На душе скребли кошки – много, возможно две. И одновременно хотелось есть. «Странно, -подумал Валентин, - Как могут уживаться муки совести с таким аппетитом? Ведь если верить книгам, то мне сейчас должно быть вообще не до еды…. А если верить жизненному опыту, то нужно поесть, затем как можно быстрее добраться домой, и лечь спать. Как говорится, утро вечера мудренее. А утром, возможно, я найду себе дополнительные оправдания.»
Он повертел головой, осматриваясь. Этот перекресток был Валентину хорошо знаком и единственное, что здесь можно было купить – это гамбургер или хот-дог. Он не входил в число почитателей фастфуда, но если очень уж нужно было, то мог съесть что угодно, оставляя священные споры о вреде этой пищи тем, кто заботился о собственном физическом здоровье более, чем обо всем остальном. Бургерная выглядела вполне прилично, если не считать наклеенной на стекла нелепой рекламы, с умопомрачительным слоганом: «Найди истину». Приглядевшись, мужчина понял, что должно быть еще третье слово, возможно «вкуса», но оно было безжалостно ободрано хулиганами. Он обогнул сугроб, поднял воротник пальто и подошел к прямоугольному окошку.
-Пожалуй, я съем чизбургер, - сказал Валентин в окошко. Продавец кивнул и принялся за работу, привычным движением создавая заказанный продукт из необходимых компонентов. Пахло из окошка неплохо, да и вид продавца не внушал опасений. Валентин сглотнул слюну и достал из кармана пятерку.
Наконец продавец закончил ваять чизбургер и осторожно обернул его неразвернутой салфеткой. Затем, вопреки всякой логике, он повернулся к Валентину, поднес готовый продукт к губам и откусил с сонным видом. Затем откусил еще раз, глядя куда-то сквозь посетителя, и принялся лениво жевать.
Есть перехотелось. Валентин пожал плечами, хмыкнул и отошел от окошка. В жизни иногда случаются удивительные вещи, которые невозможно сходу охватить с помощью такого жесткого инструмента, как логика. Возможно, у продавца был тяжелый день, а может быть, дело было в чем-то другом, но интуиция подсказывала Валентину, что пробовать второй раз было бесполезно. Вдобавок, налетел порывистый ветер, тыча в лицо ледяной пятернёй с зажатыми в ней крупными снежинками. Мужчина повернулся спиной к ветру и пошел к остановке. Лучше поскорее добраться домой, возможно, холодильник будет более сговорчивым.
Маршрутку ожидала такая толпа желающих отправиться поскорее по домам, что Валентин поежился. Ждать не хотелось. Он отошел от остановки на несколько шагов и проголосовал. Машин было не много, но одна из них перестроилась в правый ряд и затормозила рядом. Валентин открыл дверь и назвал свой адрес. Это было не слишком далеко, и таксист рассеянно кивнул с выражением разочарования на круглом лице. Валентин обрадовано втиснулся внутрь и даже заулыбался. Но затем он вспомнил о том, что сделал час назад, и кошки вернулись опять. Водитель сдал машину немного назад, затем наехал колесом на бордюр, выключил двигатель и вынул ключи из замка зажигания. Молча, выйдя из мгновенно помертвевшей машины, он, как швейцар, распахнул перед Валентином дверь и стоял, словно истукан, до тех пор, пока ошарашенный пассажир не выбрался обратно из салона в объятия ветра и снежных хлопьев.
-Что-то я не понимаю… - начал Валентин, но водитель хлопнул дверью, поставил машину на сигнализацию и со спокойным видом ушел, похоже, даже не услышав этих слов.
Валентин посмотрел на стоящих в очереди. На их лицах была написана явная заинтересованность. Они явно не собирались сочувствовать мужчине, один молодой человек в пуховой куртке и заснеженной шапке-ушанке, даже улыбался злорадно. Валентину захотелось поскорее исчезнуть из поля зрения этой толпы, и он, отойдя подальше, опять проголосовал.
В этот раз пришлось подождать. Снег стал мельче, ветер слегка поутих, но когда, наконец, такси притормозило в нескольких шагах, Валентин бросился к нему с радостью – он никогда не любил холод, ветер, да и зиму вообще. Что люди находят в этом времени года, кроме дополнительных жизненных трудностей? Размышляя на эту тему, он прыгнул на заднее сидение – на переднем правом у водителя стояла большая картонная коробка – и сказал, куда нужно ехать.
Водитель кивнул, не оборачиваясь, и дал газу. Мужчина торжествующе посмотрел на размазанную за стеклом толпу, и расслабился. Через несколько минут он будет у своего дома, а дома, как говорится, и стены лечат.
«Все таки ты напрасно сказал ей это таким грубым тоном, - первая кошка слегка впилась в Валентина острыми коготками, - Нужно было сделать это мягче, не по телефону.»
«И вообще ты свинья, и бесчувственный болван. – Вторая кошка была настроена поагрессивней. – Ты разбил ей сердце. И вообще назвал ведьмой. ».
Валентин вздохнул. Фраза «Ты разбил ей сердце» подходила, как нельзя более, и он знал, что теперь эта фраза станет кружиться в его мозгу как пластинка, пока окончательно не заездится. И даже тогда она будет звучать в глубине его души, правда со скрипом и перескакиванием иглы. Ты разбил ей сердце … Тыразбилейсердцe…
Вдруг Валентин заметил, что машина едет совершенно в другую сторону, и по этой улице они никак не доберутся до его дома. Странно. Неужели таксист принял его за приезжего и хочет подзаработать, покатав по городу? Это предположение было слишком нелепым.
-Почему мы едем в эту сторону? – спросил он у таксиста. Тот ничего не ответил, сделал радио погромче и перестроился в другой ряд.
-Вы что, не слы…
Таксист резко дернул руль влево, пролетел перекресток на красный свет, и надавил на газ.
-Что вы делаете! – возмутился Валентин и схватил таксиста за плечо. Тот сбросил руку пассажира с плеча, доехал до разрыва в бетонном бордюре, разграничивающем движение на два встречных потока, так же резко развернулся и помчался в обратном направлении.
-Да вы что, с ума сошли, - крикнул Валентин, но водитель опять не отреагировал. Пассажир попытался увидеть лицо водителя в зеркало заднего обзора, но оно было вывернуто под странным углом, и в результате мужчина увидел лишь собственную бледную и перекошенную физиономию. Радио играло невыносимо громко, низкие тона молотом били по ушам. Модная певица тянула низким грудным голосом поразительно подходящую к обстоятельствам фразу: «Крышу снесло… О-ё-о-о…». Пользуясь тем, что машин на дороге было немного, таксист надавил на газ так, что Валентина прижало к заднему сидению. Инстинктивно он выставил руки вперед и когда водитель резко затормозил и остановил машину, чуть не сбив голосующего на обочине мужчину, сумел удержаться от удара. Словно проделывая этот трюк много раз, Валентин распахнул дверь и выскочил наружу, прямо в грязный сугроб, а машина с визгом рванула вперед, успев при этом забрать нового пассажира, лихо вскочившего в неё на Валентиново место. Обалдевший, мужчина провожал ее взглядом, не замечая ни ветра, ни снега, пока она не скрылась из вида. Затем он повернулся и посмотрел на противоположную сторону дороги. Он стоял напротив все той же остановки и толпа смотрела на него заинтересованно-ожидающе. Шатаясь и борясь с подступившей к горлу тошнотой, он выбрался из сугроба и пошел прочь.
Через десять минут он слегка согрелся и начал приходить в себя. Ходьба всегда действовала на Валентина положительно. И хотя он не мог найти подходящее объяснение произошедшему инциденту с такси, тот все меньше и меньше занимал мысли. Он свернул и пошел по плохо знакомому переулку, чтобы сократить путь. Странно, так мало людей на этой улице, словно все они остались там, на остановке. И витрины магазинов не светятся, и вывески не горят. Если бы не окна домов, могло бы показаться что район не жилой – но в окнах свет был. Внимание Валентина привлекла старая телефонная будка. В век мобильных телефонов она выглядела весьма рудиментарно. Мысли его вернулись к пластинке «Тыразбилейсердце». «Я сделал это по телефону, потому что иначе я бы не смог ей этого сказать, и это бы продолжалось и продолжалось до самого…» Но внезапно вращение винила было прервано резким звуком - большая сосулька упала всего в двух шагах от Валентина, разлетевшись на несколько осколков. Один из них угодил в стекло телефонной будки, но не разбил, а просто испугал человека, пытающегося ,очевидно, куда-то дозвониться. Человек резко выскочил из будки, ударив Валентина тяжелой дверью. Потеряв от неожиданности равновесие, мужчина упал на спину, стукнувшись затылком прямо об асфальт. Больно было не сильно, но он почувствовал, что не может встать, тело не слушалось. Нависающие над тротуаром коробки домов медленно вращались против часовой стрелки. С их крыш свисали огромные, длинные сосульки. Валентин хотел закричать, но не смог – ему вдруг стало очень страшно, и он испугался, что не сможет позвать на помощь. Человек, сбивший его дверью, нагнулся над ним и заглянул прямо в глаза. Лицо его, показавшееся знакомым, ничего не выражало, ни сочувствия, ни раскаяния. Он посмотрел по сторонам, затем протянул руку и залез Валентину во внутренний карман пальто. Прикосновение это было настолько неприятным, что если бы Валентин мог, он бы отшатнулся, но он не мог, не мог ничего сделать или сказать, и даже не мог закрыть веки. Ему вдруг ужасно сильно захотелось закрыть их, но он не мог, и все смотрел на кружащиеся исполинские сталактиты натечного льда. Низкое, затянутое снеговыми тучами небо нависало над крышами домов, и снежинки падали Валентину прямо на глазные яблоки, а он не мог закрыть веки и спрятаться от этого снега и этого человека.
Человек набрал номер и поднес телефон к уху, все так же бесчувственно глядя на Валентина. Затем он что-то сказал в трубку, поднялся и исчез из поля зрения. Не сразу, но как-то постепенно, до мужчины стало доходить, что человек вызвал «скорую». Одновременно с этим появилось легкое покалывание в ступнях и пальцах рук, и он смог моргнуть. Сейчас же он зажмурил веки и услышал, как, удаляясь, человек крикнул в трубку:
«Скоро я буду у тебя! Даже если ты не простишь меня за то, что я наговорил, я все равно приеду…» Дальнейшее он не расслышал, и открыв глаза, увидел только подсвеченное городскими огнями небо, сосульки, и светящиеся окна. Окон было немного, в них теплилась жизнь, там пили чай и болтали о событиях дня, смеялись и просто молча читали книги. Как бы в ответ на его предположение, из форточки самого нижнего окна раздался раскат смеха, а затем кто-то стал декламировать стихи. Валентин снова закрыл глаза и попытался прислушаться. Смысл ускользал от него, строчки свивались в тугие нити, на концах которых повисали рифмы, но размер рвался, и слова дробились осколками, и, отлетев, ударялись о телефонную будку. Это было мучительно, и мужчина открыл глаза, чтобы перестать слышать эти рваные строки. Тишина ворвалась в его зрачки вместе с шипением тормозов и ярким, ослепительным светом автомобильных фар. Он увидел красный крест на боку машины и снова смежил веки.
Его положили на носилки и понесли, но почему-то не к «скорой помощи», а в арку, ведущую во двор. Валентин не видел этого, но каким-то непостижимым образом знал, что его внесли в подъезд, хлопнув тяжеленной неприветливой дверью, а затем стали поднимать по ступеням. «Может быть, я здорово ранен, и меня нельзя везти на машине» - подумалось Валентину, но тут, словно опровергая эти мысли, его буквально выбросили из носилок на стол. Он успел открыть глаза – веки слушались теперь куда более уверенней- и увидел старую, в нескольких местах потрескавшуюся и попорченную полировку. Щека его ощутила липкую прохладу, а затем мужчину так же грубо перевернули на спину. Теперь он мог видеть кухонный светильник с одной лампочкой, и услышал, как кто-то засмеялся и продекламировал:
-Лишь спрячется солнце за дальней горой, на землю спускается голый король Хали Матья... Красив и румян, полутрезв-полупьян, герой кабаков, дуэлянт и смутьян, Хали Матья...
-Тихо, - кто-то оборвал читающего, и заслонил лампочку. Слава богу, это был врач, одетый в белый халат. Лицо доктора было добрым, как у Айболита, к седым обвисшим усам прилипли крошки. На голове его блеснуло зеркальце, в руке он держал хромированный молоточек. – На что жалуетесь, молодой человек? Сердце?
Валентин хотел ответить, что он ни на что не жалуется, кроме сильного покалывания в руках и ногах, но услышал лишь свой сдавленный стон.
-Сейчас, сейчас, мы вас выслушаем, поставим диагноз, а затем и на ноги поставим... Вы у нас еще повоюете! А то такой молодой и уже захотели в тыл. Нет, дорогой, стране нужны воины, стране нужны герои! Кто-то должен в конце-концов докопаться до истины, до так сказать, сути. Кто же, если не вы?
Он снял зеркальце и положил его Валентину на грудь. Затем отложил молоточек, воткнул в уши стетоскоп и расстегнул халат на своей груди.
-Дышите, - сказал доктор и приложил прибор к собственной груди в районе сердца. Брови его сошлись на переносице, он глубоко вздохнул и шумно выдохнул.
-А теперь не дышите, - сказал доктор сам себе и перестал дышать. Лицо его посинело, глаза остекленели, усы обвисли еще больше. Валентин почувствовал, что и руки, и ноги, и даже язык готовы повиноваться ему, но теперь страх наполнил его сердце, и он не мог даже пошевелиться, хотя мысленно он кричал, он кричал так, что казалось крик этот сейчас вырвется из черпной коробки, и взрывной волной разрушит и этот дом, и улицу и весь город. Наконец доктор вдохнул, глаза его снова ожили, по щекам побежал румянец.
-Ну вот, никаких шумов, сердце ваше исправно, вы, молодой человек – симулянт. Прекращайте это дело и давайте возвращайтесь в строй. На первый раз я вас прощаю, а в следующий могу и разобрать по запчастям. Стране нужны здоровые почки и крепкая печень.
Доктор вдруг осклабился, обнажив неухоженные зубы, и схватил свое зеркальце.
-А нам пора, пора, у нас таких как вы – пруд пруди. Жрут, понимаешь, ли хот-доги и прочую шаурму, а потом таскай их по ступенькам.
«Когда же это случилось? - подумал Валентин, когда волна страха ушла и он обрел способность мыслить, - Такси врезалось или еще раньше, может быть я все таки съел что-то не то?»
Доктор поклонился, взял желтый чемоданчик и вышел. Послышался топот ног и кто-то выругался, споткнувшись на лестнице, а затем все стихло. Но тишина длилась недолго. Запахло сигаретным дымом и невидимый голос произнес:
- На сивой кобыле в бумажном седле, корона из перьев на темной главе, Хали Матья... Два верных пажа Ахинея и Бред, ступают за ним осторожно след в след, Хали Матья...
Затем что-то щелкнуло, игла опустилась на пластинку, сразу же соскочила и другой голос произнес скороговоркой: «Тыразбилейсердце».
Мужчина приподнялся на локте. Ему хотелось уйти как можно скорее. Он встал и пощупал затылок. Он предчувствовал, что коснется чего-то густого и липкого, но нащупал лишь волосы и горячую шишку под ними, не такую уж, впрочем, и большую. Этот факт придал ему уверенности, и он не глядя вокруг, словно опасаясь увидеть владельца голосов, быстро шагнул к филенчатым дверям. Из кухни он сразу же почему-то попал на площадку, а оттуда на лестницу. Здесь было едва светло, и Валентин разглядел на стене граффити, нарисованное синей и желтой красками. Художник изобразил длинную полосатую змею, запутанную в клубок и многократно пересекающую саму себя. Голова змеи, увенчанная нескромной многоэтажной короной указывала вверх по лестнице, а хвост вел вниз, и Мужчина решил, что эскулап и санитары направились именно туда. Он сделал несколько шагов вниз и обнаружил, что находится в полной темноте. Идти по лестнице в такой темноте было не легко, деревянные перила напоминали остов выброшенной на берег и полусгнившей лодки, а держаться за стену было вообще не удобно, так как ее покрывала какая-то неприятно пахнущая субстанция. Валентин вспомнил, что хотя он и бросил курить, но имеет дурацкую привычку таскать с собой спички, и порывшись в кармане брюк достал коробок. В нем была всего пара спичек. Дрожащей рукой мужчина зажег первую и обнаружил, что стоит перед рухнувшим лестничным пролетом, и сделав еще пару шагов, угодил бы в западню. Зажженная спичка придала обыденности окружающему пространству. Он посветил на стену. Стена была испещрена отпечатками кошачьих лап, разного размера и калибра, оставленных в желто-зеленой краске, покрывающей всю стену и имеющей запах… Валентин нехотя принюхался… запах гуаши, слава богу. Поперек стены, нарисованная все той же синей и желтой краской вилась узловатая змея, свиваясь в неуклюжую надпись: «якорение якорей». Валентин подумал и принялся возвращаться по лестнице вверх. Спичка обожгла ему пальцы и догорела.
Наконец он очутился на все той же лестничной площадке, с приоткрытой дверью. Там был свет, но при мысли о том, что он вернется на кухню с голосами, мужчина поежился. Он посмотрел на ту часть лестницы, которая уводила вверх. Странно, но ступени отблескивали в полумраке кафельной плиткой, а пластиковые перила звали за собой вверх, почище любого эскалатора. Единственное, что смущало Валентина – это отсутствие света, как и на нижней части лестницы, и пугающее предчувствие, что со второй спичкой там тоже придется расстаться. Он уже совсем было скис, разглядывая глянцевый плейбоевский плакат на соседней двери, с неизменным кроликом и обнаженной девицей, как вдруг заметил лифт. Не веря собственным глазам, он нажал полусожженную пластмассовую кнопку - та засветилась рубиновым огоньком, пол под ногами дрогнул и послышался звук работающих моторов. Затем двери открылись и Валентин почти ввалился внутрь самой обычной кабины со слегка ободранной облицовкой и разбитым зеркалом.
Едва дверь за ним закрылась, мужчина понял, что угодил в ловушку. Со дна сознания всплыла давно прочитанное в одной из книг утверждение, что люди с неуравновешенной психикой избегают зеркал. Возможно, они подсознательно боятся не увидеть своего отражения, или увидеть в зеркале что-то ужасное. При виде треснувшего зеркала ужас и правда вернулся к Валентину. Он вспомнил свою перекошенную физиономию в зеркале заднего обзора спятившего такси, и заставил себя сделать шаг к пыльному прямоугольнику с отбитым краем. Там, за паутиной мелких трещин он увидел совсем другого себя. Этот Валентин сидел спиной к зеркалу в кабинете, заставленном набитыми папками шкафами и компьютерными столами, и держал возле уха телефонную трубку.
-Послушай, - сказал он нарочито грубо невидимому собеседнику. – Нам лучше больше не встречаться. Ни сегодня, ни завтра, никогда. С меня достаточно!
И через несколько секунд:
-Между нами нет, и не было ничего серьезного. Ты все неправильно поняла. Это было все го лишь увлечение, порыв, возможно обоюдный, но сейчас все прошло и я собираюсь вернуться к своей прежней жизни. В ней для тебя нет места. Пойми, ты не та женщина, которая мне нужна, и никогда ею не была.
И выслушав ответ, добавил с мрачным юмором, зная, что ей это будет особо обидно:
-Попробуй, если твоя бабка и правда была ведьмой. На меня подобные штучки не подействуют. Все кончено, возвращайся к своему феншую и спятившим латиноамериканским писателям. С меня хватит этой головной боли. Мне нужен кто-нибудь… попроще.
Он и правда не любил сложностей. А она умела генерировать их со скоростью три штуки в час, с особым пристрастием к сложностям нематериального характера…В последний раз она просто разрыдалась в постели перед самым началом логичного продолжения «вечера при свечах» и закрылась в ванной, проплакав битый час. Все это время, он недоумевая сидел голый на кровати и пытался сообразить, зачем он назвал ее чужим именем, и нельзя ли свести это просто к досадному недоразумению.
Положив трубку, он открыл одну из папок на своем компьютере и удалил все ее фотографии и письма, сначала в корзину, затем после секундного колебания, навсегда.
Сейчас, разглядывая спину этого другого себя, мужчина увидел в треснувшее зеркало, как в комнату вошла большая кошка, больше похожая на рысь, только без кисточек на ушах, и затем еще одна. Зашипев, одна из кошек стала на задние лапы и вонзила передние
в спину в его альтер-эго. Почти одновременно с этим поверхность зеркала помутнела, и лифт остановился. Занятый созерцанием себя, Валентин не заметил, что все это время лифт куда-то ехал, не то вниз, не то вверх, и теперь напрягся, готовый увидеть за его дверью все что угодно.
Что-то произошло. Что-то произошло после того, как он сказал ей эти слова по телефону и уничтожил письма и фотографии. Что-то непоправимо ужасное, что-то, чего он никак не ожидал. Он не верил ни в силу проклятий, ни в Вуду, ни в другую подобную чушь, но сейчас он чувствовал, что что-то случилось. И это что-то случилось вовсе не с ним, а с ней… Случилось с ней, а то, что происходит с ним сейчас, было лишь отголоском этого непоправимого…
Раздался сильный удар и на стене лифта появились четыре рваные полосы. Затем еще один и еще один, что-то кромсало лифт стальными когтями, рвало, и каждый удар отдавался болью в голове и в сердце… Как там сказал эскулап? «Вы, молодой человек, симулянт. А стране нужны крепкие здоровые почки и крепкая печень.»
Не найдя в кабине кнопок, он попытался развести двери лифта руками, но те и не думали поддаваться. Валентин слышал за стеной лифта глухое рычание, и сейчас ему было совсем наплевать, что там за этой дверью. Он не был законченным эгоистом, но не умел долго сосредотачиваться на чужих проблемах, особенно если на пути вставали свои собственные. Наконец, когда он уже в кровь ободрал пальцы, двери, ставшие внезапно стеклянными, вдруг подались и мужчина почти выпал из лифта в холодное заснеженное пространство. Стеклянная дверь ударила прохожего, и тот упал на заледеневший асфальт. Прохожий ударился об асфальт головой, и звук этого удара был ужасно пугающим, даже после всего пережитого. Валентин нагнулся, порылся в его внутреннем кармане и достал телефон. Секунду другую он размышлял, правильно ли поступает, затем посмотрел на телефонную будку и позвонил в «скорую помощь». Теперь нужно было спешить. Он набрал ее номер, но она не сняла трубку. ««Скоро я буду у тебя! - крикнул он зачем-то в заполненный гудками эфир. - Даже если ты не простишь меня за то, что я наговорил, я все равно приеду! Не вздумай ничего с собой сделать!»
И он побежал по переулку со скоростью, на которую был способен человек в его положении. Пластинка, кружащаяся в голове вдруг сбавила обороты, и голос «Тыразбилейсердце» превратился в тягучий баритон, а затем , после секундного молчания, Валентину показалось, что она завертелась обратно. Обернувшись, он увидел большую кошачью тень, метнувшуюся за темным стеклом одного из магазинов. В этот раз ветер дул в спину и погонял Валентина, а снег даже если и попадал за шиворот, не доставлял никаких хлопот.
Выбежав на центральную улицу, он вдруг обнаружил, что несказанно рад увидеть стоящую на остановке и ожидающую маршрутку толпу замерзших людей. Он помахал рукой молодому человеку в заснеженной шапке-ушанке и посмотрел на дорогу. Такси подлетело на бешенной скорости, вывалило в сугроб недоумевающего человека, и как только Валентин запрыгнул на заднее сидение, рвануло вперед. Ему даже не нужно было говорить адрес - машина безошибочно рванула в сторону ее дома. В этот раз зеркало заднего вида показало мужчине знакомую физиономию с обвисшими усами.
-Вот я и говорю, - крикнул не оборачиваясь водитель , - весь город в этой дурацкой рекламе. Вот там, на щите, гляди, чего написали!
Валентин успел заметить огромную фотографию какого-то сооружения, поперёк которой крупным шрифтом шла надпись «Иди на». Куда нужно было идти, разобрать было совершенно не возможно на такой скорости, и Валентин решил, что и так будет неплохо. Он вспомнил испорченный слоган на стекле бургерной, гласивший «Найди истину» и прислушался. Что-то скребло с металлическим звуком по крыше. Валентин хотел спросить у водителя, успеют ли они, но вдруг увидел, что снежинки за окном отрываются от сугробов и уносятся в теснящиеся в небесах тучи, а прохожие пятятся задом, и решил не спрашивать. Ведь в жизни иногда случаются удивительные вещи, которые невозможно сходу охватить с помощью такого жесткого инструмента, как логика. Возможно, у прохожих был тяжелый день, а может быть, дело было в чем-то другом, но главное ведь совсем не в этом, главное в том, что стране нужны воины, стране нужны герои! Кто-то должен в конце-концов докопаться до истины, до так сказать, сути. Кто же, если не я? Когда же, если не сейчас? Ведь в противном случае на землю спустится Хали Матья, или как его еще там, и начнет вершить свое «якорение якорей». И тогда никакие кошки не смогут тихо войти в наши двери, и ни одна пластинка не завертится обратно.
Валентин достал свой телефон и набрав номер произнес в заполненный длинными гудками эфир: «Не вздумай ничего с собой делать, слышишь? Я уже совсем близко! Совсем, совсем близко…»