Отлежав в больничке, сколько положено, в один, прекрасный момент, меня вызвали к начальнику колонии, на распределение по отрядам. В кабинете находились все начальники отрядов, опера. Подняли мое дело, прибывшее со мной, хотя им и так уже было известно обо мне, не каждый день к ним прибывают Генеральные директора. Но им было интересно, как, Генеральный директор, сел за «хулиганку». Ответил, а вы сами подумайте, как, да, еще при моем возрасте. Они посмеялись,
- С милицией надо быть в ладах, платить нужно было. -
Назначили меня в восьмой отряд. Я, правда, заартачился. Мол, присмотрел, себе другой отряд, но мне ласково – внушительно напомнили, что здесь тюрьма и выбирать не положено. Штабной шнырь, завел меня в локалку отряда и представил бугру отряда. Я, вкратце, рассказал ему свою историю. Бугор, велел, отрядовскому шнырю, меня устроить, правда, предупредив,
- Мест не хватает, дадим пока временное место.-
Завели в жилую секцию. Большая, на три окна комната, на двадцать коек, которые стояли двухэтажными ярусами, из железных кроватей. В дальнем углу, отдельная небольшая каморка, отделенная от остальных шторами из простыней. Из каморки доносились голоса, играл магнитофон. Мне показали койку, внизу, в хорошем угловом, месте. Рядом со мной, молодой двадцатилетний паренек, но с пятой ходкой. Встретил меня хорошо, уважительно. Познакомились.
- Виталик.-
- Павел Аркадьевич.-
Меня удивило, когда он успел столько ходок нахватать, в двадцать-то лет.
– Успел! Правда, отсидел, только два раза, два раза отделался, условными сроками.-
На вторых ярусах, которые также были заняты зэками, но я практически с ними не общался, так как, эти люди были вечно заняты, и общались с другими мало. Да, у них и времени на общение не находилось. Это были так, называемые «пикетчики». По законам «зоны», а здесь действуют, только они, эти мужички, в чем – то, провинились. Зона, в которую я попал, считалась коммерческой, и правили в ней «блатные». Любые нарушения правил ими жестко пресекались. И наказание следовало незамедлительно, и в зависимости от провинности. «Пикет» был одним из видов наказания. Это значит, что «пикетчики», должны часами стоять у торцового окошка и смотреть за воротами «локалки». Кто из начальства, или контролеров, входит в «локалку». Тут же бежать к звонку, подать сигнал на весь корпус и криком сообщить, кто зашел. И так с шести утра, до двух ночи. И не дай бог им проспать приход контроллера или кого иного начальства, бьют жестко. А у большинства обитателей этого заведения имеются различные запрещенные вещи. В большинстве электроплитки, мобильные телефоны, различный инструмент, и все это надо прятать при приходе любого контроллера. И если по вине «пикетчика», не успели спрятать, то ему придется платить за отобранную вещь, а в «Зоне», все это стоит дорого. За смену «пикетчикам» приходится наматывать десятки километров.
Спросил у Виталика, кто там, за шторками, что за блатные? Нет ни какие не блатные, а так называемые «обиженные» или, по-другому, «неприкасаемые. Своеобразная, «зоновская», каста. То есть, следующий этап наказания. Правда, они также разделяются на две группы: «обиженные» - это те, кто провинился здесь, на зоне, украл у товарищей, подобрал с пола, взял у обиженных, и так далее. «Опущенные», это обычно педерасты и те, кто на воле совершил развратные действия, с детьми. Опускают их сразу в тюрьме, и в зону они приходят уже с готовым клеймом. И снять это клеймо невозможно. И не дай бог, даже через много лет, придя в зону, не сказать, что он «обиженный». Все равно узнают и тогда смерть. Один из «обиженных», бывший врач-стоматолог, узнал, от кого-то, что я тоже врач, пришел познакомиться и пригласил прогуляться по локалке. Но, подумав, я, отказался, хотя с виду он выглядел благопристойным человеком. Я не стал интересоваться, за что он сидит, в чем провинился, зачем, не зная «зоновских» правил, с первых дней на неприятности нарываться. Звали «обиженных» просто, без выкрутасов, Машка, Лариска, Танька, Наташка и так далее. Но судьба у них, в зоне жестокая, лучше уйти с этого света, на тот, чем такая жизнь. Многие заранее, зная, что их ждет в зоне, уходят. Кто не знает, узнает здесь, и также пытаются уходить, кончают жизнь самоубийством. И остаются только те, у кого ни чего человеческого не осталось, брось его в выгребную яму, и он будет там жить. Фактически они и здесь живут в выгребной яме. Дело в том, что «барак» в котором находился наш отряд и еще три отряда, - четырехэтажный, кирпичный, хрущевской постройки. Но внутри уже, переделан, согласно веяниям нового времени. Можно сказать по «Европейски». Все блестит, все кафелем покрыто, даже туалеты как в лучших домах Лондона и Парижа
То есть сиди спокойно и жди окончания своего срока. Но только, не для обиженных. Краны для подачи воды в туалетах перекрыли, хотя вода есть, и все, что, нагадили «зэки», а это восемьсот человек, тонны отходов, надо убирать вручную, таскать с этажей, выносить за территорию «локалки». Всем этим и занимаются «обиженные». А «зэк» это человек простой, как валенок, и кидает в унитаз все, что попало и естественно постоянно туалеты засоряются. Они по сути дела из этой выгребной ямы и не выпазят Я в начале был ошеламлен всем этим, но со временем понял, какая это мразь, и жалость к ним исчезла. «Обиженные», или каста неприкасаемых, не имеют права прикасаться к «зэкам», и если мы идем, то они стоят по стойке смирно, чтобы нечаянно не коснуться простого «зэка». Все у них отдельно, вплоть до унитаза. Я такие вещи не знал, про унитаз, правда, сразу сказали, что это не «наш». Утром прихожу умыться, все умывальники заняты, только один свободен. Я было к нему, но мне тут же, кто–то из «зэков» сообщает, сюда нельзя, это для «обиженных». Выхожу в «локалку», на прогулку. Там народу полно. «Зэки» гуляют, прохаживаются парами, другие играют в волейбол, третьи, болеют за чью-нибудь команду, сидят, переживают (а игра обычно ведется на сигареты), все лавочки заняты. Одна, шикарная скамейка, (естественно, для зоны) свободна. Я, обрадовался, только садиться, а один из обиженных, подошел ко мне и говорит –
- Сюда садиться не желательно. –
Пришлось по быстрому ретироваться. В бане тоже самое. Баня общая, но один рожок, только для них. И я как всегда, чуть не попался. В бане народу полно, но один сосок свободен, я было к нему, но один из знакомых –
- Туда нельзя –
-Это для «обиженных».-
В локалке, на земле, что валяется, поднимать не смей. Белье свое повесил сушить, ветер сбросил, все, не смей поднимать. Это могут сделать, только «обиженные», это уже ихнее. Метлу или лопату взять, чтобы подмести или убрать мусор в локалке, нельзя, не царское это дело. И опять, я чуть не попался. Дали (правда, это было, месяца через два, как сюда попал) мне свиданку, с женой, но как просто так, дать свиданку зэку. Начальник отряда предложил мне подмести территорию в локалке. Я, не видя подвоха, говорю –
- Нет проблем, конечно, подмету, сейчас найду кого-нибудь, и моментом подметут.-
Видя мою наивность в этом вопросе, он отменил свое приказание. Оказывается, начальство колонии, зная, что это не выполнимо, унизительно для зэков, хочет заставить, чтобы переступили через себя, чтобы беспрекословно выполняли все распоряжения работников колонии, то есть, своеобразная проба пера. Взял метлу, подмел в «локалке», все, ты свой для «отрядника» человек, но чужой для «зэков» и станешь изгоем в колонии.
Виталик, мой сосед, стал для меня, как нянька. Рассказывал всю обстановку в колонии, ее правила. Как его блатные заставляли в шестерки идти. Молодые «зэки», приходя в «зону», обычно попадают к «блатным», в услужение, стирают, готовят, выполняют мелкие поручения. Но, Виталик, оказался кремень. Его даже раза два заводили в каптерку и стучали по голове, несколько раз попинали. И, видя, что его не сломить, отступили. Характер у него был отвратительным. Ни с кем из «зэков», он ужиться не мог или не хотел, кроме меня. Я даже об этом не знал, пока мне не пожаловался, один из «зэков», с кем я дружил. А также один раз пришлось его защищать при драке с другим «зэком». Я уже жил в другой секции. Напротив меня, в одном кутке со мной, также на нижней койке, лежал «зэк», кликуха «глухой», можно сказать «битый» зэк. В России, на севере, поубивал несколько местных аборигенов и сбежал к нам в Беларусь, подженился, подружился (если так можно сказать, об общих пьянках) с участковым милиционером. При одной пьянке, похвастался о своих подвигах, на Севере. Тот, тоже по пьяни, решил его арестовать. Глухой, обозвав его ментом поганым, долго не думал, опыт есть, пустил в ход нох, и зарезал его. Убийство раскрыть не смогли и даже закрыли это дело. Но душа у глухого горела, как это о его подвигах ни кто не знает. Поделился со своей сожительницей, какой он герой, чем вселил панику в ее душе. Она в ментовку и глухое дело было раскрыто, а «глухому» влепили шестнадцать лет. Но любовь женщины, это, что-то не объяснимое, она и слепа и глуха. Сдала своего милого, но вот, уже шесть лет, которые он сидит, носит ему передачи, ездит на свидания. Так вот с этим бандитом, мы были в соседях. Сам я был с ним в хороших отношениях, даже называл его, «моя хорошая» (дурная привычка ко всем так обращаться, оставшаяся с воли), забыв, что здесь это несет отрицательный оттенок, пока однажды он не взъярился на меня, пришлось следить за своими словами и так больше к нему не обращаться. Так вот, однажды, Виталик приходит ко мне в гости, и при разговоре с ним огрызнулся Глухому, тот налетел на него и стал избивать, пришлось мне встать по середине между ними и собой закрыть Виталика. Народ орет, доктор отойди, не лезь, не вмешивайся. Но я вижу, что Глухой, пришибет Виталика (а вмешиваться, по законам зоны, третьему не положено, за это самому можно схлопотать), не дал его бить и уволок из кутка. И вот при таком паршивом характере для других, со мной он был в отличном отношении. Вместе пили чай, вечером готовили ужин, в основном конечно Виталик. Подарил мне новенькую фуфайку, а это в зоне ценный подарок. Сам он попал сюда по глупости. Жил у тетки, под Минском. Работал у частника, изготавливал оконные рамы и двери (руки у него действительно золотые). Получал хорошую зарплату, даже очень хорошую, по меркам Белоруссии. Но «зэковская» натура не дает спокойно жить. Позвали его соседи, друзья, два малолетних паренька, помочь им донести два бидона солярки, слитые ими с комбайна. Виталик согласился, но сначала залез в кабину комбайна, посмотреть, что там хорошего. Высмотрел бортовой компьютер, стоимостью три тысячи долларов, но который сплавить все равно, невозможно. И этот комп провалялся у него дома несколько месяцев без пользы, пока не пришли за ним и не забрали его, и его игрушку. Тюрьмы он не боялся, поэтому сел с легкой душой. Но не рассчитал, что взрослая зона, отличается от детской, где он раньше сидел и был в числе лидеров. Если там у него самого были шестерки, то здесь сам чуть в них не оказался. Поэтому, он здесь и не может, ни с кем ужиться, и приблизился ко мне, почувствовав во мне опору, к которой не стыдно прислониться. Я себя держал здесь обособленно, не давая ни кому повода сесть себе на голову. В секции, я не дежурил, полы не мыл, желающих хватало, платил сигаретами. Сигареты здесь заменяют валюту. В основном ходовыми считались LM, Корона, Прима.
LM = 5 пачек примы.
Корона = 3 пачки примы
Лечил больных, не даром мне «кликуху» доктор дали. Больные тащились ко мне по любому поводу, и с нашего отряда, и с других приходили. Правда лечение было бесплатным, так как, эта зона комерчесская и правят бал, блатные. Все комерчесские сделки должны проходить через них. То, есть, идешь к смотрящему по отряду, и берешь у него разрешение на комерчесскую деятельность. И только после этого имеешь право заниматься лечением или чем либо другим, но обязан, часть платы отдавать в общак. Отношения медперсонала колонии, к «зэкам» мягко сказать, было негативным, да и какое другое отношение к ним могло быть. Эта зона усиленного режима. В ней основной контингент - убийцы, грабители, людоеды, насильники, наркоманы – спидоносцы, извращенцы, педофилы. Ну и такие как я, невиновные, а таких в зоне процентов двадцать. Правда, это я позже выяснил, когда начал разбирать дела заключенных, писать им касатки, жалобы, заявления.
Однажды вызывают меня к начальнику отряда. Захожу, встречает меня с широко открытыми глазами, и молча подает мне бумагу. Открываю, телеграмма от жены. Прочитав. Я сам, чуть не упал.
- Срочно выезжай, я договорилась, тебя ждут.-
Отрядник,
- Где, это вас ждут.-
Я, поняв обстановку и понял, что жена сморозила очередную глупость, подыграл ей.
- Надо ехать в Минск, пора на свободу, Президент вызывает.-
- Не может быть, -
- Может.-
Так, с широко открытыми глазами, он проводил меня до двери.
На самом деле, жена добилась, чтобы меня, снова положили в Республиканскую тюремную больницу. Но по своей наивности, думала, даст телеграмму, и я приеду. Как будто, я здесь на курорте нахожусь.
На следующий день, я пошел к начальнику медсанчасти, сказал, что пора ехать в Республиканку, подлечиться и тут же был направлен на этап.
Продолжение следует