Капитан спал крепким сном. Его фуражка едва не разбудила храпом банку айвового варенья, дремлющую по соседству. Стены каюты полагали, что капитану снится море. Они вообще не видели ничего, кроме моря, поэтому их предположения совершенно случайно совпали с человеческими стереотипами.
Воображение большинства обязательно дорисовало бы к морю корабль, попугая и бутылку рома. Действительно, разве может капитану не сниться корабль, покоряющий морские просторы – пусть и не на парусах, а на самом современном двигателе?..
Тем временем, капитану снился хороший кусок варёного мяса. Он брал его обеими руками, благоговейно отделял волокна, клал в рот, как самое изысканное лакомство, и тщательно разжёвывал. Он не солил мясо, это показалось бы кощунственным. Кусок был восхитительно жёстким и потрясающе пресным.
…Другое человеческое большинство (искренне считающее себя меньшинством) отнеслось бы с презрением к мнению первого большинства. Однако оно удивилось бы и сну капитана: процесс варки непосредственно связан с водой. Неужели вода ещё не надоела капитану настолько, что он не смог бы видеть её даже во снах? Приснись ему, например, острая жареная отбивная, сухая, как лист в гербарии, и дело обстояло бы гораздо естественнее.
Капитану снились огни ночного Лос-Анджелеса.
- Как, - вскричало бы очередное, третье большинство. – Неужели столь серьёзный и обстоятельный человек может резко менять свои сны, выбрасывать их, как скомканные бумажные салфетки? Где постоянство, на которое мы так рассчитываем?
Капитан предпочитал не говорить о своих снах.
В последнее время он вообще предпочитал не просыпаться.
СОЛНЕЧНЫЕ ЗАЙЧИКИ
Нет ничего более умилительного, чем наблюдать за кошкой, гоняющейся за солнечными зайчиками. Эта мысль словно юркнула под бок и устроилась так уютно, будто я никогда и не расставался с ней. Пятьдесят три года назад появился на свет первый в мире ребёнок, имевший при рождении чёткую и сформировавшуюся мысль. Она была о том, как умилительно наблюдать за кошкой, гоняющейся за солнечными зайчиками, а ребёнком был, конечно, я.
- Где вы купили это чудесное создание? – спросил я у хозяйки кошки. Мы сидели на палубе, прикрытой тентом, а солнечные лучи отражались от металлических перил.
- Ну что вы, - рассмеялась дама. – Кошка – это любовь. Любовь невозможно купить. Агриппину мне подарили друзья.
- И она всегда гоняется за солнечными зайчиками?
- При каждой возможности. Однажды она так увлеклась, что разбила самый красивый горшок с глоксиниями, но я всё прощаю Агриппине. Ведь кошка – это любовь, а любовь – это прощение.
Один солнечный зайчик замер, словно налетел на место, где пролили клей.
Кошка неторопливо подошла к нему и стала тщательно вылизывать. Шершавый язык шелестел по нагревшейся за день палубе.
- Что она делает? - с удивлением спросил я хозяйку Агриппины.
Дама манерно пожала плечами.
- Не знаю. Всегда вылизывает солнечных зайчиков, стоит только им замереть на месте.
- И давно она так себя ведёт?
- Кажется, с тех пор, как мы утопили котят.
Я посмотрел на даму и впервые заметил шрам на носу. Он не был безобразным, скорее просто вогнутым – как факт. Я попытался представить шрам от кесарева сечения на её животе, но не смог.
- Но ведь кошка – это любовь, по вашим словам. Зачем же понадобилось топить котят?
Дама пожала плечами ещё более манерно-отрывисто, увесистые груди забились в конвульсиях от резкой встряски.
- Любовь слепа, особенно поначалу. Последствия бывают неприятными.
Кошка, наконец, заметила, что не может вылизать солнечного зайчика. Тень языка постоянно опережала сам язык – шершавый, материнский – касаясь солнечного зайчика на мгновение раньше. Вместо детёныша кошка вылизывала лишь собственную тень.
В ЭТО ВРЕМЯ В БАГАЖНОМ ОТСЕКЕ…
Когда Нож Маньяка заносили на борт лайнера, он на секунду задумался о том, какой сосед ему попадётся.
«Только бы не самодовольный кретин, считающий каждую свою отрыжку новым гимном страны», - подумал Нож Маньяка. Хозяина недавно арестовали, он дожидался исполнения приговора в одиночной камере. Не то, чтобы Нож Маньяка переживал по этому поводу, но, как истинный прагматик, считал своего хозяина наиболее удобным инструментом из всех, с какими довелось работать.
Соседом оказался Кухонный Нож.
«Добрый день», - вежливо поздоровался Нож Маньяка.
Кухонный Нож одарил его высокомерным взглядом.
«Давно режем?» - спросил он.
Нож Маньяка сразу понял, что попался именно самодовольный кретин.
«Могу я в отпуске не говорить о работе?» - как можно более мягким тоном сказал он.
На самом деле, Нож Маньяка лукавил. Мысли о том, что хозяин-инструмент вскоре сядет на электрический стул, донимали постоянно. Придётся вновь искать средства к существованию, а нуждался Нож Маньяка лишь в одном – в удовлетворении. И в этом плане его инструмент, ныне готовящийся к смерти, тоже был идеален. Он словно чувствовал, что нужно Ножу – резкое введение, и несколько неторопливых поступательных движений в каждую рану.
«А приходилось ли, дорогой сосед, резать баранину?», - поинтересовался Кухонный Нож.
«Нет, не приходилось. Мой опыт уступает вашему, не так ли?» - почти заискивающе ответил Нож Маньяка, ища возможности отвернуться к стенке и притвориться спящим.
«Мне кажется, что вы неискренни», - вынес вердикт Кухонный Нож. Вердикт был произнесён таким тоном, словно Нож Маньяка, услышав эти слова, должен быть упасть на колени и молить о пощаде.
«Я делаю всю работу в одиночку», - продолжил Кухонный Нож. - «Всю эту чёртову баранину режут мной и только мной!»
«Ваш хозяин умеет резко вводить вас в мясо, а затем совершать несколько плавных поступательных движений?» - поинтересовался Нож Маньяка, внимательно посмотрев на Кухонный Нож.
«Хм… Да, именно так и работает».
«В таком случае считайте, что у вас есть помощник».
Кухонный Нож изумлённо уставился не собеседника, не зная, что ответить.
«И запомните», - хитро прищурившись, добавил Нож Маньяка. – «Не стоит называть его хозяином. Инструмент – гораздо более подходящий термин».
ЛЕГИОН ЛУННОГО УЩЕЛЬЯ
- Я грешен, святой оте…е…е-ец, - захлёбывался слезами мужчина, чья левая нога была чуть короче правой. – Я служил в форте Легиона Лунного Уще…е…е-елья.
- Сын мой, - устало отвечал священник. – Не сомневайся в милости Господа. Простит Он все грехи и, когда подойдёт к концу земной твой путь, дарует вечный покой в Царствии Небесном…
- Вы не понимае…е…е-ете… Я был ЛЕГИОНЕРОМ! Служил в форте Легиона Лунного Ущелья!
- Сын мой… Я множество раз задавал вопрос – в чём же грех? Никогда не слышал о Легионе Лунного Ущелья, это бессмысленный набор слов. Трудно помочь тебе!
- Трудно… Трудно… Но поче…е…е-ему… Нужно всего лишь простить, простить… Отпустите грехи, святой оте…е…е-ец…
Священник встал и принялся ходить по каюте.
- Послушай внимательно, сын мой… Не знаю, в чём твой грех…
- Но я служил в…
- ЗАТКНИСЬ!!! – заорал святой отец. – Не знаю, в чём твой грех, но будь уверен в милости Господа…
Мужчина упал со стула и катался по полу каюты.
- Как же вы не понимае…е…е-ете… Я служил в…
- МРАЗЬ! - Священник подскочил к мужчине и пнул в область грудных позвонков.
Мужчина резко прекратил выть, поднялся с пола и посмотрел в глаза священника. Его лицо словно озарилось потусторонним, лунным сиянием.
- Вы простили… Простили…
Священник поправил рясу и крест.
- Сын мой, теперь я должен попросить прощения… Вышел из себя… Не знаю, что произошло. Сегодня сложный день, и…
- НЕ…Е…Е-ЕТ… - залился слезами мужчина. - Я думал, вы поняли… поняли…
Он рванулся к выходу.
ШРАМ
Я раздевал хозяйку Агриппины медленно и осторожно.
Мысль о шраме от кесарева сечения не давала покоя – что, если он всё-таки есть? Момент прикосновения к чуду притягивал и пугал одновременно.
Когда оставалась лишь тонкая блузка, дама остановилась.
- Там, - прошептала она.
- Что?
- То, что ты ищешь. Под блузкой. Вертикальный, десять сантиметров длиной.
Я коснулся губами её уха и подул. Дул всё сильнее и сильнее - хотелось, чтобы она ощутила лёгкое давление на перепонки, так, словно ушные раковины заполняет вода.
Хозяйка кошки отстранила меня.
- Не так, - сказала она. – В багажном отделении кухонный нож… Достань его… Разрежь…
Я разрывался между желанием уйти и стремлением довести дело до конца. Хозяйка Агриппины будто почувствовала это, схватила меня за руку и притянула.
- Достань. Кухонный. Нож. – шептала она горячо и чётко. – Разрежь. Шрам. Достань. Всё. Что. Сможешь.
- Но потом?.. Что делать потом?
- Всё. Что. Достанешь. Утопи. Утопи. Утопи.
Она расстегнула блузку.
ВНОВЬ СНЫ КАПИТАНА
Когда я вышел на палубу, меня едва не сбил с ног мужчина с заплаканным лицом. Он выбежал из соседней каюты и, кажется, не разбирал дороги.
Следом за ним выскочил священник.
- Сын мой! Остановись! Прощён! Прощён!
Кошка лежала в нескольких сантиметрах от солнечного зайчика и не спускала с него глаз. Агриппина не решалась приблизиться, но больше всего не хотела вылизывать собственную тень. Никогда.
Мужчина пробежал мимо неё, наступив на солнечного зайчика. Агриппина не шелохнулась. Теперь, под секундной тяжестью сапога, детёныш был мёртв, а значит, ей было незачем шевелиться.
…Капитану снился форт Легиона Лунной Бабочки.
…Он не знал, что это такое, видел лишь каменные стены – вот и все ассоциации с фортом. В конце концов, капитан тоже был человеком, и ему иногда хотелось принадлежать хоть к какому-нибудь большинству. Хотя бы во сне.
…Слышались дикие завывания. «Грешен я, святой оте…е…е-ец». По стене форта прыгали солнечные зайчики, кошка прыгала за ними и пыталась вылизывать, цепляясь когтями за небольшие каменные выступы.
…Прости нас, Господи, - сказал священник и взял в руки крест. – Прости, что всё-таки мы по образу и подобию Твоему.
…Капитан не хотел просыпаться. Всё шло, идёт и будет идти по его сценарию, по неизменной логике – но только сне. Спящий капитан управлял лайнером из ниоткуда.