Воспользовавшись отсутствием родителей, девчонки расположились в их спальной комнате. Допили оставшуюся водку и повалились спать на «царское ложе». Глубокой ночью Милана проснулась от непонятных ощущений, похожих на возбуждение. Она напряглась, прислушиваясь к происходящему внутри и вокруг неё. Почувствовала прикосновение к обнажённой (почему-то) спине. Замерла. Птица осторожно ласкала её тело руками. Наклонилась, щекотнув волосами по коже и еле уловимо, очень медленно, провела губами по спине, вниз. Горячее дыхание на обнажённом теле. Обжигающее, отключающее разум возбуждение. Страх – продолжать. Нежелание – остановить. Милана тонула в ощущениях, продолжая делать вид, что спит. Птица завелась: она тяжело дышала, еле сдерживая стоны. Её ласки становились сильнее, требовательнее.
«Стоп. Стоп. Стоп», - думала Милана, даже не пытаясь остановить разгорячённую подругу. Претворяться было бессмысленно, Птица уже понимала, что она не спит. Это придало ей уверенности, и Птица попробовала снять с Миланы всё - что мешало, что ещё останавливало:
- Дура, - закричала Милана и кубарем скатилась с кровати. Она словно мгновенно очнулась. Вскочила, кинулась в ванную комнату, закрылась на защёлку и, для верности, продёрнула через ручку двери молоток.
- Я не хотела ничего плохого, - ныла под дверью Птица. Прости меня, я сама от себя не ожидала. Я не знаю, как это произошло.
- Убирайся, - кричала сквозь рыдания Милана.
Вскоре хлопнула входная дверь, Птица ушла.
***
Прошло несколько тяжёлых, нескончаемо длинных дней. Милана не находила себе места, вспоминая ту ночь и свои ощущения. Она много думала, размышляла, понимая – ничего неожиданного не случилось.
Птица никогда не была простой и предсказуемой. В ней сталкивались океаны, образуя воронку таких гигантских размеров, что не попасть туда рядом стоящему было невозможно.
Дружить с ней всегда было в какой-то степени опасно. Милана замечала приступы ревности, возникавшие у Птицы. Если она просила - оценить новый наряд, то никогда не могла понять - что оценивает Птица: обновку или Милану. Что-то в её взгляде смущало – будто обнажало.
В то же время нельзя было сказать однозначно, что Птица – лесбиянка. Из каких-то мелочей, маленьких событий складывалось ощущение, что Птица сама не может понять – кто она. Будто внутри неё идёт борьба: мучительная и бесконечная. Собственно, она никогда и не скрывала, что потерялась в этом мире.
Конечно, Птица была настоящей подругой. Ей можно было смело доверять. Она подставляла не только плечо в трудную минуту, но и лицо для удара, предназначавшегося Милане. Да, было и такое в их жизни. Птица подкупала своей искренностью и добротой. Всё так. Но…
Ясно было и то, что Птица не от мира сего. Она другая. Это завораживало, вызывало жгучий интерес. Когда знаешь: каждый последующий шаг, опаснее предыдущего, но продолжаешь идти.
Милана не могла ненавидеть подругу, понимая: в случившемся есть и её вина. Пережитые ощущения захлестнули и опустошили на какое-то время - что напугало Милану. Но, постепенно она успокоилась, ведь к женщинам её не потянуло после той ночи. Всё нормально, всего лишь жизненный опыт.
Птица пришла через несколько дней, одетая в длинную чёрную юбку, спадающую мягкими складками, курточку из кожи тёмно-бордового цвета и туфли на каблуках. Выглядела она сногсшибательно, но…
Отпечатком переживаний последних дней на её бледном лице, легли тёмные круги под глазами. Птица казалось подавленной. Видимо её страдания были сильнее и мучительнее. Она сказала, не поднимая головы:
- Я извиниться пришла… я, правда, не хотела ничего плохого…просто жалко тебя, было,…гладила-гладила,…потом проверить захотела… свои ощущения,…надеялась, что ты крепко спишь. Прости.
Милана молчала.
- Да, кстати…,и Птица смешно, по-мальчишески тряхнула отросшими кудрями. – Я замуж выхожу.
Милана, не мигая, уставилась на Птицу. Она не могла произнести ни одного слова, как будто в горле застрял комок. Птица ушла, так и не дождавшись, когда Милана заговорит.
***
Уже месяц никто не знал – где находится Птица. Да, никто и не интересовался. Даже её мамаша не особенно переживала:
- Тебе же сказали, вышла замуж, что ходишь? – выговаривала она Милане.
Однако, Милане всё же было не по себе. Она постоянно думала о подруге: как там сложилась её семейная жизнь?
Однажды, возвращаясь с работы, Милана издалека увидела на крыше девятиэтажки чей-то силуэт. Подойдя ближе, она с ужасом поняла: это Птица. Подруга стояла на самом краю крыши, повернувшись к нему спиной и широко расставив руки.
- Птица, - прошептала Милана.
Она понимала, кричать сейчас нельзя, подруга на самом краю, одно неверное движение и…
Она бежала, не отрывая взгляда от фигуры в высоте, на фоне пронзительно синего неба. Промчалась вверх по лестнице, не дожидаясь лифта. Вскарабкалась на чердак, преодолела ещё одну лестницу и, выскочив на смотровую площадку, стала озираться по сторонам.
Птица курила сигарету, прислонившись спиной к перекрытию. Увидев Милану, она улыбнулась. Милана, почувствовав вмиг навалившуюся усталость, села там, где стояла – будто ноги подкосились.
Птица, по вздрагивающим плечам подруги, поняла, что она плачет, и подошла ближе. Милана всей ладонью хлестнула её по лицу:
- Ненавижу тебя, - сказала она.
Птица молча потирала вмиг покрасневшую щёку. Потом закурила, повернувшись спиной к подруге.
- Я бы может, смогла с ним жить, если не эти супружеские обязанности. Врала, оттягивала всё, я, мол, ещё девственница, боюсь. А он чуткий такой, с пониманием. Сегодня решилась, рассказала ему всё. Он меня отпустил. Не готова я ещё, видимо.
- А, с крыши-то зачем? – прошептала Милана.
- Да я и не сбросилась бы. Так, дурила.
***
Птица стала другой. Внешне она казалась спокойной, но спокойствие было «звенящее», натянутое - через силу. Она выкуривала сигарету в две-три затяжки и немного погодя снова тянулась к пачке. Внезапно вставала и уходила, ссылаясь на какие-то дела. Да и вообще, появляться у Миланы Птица стала гораздо реже. Потом совсем пропала. Подождав с неделю, Милана забеспокоилась и пришла к подруге:
- Заболела, что ли, не приходишь? – спросила она открывшую дверь Птицу.
- Заходи.
Птица, не отвечая на вопрос, побрела в свою комнату, Милана пошла следом. На кровати были разложены платья на девочку семи-восьми лет. Очень красивые, украшенные кружевами и рюшами – они казались воздушными, почти невесомыми:
- Ух, ты, - воскликнула Милана. Откуда у тебя эта красота?
- Из детства. Они бальные, для выступлений.
- Ты училась танцевать?
- Да. Потом бросила, матери назло. Платья вот остались. Я, пока не выросла из них, всё наряжалась и танцевала дома возле зеркала.
- Здорово. Родится у тебя когда-нибудь дочка и её пода…
- Не родится, - оборвала Милану Птица. Она сгребла платья в охапку и унесла из комнаты.
Через пару минут вернулась. Открыла форточку, достала сигарету из пачки, помяла и убрала обратно.
- Всё изменилось, - сказала, вдруг, она, не поворачиваясь.
- Что? – спросила Милана.
- Я, теперь знаю – кто я. Понимаешь? Мне тогда было хорошо. Ничего подобного со мной раньше не случалось. Если бы ты меня не остановила, я довела бы всё до конца.
- Ерунда. Ты ошибаешься. Ты делаешь не правильные выводы, - возмутилась Милана.
- Нет. С мужчинами я такого не испытывала.
- Мне тоже было хорошо, - призналась Милана. Меня, ведь, к женщинам после этого не тянет. Я бы, может, не сказала тебе никогда, но ты не права. Жизнь обязательно всё расставит по своим местам.
- Уже расставила, - невесело засмеялась Птица.
***
Милана, вскоре уехала из этого города, навсегда. Птица, провожая её на вокзале, сказала: «Как жить-то теперь буду?» Она ушла, не дожидаясь прихода поезда.
Через месяц, после отъезда, Милана получила письмо от подруги. Оно было наполнено болью, отчаяньем и любовью. Не сведущий человек мог подумать, что письмо пишет влюблённый парень. Заканчивалось это послание из прошлой жизни словами: «Теперь, прощай» и стояла странная подпись – «Я».