БИТВА ПОД БЕРЕСТЕЧКОМ
Битва под Берестечком по-разному описана в разных первоисточниках источниках и написанных на их основе научных трудах.
Разобраться в этом нагромождении фактов, домыслов, научных теорий и просто догадок, а зачастую и явной дезинформации трудно. В связи с чем, для установления объективной истины, попробуем, применить хронологический метод, и попытаемся, используя бесспорно установленные факты, описанные в разных источниках, проследить день за днем все перипетии этого исторического события. Благо, как с польской, так и с украинской стороны очевидцы этого события оставили свои многочисленные письменные свидетельства.
Местечко (это если по-польски) с. Берестечко лежит на левом, северном берегу р. Стир. Река Пляшова, что немного ниже Берестечка впадет в Стир с юга, вместе со Стиром и вторым рукавом - Ситенкой, образуют почти замкнутый неправильный четырехугольник, с выходом на юг - холмистую, местами покрытую лесом поверхность, которая и составляла театр этой битвы.
Польский табор (лагерь) расположился над р.Стир, спиной к мосту. Официальна реляция поляков, поданная русскому послу после битвы, сообщала, что польского войска было 155 тысяч, и из них 20 тыс. немецких наемников.
Напротив польского табора, примыкая правой стороной к болтам р. Пляшовой, стояло казацкое войско. К западу от него, на равнине, спиной к выходу из нее - войско Крымского хана. Польская официальная реляция определила их численность их всего на 50 тыс. Казацкое войско поляки посчитали на 100 тысяч.
Поскольку поляки прибыли первыми к месту битвы, то и позицию они выбрали хорошую и как показали дальнейшие события и для них очень выгодная.
Она давала естественную. охрану их тылу и левому крылу, а равнина, ограниченная вышеназванными речками, была большая для польского войска, и тесной для противников. Особенно, она была невыгодна для татарского войска, так как не давала им возможность разворачивать своих подавляющих сил, обходить, окружать польское войско - что как раз было обычным, любимым маневром татар и ими эффективно и неоднократно применялось во всех предыдущие битвах Б. Хмельницкого с поляками.
Теперь о хронологии биты. В исторической литературе устоялся взгляд, что битва была только три дня с 28 по 30 июня 1651г. Но, как будет видено, с проведенного анализа битва была закончена только 10 июля 1651 г. В связи, с чем ее можно условно разделить на период участия татар с 28 по 30 июня, и на украинско-польскую: с 1 по 10 июля 1651г.
Хронология битвы:
День первый: 28 июня 1651г.
Свидетельствует очевидец - С.ОСВЕЦИМ («Дневники.1643-1651 г.г.»)
«Июня 28, в среду, в 8 часов утра получено известие, что враги уже переправились и приближаются к нам и, что орда уже столкнулась с нашими разъездами около переправы.
Король немедленно приказал войску выступить в поле и непосредственно перед лагерем поставил его в строй гораздо лучший, чем тот, который прежде был начерчен на бумаге. Два часа спустя, появилась конница татарская в несколько казацкой.
Они зажгли во всей окрестности дворы, села, а также местечко Леснев, желая устрашить нас огнем и дымом. Захватив много нашей челяди и лошадей на пастбищах, взяли их в добычу.
Герцовники с обеих сторон состязались, но так как наши полки стояли благоразумно у лагеря и батарей, то враги не особенно сильно налегали. Войско наше стало, наконец, скучать вследствие долгого пребывания в строю без всякого дела, почему около 5 часов вечера хорунжий коронный обратился к кастеляну краковскому с просьбою, чтобы он дозволил испробовать счастья.
Гетман предложил ему самому отправиться в атаку; хорунжий весьма охотно принял это предложение и просил лишь, чтобы ему дано было подкрепление. Совместно с ним был отряжен маршал коронный; оба полка двинулись стремительно в то место, где виднелась орда, и удалились от лагеря на такое расстояние, что невозможно было скоро поддерживать их подкреплениями.
Враги, воспользовавшись этим, налегли на них всеми силами; но хорунжий коронный, не обращая внимания на численность врагов, бросился на них с решимостью; за ним последовал с полком своим маршал коронный; вскоре в подмогу им пришли шесть казацких хоругвей князя Вишневецкого, воеводы русского, и Стефан Чарпецкий, поручик гетмана великого с ротою гусар.
Они смешались с врагами и почти целый час продолжалась стычка среди криков и замешательства.
Наконец Господь помог нашим; неприятель не выдержал рукопашного боя на саблях и обратился в бегство столь стремительное, что умчался вскачь, не останавливаясь и без оглядки; наши, также вскачь, преследовали его на расстоянии мили до болота переправы, где должны были удержаться от дальнейшей погони по причине приближения ночи.
Урон неприятеля был незначителен, ибо они имели весьма быстрых коней и убегали во всю прыть, наши же преследовали их, сохраняя правильный строй своих хоругвей. Впрочем, и то было утешительно, что в первой встрече, по милости Божией, враги не только не имели успеха, но, напротив того, были посрамлены и прогнаны с поля битвы за переправу.
Взяты в плен: более 20 всадников и один мурза; они показали, что этот передовой отряд состоял из 12,000 отборной конницы из татар белгородских, крымских и урумбейских, отправленной для предварительного испытания наших сил.
. Убито было татар только немного больше сотни, по причине весьма быстрого их бегства.
Наши сочли успех этого дня хорошим предзнаменованием и как бы предвестником полной победы над врагами».
День второй: 29 июня 1651г.
Официальная историография сообщает: Крымский хан Ислям III Герай занимает основные высоты перед Берестечком и битва возобновляется. Поляки значительными силами выступили на казацкий лагерь, но Хмельницкий ударил на них с боку и отрезал польское войско от его собственного лагеря; тогда полегло до 7000 поляков, казаки добыли 28 хоругвей (флагов), в их числе и гетмана Потоцького.
Свидетельствует очевидец - С.ОСВЕЦИМ («Дневники.1643-1651 г.г.»)
«Июня 29, в четверг. Мы испытали, что военное счастье весьма изменчиво: после удачной вчерашней стычки с татарскою конницею случилась перемена.
С раннего утра, хан и Хмельницкий стали приближаться; кастелин краковский вывел войско в поле и построил его несколько дальше от валов {которыми окружен был лагерь непосредственно после получения известия о приближении врагов), опираясь сзади лишь на одну батарею.
Долго с обеих сторон занималась только джигитовкой; татары, поддразнивая наших, старались вовлечь их в засаду, устроенную казаками среди лозовых зарослей; но наши, руководясь более осмотрительностью, чем храбростью, ограничивались тем, что прогоняли татар с поля, но в засаду не бросились.
Потом на правом Фланге вступили в бой полки воевод: брацлавского (Станислава Лянцкоронского) и подольского (Станислава Потоцкого) столь успешно, что татары были прогнаны, и вся орда едва не обратилась в бегство, подобное вчерашнему.
Но в полдень они опять наступили со всеми силами и подошли так близко, что постепенно заняли все поле; уже нашим трудно было и выступить из строя в свободное пространство.
После продолжительной джигитовки кастелян краковский отрядил в бой три полка: свой собственный, маршала коронного и подкормия литовского.
Они бросились храбро вперед и так сильно налегли на неприятеля, что сразу принудили его отступать, но вскоре враги, заметив, что наши слишком далеко увлеклись от своего войска и что подкрепления к ним не подходят, оправились и стали вновь наступать;
Наши, не теряя мужества, не отступали и смешались с ними до того, что трудно было различить поляков от татар, которые в тот день выехали в нарядных одеждах; наши не могли почти сообразить, кому наносить удары, ибо татарские бунчуки и польские знамена развивалась рядом; только турков (которых среди них было до 5,000) можно было отличить по тюрбанам.
В таком виде упорная схватка продолжалась почти два часа, с значительным для нас уроном вследствие того, что наши увлеклись дальше, чем следовало, от войска и не получали подкреплений.
Многие легли в битве, а именно: Казановский, кастелян галицкий, Юрий Оссолинский, староста люблинский, Лигенза, мечник перемышльский, Николай Ржечицкий (оба последние охраняли маршала коронного, который также находился в большой опасности), Козика, богатый дворянин, единственный сын у матери; ротмистр Ермолай Иордан погиб с целого хоругвью; Ян Собесский, староста яворовский (будущий король), уже был окружен татарами и почти чудом спасся.
Ранены были выстрелами: обозный литовский Ян Сапега, хорунжий галицкий Станиславский и многие другие.
Пока битва эта происходила на одном Фланге, на другом неприятель напал с равным ожесточением на полк воеводы Брацлавского; трижды он был окружен многочисленною толпою врагов, и каждый раз храбро пробивался; при этом пал ротмистр Сигизмунд Лянцкоронский и многие товарищи.
В помощь ему пришли отряды дворянского поголовного ополчения из поветов: перемышльского, саноцкого, серадского, велюнского и других, но и они потеряли в стычке очень многих шляхтичей; в том числе погибли: Ян-Адам Стадницкий, подкоморий саноцкий, Юрий Стано и другие.
От опасности этой освободились наши полки только тогда, когда воевода подольский быстрым и своевременным движением ударил на врагов и заставил их отступить.
И так этот день был для нас несчастен вследствие гибели многих знатных людей и хороших воинов; но и для татар он был чувствителен: по крайней мере, 1000 убитых и раненых они насчитывали, в том числе пало много знатных мурз, между ними: Мехмет Тирей-мурза и Тугай-бей. (лучший друг советник и посредник с крымским ханом для Б.Хмельницкого - автор).
После столь значительных, обоюдных потерь неприятель сошел с поля в четыре часа, наши же в совершенном порядке отступили к лагерю только вечером.
Затем прекратились неприятельские действия, и обе стороны занялись уборкою мертвых тел с поля сражения.
Король нисколько не падал духом вследствие гибели стольких знатных лиц, напротив того, он утешал и укреплял духом раненых; но войско после этого кровавого дела потеряло самоуверенность, так что вечером только немногие оставались у знамен.
Видя значительный упадок духа наших солдат, произошедший еще до появления в поле неприятельской пехоты и табора, можно было с вероятностью предполагать, что они бы не сдержали натиска врагов, если бы последние в тот же день налегли всеми силами, как они это сделали на следующий; но Господь отвратил от нас это бедствие».
А вот версия М.Грушевского:
Второго дня в четверг начался бой рано, перед обедом - а у них, казаков, было по завтраку.
Польские полки - жолнеры, копейщики, рейтары, пехота и всякий вооруженный люд вышел на бой, и часть вывели и поставили в принципе со стороны, конное и пешее войско, а иные пошли в бой против фронта, на казацкий табор.
И казаки пошли тоже им на встречу в бой, большая сила войска, а иная большая часть - казаков и Татар - поставили за горой, а снова иную большую часть казацкого войска завели в принципе сбоку, немного выше польского обоза.
И как на них, казаков, вскакивало польское войско, 38 хоругвь, под то время казацкое войско, которое было заведено под польский обоз, сбоку подскочило и то польское войско отсекло, и сих людей они, казаки, пустив заранее, изрубили.
А то польское войско, которое было поставлено в принципе на казацкое войско, тех поляков заднее казацкое войско так же выбило и ни одну душу не пустило - 27 хоругвей взяло и принесло к гетману.
На счет побито польского войска в том бое 6 или 7 тыс., а казацкое войско Господь Бог своей лаской погребал: мало, что побито - побитых и ранящихся не было и четырехсот.
А крымский хан за то время стоял со своим войском на горе: только смотрел, а в бой не ходил.
А иное крымское войско, которое стояло за горой, понемногу пошло в побег.
И так под вечер бой перестал; Поляки и казаки разъехались из боя по лагерям, только выслали из лагерей караульные разъезды.
Гетман Б. Хмельницкий после боя поехал к хану, и начал хану говорить:
“Пресветлый хан, где же твоя присяга? Стоишь с людьми, а помочи никакой не даешь - или такое наше условие?”
И хан начал говорит гетману Б. Хмельницкому:
“Пошто ты, пане, гетман, стал лагерем круг лагеря польского войска?
У нас сегодня байрам, драться нельзя, и богато Татар разошлось в отрядах, а иные по дорогам перенимают литовских людей и купцов, добычу себя забирают”.
И гетман Б. Хмельницкий хану так говорил:
“Пресветлый хан, ты только стой, и войско держи в рядах, а на бой хотя и не ходы - я уже, имея на Господа надежду, состоянию этой ночи промышлять своим войском над польским табором”.
Хан его заверил, и руку дав, и с Хмельницким разъехались».
День третий 30 июня 1651г.
Официальная историография:
«Утром 30 июня польский король выстроил свою армию в таком порядке: правое крыло — гетман Потоцкий, левое — гетман Калиновский. В центре, где преимущественно строится польская и немецкая пехота — сам король. Мосты через Стыр разбираются.
Получив разрешение короля, Вишневецкий, в войске которого были и реестровые казаки (шесть хоругвей), атакует украинский лагерь. Хмельницкий контратакует, но его останавливает немецкая пехота.
Казаки отходят в лагерь, и тогда поляки начинают обстрел татар, которые размещены на холме.
Ислям III Герай неожиданно для всех покидает поле боя, оголив левый фланг казацкого войска. Хмельницкий с писарем Выговским едут к хану и догоняют его возле городка Ямполь.
Хан задерживает и забирает Хмельницкого с собой.
Причина ухода татар неизвестна до сих пор, называют и предательство татар и просто страх перед битвой. Казаки, оставшись без гетмана, используют привычную тактику — передвигают ночью лагерь ближе к болоту, ограждают его возами, насыпают земляной вал и пытаются контратаковать.
Свидетельствует очевидец - С.ОСВЕЦИМ («Дневники.1643-1651 г.г.»)
«Июня 30, в пятницу. Господь избрал этот день для укрощения гордости врагов и для избавления отечества нашего от угрожавшей ему очевидной опасности. Ночью опустился густой туман, продолжавшийся до 8 часов утра; казалось, что обстоятельство это слагается в пользу татар и казаков, которым такая погода более благоприятна.
Между тем король, не смотря на туман, приказал войску выступать в поле, и оно в правильном строю расположилось на месте, удобном для битвы. Неприятель в течении всей ночи занят был переправою войска и табора через болото; с утра он показался на возвышенностях в огромном количестве и после того, как туман поднялся, он увидел неожиданно войско наше в боевом порядке.
Оно расположено было следующим образом: в середине стояла пехота, рейтары, артиллерия и гусарский королевский полк; на правом Фланге: впереди кастелян краковский (гетман великий Николай Потоцкий) с своим полком, и маршал коронный (Юрий Любомирский); за ними в резерве полки: воеводы брацлавского (Станислава Лянцкоронского), хорунжия коронного (Александра Конецпольского) и подканцлера литовского (Лева Сапеги), а также поголовное дворянское ополчение — воеводства Великой Польши и Мазовии.
На левом Фланге стояли полки: воеводы подольского (Станислава Потоцкого), воеводы черниговского (польного гетмана Мартина Калиновского), который и начальствовал этим флангом, воеводы брестского (Симона Щавинского), воеводы русского (князя Иеремии Вишневецкого), кастеляна черниговского (Яна Оджывольского) и старосты калусского (Замойского); в резерве за ними дворянское ополчение воеводств: краковского, сандомирского, ленчицкого, серадзкого и других. Лагерь защищали пехота и челядь.
Неприятель покрывал все поле на милю расстояния; на левом его Фланге (против нашего правого) стоял хан со всеми ордами; на правом — Хмельницкий с казаками, желавший отличиться в глазах хана.
В таком порядке оба войска придвинулись друг к другу; наши остановились у последнего полевого редута. Хмельницкий выдвинул свой табор на гору, но, не желая первым вступать в дело, он с утра до полудня медлил.
Неприятели ограничивались тем, что вызывала наших герцовников; но король запретить принимать вызов под опасением смертной казни; король в свою очередь не желал идти в атаку и ограничился артиллерийским огнем, который производил в рядах неприятеля некоторое смущение.
Такое положение продолжалось до трех часов пополудни.
Наконец король, убедившись, что неприятель не хочет начинать дела, собрал на совет начальников, более близко к нему расположенных отрядов и предложил вопрос о том, что следовало предпринять.
Некоторые, не без основания, высказали мнение, чтобы отложить битву на следующий день, так как время уже клонилось к вечеру и ветер дул в лицо нашему войску; но когда мнение это было высказано, князь Вишневецкий, от имени всего войска, стоявшего на левом Фланге, заявил желание, чтобы тотчас начинать битву, и прислал Денгофа, старосту быдгоского, к королю с заявлением от имени своего и всего воинства полной готовности вступить в бой и с просьбою подать знак к атаке.
Король возрадовался в сердце своем, узнав о таковом рвении войска, и, приняв оное как верное предзнаменование будущей победы, охотно склонялся к их просьбе и выдал старосте быдгоскому приказ к наступлению, сообщив ему притом свое монаршее благословение.
Лишь только последний сообщил князю этот приказ, тотчас грянули трубы и барабаны и сам князь тронулся с левым Флангом, став впереди его с 18-ю хоругвями кварцяного войска.
Неприятели также двинулись вперед всею массою конницы и табора; они приступали быстро, особенно Хмельницкий с казаками, так что он опередил левый свой Фланг, на котором стояли татары, и первый начал битву.
С ним столкнулся князь Вишневецкий, которому в подкрепление пошли дворяне воеводств: краковского, сандомирского, ленчицкого и других.
Весь этот фланг исчез вскоре в толпе неприятелей и долгое время их не было видно, только раздавался гул от выстрелов пушечных и ружейных; наши полагали, что никто из них более не возвратится.
Оказалось, однако, что эта атака увенчалась успехом: стремительным и быстрым движением они заставили попятиться все казацкое войско и разорвали табор, хотя при этом и сами понесли чувствительные потери.
В помощь казакам пришли татары от левого Фланга и тогда ряды наши, не будучи в состоянии удержать напора, слишком численного врага, стали ослабевать и отступать к редутам; но промыслу Божию угодно было поддержать их; они оправились и возобновили наступление столь успешно, что неприятель, побежденный нашею решимостью, должен был наконец податься.
Казаки отступили в свой табор (хотя он в начале и был разорван, но они успели его восстановить), орда же удалилась на близ лежащую гору.
Когда левый Фланг, которому принадлежит вся слава этого дня, столь храбро сражался, король, с средним корпусом двигался также вперед в большом порядке; на него налетели большие отряды татар, издавая, по своему обычаю, громкий крик: “Аллах! Аллах!”.
Тем не менее, полки наши наступали неустрашимо; впереди полков королевской гвардии князя Богуслава Радзивилла и Гоффальда, находившихся в первом ряду корпуса, расположены были пушки, которыми весьма искусно управлял генерал артиллерии Сигизмунд Пржыемский; артиллеристы, действуя без устали меткими выстрелами, до того смутили врага и нанесли ему столь чувствительные потери, что он не был в состоянии выдержать нашего напора и, наконец, позорно обратился в бегство; все татарские орды, как бы ослепленные, бросились бежать по направлению к Лесневу, оставив лишь нисколько отрядов конницы для прикрытия; конница эта с криками "Аллах " старалась скрыть отступление, но, когда подошел наш правый Фланг, арьергард татарский отступил и бросился в бегство вслед за своим войском; в погоню за ними отправились полки правого Фланга, но настичь их удалось только одному полку коронного хорунжего; вскоре наступила ночь и, вследствие строгого королевского приказа, они должны были возвратиться к войску.
Впрочем, и помимо этого трудно было настичь татар, ибо они бежали с неимоверною быстротою, сбрасывая для облегчения: седла, бурки, казаны и другия тяжести.
Палатки свои они бросили в коше: ханскую палатку и его экипаж получил в добычу хорунжий коронный.
Хан со всеми ордами остановился в ту ночь лишь за четыре мили в местечке Козине, жителей которого он приказал перебить поголовно.
Казаки и хлопы после поражения затворились в таборе, который они кое-как сомкнули, и стали отступать; когда они наткнулись на речку Пляшовую, то, опасаясь, чтобы во время переправы наши не разорвали их табора, остановились на берегу болота и стали лагерем в долине.
Наши, пользуясь победою, беспрестанно на них напирали, пока темнота ночи не заставила их прекратить нападение в виду столь осторожного и предусмотрительного противника.
Войско наше расположилось на возвышенностях, господствовавших над казацким табором, и, благодаря Господа, за столь важную победу, пропело гимн: "Тебе, Бога, хвалим!”
Оно простояло на этом месте под знаменами, в строю, не сходя с лошадей, всю ночь, не смотря на сильный дождь, услаждая эту невзгоду воспоминанием о победе и присутствием короля, которое вспомоществовало ободрению его духа.
Пришлось нам удовлетвориться, хотя неполною, Богом нам посланною, победою. Она, тем не менее, была весьма знаменита: мы победили народы варварские, бесчисленные, сбежавшиеся с отдаленнейших стран.
Хмельницкий, соображая дурной исход дела, видя, что его табор осажден, и опасаясь, чтобы казаки не были принуждены выдать его, в случае если, он останется в таборе, заблаговременно озаботился о своей безопасности и спасении. Он, вместе с советником своим Выговским, помчался за ханом под тем предлогом, будто он намерен упросить хана возвратиться с ордою к табору и не оставлять Казаков на произвол судьбы.
Но все это был лишь предлог, придуманный для того, чтобы отделаться от осажденных казаков и хлопов, которые без того наверно бы его не отпустили и, выдав его головою, могли бы обеспечить собственное спасение, потому он и был принужден обмануть их под благовидным предлогом».
Версия М.Грушевского:
Не считая на упадочное настроение своего войска, король настоял, на ночном совещании, чтобы второго дня (в пятницу 30 июня н.с.) дать неприятелю решительную битву.
Оба гетманы выступали против этого плану, но король боялся, чтобы неприятель, взыскав все силы, не взял польский табор в осаду - что могло бы привести войско к полной прострации, и приказал с утра выступить в поле.
Это был счастлив для Поляков промысел; казаки еще только переправляли и располагали свой табор и не были готовы развернуть свои силы.
Когда из утренних туманов выступило польское войско в полном составе, готовое к бою, войско казацкое взяло тактику выжидания, а Татары пустились опять на гарцы (вызов на поединок – автор). Но польское войско гарцев не принимало, и только польская артиллерия обстреливала неприятельские ряды.
Когда так прошло, с польской стороны уже начались советы возвести войско и отложить битву на завтра. Но Ярема Вишневецкий, что стоял с конницей на левом крыле, выпросил у короля разрешение наступать, и с большим размахом повел атаку на казацкое войско. Горячая кавалерийская атака венчалась успехом: разбиты ряды казацкого пешего войска и линия таборових телег.
Татары мало брали участия. Официальная польская реляция говорит даже, что хан в том времени прислал своего парламентера, призывая к переговорам: хан писал, что пришел не для того, чтобы драться, но, чтобы помирить казаков с Поляками; но это предложения не принято.
Но правое крыло польское, что должно было наступать на татар, тоже не обнаруживало охоту к бою, но наконец, польский центр, что им командовал сам король, сбил татар из поля и они начали убегать, бросив на месте ханский табор.
Конецпольский ринулся гнать за ними, но король, боясь, чтобы эта ночная погоня не распылила войско и не подвела под погром, сдержал от погони, тем более что казацкое войско во время наступления поляков на татар привело свой табор в порядок и могло ударить на поляков.
День таким образом окончился без особенного вреда для казаков, но неприятное впечатление вызывала у них поведение татар - что они не обнаружили энергии в решительный момент, поведение хана и его мурз считалось у казаков изменчивым, и еще больше укрепилось, когда Хмельницкий из Выговским были задержаны ханом, как пустились его останавливать от побега и возвращения в Крым.
Может быть, что они сами слишком долго задержались в татарском лагере, стараясь переломить решение хана и мурз и поощрить их к повороту к казацкому войску, и потом не имели как вернуться.
Но сие отсутствие гетмана вызывало депрессию в казацком войску, очень сильно повлияла на катастрофу, что его постигла, сама приобрела катастрофический характер, и вещь очевидна, что для оправдания гетмана, измену хана и насильственное задержание им гетмана.
Версия Б.Хмельницкого русскому посланнику Богданову в изложении М.Грушевского:
« Теперь крымский царь большую неправду сделал надо мной самим.
Придя в помощь, помочи не дал, и что присягнул, все - то предавал: меня, ухватив от казацкого обоза, вывез в далекие места и к войску не пустил назад, неизвестно зачем - держал у себя с неделю.
Явно, что у него был какой-то злой замысел на меня.
А войско, увидев, что крымский царь предавал и забрал меня с собой, подумало, что крымский хан, условившись с королем, пошел разрушать украинские огороды, женщин и детей, в плен забирать, и упал большой страх на Запорожское войско: покинуло оно обоз и побежало на Украину, чтобы не дать крымскому царю разрушать Украины огороды и забирать в неволю женщин и детей».
Версия И.Выговского русскому посланнику Богданову в изложении М.Грушевского:
Велев гетман Запорожскому войску совершить с поляками бой, а крымский хан должен был помогать гетману и военные своими людьми.
Но как казаки начали драться с поляками, то крымский царь со всеми своими людьми отступил от казацкого лагеря версты за три, и гетман поехал из лагеря еще с двумя к крымскому царю и добивался, чтобы он велел своим людям идти в бой с Поляками, в помощь Запорожскому войску
Крымский царь ответил гетману, что на него и на его войско от поляков и их стрельбы напал какой-то странный страх, и они не хотят идти драться с поляками, потому, что на них напал большой страх; а он, крымский царь, посоветуется с гетманом и завтра пришлет своих людей в помощь Запорожскому войску против Поляков.
И потом он, писарь, дважды приезжал с обоза до крымского царя, просил у него людей и то ему повествовал только, что Запорожское войско богато побило поляков и в бое над поляками имеет победу. Крымский царь и ему, писарю, ответил так же как гетману.
Тогда писарь, увидев, что крымский царь помогать им не хочет, вернувшись к лагерю, велел Запорожскому войску для лучшей охраны выкопать вал около лагеря, а сам поехал к крымскому царю, чтобы он пустил гетмана к обозу.
Но, как он приехал, то крымский царь начал гетману и писарю говорить, чтобы они ехали с ним к его царской палатке на совет Крымский царь поехал со всеми своими людьми и взял с собой гетмана и писаря, и как они доехали к палатке, приехали Татары и сказали ему, что наступает большое польское войско.
Крымский царь, не собрав свою палатку, взял с собой гетмана и писаря и побежал со всеми людьми, и, бежав всю ночь, завез гетмана и писаря от казацкого обоза больше как за 30 верст.
Когда рассвело и крымский царь и его войско начали кормить коней, писарь начал крымскому царю говорить, что он не хорошо поступает: в чем гетмане и войске Запорожскому присягал, все-то для своей корысти переступил: явная вещь, которая хочет гетмана и писаря отдать королю.
Но в гетмане и писаре крови не много, и польза, что он у польского короля за них возьмет, не пойдет в добро, когда он на, то гетману присягал, что будет ему и войску Запорожскому способствовать, против поляков вместе стоять и всякий помогать, а не то, чтобы королеве продать: за сие его бег накажет, и войско Запорожское за гетмана будет мстить.
На сие крымский царь писарю говорил, что сие не так.
На, что он гетману присягал, в том присягу держит.
Когда бы он присяги не помнил и переступить хотел, то не ходил бы из Крыма со всеми людьми в помощь гетману, а что он, придя не помог им, того он сам не знает как произошли: из чего на него и его войско напал от поляков большой страх.
Сами же они видели, что-то они сделали не нарочно, а побросав шатры и всякое добро, забыв себя, убегали не знать от кого. А он, крымский царь, на чем гетману присяг, того держится и дальше ему будет помогать, а ничего плохого на гетмана и войско не замышляет.
Тогда писарь стал его просить, чтобы послал с ним, писарем, войска своего тысяч десять в помощь войску Запорожскому, и крымский царь в настоящий момент велел идти четырем мурзам и с ними тысяч 20.
Те мурзы и Татары шли с ним верст 20 с избытком, и неизвестно, чего те татары испугались и побежали назад, покинув его.
С ним, писарем, осталось только двое татар и три казака, и он, увидев, что ему к обозу не проехать, спехом поехал на Украину к войску, которое там было оставлено для охраны пограничных огородов».
Версия полковника С.Савича в изложении М.Грушевского:
«Как Хмельницкий увидел, что хан побежал, он поехал за ханом, чтобы догнать хана и уговорить. Гнал за ним всю ночь, вплоть до Ямполя - а Ямполь от Берестечка верст 20 или и больше.
С трудом гетман Богдан Хмельницкий нашел хана, и начал ему говорить с сердцем:
“Пресветлый хан, то ли твоя присяга, честь и условие, с нами, когда ты, придя на бой как будто на искушение и приманку Полякам то сделал?
Ведь знаешь, ваша ханская милость, что войско Запорожское на услугу вам не раз становилось, а никогда вам не предавало!
Когда в. ханская милость так поступаешь: выдаешь войско Запорожское, не помня о своей чести и обещаниях, то знай же то вероятно, что я войду в союз со всеми христианами и буду твою землю воевать и тебе мстить!”
И хан на сие стал всякий божиться, что он не убегал, а гнал за своими татарами, чтобы их перенять и подговорить, чтобы они назад вернулись к казацкому обозу: здесь он здесь он свое войско догнал, здесь стал, и крымское войско остановил.
И тогда Хан, и Нуреддин и мурзы присягнули Хмельницкому, что они в настоящий момент вернутся всем войском назад под Берестечко, к запорожским казакам, к обозу.
А тогда с гетманом в той погоне был полковник Иван Лукиянив - что теперь приехал посланцем к царю (московскому).
То Хмельницкий написал универсал и, послав к обозу и послал с тем Иваном - было сие в воскресенье вечером.
Писал в том универсале, чтобы войско было готово на бой с поляками во вторник в 10-12 часов, и Иван из товарищем, с тем универсалом приехал в понедельник к обозу, и как войску его универсал прочитано, набрало войско духа наново (“стало весело”),
Во вторник войско приготовился, согласно универсалу, и 12 час дня пришел, и гетмана с ханом в войске не было.
Потому что как хан со своим войском и гетманом пошли обратно к запорожскому обозу, шел дождь, и войско татарское все перемокло; стало между собой и к хану говорить: Видишь ли, что Бог нам не велит идти - дождь пустил?
Куда нам теперь мокрым в болоте идти на бой с поляками - сами мокрые и кони перетомлены и голодные. И так наговорили хану, что он опять повернул назад с войском, - а то был уже подошел близко под казацкий обоз.
А как повернули - убегали, не ожидая друг друга, и все добро свое по пути пометали: такой на них напал страх.
И гетман Б. Хмельницкий с ханом поехал: бежали аж, под Константинов, миль за 12, и здесь хан стал но начал с Хмельницким говорить:
“Сам себе не придумаю, что такой на нас страх напал, - или не наслали Поляки чар на нас?»
Профессор Костомаров, искал более реальных мотивов поведения хана, и указывал на такие возможности: хан не забыл, что Хмельницкий разбил его план похода на Москву и привел к нарушения Зборовского трактата, выгодного для хана; он был недоволен, что гетман через султана старался распоряжаться ханом; между татарскими беями были враги гетмана, которые вели свою политику против помощи казакам».
Есть еще одна версия, объясняющая как поведения Б.Хмельницкого во время битвы при Берестечко, так и причины его глубокой ненависти к евреям. Во первых, Б.Хмельницкий реально опасался попасть в руки поляков, если вернется в казачий табор, что для него означало безусловную смерть.
А во вторых ему было очевидно известно о таком соглашении польского короля и представителями еврейской общины Польши, что и вызвало у него личную ненависть к евреям.
Снова сошлюсь на М.Грушевского:
«Можем прибавить вторую из подорожных записок Маера. Он повествует такую «веселую» историю, что слышал от Пшиемского, брата начальника польской артиллерии, будучи в Берестецким лагере.
“Жиды, составляя королеве поголовное (налог – автор), просили его, чтобы он как достанет к рукам Хмельницкого живого, соизволил им его отдать.
На вопрос, что же они хотят с ним сделать, ответили, что они обдерут насвежо подольского вола и зашьют Хмельницкого голого, как иметь родила, к той воловьей шкуре, так, чтобы только голова торчала.
Будут его держать в теплом месте, будут кормить его вкусными кушаньями и напитками, а в свежей воловьей коже, будут расти черви, и будут кормиться тем, что из него будет выходить. Начнут грызть заживо его тело, а, чтобы он, от вони, и от боли не умер, быстро, они будут поддерживать его житие как можно дольше, наилучшими лекарствами, кушаньями и напитками, аж пока черви съедят его целого, вплоть до сердца.
Тогда они сожгут его перед казаками на костре, а пепел его смешают с водкой и дадут выпить другим пленным казакам. Король очень с того смеялся и удивлялся такой мстительности».
(конец ч.3 Гл.14)[img size=150][/img][url]