дом под табличкою `дом` (Экспериментальная поэзия)

когда всё достанет, ты выставишь руки под дождь, все в наболевших ранах, под капельницею, под краном загнившей кровяной плазмы, ей слишком опасно вернуться домой, до скорой ей встречи с тобой так недолго-недолго осталось, устала, простыла, пропала. под звёздным оскалом разбитым бокалом искрится неон. только он не узнает, что будет весна, что встречи во снах, и в витражах захлебнулись лучи на радугах стёкол запылённых бензиновых окон асфальта, дверей в другой мир, где воздух, разбавленный миррой задернут портьерой табачных холстов, осадок цинизма на дне пустой колбы с вратами до лучших утопий-миров. мне художник-дальтоник раскрасил хрусталик, кузнецы отковали сердце из стали, прибили к дороге градинами-гвоздями, в открытках чернила из слёз старых вдов, бездомной скотиной разыскивать дом под табличкою `дом`, так оттуда прогнали, чуть позже искали по моргам, больничным палатам. в чужой конуре, свернувшись калачиком, ловя языком снежно-белую вату, два месяца прочно сидит на игле и совсем уж не плачет, и больше не надо награды, приходы-откаты, приходы-откаты, и грома раскаты где-то за горизонтом, и оранжевым зонтом раскрытое солнце в зените, капли слёз от фонтана на тусклом граните, нечаянность злых миражей, ехидные шутки морганы как прошлый ночной сабантуй, отчаянность тусклых зрачков, незаточенных сабель, ножей, кинжалов, катан, всех холодных оружий сортов карнавалы стартуют. моргает заря, разрезая восток, как забитый зверёк, душишь свет никотином. а дома святая постель, чистая простыня, всё так бледно, невинно, но искать старый дом под табличкою `дом` бесполезно, ключи из-под коврика дети соседские взяли, украли, а из дома прогнали, отправили спать на дорожную пыль, без всего, бесскабрезно. дождь латает небесные дыры, под окном крематорий, сквозь катетер втекает морфин в акватории взбухших, ошпаренных маем вен, кто-то плачет в соседней кровати, один, запитав соль из глаз в закрахмаленный ворота плен. ничего, кроме стен, и руками из форточки в небо, улететь бы, но кто-то держит, бездушные твари, спасают, затем покидают, наедине с запахом гари чьих-то сожжённых уже оболочек, череда бреда кафельных швов, кабинетов, табличек, строчек, чьё-то ultima ratio отжившими губ огрызками, кто-то цедит фужер передержанных виски, поцелуи от скальпеля бурыми шрамами кровоточат пунктирно, обрывисто каждое утро, и улыбки на масках безветренность точит. перегнившая сутра пестрится экранами высохших от лицемерия глаз, их тюрьма посекундна на каждый невыпавший час, продрогше-простудна, забыта. так трудно отыскивать дом под табличкою `дом`, оттуда за шкирку хватали, пинали, гоняли, наконец-то прогнали, и, наверное, рады, им бездомность моя как отрада; закат догорает костром