50-летию песни «Бухенвальдский набат
посвящается
1
В нестройный как бы унисон
С самой Тамарой Гвердцители
Мы все: «Гудит со всех сторон...» --
В нью-йоркской синагоге пели.
Тот гимн был к небу обращен,
Мы «Люди мира,... встаньте!, -- пели...
Внес в ноты колокольный звон
Великий классик Мурадели.
Не каждый в зале знал слова –
Их раздавали на листочках.
Текст пропечатался едва.
Но сколько силы в емких строчках!
Вверху: «А.Соболев, поэт», --
Стояло рядом с «...Мурадели»...
Один куплет, второй куплет –
И песню до конца допели,
Как скорбный реквием по ним,
В печах промышленных сожженным,
По соплеменникам моим,
В ярах живыми погребенным...
Он на Михоэлса похож.
Губастый. Лишь волос поболе.
Хоть ломом не убит, но все ж
И он в плену еврейской доли.
Он был умен. И стиль властей
Оценивал без заморочек.
О чем свидетельством – со всей
Отвагой -- горстка жестких строчек:
О нет, не в гитлеровском рейхе,
А здесь, в стране большевиков,
Уже орудовал свой Эйхман
С благословения верхов...
... Не мы как будто в сорок пятом,
А тот ефрейтор бесноватый
Победу на войне добыл
И свастикой страну накрыл...
Поэта две декады нет.
А песня «Люди мира... встаньте...»
Полвека как пришла на свет
И борется поныне... Гляньте:
Ее в Америке поют
На митингах антифашистских.
Забыться песне не дают
В ярах лишившиеся близких.
Об авторе бессмертных слов
Осмелюсь горестно поведать.
Поэт, ушедший в царство снов
Едва ли сможет там изведать,
Что скоро сложится о нем,
Поэте Соболеве, сага.
Давай же, помолясь, начнем –
Перо готово и бумага...
2
Еврейских брали пацанов
Насильно в русские мундиры.
Свои фамилии на «ов»
Им раздавали командиры.
Теперь дивимся, отчего
Меж Гройсбургов и Нитензонов
Евреи Фокин, Дурново,
Белых, Истомин и Самсонов.
И Соболев. Сашок – мой друг.
Экс-фехтовальщик. Он из Львова.
Пополнил эмигрантский круг.
Пристроился по жизни клево.
Охранник. Есть приличный дом.
Жена-хохлушка и машина.
Но в этот – о поэтах – том
Попал случайно. А причина:
Поэт фамилию носил
Такую. И такое имя.
А песня, что поэт сложил,
В значенье выросла до гимна.
Поэт рожден как Исаак.
-- А Александр – для благозвучья?
Погромный нависал кулак
Над Исааком с детства... Сучья
Потворствовала скрытно власть
Погромщикам в стране Советов.
И Исааку в ней пропасть,
Будь он и лучший из поэтов –
Ни за понюшку табаку.
Он и прикрылся «Александром».
Им и подписывал строку,
Что было не таким досадным,
Чем, если б вовсе ничего
Не шло в печать от Исаака...
В Полонном вывели его
На Божий свет... Село из мрака
Тысячелетней дали шло.
Сам князь Владимир Святославич
Селенье уважал зело:
-- Отец святой, дела поправишь:
Полонное село твое... –
Князь стольной Десятинной церкви
Полонное придал, ее
Подпитывая.... Были цепки
Первокнязья... Владимир сам
Свет Святославович нередко
Сюда наезживал и в храм
Вступал, молясь... Хомора-речка
Змеится вдоль всего села...
«Чугунка» довезет в Бердичев
И в Шепетовку, коль дела:
Зовут в ажиотажном кличе
В локальный скупенький гешефт.
Здесь были, ясно, и погромы.
Они не обошлись без жеотв.
И гнев впитался в хромосомы.
Он – младший сын в большой семье.
Стихи пришли к мальчонке рано.
Прижух, забывшись, на скамье,
Шептал чего-то... Было странно
Родным за хлопцем наблюдать.
Его жалеют братья, сестры...
Над маленьким хлопочет мать.
В большом семействе дети пестры.
Он – белая ворона.
-- С ним
Наверно к доктору бы надо. –
Отец... А мать:
-- Повременим... –
Блестяще учится – отрада...
Зовут высокие мечты...
На выпускном сыграли в школе
Спектаклm задиристый «Хвосты...» --
О старом быте в новой доле.
А пьесу выдал Исаак...
Печальнейшая в жизни драма
Когда в потусторонний мрак.
Уходит безутешно мама.
Звук обрывающихся струн
Невыносим – и ты немеешь.
Пока она жива – ты юн.
Она ушла – и ты взрослеешь...
3
С годами эта боль острей –
Невосполнимая утрата...
Похоронив, в Москву к сестре
Уехал парень без возврата.
А здесь в рабочие пошел –
В заводе авиамоторном
Слесарил... Божий дар повел –
Нельзя не быть ему покорным –
К единомышленникам. Он
Вступает в литобъединенье.
И вот в газете – фельетон.
А следом и стихотворенье.
Под ним – «А.Соболев». Пришлось
Преображаться в Александра –
Антисемитское насквозь
Начальство... Парень верит в завтра,
Но завтра началась война.
Он фронтовик. Сержант. На пузе
Исползана бойцом страна.
Однако после двух контузий
Он списан напрочь. Инвалид.
На фронте для газет армейских
Писал статьи, стихи... Велит
Душа в разгар антинемецких,
Антифашистских контратак,
Сражаться и огнем и словом...
Вновь на заводе Исаак,
В многотиражке... Слыл толковым
Корреспондентом. Сверх того
Стихи, статьи и фельетоны
Великолепные его –
(Рвачам и жуликам – пистоны) –
Идут в «Вечерке» и «Гудке»,
«Труде», «Строительной газете»
И «Крокодиле»... Мощь в руке
Накапливали строки эти,
Судьба его вела, вела...
В многотиражке встретил Таню.
Она любовь в душе возжгла.
Чем? Вряд ли разгадаем тайну,
Но главное в судьбе: она
Вполне по жизни состоялась
Как друг поэта и жена –
Не отступила, не сломалась.
Все понимала, берегла --
Не каждому такое счастье
Не отoшла, не предала.
Иное происходит чаще...
4
Наум Коржавин вспоминал,
Что вовсе юным к той же бражке
Писательской принадлежал
При заводской многотиражке,
Где Соболев был патриарх.
-- По праву старшего с собою
Брал на тусовки. На пирах
Поэтов будь готовым к бою.
О чем угодно споры шли:
О стилях, строчках и рифмовке,
Тематике... Друг друга жгли
Сарказмом... Жесткой разбраковке
Подвергся бы и Пушкин сам.
А Соболев открытым, добрым,
Шутливым был и светлым там...
И всех кусавшие, как кобры,
Презлые критики никак
Его не пробивали юмор...
-- Ну вот, отбился... Каково?
-- Меня б так били, я бы умер...
-- А для меня весь этот шум –
Как тренировка для боксера:
Ты в нем оттачиваешь ум... –
Итог явился миру скоро.
Пять лет, как отошел сатрап –
Реинкарнация Амана,
Готовивший исход-этап
Для всех евреев... Утром рано
Включает радио поэт –
И слышит весть, что в Бухенвальде...
Еще и продолженья нет,
А у поэта рифма «встаньте»
Уже прощелкала в мозгу...
Вот так рождаются шедевры...
Едва ли новость та Москву
Особо тронула... Но нервы
Поэта – тонкий инструмент.
Весть, что в концлагере фашистском
Открыли скорбный монумент,
Мемориал по тем, кто с иском
К убийцам к Богу вопиет,
А ГДР там колокольню
Построила, тотчас поэт
Как будто возвратился в бойню,
Где он, контуженный, страдал,
Где видел рвы в телах евреев,
Где он товарищей терял...
Война, вдруг холодом повеяв,
Поэта привела за стол...
Строка ложится на страницу...
Сейчас он, Соболев, -- посол
Всех, кто ушел за ту границу,
Куда лишь колокольный звон
С Земли, возможно долетает
И вздох поэта... Пишет он –
И верит сердцем, даже знает:
Его услышат... Голоса
К нему доносятся живые...
Он пишет, пишет... Два часа –
И Тане прочитал впервые.
И Таня не скрывала слез,
И «... жертвы ожили из пепла...
Что делать дальше – вот вопрос.
Уверенность в поэте крепла,
Что не случайные слова
Соединил он в эти строки...
Отнес их в «Правду»... Там едва
Коснулись взглядом текста...
-- Сроки
Для рассмотрения того,
Что к нам приносят волонтеры,
Значительны – полно всего.
Мы вам ответим, но не скоро.... –
Дождался – принесли ответ.
Его стихи косой чертою
Перечеркнули... Больше нет
Ни слова – словно бы к отстою,
К великим строчкам отнеслись...
«Труд» публикует. Да с советом:
-- Ты с Мурадели поделись... –
Послал... Тот классик. Но с ответом
Не задержал. Он позвонил:
-- Пишу к ним музыку – и плачу... –
И отклик тот наградой был.
Содружество несло удачу...
5
Великий труженик Вано,
Не раз страдавший от тирана,
Проникся. Лишь ему дано
Из композиторского клана
Найти мелодию подстать.
Он и сумел найти такую,
Которой лучше не сыскать.
Я слышу песню – и тоскую.
Шесть миллионов из моих
Одноплеменников-евреев...
Тот колокольный звон – за них
И против мерзких лиходеев –
Их ныне встретишь и в Москве,
И в Киеве... И даже Питер
Развел фашистов... В голове
Не совмещается... Кто вытер
У ленинградцев память дней
Смертельной вражеской блокады?
Как можно с памятью о ней
Потворствовать, чтоб эти гады
Чинили в городе погром...
Да будет Николай Гиренко
Здесь назван... Памятью о нем –
Звон колокольный... Редко, редко
(А может – вовсе никогда)
Теперь творенье Мурадели
Звучит в России...
В те года
В ЦК ЛКСМ задели
Кого-то звуки и слова...
-- А подойдет для фестиваля.
Споет уральская братва
Студенческая... –
Отослали
Слова и ноты на Урал.
Хор разучил и песней Вену
Без автоматов покорял.
Так завели проникновенно,
Так вдохновенно прозвучал
На вдруг затихшем фестивале
«Набат», что каждый песне внял...
Ее тотчас перелагали
На все на свете языки –
И песню разнесли по свету
Антифашистские полки...
Возьмешь тогдашнюю газету:
Казенный пафос:
-- Фестиваль
Продемонстрировал: как прежде,
Союз Советский выступал
За мир, дав дружбе и надежде
Свой песенный призыв-плакат.
Ведь это мы на фетивале
Антивоеннейший «Набат»
Со всей душою исполняли.
Ведь это наш поэт внушал
Быть людям мира зорче втрое –
И впечатленный зал вставал,
Ведь наши мир спасли герои... –
6
У песни -- бешеный успех.
Его пожал лишь Мурадели.
Он портретирован во всех
Газетах и журналах... Пели
«Набат» во всех концах страны,
В Кремле, барачном сельском клубе.
По радио тот хит должны
Проигрывать вседневно. В кубе –
Рост популярности Вано.
Пластинок – девять миллионов.
На дисках – «Мурадели»... Но...
Нет «Соболева»... От шпионов
Скрыт государственный секрет,
Что автор пламенного гимна
А.Соболев – еврей-поэт?
Ах, до чего ж Кремлю противно
Признать сей факт. Не признает.
Шедевр отобран у поэта.
Вано всем интервью дает,
Но ни одна в стране газета
У Соболева интервью
Не просит. Он не интересен,
Сложивший главную свою,
Одну из лучших в мире песен.
Народ все видит. И не зря
Подправлена народом песня.
О «братской дружбе» говоря,
Она, как аргумент, уместна:
От Москвы до самых до окраин,
С южных гор до северных морей,
Человек проходит, как хозяин,
Если он, конечно, не еврей...
А.Соболев тому пример.
Отвержен как хозяин песни.
Никто во всем СССР
Не должен знать его, хоть тресни.
Еще в дни яростной войны
«Великий вождь наш и учитель»
Влез в юдофобские штаны.
Палач еврейский и мучитель –
Фашистский фюрер, дал пример,
Как порешить вконец евреев.
Наш вождь, как юный пионер –
-- Всегда готов! – и, мысль взлелеяв,
Уже готовил карачун
Всему советскому еврейству,
По счастью, сам пристроен в чум
На Красной площади... Но змейству
Антисемитскому в Кремле
Опричники все те же служат.
Не упокоены в земле,
А властвуют. Живут – не тужат.
7
Уже нет Сталина давно,
Есть оттепельный лысый папа.
Все повернулось вроде... Но
Есть пятый пункт – и у сатрапа
Никитка антисемитизм
Легко как эстафету принял.
Василий Гроссман:
-- Большевизм
Сродни фашизму... –
Жребий вынул
Еврейский Соболев-поэт...
Нет Соболева на пластинках
И не узнаешь из газет,
Журналов, не найдешь на снимках...
Задумчив. Ироничен. Тих.
С Михоэлсом сравнить уместно.
В глазах искрится новый стих.
Одна пошла к народам песня,
Зато какая... Ничего,
Что власть его морально душит.
Господь все видит – и его
Вознаградит.. Но кто нарушит
«Вказивку»: не упоминать?
Никто. И не упоминают.
С работы велено убрать:
За фельетоны проклинают
Его начальники цехов,
Что тоже делают карьеру.
И – автора живых стихов
И инвалида – знайте ж меру,--
Ведь инвалида увольнять
Закон советский запрещает...
Но сверху приказали:
-- Гнать! –-
Закон? Смешно! И власть сгущает
Нажим на Соболева. Он
Идет в горком, хоть беспартийный.
Инструктор в тайну посвящен
И издевательски-витийный --
«Сочуствующе»:
-- Почему
С национальностью-то вашей
Вы не в торговле, не пойму?... –
Бед навалили – полной чашей.
Работы, имени лишив,
Лишили средств к существованью,
Запрет негласный наложив
На авторские... Щедрой данью
Был Мурадели наделен:
«Набат» рекордно исполняли.
А Соболеву – шиш... Как он
Существовал, понять едва ли
Доступно... Игорь Шаферан
В «Советской... написал ... культуре»:
-- Набат – эпоха! –
Обмирал
Любой В Москве и Порт-Артуре,
Берлин в восторге был и Рим...
Но автор так же задвигаем.
В дворце Кремлевском мощный гимн
Муслим исполнил... Прославляем
Певец... Неведом никому
Поэт... Писатель-классик Федин:
-- Положен памятник ему
За песню... –
Горестных отметин
На сердце автору страна
Наставила...
Краснознаменный
Ансамбль во Франции сполна
Стяжал успех за вдохновенный
«Набат»... Один седой француз
Сказал:
-- Автомобиль поэту
За песню подарить берусь... –
Но отверженья эстафету
И исполнители несли:
-- Поэту ничего не надо,
Всем обеспечен он... – Могли
Лишь так ответствовать...
«Набата»
Создателю жильем – барак
И улучшение не светит.
Как выживаешь, Исаак?
Умрешь – никто и не заметит...
Ему отрадою – любовь.
Он сорок лет с женой Татьяной.
Мир, издевайся и злословь,
Но их союз небесно-данный
Сильнее вражеских потуг
Унизить, извести поэта.
Она – любимая и друг.
Любовь – их тайная планета.
На ней скрываются от всех
Земных несчастий и печалей.
Глаза в глаза... Счастливый смех...
...И вот из запредельных далей
Сегодня слушает поэт
Как подпеваем Гвердцители...
Звучит «Набат» -- и смерти нет.
А вот – слова, чтоб все запели:
Люди мира, на минуту встаньте!
Слушайте, слушайте:
Гудит со всех сторон –
Это раздаётся в Бухенвальде
Колокольный звон,
Колокольный звон.
Это возродилась и окрепла
В медном гуле праведная кровь.
Это жертвы ожили из пепла
И восстали вновь,
И восстали вновь,
И восстали, и восстали,
И восстали вновь!
И восстали, и восстали,
И восстали вновь!
Сотни тысяч заживо сожжённых
Строятся, строятся
В шеренги к ряду ряд.
Интернациональные колонны
С нами говорят,
С нами говорят.
Слышите громовые раскаты?
Это не гроза, не ураган.
Это вихрем атомным объятый
Стонет океан, Тихий океан.
Это стонет, это стонет
Тихий океан.
Это стонет, это стонет
Тихий океан.
Люди мира, на минуту встаньте!
Слушайте, слушайте:
Гудит со всех сторон –
Это раздаётся в Бухенвальде
Колокольный звон,
Колокольный звон.
Звон плывёт, плывёт
Над всей землёю,
И гудит взволнованно эфир:
Люди мира, будьте зорче втрое,
Берегите мир, берегите мир,
Берегите, берегите,
Берегите мир!
Берегите, берегите,
Берегите мир!