хлынувшей за пределы горячей крови,
черной, как остывающий в чашке кофе.
Яблоко сердца, похожее на картофель,
дачником неумелым на острых вилах
поднятый из-под почвы, остановилось…
Что тебе рассказать про сие мгновенье?
То, что, познавши смерть до ее рожденья,
вышагнуть из подлунного, как ни странно,
легче, чем из болота гиппопотаму.
То, что твои черты – головной не вынес
пытки и раскошелился – прояснились
как никогда, собой возведя секунду
в степень, присущую вечности, то бишь фунту
божьего лиха, понюхать который стоит
много дороже приюта с его покоем…
Холодно и светло. Недопитый кофе
явствует о спонтанности катастрофы.
Утренние порезы на гладкой коже
выбритого лица говорят о том же…
Как тебе объяснить, что любовь пустая
трата, окоченевших не размыкая
губ. И, наверно, попусту больше тратить
нечего, а иначе с какой бы стати…
Чем напоследок потешить тебя, не знаю.
Хочешь, задачку хитрую загадаю?
На раскаленном до чертиков дне тефали
жарясь по эту сторону Зазеркалья,
кто-то бормочет, не в силах унять озноба:
"ВСЕ СУЩЕСТВУЕТ, ПОМИМО ЛЮБВИ ДО ГРОБА".
Ставим недостающую запятую,
и получаем, чего опровергнуть пуле
не обломилось. От холода бью чечетку,
пляшущий на краснеющей сковородке.
