И кровь там сильнее пульсирует в венах
при виде красоток у мола в порту:
«Эй, шоколадка! И палец ко рту!
«Sir! Can I help you? – она говорит,
и рот её алым кораллом горит.
Взгляд осторожный и цепкий в меня..
Но я африканок боюсь как огня.
Их белые зубы и чёрные очи!
Дотронься до тела - и очень захочешь
на время ты стать откровенным быком,
а тёмная ночь полетит кувырком
на грани инстинктов неведомой стаи;
и силы к концу этой ночи растают,
и холоден пот от съезжающей крыши,
и клетка грудная хрипит, а не дышит.
Стирается грань между инем и янем
когда африканка руками притянет
к себе твоё очень ослабшее тело.
Она доведёт до конца своё дело,
оставив из пламени искру одну..
Вот тут добрым словом и вспомнишь жену,
грозящую пальцем в момент расставанья:
- Прилично веди себя в Африке, Ваня!
Тамошние бабы – потомки горилл,
схлестнёшься – и станешь пустым изнутри.
Внизу ведь у всех занзибарских кобыл
что и у русских. Про СПИД не забыл?
Ах, эти синдромы! На них мне плевать!
Экзотитки хочется, ё.. вашу мать!
Создать бы живой бутерброд под пингвина:
внизу половина, вверху половина.
Из черного в белый из белого в чёрный,
местами меняясь без всякого счёта
любовный тандем окрыляет надолго...
Вот если б не тяжесть супружьего долга,
да заповедь божья давлеет как меч.
"Hey, sailor! Where we cоme and I wait"
Огромные звёзды сияют в пространстве
и шмара вибрирует бёдрами в танце,
и запах магнолий извилины вяжет:
« Не я, так другой с этой цыпочкой ляжет
на лист от банана . Терпеть нету мочи!
Она хороша! Притягательна очень!
Мой тормоз отпущен, и шёпот Амура
меня превратил в сексуального гуру.
А дальше? Что дальше?! Отжатым лимоном
на судно вернулся я без церемоний
с бесчуственным х..ром, без денег в кармане:
любовь ведь, увы, не бывает без money
везде: на Ямайке, Бали и Сахаре,
а вот дороже всего – в Занзибаре!
И все же: хоть в лом мне все эти накладки,
отдам всё, что хошь за любовь с шоколадкой!