда!- отбивалась она от его комплиментов. - Кто же вам, мужчинам, верит- то в наше время!
- И это, между прочим,- зря!..
- Ой, а можно ваши картины посмотреть? Ведь вы художник?- заполнила она неожиданно повисшую паузу.
- А, муж? – спросил Андрей, желая сразу определиться в предлагаемой системе координат.
- А, муж объелся груш - сказала она задорно, глядя ему в глаза с легким вызовом - уехал в город по делам. Он у меня бизнесмен!
Все у них произошло вдруг, когда он уже и не ждал ничего. Переодевшись, она явилась к нему изящной незнакомкой: неожиданно строгая и сердитая, как будто он в чем-то провинился перед ней.
Андрей водил ее вдоль своих картин, объясняя - «замысел автора». Анна угрюмо молчала, покусывая губы и, думая о чем-то своем. Он, уже было, собирался свернуть, несколько поднадоевшую ему, экскурсию, но тут, внезапно налетевший ветер, распахнул окно мастерской. Они сделали одновременное движение вперед, чтобы поймать падающую картину и оказались в объятиях друг у друга. Ее тело было натянуто, словно тетива лука, и он, крепко прижав к себе, стал целовать ее шею и грудь, одновременно производя руками торопливую ревизию роскошного тела.
Подставляя губы для поцелуя, Анна в то же время пыталась оттолкнуть его. Эти, несколько иррациональные действия, не могли остаться без последствий. Вскоре они рухнули навзничь прямо на струганные доски пола, застеленного газетами…
- Подожди, не спеши… Подожди- шептала она, сдерживая его неистовый порыв. Но, он не мог не спешить. Он чувствовал себя: землей, травой, лесом, - долгую зиму ждавшим прихода весны. Ему хотелось - поскорее выпить ее до самого дна!
Потом они еще долго лежали на растерзанных в клочья газетах, словно расстрелянные в упор героические партизаны. У них не было даже сил, чтобы посмотреть друг-другу в глаза.
Холодное, несмотря на летний зной, Балтийское море, разбуженное ветром, недовольно урчало внизу. Все так же азартно повизгивали юные грешницы. Чувство опасности видимо возбуждает женщин. Недаром, во все времена, войны, резко увеличивают вероятность беременности. Наверное, это условный рефлекс, присущий всему живому? Что первично, - а что вторично в этой череде закономерностей?
Размышляя над этим существенным вопросом, он потягивал терпкое пиво, сидя у самого парапета, отделяющего твердь земную от разгулявшейся внизу стихии. Его визави бойко щебетала о чем-то своем, и он отвечал ей, чтобы поддержать разговор, но воспоминания, разбуженные памятью, вновь уносили его в ту весну.
… По крыше яростно лупил, прилетевший вместе с ветром дождь, и его капли, падающие в распахнутое окно, наконец, вернули их в этот мир.
-Пора домой – вдруг, охрипшим голосом произнесла Анна, поднимаясь. Она, наконец-то, улыбнулась ему, поправляя прическу. Это была улыбка Джоконды - лукавая и застенчивая одновременно.
Андрей притянул ее к себе для поцелуя. Ее губы были сухими и отдавали прохладой, словно леденец. Запах мяты, перемешиваясь с влажным дыханием лугов, порхал вокруг них.
-Ты придешь еще?- спросил он ее на прощание.
- Не знаю – она равнодушно повела плечом и махнула ему рукой, прежде чем исчезнуть в крадущемся от леса мраке.
Вскоре он вернулся в Москву. Правда это была уже другая Москва. Как будто поменяли партитуру, и оркестр сбился, запутавшись в тональностях и темпе…
Все хоть и не сразу, но состоялось: случилась выставка, и была написана повесть.
Он еще не знал, про себя - что он за писатель, так же, как и художник, впрочем. Наверное, это никогда не знаешь до конца…
Он писал легко и быстро, но глубины, как ему казалось, - не хватало.
- Откуда ее взять глубину-то? – успокаивал его Марат Нафиков, который, сообразуясь со своим званием Гения Планеты, тоже что-то писал в стол.
- Глубина, брат,- она со страданием приходит. А, мы разве страдали?
Нет - нам нужно манифестами и концепциями ворочать. Мы первопроходцы - вот наш хлеб! А, глубину оставь какому-нибудь новому Достоевскому. Для этого, как и он, нужно побывать там - он многозначительно тыкал пальцем в сторону неба.
Нужно услышать звон клинка и шелест серафимовых крыльев у себя над головой!
Андрей соглашался и не соглашался с ним. Действительно, они мало еще страдали в этой жизни.
Их довольно часто предавали и обманывали… Что, разумеется, огорчало. Но, разве это сравнимо с той зоологической жестокостью, в условиях которой, формировались иные литературные дарования? Может быть, на самом деле, их удел - создавать шоу на злобу дня? И хватит уже учить все Человечество - как жить?
Впрочем, как тогда быть с этим неистребимым желанием связывать между собой обрывки воспоминаний и снов, превращая их в ароматно пахнущие пучки луговых трав, развешанные на чердаке нашего израненного сознания?
- Да, дорогая! Я тебя слушаю. Что? Стало холодно? Ну, что же пойдем домой.
Я предлагаю взять бутылочку красного и превратить этот вечер в очередное воспоминание! Приятно иногда предаться воспоминаниям! А, для этого их нужно заготавливать впрок - вот в такие замечательные летние вечера!
…Просто, ты еще слишком молода, чтобы понять …
Ну - это, примерно, как гербарий или коллекция бабочек - воспоминание о прошедших школьный каникулах.
…Я очень рад, что ты, наконец, поняла мою мысль! Пионерское детство все-таки не прошло даром. Ах, ты не успела поиграть в эту игру? Ну, и хорошо, зато ты молода и красива. Возможно, сегодня, благодаря тебе, мне удастся пополнить свой гербарий замечательных воспоминаний!
Буквально накануне его, вдруг осенило... В то утро, он выбирался из паутины привычных сновидений, словно ловец жемчуга из недосягаемых доселе глубин. Что-то, вдруг, придало новых сил, и он рискнул спуститься туда в смутные мерцающие расселины, среди водорослей, где еще никогда не бывал.
Там, в таинственных сумерках тишины, угадывались небывалые богатства. И он поплыл, раздвигая руками шевелящиеся растения, и внимательно прислушиваясь к биению собственного сердца: тук… тук! Тук…тук! Кровь экономно отмерянными бросками, словно последние горсти риса в голодный год, отправляется в путешествие по артериям. Пробуждение было таким же тяжелым, как и погружение в пучину снов.
Сегодня море встретило его полным штилем, лениво шевеля волной, чтобы только показать, что оно море, а не разогретая солнцем лужа районного масштаба. Море прикидывалось ласковым котенком, как будто это не оно всего три дня назад ворочало тут валуны и гудело судьбоносным лохматым прибоем, отнявшим у людей еще несколько беспечных жизней.
А сегодня тишина и благодать: всепрощающая и нежная, словно приглашает еще раз попировать на этом вечном празднике жизни!
-А, почему нет? И – где наша не пропадала? Снова захотелось кружиться в лихом водовороте жизни, ловя минуты счастья, и выпивая их до дна, как пчела вытягивает нектар из беспечного с виду цветка. Но, что-то мешало ему сегодня…
Накануне он получил письмо от приятеля- Юрки Вяльцева - тот стал учителем рисования и призывал слушать Тишину.
Было непонятно: то ли Вяльцев сдулся, то ли, напротив, помудрел? А, за несколько дней до того, пришло письмо от другого приятеля- все благодаря «Одноклассникам»- Сашка Тюрин прислал подробное письмо, где за глубокомысленными рассуждениями, скрывалось явное бахвальство, сдобренное качественным видеорядом: вот его мастерская, вот он сам… Вот его картины, которые приносят ему стабильный доход. Во всем обстоятелен, и своего не упустит! Словно купец - средней руки, отмеряющий сукно, предусмотрительно заготовленное в «прошлом годе»
Между этими людьми, застрял он сам, заигравшийся в юношу, не то поэт, не то художник!
Что-то все-таки не так в его жизни? Определенно не так! Почему он не может, как Вяльцев, и почему - даже не завидует Тюрину? А, может быть, все-таки есть зависть?
Да нет, если уж завидовать так Титанам! Хотя вот они-то - вряд ли были счастливы, в обычном понимании... Разве что в минуты божественных озарений!
Был ли счастлив Микельанджелло, оттого, что неприлично богат? Вряд ли… Во всяком случае не от этого.
Все время работал. Спал на полу – там, где его заставала смертельная усталость - среди крыс и запаха красок! А, что чувствовал Ван- Гог, который был совсем небогат- напротив нищ и голоден, как церковная крыса! И тоже самозабвенно работал, переживая сходные чувства.
Вот чему он, пожалуй, по- настоящему завидовал! Этой самозабвенной работе, наполненной смыслом!
Той недосягаемой глубине, которая доступна большим рыбам. Как в давешнем сне, ему хотелось достичь этих небывалых глубин и увидеть, то, что до него не видел никто!
Вот ради этого стоило жить и стоило жертвовать самой жизнью!
Хотя вряд ли он так уж старался в стремлении к этому. Возможно у него слишком короткое дыхание!
Но он раз за разом пытается достичь этой заветной глубины, ныряя все дальше. И рано или поздно, он добьется своего! Возможно во сне. И пусть это будет - последний сон, после которого не возвращаются назад.
Он шел от моря с таким чувством - будто встретил, наконец, любимую женщину!
И она ответила ему взаимностью, прикоснувшись теплой ладонью к его губам. Не губами, а именно ладонью, как это делают любящие женщины: ведь только так можно заглянуть в глубину глаз! А, может быть - всего лишь показалось? И она просто скользнула по нему слегка заинтересованным взглядом? Возможно и так, но нельзя быть слишком требовательным на закате своей жизни. В такое прекрасное и спокойное утро, нужно радоваться даже самым скромным подаркам Судьбы.