Он объяснил мне особенности trash-стилистики:
- Много крови, насилия, грязного секса, но все это подано весело, иронично… Денег мы на этой фуйне вряд ли заработаем, но прославиться в узких кругах можно! Есть идея?
- Да, - говорю, - например, некий отморозок жестоко избивает и насилует девушку, а она, придя в себя, в отместку мочит его в сортире электродрелью… Как сюжет?
- Гениально! Приступай к детальной проработке сценария! Но никакой эротики и прочих романтических соплей... Снимаем жесткое порно!
Через неделю я показал Супербидону рукопись на трех страницах. Одобрив сочинение, он нашел место для съемок – на заброшенном хуторе под Даугавпилсом. На рижском вокзале я познакомился с другими членами творческого коллектива. Металлист Бордюр – оператор. Снимать он еще только учился, но у него была собственная цифровая камера. Исполнитель роли «насильника» – музыкант Паштет. Известен тем, что однажды подрался со Шнуром. Это случилось в те времена, когда группы «Ленинград» не было даже в задумке, и Шнуров народу был абсолютно неизвестен. Рижская и питерская андерграундные тусовки иногда пересекались, и на одной из вечеринок Паштет со Шнуром выпили и подрались… Паштет прирожденный провокатор: на одном из рок-концертов, где, как всегда, присутствовало множество скинхедов, он, выйдя к микрофону, проорал в зал: «Шалом, педики!» После чего ему пришлось спасаться бегством от толпы юных арийцев.
Но наибольшее впечатления на меня произвела наша актриса. Супербидон привел с собой девушку-панка, которая уже с утра была сильно бухая, и представил ее нам:
- Это Жаба!
На жабу будущая кинозвезда была совсем не похожа. Она была похожа, скорее, на тумбочку. На тумбочку с «ирокезом».
- Ты пострашнее не мог найти? - вяло возмутился Паштет.
- Для trash-эстетики, это в самый раз! – заявил наш режиссер. Да и где я тебе бесплатную красавицу найду? Красивые, они ведь денег стоят!
- Это ничего, что страшная… - ободрил актера оператор. – Такие, как раз, самые ебливые! – сказал он с видом знатока. Жаба мило улыбнулась и стала блевать на рельсы.
Прибыли в Дэ-пилс. До хутора шли пешком. Жаба в дороге протрезвела и с вожделением косилась на наши рюкзаки: мы взяли с собой две бутылки коньяка, чтобы не замерзнуть. И еще два литра водки, если коньяка не хватит… Сцену, где насильник врывается в дом к одинокой девушке, мы сняли на счет «раз-два-три». Актеры исполнили свои роли безупречно. Концовка, где жертва расправляется с насильником, далась чуть труднее. Мы взяли с собой электродрель, но не подумали, где на заброшенном хуторе найдем источник питания? Пришлось заменить орудие мести – жертва забивала насильника насмерть сырым, заплесневелым поленом. Перекурив и хлебнув коньяку, мы приготовились снимать начало, то есть, сцену насилия.
- Ты ганджу взял, как я тебя просил? - обратился Паштет к Супербидону.
- Забыл…
- Черт! У меня без ганджи не встанет… Что делать?
- Водка не поможет? Нет? – спросил режиссер.
- Я позвоню своему дилеру… - произнес оператор таким небрежным тоном, как иные говорят «своему парикмахеру».
- У тебя в этом лесу есть знакомый дилер? – спросил режиссер с едкой иронией.
- Нет… Но, может, он даст координаты?.. - ответил оператор, вышел на улицу и вскоре вернулся.
- Зоны нет… Но у меня есть идея! Я буду снимать отдельно лицо насильника и его член. Лицо будет, естественно, Паштета, а его нижнюю часть, друзья мои, кому-то из вас придется продублировать!
- Не могу, - говорю, - мне необходимо внести кое-какие поправки в сценарий! – и я схватился за свою рукопись. - И вообще, Тарковский, ты стимулятор забыл, ты Паштета и дублируй!
- Окей… вздохнул режиссер. - А, кстати, где наша маленькая звездочка?
Жабы нигде не было видно. Мы обыскали дом. Мобильника актриса не имела. И тут откуда-то потянуло гарью… Принюхиваясь, как собаки, мы ринулись искать источник. Нашли крохотную дверцу. Чулан был полон едкого дыма. Мы вытащили Жабу на улицу. Она была без сознания. Нализавшись тайком водки, она, видимо, закурила и уснула на куче газет и тряпья. Мы облили ее ледяной водой. Она застонала и стала громко икать.
- Все… вздохнул Супербидон. - Съемки переносятся на неопределенный срок…
По очереди мы тащили Жабу до станции. Жаба распространяла вокруг себя ни с чем не сравнимый аромат горелого матраса. В Риге она, наконец, пришла в себя. Мы уже попрощались, когда в рюкзаке Паштета бодро звякнули бутылки.
- Елки! - крикнул он. - У нас же еще полным-полно бухла! Вечеринка только начинается…
