– Тань, плесни нам спирту, – просит Константиновна.
Руки у нее дрожат, как у паркинсоника. Леша даже не улыбнулся, когда зашел на подстанцию, хотя делал это всегда – добрейшей души человек. А санитар вообще чернее ночи. Но улыбается. Кривенько, как ошалевший. Он вообще был довольно необычный. Из изгоев. Знаете таких. Их все знают. Школа, институт – всегда найдется пара-тройка. Или тихие, как мыши, или вроде даже как все, общаются, улыбаются. Но шуточки обязательно над ними, обидеть кого – их первыми. А им все ничего, не сердятся, дают сесть себе на голову, и все так же при этом улыбаются. Вот Игорек наш и был из таких. Все над ним подшучивали. Над его склонностью читать странные книги. Над его вечной полуулыбкой. Над словами сказанными невпопад.
В амбулатории сразу поняли – форс-мажорный вызовок был. Налили по сто грамм, без лишних разговоров. Хотя обычно у них такой щедрости не наблюдалось. Спирт – продукт востребованный, его каждый домой утащить норовит, а не почем зря разбазаривать. Выпили наши СТЭБы, слегка успокоились, и рассказали такую историю:
!!Приехали в обычную непримечательную семью. Дома двое: жена, муж. Детей не видно. То ли в школе, то ли еще где. Жена в халате и чалме из полотенца. Муж - крупный дядька, совсем по-домашнему, - в семейках.
- Что случилось? – спрашивает Константиновна.
- Что-то с ним странное, - отвечает женщина, - нервный какой-то стал. Разделся вдруг.
Места себе не находит. Не узнаю я его.
Смотрят. Мужик в порядке вроде, сидит на диване. Только руками как-то по покрывалу перебирает. Как будто ищет чего с обеих сторон от себя. Смотрит на окно. А в городе деньки стояли знойные - окна открыты настежь. 11-й этаж. Доктор уточнять начала, что к чему, санитару сказала кардиограф готовить... Мало ли. Мужику 45, возраст проблемный. Здоровья полно вроде бы. Работа, хозяйство. Некогда им болеть. А инфаркт он разрешения не спрашивает. Вот часто на ногах и переносят. В общем, решили пленку снять. Кардиограмму, то бишь. Фельдшер пока пошел руки мыть, наверняка колоть нужно будет.
- Где ванная, - спрашивает.
- Идемте, я вас проведу, полотенце там чистое висит, - отвечает жена.
Пошел Леша в ванную. Санитар тем временем с электродами на кардиографе возится. Распутывает. Константиновна давление мужику меряет. Тут вдруг мужик задышал часто, срывает манжету тонометра, вскакивает в какой-то панике, и выкрикивает:
- Я сейчас из окна выброшусь!
Доктор смотрит и понимает, что дело серьезное, мужик явно не шутит. Реагирует быстро:
- Полотенца, простыни, что угодно! Быстро! – кричит хозяйке.
Вылетают из ванной, и жена, и фельдшер наш с мокрыми руками. Держит небольшое полотенце - не успел вытереться. Мужик тем временем, как зомби, начинает на негнущихся ногах идти к окну.
- Леша, вяжи его! - кричит доктор. Сама она маленькая, худенькая. Такого быка ей не то, что не связать, подходить к нему бесполезно. Хотя отважно ринулась. Только куда там. Ее просто в сторону отодвинули, как недоразумение. Санитару с фельдшером как-то удалось схватить мужика. Вывернули ему руки. Но, увы, полотенце оказалось маловато. На толстых запястьях не получалось завязать узел. Да и маловато было только руки обездвижить. Уложили на пол, придавили, как смогли. Держат. Жена побежала искать, чем связать. Мужик притих вроде. Молчит, дергаться перестал. Потом голову приподнял, на окно посмотрел, и как рванет с новой силой. Лешу кулаком в ухо. Тот сразу вышел из боевых действий. Мужик к окну. А Игорек, хоть и растерялся, но схватил его уже на подоконнике. Попытался за талию – выскальзывает, мокрый весь от пота. Он его за трусы схватил, к подоконнику прижал, всем телом навалился. Держит. Завис мужичок между там и здесь. В комнате только ноги и ползадницы остались. Но не сдается. Гребет руками по стене наружной, как будто уползти пытается. Но не выходит у него. Понял, что не дают ему осуществить задуманное. Решил сменить тактику. Одной рукой все еще наружу карабкается, а другой Игорька за халат. И к себе. Не пускаешь, мол? Значит, со мной пойдешь. А силы не равны. Тщедушный двадцатилетний юноша против лося здорового. Там одного весу килограмм тридцать разницы. Не захотелось Игорьку нашему так бесславно уходить. Вырвался, хоть и с трудом. А мужик улетел. Когда выскочили на улицу, уже все было кончено. Упал удачно, не мучился. Милицию вызвали. Ждали. Жена не плакала. Похоже было, что она вообще не отдавала себе отчет в происшедшем. А может... Впрочем, говорит, что все было как всегда. Ничего необычного этому не предшествовало...
Ну, спросил я конечно у Константиновны, что же это могло быть, по ее мнению. Трясти ее перестало - сто грамм спирта свое благостное действие оказали, хотя до полного спокойствия еще было ой как далеко.
- Этого уже никто не узнает. Могу предположить, что помешательство, - потом задумалась, жадно затягиваясь сигаретным дымом, и продолжила, - а могла и личная драма, какая. На работе неприятности. И с женой могло быть что не так. В последнем случае иногда до абсурда доходит. Видела я как-то висельника. В туалете на трубе пристроился. Пока веревку перерезали, жена с воем и плачем рассказала. Она в тот день в разнос пошла, пилила мужа почем зря. То не так, и это не эдак. Слушал он, слушал. И молчал. А ее это только злило. Еще больше распалялась, до истерики доходить начало. Он и говорит ей:
- На заткнешься, сама с собой разговаривать будешь.
Какое там... Разве женщину такие угрозы остановят. Продолжала с прежним энтузиазмом. Встал он, спокойно зашел в туалет. И повесился. Пока дверь выламывали, все уже было кончено. Нашла коса на камень. А ребенку их меж тем года четыре было. Дорого ему теперь обойдется родительская принципиальность.
Лето 2008