Много воды утекло. Тогда мне
рифму достать – точно меч из камня.
Нынче уже, открывая ставни,
рад, что увлёкся Бродским.
Но, несмотря на мои успехи,
в личном бюджете – одни прорехи,
ибо издательства для потехи
деньги дерут по-жлобски.
Впрочем, не честен. И так я беден.
Платный офсет вообще мне вреден.
Лишь по бесплатным журналам бредень
галочки ради брошен.
Если б нашёлся толковый спонсор,
я б не сражался, как Чарли Бронсон,
с каждым журналом. Покрылся б ворсом,
мягким бы стал, хорошим.
Жизнь меня треплет, как ветер – листья,
даже писать заставляя рысью.
Дабы талантом блеснуть и мыслью,
надобно с ней бороться.
Буде оденусь в цвета Стендаля,
стану свободней в миру едва ли.
Падая, время воскликнуть «Vale!» –
близок ко дну колодца.
Нету бабла – и сто грамм не деньги.
Скоро, сполна уподобясь Стеньке,
подостаю из ботинок стельки
и – как мечом булатным!
Подсоберу алкашей с подворья
и, разобрав частокол на колья,
может, районное Лукоморье
сделаем мы приватным.
Денег звон лучше, чем звон стаканов.
Бабу бы надо, без тараканов
и без синдрома пустых карманов –
остепениться мог бы.
Воду забыл бы, огонь да трубы,
сердце подправил, поставил зубы…
Даже, закончив идти ко дну, бы
мог округлиться с морды.
На горизонте – плутовки, бляди,
замуж пищащие денег ради,
стервы да дуры. Как на параде –
сиськи, коленки, лохмы.
Пил седуксены – дурман не лечит,
тяжким похмельем ложась на плечи.
Дайте совета, друзья-предтечи,
где Минотавра грохнуть?
Где Ариадна с чудесной нитью?
Что вы таращитесь волчьей сытью?!
Ладно, проехали. Щас я выпью,
дам расслабуху нервам.
Виснет вопрос, как карась на леске.
Поговорить, как обычно, не с кем.
Ща как шарахну словечком резким!
Вам всё равно? Так хер вам!
Кажется, начал строгать поэму.
Так, ни о чём. На больную тему
тоже найдётся грох об стену;
в общем, всего помалу
об одиночестве, воле судеб…
Где-то убудет, а здесь – прибудет:
лира не будет играть, так люди
могут набить играло.
Мне далеко до Гиганта Слова,
но не ищу я пути иного.
Лучше уже, чем на льду корова –
да и на том спасибо.
Муза, наверно, меня накажет
за матерщину. А может, даже
пряник покажет. И я тогда же
стану писать красиво.
Это – delirium tremens, а не
«Демон» возвышенный. Бред гортани
от абстиненции. Мёд устами
пить не умею больше.
Эта болтливость сродни тамтаму
и речевого поноса штамму
(тягу к Бодлеру и Мандельштаму
чувствую, правда, столь же).
Ноне я стал нетипичен в слоге.
За терракотой не ходят ноги.
Кто обжигает горшки? Не боги.
Творческий люд – богема! –
(плюс гончары). Но мы все – как дети:
тешимся лепкой и тонем в Лете,
только круги оставляют эти
наши горшки. Система.
Нет, я не Пушкин. Другое время,
гены другие (дурное семя?).
Я не желаю сиять над всеми –
лишь своего по праву.
Только в бунтарской моей натуре
нечто подобно «дворянской шкуре».
Запах кириллицы в кубатуре
мало кому по нраву.
Годы уходят, а депрессуха
так же прилипчива. В горле сухо.
От лихорадки устал как сука
(болдинской, в смысле). Скушно.
Хоть я давно разведён, Собака
где-то в нутре моём жаждет брака;
Лев ей упрямо твердит, однако
«нафиг мне это нужно».
Вечер. На западе гаснет солнце.
В спарринге воют коты-японцы.
Город упорно куёт червонцы
ценностью пять за гривну,
ибо политики правят миром
хуже, чем дачным своим сортиром.
Вай, как мне хочется Мойдодыром
вытащить их за гриву!
Впрочем, мараться зазря не буду:
руки, перо непривычны к блуду
ихнему. Лучше прислать им Брута –
пусть разберётся тихо.
Мы разобраться могли бы сами,
да только поздно готовим сани.
Дудки! Найдётся Иван Сусанин,
коли разбудят лихо!
Есть Робин Гуды! Полно! В Полесье
встретишь такого – готовься к мессе
заупокойной. Фашистский «мессер»
там бесполезен даже.
Крепок ещё наш мужик. Ох, крепок.
Как в огороде нажрётся репок –
так в восковые фигуры слепок
числящихся в пропаже.
Что-то я всё норовлю о грустном.
Буде в душе и в квартире пусто –
взвоешь с тоски. Без святого чувства
вся протоплазма – овощ.
Ой, не могу. Даже в сердце Львином
оба желудочка половину
лучшую ждут. Что, судьба-судьбина,
мне на десерт готовишь?
Быстро темнеет. Ко сну пора бы
двигаться. Тяжко прожить без бабы.
Где ты, дружище, старик Хоттабыч?
Дай на рассаду вОлос!
Коли пойдёт так и дальше дело,
всё намешаю, что наболело.
Ждать остаётся лишь до предела
да материться в голос.
Се словоблудье – «Катюша» в тире.
Залп по мишеням. Заточка стиля,
или его переделка. Или
просто прочистка глотки.
Хватит дурачиться, тешить эго
буйством риторики. Эй, коллега!
Хоть иногда поминай Олега
стопкой хорошей водки!
