Суббота, 16 октября
Вчера мать ночевала дома, поэтому утром мне пришлось ломать перед ней комедию, будто бы я собираюсь в школу. Так что к назначенному месту я прибыла на целых два часа раньше и, чтоб как-то убить время, отправилась гулять по приглянувшемуся мне парку.
Я не очень-то надеялась на то, что увижу сегодня Надьку, поэтому мыслями была далеко от предстоящей операции. В это утро меня больше волновала бабка, вернее, то, что я про нее вчера узнала. Нет, ну кто бы мог подумать! Оказывается, моя бабушка занималась врачеванием. Выходит, она не столько ведьма, сколько целительница, типа Чумака или Кашпировского. Вот прикол!
Хотя какими-то ведьмовскими приемами старуха безусловно владела. Собиралась ведь она что-то передавать своей внучке… А может, бабуля надеялась, что из меня выйдет вторая мать Тереза?.. Нет, ну это несерьезно. С моим-то характером! Я ведь с самого детства, сколько себя помню, всегда стремилась быть лидером. А лидерство - это постоянная борьба. Здесь, как говорится, не до сантиментов. Чтобы стать первым, ты должен все время кому-то доказывать, что ты лучше, а он, соответственно, хуже. Волчий закон, но по-иному в этом мире не проживешь.
Как там у «Наутилуса»?
Ты говоришь, что не хочешь быть
Никогда никому рабой.
Это значит, что будет рабом
Тот, кто будет с тобой.
По-моему, это про меня. Я всю жизнь доказывала окружающим, что я самая умная, самая красивая, самая талантливая, самая независимая - одним словом, самая-самая. И даже если видела, что это не так, все равно продолжала стоять на своем.
Может быть, поэтому у меня никогда не было настоящих подруг. Всех, кто искал со мной дружбы, я тут же пыталась подчинить своей воле и только в том случае, если мне это удавалось, начинала строить какие-то отношения. Обычно это продолжалось недолго. Через месяц - от силы два они попросту сбегали, не выдержав моего постоянного диктата, и я снова оставалась в гордом одиночестве.
Что касается взрослых, с ними, конечно, было сложнее: в любой момент они могли унизить, показать свое превосходство, прочитать скучнейшую нотацию на тему «Что такое хорошо и что такое плохо».
Но я и на них нашла управу. В общении со взрослыми я обычно пользуюсь одним безотказно действующим приемом: послушно киваю в ответ на их бесконечные увещевания, делаю вид, что во всем с ними согласна, но как только оказываюсь вне поля зрения своих воспитателей, поступаю так, как сама считаю нужным.
Иногда, правда, это приводит к разным неприятным недоразумениям, и в этом плане свалившийся мне на голову волшебный дар оказался как нельзя более кстати. Теперь у меня, наконец, появилась возможность доказать всем, независимо от возраста, интеллекта, внешних данных и прочее, и прочее, что я действительно лучше. Лучше хотя бы потому, что обладаю способностью подчинять себе окружающих, действовать так, как это нужно мне, а не им. По-моему, это и есть настоящая свобода.
Да, теперь я свободный человек, и это - мое главное завоевание на сегодняшний день. Ни Анаконда, ни Тетеха, ни Крокодилыч мне уже не указ. Возможно, они сами еще об этом не догадываются, но подсознательно чувствуют, что со мной теперь шутки плохи… Сейчас я для них все равно что монстр или нелюдь, а может, и что похуже.
Но я никакой не монстр. Просто я борюсь за свою любовь, борюсь всеми доступными мне средствами. А борьба, как известно, не обходится без жертв.
Первая жертва - Ольга. На ее счастье, она быстро поняла, что нужно просто отойти в сторону. Для этого ей достаточно было стукнуться головой о трубу.
Вторым оказался Скороходик. Он полез на рожон: решил, глупенький, отомстить мне за то, что не смог когда-то трахнуть. За что и поплатился - теперь ему навсегда придется забыть о траханье.
Следующей была Алка «Амеба». Ну, с ней я, пожалуй, обошлась слишком круто, причем, как выяснилось, совершенно напрасно… Хотя, с другой стороны, это должно послужить ей уроком. То, что теперь ее физиономия похожа на отбивную, будет каждый раз напоминать ей, к чему приводит попытка прыгнуть выше своей головы.
Так что, как ни крути, а все мои поступки оправданы. Главное: они помогли мне приблизиться к Борису. По крайней мере, теперь я твердо знаю, что он в меня влюблен.
И вот сейчас, когда цель уже, можно сказать, достигнута, на сцену вдруг выходит какая-то Надя, с которой у него, оказывается, давние отношения. Причем эти отношения, судя по всему, давно тяготят Бориса. Ему нужен только повод, чтобы расстаться с ней окончательно.
Что ж, я обеспечу ему этот повод. Я сделаю так, что он даже ни о чем не догадается. Все произойдет как бы само собой… Убивать ее я, конечно, не стану, хотя, возможно, это было бы самым простым выходом из положения. Но я не монстр, поэтому буду действовать по-другому. Я знаю, что это связано с некоторыми трудностями, однако чего не сделаешь ради любви! Так что, бабуля, можешь сколько угодно сверкать на меня глазами, я все равно поступлю, как считаю нужным. И случится это в самое ближайшее время.
Надьку я так и не дождалась. Видимо, судьба решила подарить ей еще пару дней для охмурения Бориса. А может, она дала шанс Борису сделать, наконец, правильный выбор. Ведь если бы он, вместо того, чтобы вести двойную игру, нашел в себе силы окончательно порвать с Надькой, то этим бы спас ее от многих неприятностей.
Весь вечер я провела в ожидании телефонного звонка. Я надеялась, что Борис позвонит мне, чтобы поинтересоваться моим здоровьем, и заодно сообщит о своем решении. Но он, скорей всего, воспользовался моей мнимой болезнью, чтобы в очередной раз сводить Надю на какой-нибудь фильм или в кафе. Что ж, в таком случае он сам решил ее судьбу…
Воскресенье, 17 октября
Сегодня утром, как только открыла глаза, испытала странное чувство неуверенности. Где-то глубоко внутри возник страх, что моя затея может не удаться, что все окажется гораздо сложней, чем я себе представляю.
Со мной никогда еще такого не было. Ведь до настоящего момента мне всегда везло в моих замыслах. Больше того, недавно, перечитывая свои записи, я обратила внимание на такую особенность: стоит мне задумать очередную операцию, и всё вокруг, словно по заказу, складывается именно так, как это нужно мне.
Взять хотя бы этот случай со Скороходиком. Почему-то именно в тот день, когда я собралась ему отомстить, он решил испытать свою самодельную шутиху. Странное совпадение, не так ли?
А эта лабораторка по химии, благодаря которой я избавилась от Алки «Амебы»! Ангидридовна как будто специально предложила работу с серной кислотой да еще и одинаковый с Мониной вариант подсунула.
Вот и сейчас… То, что я два дня назад повстречала на улице Надьку и увидела, как она перебегает дорогу в неположенном месте - неужели это только стечение обстоятельств? Что-то не похоже. Я б еще поняла, случись это один раз…
Нет, во всем этом явно кроется какой-то тайный смысл. Похоже, стоит мне что-нибудь задумать, и в действие вступает некий скрытый механизм, который уже невозможно остановить. Порой мне даже кажется, что я сама - часть этого механизма. Честно говоря, ощущение не из приятных, но тут уж ничего не поделаешь. Я добровольно ступила на этот путь, теперь это мой выбор, моя судьба. Боюсь, даже бабка с ее ведьмовскими приемчиками тут ни при чем. Я бы все равно
стала тем, кем я стала. Ведь не зря мать говорила про меня, что я меченая…
Кстати, этой не слишком лестной характеристики я удостоилась за то, что с самого детства не совсем адекватно реагирую на церковь. Рассказывали, что в младенчестве мать неоднократно пыталась меня окрестить, но я всякий раз поднимала такой жуткий ор, что она в конце концов отказалась от своих попыток.
Однако на этом моя родительница не успокоилась - как только я стала чуть больше соображать, купила мне большую красочную книгу под названием «Легенды Нового завета» и каждый вечер, раскрыв ее передо мной, стала талдычить о том, чем добро отличается от зла и как должен себя вести порядочный человек. Но любая истина, когда выдается за незыблемую, волей-неволей начинает вызывать сомнения. Помню, уже тогда у меня возникло много каверзных вопросов. Почему надо поступать так, а не иначе? Почему это хорошо, а это плохо? Ответов на эти вопросы библия не давала, а когда я пыталась задавать их матери, та почему-то страшно раздражалась.
Тогда я решила дойти до всего сама. Долгими часами просиживала я над яркими страницами этой большой, похожей на альбом книги и, вглядываясь в благостные, лишенные всякого выражения лица святых, все думала, думала… И однажды меня как током ударило. Ведь это же так просто! Добро не может не вызывать отторжения, потому что это всегда труд, отказывание себе в чем-то, трата сил - душевных и физических. Зло же, напротив, совершать легко. Никаких особых усилий для этого не требуется, если не считать, конечно, этих искусственно созданных преград из слов «мораль», «нравственность», «долг» и тому подобной ерунды, которой нас с пеленок пичкают родители, а потом и учителя, наверно, сами не очень-то в это веря.
На самом деле, единственное, что, как мне кажется, может удержать человека от плохого поступка, это страх наказания.
Но наказания ведь можно избежать, прибегнув для этого к хитрости или ко лжи. Ты случайно разбила дорогую чашку из сервиза и, прекрасно зная, что тебя за это накажут, все свернула на кошку. Ты ужасно расстроена, ты чуть не плачешь и уже сама готова поверить в свой обман. И вот, вместо того чтобы ругать, тебя утешают, гладят по головке, предлагают конфетку. Ты же злорадствуешь в душе, как ловко тебе удалось всех их провести, и лишний раз убеждаешься в том, насколько выгодней соврать, сподличать, свалить вину на другого. Таким образом, в действие снова вступают законы зла, а значит, зло сильнее добра.
Все это, конечно, азбучные истины, и наверняка я не единственная, кто об этом задумывался. Просто люди в большинстве своем почему-то стараются скрывать правду или предпочитают вообще ее не замечать. Хотя не заметить ее невозможно.
Вам нужны доказательства? Пожалуйста! Задачка для первоклашек, навеянная одним небезызвестным шоу: что легче - построить дом или его разрушить? «Конечно, разрушить,» - скажете вы и, безусловно, окажетесь правы. А разве разрушение не есть зло?
Но признайтесь, ведь каждый из вас, хотя бы раз в жизни, почувствовал внутри себя эту неодолимую потребность что-то сломать, разбить, уничтожить, а иногда даже убить. Вот и получается, что зло живет в людях изначально, оно неистребимо, просто не всякий находит в себе силы признаться в этом.
Я - не из таких, я всегда говорю то, что думаю, и поступаю так, как мне хочется, а не как нужно. Поэтому завтра я снова буду стоять на том же самом месте в ожидании Надьки, и как только она появится, все свершится так, как и должно свершиться. А что касается сомнений - все это блажь, неосознанный страх наказания. Но наказания не будет, потому что я все продумала до мелочей.
Значит, остается только ждать, терпеливо ждать следующего дня. А терпения мне не занимать.
Борис так и не позвонил. Хотя его звонок уже вряд ли что-нибудь изменит…
Понедельник, 18 октября
Сегодня, битых два часа проторчав на своем наблюдательном пункте и так и не дождавшись появления Надьки, я впервые забеспокоилась. А вдруг моя соперница заболела? А вдруг у нее изменилось время занятий? А вдруг она вообще посещает музыкалку один раз в неделю? В таком случае мне придется перенести мою операцию аж на четверг. Перспектива, конечно, не из приятных, но что делать. Не могу же я позвонить Борису и поинтересоваться, как там поживает его соседка. Это сразу вызовет ненужные подозрения.
Значит, остается одно - ждать. Причем надо быть готовой к тому, что это ожидание может продлиться достаточно долго, возможно, даже дней пять. Ну, а чтоб мое длительное отсутствие на занятиях ни у кого не вызвало подозрений, надо позаботиться об алиби.
Поэтому сразу после дежурства я, дождавшись нужного автобуса, поехала в свою районную больницу. Там я поднялась на второй этаж и уверенным шагом подошла к окошку регистратуры, где, помнится, мне когда-то выдавали справку о болезни. Возле нее стояла небольшая очередь, поэтому мне пришлось немного подождать. Конечно, при желании я могла спокойно разогнать всю эту толпу, но решила попусту не тратить силы. Единственное, что я сделала - приказала никому за собой не пристраиваться: свидетели мне были не нужны.
Вот, наконец, я осталась один на один с регистраторшей - толстой хамовитой теткой с мрачной физиономией и неприятным сверлящим взглядом. Мне она сразу не понравилась.
- Ну, ты, жаба, - сказала я прямо в ее налитые злобой бельмы, - быстро хватай ручку и выписывай мне больничный!
Сказала, конечно, про себя, но тетка тут же все поняла. Взглянув на меня как-то затравленно, суетливо подвинула к себе пустой бланк и что-то в нем застрочила. Потом подняла глаза и очень вежливо поинтересовалась:
- А вам каким днем закрывать, девушка?
Я на минуту задумалась.
- Закрывай этой средой. Или нет, лучше пока ничего не пиши. Просто поставь печать и роспись, а число я потом сама добавлю.
- Хорошо, я так и сделаю.
Потом она спросила у меня фамилию, адрес, диагноз врача (я, не долго думая, ляпнула: «ОРЗ») и все это аккуратно внесла в мой больничный. Если бы кто-нибудь наблюдал за этой сценой со стороны, наверняка подумал бы, что у тетки поехала крыша и она разговаривает сама с собой, потому что я по-прежнему общалась с ней мысленно. Так было гораздо быстрей и - главное - безопасней.
Вот, наконец, регистраторша закончила заполнять бланк и, обращаясь ко мне, извиняющимся голосом произнесла:
- Здесь еще должен расписаться ваш лечащий врач.
- Распишись за него сама.
Тетка, похоже, не поняла и смотрела на меня все тем же затравленным взглядом. Ее тупость начинала действовать мне на нервы.
- Ну что ты уставилась на меня, как дура? Поставь там какую-нибудь закорючку и не парься!
Взгляд регистраторши сделался еще более затравленным.
- Простите, а кто ваш лечащий врач? - выдавила она, наконец, из себя. - Никонова или Сиротин?
- Да какая разница! Кажется, Сиротин.
- О, у него очень простая роспись! - обрадовалась тетка. - Минуточку! - и, прежде чем расписаться в моей карточке, она несколько раз потренировалась на отдельном листе, добиваясь как можно большей схожести. Видно, бюрократка была еще та!
Наконец, со всеми формальностями было покончено. Я взяла у регистраторши свой больничный и, не поблагодарив, направилась к выходу, оставив ее в состоянии легкого ступора.
Весь день нахожусь в каком-то необычайном возбуждении. Наверно, так же чувствует себя бегун накануне серьезного кросса.
За ужином мать пыталась впарить мне что-то насчет некого Викентия Александровича (скорей всего, ее нового любовника), но мне было не до этого. Единственное, что я поняла из ее намеков, это то, что сегодня ночью она скорей всего опять не будет ночевать дома. Что ж, это даже к лучшему.
Через пять минут после того, как за матерью закрылась дверь, мне позвонил Борис. Почему-то его звонок вызвал у меня раздражение. Разговор получился коротким. Он спросил, как я себя чувствую, и я ответила: «Неважно». Борис выразил сожаление, так как собирался пригласить меня погулять. Я сказала, что это вряд ли получится, и тогда он поинтересовался, можно ли будет меня навестить. Я буркнула: «Как-нибудь в другой раз» - и уже хотела бросить трубку, но в конце все же не удержалась, спросила, почему он не позвонил вчера. После этого голос моего собеседника как-то сразу потускнел, он стал мямлить что-то по поводу неотложных дел, из чего я сразу заключила, что вчерашний вечер Борис снова проводил с Надькой.
Нет, дальше так продолжаться не может! Мне во что бы то ни стало нужно поставить эту сучку на место, и как можно скорее! Хочу, чтобы это случилось завтра! Именно завтра! Я не выдержу еще один день напрасных ожиданий - я просто сойду с ума!
Вторник, 19 октября
Сейчас глубокая ночь. На часах половина первого. Я включила ночник у изголовья кровати и, завернувшись в одеяло, полулежа пытаюсь писать, подложив под тетрадь какую-то книгу. Мне не очень удобно в этом положении, да и свет тусклый, но это все ерунда. Главное, что не дрожит рука и нет давящей боли в висках. И прошло это идиотское состояние, когда на меня вдруг волнами накатывал хохот - громкий, безудержный, до коликов, до икоты… Брр! Как вспомню, так вздрогну.
Теперь уже все позади. Теперь я могу спокойно проанализировать события сегодняшнего дня. Он пролетел как-то уж очень быстро. Хотя нет! До того, как ЭТО произошло, время, похоже, остановилось. Но зато потом оно словно с цепи сорвалось - вдруг замелькало, зарябило, как кадры ускоренной киносъемки. Но сама я при этом вроде бы стояла на месте или двигалась ужасно медленно, потому что с какого-то момента все окружающее воспринималось мной как бы урывками…
Помню, я долго брела по улице (это было уже после того, как все случилось), и при этом мне казалось, что я единственная, кто двигается в этом направлении, потому что на пути у меня всякий раз оказывались какие-то люди. С каждым шагом их становилось все больше и больше, а потом они пошли нескончаемым потоком, и если вначале я еще как-то пыталась их обходить, осторожно лавируя в толпе, то потом мне это надоело, и я ринулась напролом, изо всех сил работая локтями и безжалостно наступая на ноги. Мне вслед неслись возмущенные возгласы, ругань, кажется, кто-то даже толкнул меня в спину, отчего я чуть не упала, но мне уже было на все наплевать. Я хотела только одного - выбраться поскорей из этой толчеи, чтобы хоть немного перевести дыхание и унять этот бешеный, все нарастающий шум в голове…
Но вот, кажется, меня вынесло на какую-то остановку. Почти сразу подошел автобус, и я, даже не взглянув на номер, влетела внутрь, в изнеможении рухнув на свободное кресло. Автобус был почти пустой и шел совершенно незнакомым маршрутом, но мне было все равно куда ехать. Я уткнулась лбом в стекло и на минуту закрыла глаза…
Да, мне показалось, что пролетела минута, но на самом деле прошло, наверно, значительно больше, потому что очнулась я оттого, что кто-то настойчиво теребил меня за плечо.
- Просыпайся, красавица. Конечная, - надо мной склонился незнакомый мужик, длинный, остроносый, в защитного цвета плаще и большой широкополой шляпе.
Выбравшись вслед за ним из автобуса, я оказалась в каком-то незнакомом месте, на окраине города. Поблизости никого. Только бетонная коробка остановки и узкая лента дороги, теряющаяся в густой желтой траве в половину моего роста. Кругом, насколько хватал глаз, была только эта трава - огромное, бесконечное поле.
Разбудивший меня мужик сразу куда-то пропал, в клубах пыли укатил автобус, и я осталась совершенно одна на этом пустом неохватном пространстве. Хотя нет, не совсем пустом. С одной стороны поля я разглядела ряд низких одноэтажных домиков, а с другой - серые, угрюмые корпуса какой-то фабрики или завода.
Потом я услышала странный шум, напоминающий плеск воды. Наверно, где-то рядом протекала небольшая речка. Я пошла на этот звук и увидела, что с того края дороги начинался пологий склон, по которому змеилась, постепенно разветвляясь, узкая тропинка. Одна ее половина уходила куда-то вниз, в камыши, другая тянулась вдоль холма. Я выбрала ту, которая, по-видимому, вела к реке.
Уже через несколько шагов меня обступили густые заросли длинных остроконечных листьев. Непроходимые на вид, они услужливо расступались передо мной, а я все шла и шла, пока не очутилась, наконец, на берегу.
Но тут меня ждало разочарование, потому что вместо реки передо мной оказалась какая-то грязная узкая протока, почти не заметная под толстым слоем тины, кувшинок и разного мелкого мусора. Больше всего это было похоже на слив производственных отходов, поскольку вонь здесь стояла ужасная. Воняло тиной, перегнившими водорослями и еще какими-то химикалиями, среди которых особенно резко почему-то выделялся запах серы.
Я уже хотела повернуть обратно, но вдруг почувствовала такую страшную усталость, что тут же опустилась на какой-то камень и, уткнувшись головой в колени, просидела так довольно долго. Только сейчас я обратила внимание, что по всему моему телу то и дело пробегает легкая судорога.
Я поняла, что это не от холода, хотя здесь, у воды, ветерок был особенно пронизывающий. Это выходило из меня напряжение последнего получаса, с той самой минуты, когда на своем наблюдательном пункте, напротив музыкалки, я, наконец, увидела Надьку…
Как и в прошлый раз, я не сразу поверила своим глазам. Слишком долго ждала я этого момента, слишком много передумала за эти последние дни. Но нет, это была она. Синий джинсовый костюмчик, в руке нотная папочка. Волосы шлейфом рассыпаны по плечам. Симпатичная девочка, ничего не скажешь.
Надька снова торопилась. Она чуть не бежала, быстро лавируя в толпе и то и дело поглядывая на часы. И - странное дело - чем ближе она подходила ко мне, тем спокойней и собранней я становилась.
Я стояла недалеко от того места, где Надька в прошлый раз перебегала дорогу. Я была почти уверена, что сегодня она выберет тот же самый путь. Я даже загадала себе: если будет так, как тогда, то все у меня получится.
Вот она приближается… Вот она уже почти рядом…
Чтобы не попасться на глаза сопернице, я отошла к стоявшему неподалеку газетному киоску, делая вид, что рассматриваю журналы на витрине. Сама же исподтишка продолжала наблюдать за Надькой.
Я видела, как она, подбежав к краю тротуара, бросила взгляд в одну, в другую сторону и, выбрав, наконец, подходящий момент, резво припустила на середину дороги. Ну, теперь пора!
Надька не достигла еще белой полосы, а я уже отыскала глазами машину, которой предстояло стать орудием моей мести. Это был светло-серый «бумер», только что вывернувший из ближайшего переулка. Он находился довольно далеко от Надьки, но, быстро измерив взглядом расстояние между ними, я прикинула, что в нужную мне точку автомобиль прибудет как раз к сроку.
Моя голова работала как компьютер. Странное дело! Раньше я, вроде бы, никогда не замечала за собой таких талантов. Я даже подумала о том, что, выезжая из-за угла, машина, как правило, не успевает развить достаточно большую скорость, и водитель сможет вовремя затормозить, чтобы не доводить дело до смертельного исхода.
Собственно, так все и произошло. Моя соперница только-только успела добежать до середины дороги, когда владелец пролетавшего мимо «бумера» (я не видела его лица за тонированными стеклами, но это не помешало мне послать ему свой приказ) вдруг резко крутанул руль, и грохочущая махина, нарушая все правила движения, устремилась прямо на обалдевшую от неожиданности Надьку. Бедняжка даже вскрикнуть не успела. Мощным ударом бампера ее, как тряпичную куклу, отбросило на встречную полосу, в тот момент, по счастью, свободную от машин.
Похоже, Надька сразу же лишилась сознания. Она не видела того, как сбивший ее «бумер», продолжая двигаться по инерции (ничего не понимающий шофер успел-таки до отказа отжать ручку тормоза), буквально накрыл ее тело своим огромным продолговатым брюхом. Она не почувствовала (а то бы непременно заорала от боли), как правое переднее колесо, резко подпрыгнув, всей своей тяжестью утвердилось на ее чуть согнутой в колене ноге, не услышала, как сухо хрустнули вдавливаемые в асфальт кости.
Все произошло настолько быстро, что высунувшийся из кабины водитель - совсем еще молодой парень, всего, может быть, на год меня старше - минуту или две недоуменно оглядывался по сторонам, отыскивая глазами девушку, словно из-под земли выросшую перед его передним стеклом, пока не увидел ее, распластанную под колесами «бумера». Рядом валялась раскрытая папка с высыпавшимися из нее листами нотной бумаги. Лицо парня тут же сделалось цвета этих самых листов. Он беспомощно заметался между Надькой и кабиной собственной машины, сперва бросился к пострадавшей, но, заметив, что наехал колесом ей на ногу, издал какой-то всхлипывающий горловой звук и, снова протиснувшись за руль, дал, наконец, задний ход. Бедняга, наверно, был бы не прочь тут же, не вылезая из авто, включить первую скорость и - только его и видели, но справа и слева, преграждая ему дорогу, уже тормозили другие машины и к месту аварии со всех сторон бежали люди.
Вокруг распластанной на дороге Надьки быстро росла толпа. Движение остановилось. Гомон зевак, нетерпеливые крики водителей, сигналы машин перемешались в глухой, все возрастающий гул. А где-то далеко, приближаясь, уже голосила, изо всех сил надрывалась ментовская сирена.
В этот момент я как будто очнулась, на ватных ногах, не оглядываясь, двинулась прочь от места происшествия. Наверно, правильней было бы не уходить так скоро, а, смешавшись с толпой, убедиться, что все совершилось именно так, как задумывалось. Но я не стала этого делать. Я и так знала, что операция прошла успешно - моя соперница жива и проживет еще долгие годы, вот только ходить, как раньше, ей больше не придется, потому что вместо двух стройных ножек у нее теперь будет одна - такая же стройная, красивая, но одна!..
Черт! Я чувствую, как меня снова начинает разбирать этот жуткий хохот… Впервые я почувствовала его приступы там, возле грязного болотца. Помню, я долго каталась по берегу и все не могла остановиться. И вот теперь снова… Интересно, с чего бы это?.. А, понимаю. Это все из-за Надьки. Стоит мне только представить ее, жалкую, скрюченную, прыгающую на костылях…
Нет, все, больше не могу! Надо успокоиться, взять себя в руки. Тем более что от этого смеха у меня, кажется, снова начинает болеть голова. Пойду приму таблетку и - бай-бай.
Только бы бабка сегодня не приснилась! Как же меня достает последнее время ее вечно насупленная физиономия!
Среда, 20 октября
Всю ночь так и не смогла толком заснуть. В голову лезли разные дурацкие мысли - уже не помню какие. Но самая главная, та, что не давала мне покоя до самого утра - как отнесется к Надькиному несчастью Борис. Больше всего я боялась, что он что-нибудь заподозрит. Просто так, чисто интуитивно.
Поэтому утром ни свет ни заря я была уже на ногах и собиралась в школу. При этом я прекрасно понимала, что преспокойно могла просачковать еще пару дней (и это было бы самое разумное), что, отправляясь сегодня на уроки, поступаю скорей всего неосмотрительно, но я уже ничего не могла с собой поделать.
В классе меня встретили, в общем-то, довольно прохладно.
- А, это ты. Привет, - лениво бросила Ольга. - Я уж думала, ты до каникул не появишься.
И точно! За всеми своими делами я совершенно забыла, что заниматься нам - всего ничего. Возможно, в прежние времена это известие меня обрадовало бы, но только не сейчас.
- Ну, что тут было без меня?
- А что тут могло быть без тебя!
В словах Ольга мне почудился какой-то подвох. Я бросила на нее быстрый взгляд, но ничего такого не заметила.
- Значит, все спокойно?
- Как в танке. А ты что, болела? Надеюсь, не серьезно?
- Так, ерунда. Насморк.
Болтая с Ольгой, я украдкой посматривала на стол Бориса. Но его на месте не было.
Сегодня он так и не появился. Все уроки я сидела как на иголках. Заметив мое состояние, Ольга глупо пошутила, что мы с Борисом договорились, как видно, болеть по очереди. Но я-то знала настоящую причину его отсутствия и от этого еще больше переживала.
Домой я вернулась мрачнее тучи, проклиная себя за то, что не послушала голоса рассудка. Час, а то и больше просидела на диване, уставившись в одну точку. В голове была полная пустота. Совершенно ничего не хотелось делать.
Неожиданно зазвонил телефон. Я схватила трубку.
- Алло. Лида?
Я совершенно не узнала его голоса, поэтому на всякий случай переспросила:
- Это ты, Борис?
- Да, это я… Я уже звонил тебе сегодня, но тебя не было.
- Я, наверно, была в школе.
- Ты уже выздоровела?
- Да, первый день как выписали… Ты что-то хотел мне сказать?
- Нет… То есть да, хотел… Но я не знаю, как… Я сейчас звоню тебе из больницы… Понимаешь, тут такое дело… Вчера с Надей случилось несчастье.
- С Надей? Несчастье? - я постаралась изобразить голосом одновременно удивление и тревогу.
- Она вчера попала под машину.
- Какой ужас! Она жива?
- Да, жива, но в ужасном состоянии. Дело в том… дело в том, что ей раздробило ногу. И врачи говорят… - тут он издал звук, похожий на всхлипывание, - врачи говорят, что, возможно, ее придется удалить… - после этого речь Бориса перешла в какое-то невнятное бормотание, прерываемое вздохами, сопением и другими непонятными звуками.
- Борис! Ты слышишь меня, Борис?! - попыталась я перекричать все эти звуки. - Хочешь, я сейчас приеду к тебе?! Борис! Скажи, в какой больнице ты находишься?
- Нет-нет, не стоит! - эти слова он почти выкрикнул, после чего произнес с большими паузами: - Я - потом - сам - тебе - позвоню, - и бросил трубку.
После этого короткого разговора у меня сразу поднялось настроение. Да, Борис сейчас очень расстроен, но то, что он позвонил мне, ища поддержки, говорит о многом. Значит, я для него не чужой человек. Значит, он меня все-таки любит.
А может, он что-то подозревает и специально позвонил мне, чтобы выяснить мою реакцию на это известие?
Четверг, 21 октября
Сегодня виделась с Борисом в школе. Выглядел он ужасно: бледный, взъерошенный, с остановившимся взглядом. Все уроки и даже перемены просидел не двигаясь за своим столом, тупо глядя прямо перед собой и никого и ничего не замечая вокруг.
Когда во время большого перерыва я отважилась подойти к нему со словами утешения, он посмотрел куда-то мимо меня и произнес как будто в пустоту:
- Наде сегодня будут делать операцию… Врачи боятся заражения… Но она еще ничего не знает. Она в полуобморочном состоянии. Что будет, когда она все поймет? - и после этого снова надолго замкнулся в себе.
После третьего урока Борис исчез. Я сначала волновалась, но потом успокоилась. В конце концов, это даже к лучшему, что он ушел, потому что своим невменяемым состоянием он только действовал мне на нервы.
К концу дня я уже почти не вспоминала ни о Надьке, ни о Борисе. Даже умудрилась получить две «пятерки» - по матеше и по физике. Крокодилыч весь урок строил мне глазки. Я наконец смилостивилась и пару раз ему улыбнулась - так он чуть не прыгал от счастья.
Вечером после двухдневного отсутствия появилась мать. По ее сияющему лицу я сразу поняла: с хахалем у нее все тип-топ.
Когда мы сели ужинать, мать как-то странно замялась, а потом вдруг выпалила, старательно пряча глаза:
- Лидочка, ты не будешь против, если я несколько дней поживу у Викентия Александровича? Он сказал, что нам надо лучше узнать друг друга, а это, сама понимаешь, самый верный способ…
- Да ладно, ма, не парься! Хоть навсегда переезжай к своему Викентию Александровичу, мне-то что!
- Ну что ты такое говоришь, Лида! Вовсе я не собираюсь переезжать к нему навсегда! Ты же прекрасно знаешь, пока ты не окончишь школу, пока не определишься в жизни…
Я испугалась, что она опять заведет свою вечную бодягу об ответственности, которую якобы за меня несет, и поэтому быстро перевела стрелки:
- Ма, я все прекрасно понимаю! Ты тоже имеешь право на личную жизнь, ты еще молодая, и я буду только «за», если ты, наконец, найдешь себе постоянного спутника.
Мать чуть не прослезилась от моих слов.
- Ты правда так считаешь? Значит, ты на меня не обижаешься?.. Я всегда знала, что ты у меня умная девочка! - и в порыве нежности расцеловала меня в обе щеки.
Через полчаса, надавав мне кучу наставлений, счастливая, она упорхнула к своему хахалю, а я от нечего делать достала из шкафа «Американскую трагедию» и, удобно устроившись на диване, еще раз перечитала главу, в которой Клайд Гриффитс подстроил несчастный случай своей бывшей возлюбленной.
Ну до чего глупо и непродуманно была спланирована операция! Да он с самого начала был обречен на неудачу. Вот если бы на его месте оказалась я… Хотя к чему эти сравнения! Ведь я не учла самого главного: герой «Американской трагедии» не обладал даже половиной моих способностей, а это, как я успела убедиться, и есть самый верный признак успеха.
Пятница, 22 октября
Бориса снова не было в школе. Домой он мне тоже не позвонил.
До самого вечера я ходила из угла в угол по комнате, бросая тоскливые взгляды на телефон. Наконец, когда за окном уже окончательно сгустились сумерки, я не выдержала и решила позвонить ему сама, справедливо рассудив, что в данной ситуации это не будет выглядеть с моей стороны как навязывание.
Я не знала номера его мобильника, поэтому решила прибегнуть к помощи телефонного справочника. Фамилию Серафимов я нашла почти сразу - тем более, что в списке она оказалось единственной. Теперь оставалось уповать на то, что этот человек и есть Борис. Я несколько раз перечитала название улицы, номер дома и квартиры, которые мне ровным счетом ничего не говорили (все адреса я обычно запоминаю зрительно), и только после этого отважилась, наконец, позвонить.
- Алло. Кто это? - строгий женский голос в трубке прозвучал, как мне показалось, немного резковато.
- Это квартира Серафимовых?.. Могу я услышать Бориса?
- А кто его спрашивает?
- Его одноклассница.
- Не уверена, что он сейчас дома… Впрочем, подождите. Я узнаю…
Послышались удаляющиеся шаги, после чего последовала довольно продолжительная пауза. Больше всего я боялась вновь услышать в трубке тот же женский голос, который объявит мне, что Бориса нет дома и сегодня, вероятно, уже не будет…
Вот, кажется, хлопнула дверь. До меня долетели невнятные голоса. Они все ближе, ближе… Затем - щелчок и чье-то прерывистое дыхание.
- Борис, это ты?
- Лида?! - в его голосе сквозит удивление. - Как ты меня нашла?
- Так же, как и ты - по телефонной книге. Кстати, ты там единственный с такой фамилией.
- Ну надо же! Никогда бы не подумал, что у меня такая редкая фамилия.
- Ты ничего не хочешь мне сказать?
- О чем?.. Ах, да! Ты, наверно, имеешь в виду… Надю?
- Тебя это удивляет?
- Да нет, не то чтобы… Но… я подумал…
- Я не знаю, о чем ты там думал, но уж точно не обо мне!
- Что ты… хочешь… этим…
- А сам ты не догадываешься?! Я что, по-твоему, кукла бессердечная?! Ты считаешь, что мне можно вот так, походя, растравить душу, а потом замолчать на целых два дня?!
- Постой, я… я просто решил, что… Ну, словом, я не хотел тебя расстраивать…
- Что ж, очень разумно с твоей стороны… - эти слова я произнесла слегка дрожащим голосом, даже шмыгнула носом для большей убедительности. - Впрочем, если не хочешь, можешь ничего не говорить. Переживу как-нибудь.
- Лида, Лидочка, ты не так меня поняла! Я совсем не хотел тебя обидеть! Я подумал, что ты… что тебе это будет неприятно.
- Ох, какой же ты глупый, Борис! Неужели ты посчитал, что я…
- Нет-нет, больше ничего не говори! Я дурак, самый настоящий дурак!
- Ладно, проехали. Скажи, как прошла операция?
- Вроде, успешно.
- Что значит «вроде»?
- Это значит, что заражения удалось избежать.
- А как нога?
- Но… разве ты не поняла?.. - после этого последовал уже знакомый мне всхлипывающий звук, а потом надолго воцарилось молчание.
- Борис!.. Борис, ты меня слышишь?
- Да. Слышу, - голос слабый, как будто с другой планеты.
- Борис, а как себя чувствует Надя?
- Не знаю. Когда я уходил из больницы, она была еще в беспамятстве.
- Значит, она еще ничего не знает?
- Вероятно… Хотя, возможно, сейчас… - тут он снова всхлипнул. - Лида, прости… я пока не могу говорить… Я… я завтра тебе позвоню. Не обижайся!
На этом разговор прервался.
Я медленно положила трубку на рычаг и отошла к окну. Ночь уже вступила в свои права. Я смотрела на небо, какого-то кричащего ярко-фиолетового цвета в грязных потеках облаков, на редкие огни внизу, на серый хвост дыма, рвущийся из трубы дальней фабрики, и чувствовала, как по всему телу, от пальцев ног до самой макушки, мягкой волной разливается покой.
Да, в эту минуту - наверно, впервые за много дней - я испытывала безграничное чувство покоя. Наконец-то бешеная гонка закончилась. Я вышла на финишную прямую, удачно преодолев все препятствия.
Борис теперь мой. Он верит мне, делится со мной своими сокровенными мыслями, во мне ищет утешения и поддержки. Еще одно небольшое усилие - и ему уже не вырваться. Теперь главное - не пережать. Главное - сделать все по-умному…
Суббота, 23 октября
Ночью мне пришла в голову мысль, как окончательно привязать к себе Бориса. Нужно просто заняться с ним сексом. Причем немедленно, не откладывая дела в долгий ящик. Сейчас он как раз расслаблен, нуждается в помощи, и я, под предлогом оказания ему этой самой помощи, могла бы пригласить Бориса к себе. Скажем, завтра. Или даже сегодня. Да, сегодня, пожалуй, лучше. Матери дома нет, и к тому же на следующий день выходной, никуда не надо спешить. Мы могли бы провести с ним целую ночь. Настоящую ночь любви!
Вот такая идея взбрела мне утром на ум. Но чем больше я об этом думала, тем все больше меня одолевали сомнения. Дело в том, что я, как ни стыдно в этом признаться, еще ни разу в своей жизни не занималась сексом (тот случай со Скороходиком, конечно, не считается, тем более что ему тогда так ничего и не отломилось).
Да-да, в отличие от многих моих одноклассниц, я до сих пор девственница. Даже Ольга меня в этом вопросе обскакала. Она, по-моему, еще в 8 классе познала все радости плотской любви. Кстати, первым, кто лишил ее невинности, был все тот же Скороходик, в которого эта дура была даже влюблена какое-то время, пока в один прекрасный день он не предпочел ей Верку Завьялову.
Ольга, впрочем, недолго переживала и тут же закрутила роман с каким-то старшеклассником. Потом у них что-то разладилось, этот парень закончил школу и укатил в другой город, но Ольга до сих пор вспоминает о нем с большой теплотой. По ее словам, он был настоящий спец по части постели. Чуть ли не каждый день они встречались у него на квартире, где часа по два - по три кряду занимались таким бешеным сексом, что просто ой-ой-ой.
Помню, Ольга рассказывала мне об этом взахлеб и с такими подробностями, что у меня порой даже уши краснели. Виду я, конечно, не подавала и слушала ее всегда как бы нехотя, со снисходительной улыбкой на лице, словно сама давно прошла через все это. Не знаю, догадывалась ли в то время Ольга о моей полной неискушенности в вопросах секса.
Теперь, похоже, пришла моя очередь познать эту тайну за семью печатями. Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Так почему не сейчас? Тем более для этого представляется такой прекрасный повод.
Одним словом, я себя потихоньку уговорила и в школу отправилась уже с твердым намерением сегодня же соблазнить Бориса.
Каково же было мое разочарование, когда этот гад опять не явился на уроки!
Полдня я провела как на иголках. Домой вернулась раздосадованная, однако не потеряв надежды на успех. Я знала, я была просто уверена, что Борис обязательно позвонит мне сегодня, и вот тогда-то все и решится.
И действительно, не прошло и полчаса после моего возвращения, как в коридоре затрезвонил телефон. Я схватила трубку, и в ухо мне тут же зачастил взволнованный голос Бориса:
- Лида, я только что из больницы. С самого утра пытался пробиться к Наде. Меня пустили только минут сорок назад. До этого говорили, что она никого не хочет видеть, что ей лучше сейчас побыть одной. Я чуть ли не на коленях умолял сестру пропустить меня к ней. Наконец, она сжалилась… - он сделал паузу, видимо, чтобы набрать больше воздуха в легкие, и я тут же вклинилась с вопросом:
- Она уже знает?
- Да, видимо, ей сообщили. Еще утром… Хотя ни о чем таком мы с ней не разговаривали. Мы вообще не касались операции, говорили о разной ерунде…
- Почему тогда ты так уверен?
- Я это понял… по ее виду… по тому, как она отвечала на мои вопросы. Понимаешь, она все время смотрела как бы сквозь меня. Кажется, она даже не до конца соображала, кто перед ней сидит. Во всяком случае, мне так казалось… Да и голос у нее был какой-то не такой… какой-то совершенно бесстрастный, чужой… О боже! Это так ужасно!.. - и, как и в прошлый раз, его слова вдруг перешли в какое-то нечленораздельное всхлипывание.
Я испугалась, что Борис чего доброго снова впадет в истерику, поэтому поспешила перейти к делу:
- Борис! Ты слышишь меня, Борис? Тебе надо успокоиться, взять себя в руки!..
В ответ только всхлипывание и прерывистое сопение.
- Послушай, Борис, мы обязательно должны сегодня встретиться. Это очень важно для меня. Да и для тебя, думаю, тоже. Ты меня слышишь? Я хочу, чтобы ты приехал ко мне.
Снова сопение и ни слова в ответ.
- Борис, тебе сейчас необходимо отвлечься. Хотя бы не надолго. Если ты этого не сделаешь, ты просто свихнешься и сведешь с ума всех, кто находится рядом!
Похоже, мои слова, наконец, дошли до Бориса. Сопение прекратилось. Когда спустя минуту мой собеседник снова заговорил, голос его был почти спокойным.
- Ты предлагаешь сходить куда-нибудь? В кафе? Или в кино? - в словах Бориса я тут же почувствовала какой-то подвох и решила не попадаться на эту удочку:
- Нет, для кино, пожалуй, не то настроение. А в кафе слишком шумно. Я предлагаю встретиться у меня и поговорить о чем-нибудь отвлеченном. Скажем, о музыке. Или о книгах.
- А… а это удобно?
(Я чуть было не выпалила в ответ, что неудобно только джинсы одевать через голову, но вовремя сдержалась: сейчас моя шутка вряд ли была бы оценена.)
- Тебя что-то смущает?
- Да нет… Я просто подумал о твоих родителях.
- Дома никого не будет. Ты это хотел узнать?.. Впрочем, если ты не хочешь…
- Нет-нет, я очень хочу с тобой встретиться… Когда мне лучше прийти?
- Ну, сейчас мне нужно будет сделать кой-какие дела… Восемь часов тебя устроит?
- Д-да.
- Вот и хорошо. Я буду тебя ждать. Только, пожалуйста, не опаздывай. Ладно? - и бросила трубку.
Итак, дело сделано. Рыбка попалась в сеть. Теперь остается только ждать, изредка поглядывая на часы…
Ой, уже почти семь! До встречи какой-то час, а я еще не готова. И как я умудрилась столько времени потратить на писанину! Все, бегу собираться. Закончу как-нибудь в другой раз…
Воскресенье, 24 октября
Сейчас половина двенадцатого дня. Я проснулась примерно час назад. Помню, еще долго сидела на кровати, тупо глядя прямо перед собой, и пыталась собраться с мыслями. В голове была какая-то каша.
Только теперь, после двух стаканов кофе, понемногу начинаю приходить в себя. Конечно, мне еще трудно в полной мере проанализировать все слова, поступки и ощущения прошлой ночи… Наверно, для этого должно пройти какое-то время. Поэтому сейчас я постараюсь взглянуть на все пережитое мной как бы со стороны, взглядом бесстрастного наблюдателя. Не знаю, насколько у меня получится, но, по крайней мере, это поможет мне быть объективной как к Борису, так и к себе самой…
Начну с самого начала. Кажется, я уже писала о том, что никогда до этого сексом не занималась, поэтому имела о нем самое смутное представление, почерпнутое в основном из рассказов подруг и интернетовских порно-сайтов, в которые мне доводилось пару раз проникать. Ну, и, конечно, из эротических фильмов, что после часа ночи иногда показывают по нашему телеку.
Таким образом, мое первое любовное свидание, каким я рисовала его в своем воображении, состояло как бы из двух частей: начинавшееся весьма романтично (приглушенный свет, искрящееся в бокалах шампанское, тихая музыка и легкая непринужденная беседа), в своей завершающей стадии оно незаметно начинало переходить в оргию… Одним словом, что-то среднее между «Девять с половиной недель» и «Все леди делают это».
К такому свиданию, понятное дело, нужно было готовиться особенно тщательно.
Первым делом я, конечно, плюхнулась в ванну, перед этим набухав туда целый флакон шампуня.
Потом, усевшись перед зеркалом, битый час занималась макияжем, стараясь придать лицу выражение надменности и одновременно плохо скрываемой чувственности.
Когда с этим, наконец, было покончено, я с помощью геля и расчески соорудила из своих волос прическу а ля «Эльвира, повелительница тьмы», а затем надела на себя свое самое сексуальное белье - все черное (я читала, что большинство мужчин весьма однозначно реагирует на этот цвет): черную короткую комбинашку, черные чулки с резинками, черный кружевной лифчик и такие же точно трусики. Ну просто настоящая леди-вамп. Сверху натянула кожаную юбку аж под самое никуда и гипюровую блузку-разлетайку. Хотела - для полноты картины - напялить также туфли на высоком каблуке, но посчитала, что это будет слишком наглядно.
Покрутившись минут пять перед трельяжем в коридоре, я осталась вполне довольна собой.
За окном уже начинало темнеть. Я выключила верхний свет в зале и зажгла торшер возле журнального столика, что сразу придало комнате оттенок интимности, после чего, усевшись на диване, стала дожидаться Бориса.
Он не заставил себя долго ждать. Большая стрелка настенных часов еще не успела переместиться за отметку «8», как в коридоре раздался звонок. Помню, я была даже немного разочарована. Мне почему-то казалось, что Борис обязательно опоздает - минут на десять или на пятнадцать.
Он вошел весь какой-то нервный, взъерошенный, старательно пряча взгляд. Только уже в зале отважился посмотреть мне в лицо - да так и замер с открытым ртом и глазами навыкате. Эффект, что называется, превзошел все ожидания.
Я была на седьмом небе от счастья. Я даже простила ему то, что он явился на свидание без шампанского и цветов. Впрочем, это ведь было не совсем свидание. А что касается шампанского, я знала, что в шкафу у матери еще с прошлого года хранится нетронутая бутылка (она купила ее на свой день рождения, собираясь отметить его в семейном кругу, с дочерью, но вечером ей как всегда позвонила тетя Римма и утащила в какую-то шумную компанию, из которой именинница вернулась только через два дня).
Однако ничего этого не понадобилось, потому что все сложилось совсем не так, как я себе представляла. Не было звона бокалов. Не было тихой музыки. И легкого непринужденного разговора за специально для этого подвинутым к дивану столиком тоже не было. Вместо этого события стали вдруг разворачиваться по какому-то совершенно неожиданному сценарию, причем настолько быстро, что все это до сих пор кажется мне не совсем реальным.
Помню, Борис, не сводя с меня восхищенных глаз, шагнул мне навстречу, и я почувствовала, как его пальцы больно сжали мои запястья. Его лицо оказалось совсем близко от меня, так близко, что у меня даже голова закружилась. Я невольно подалась назад, при этом задев за что-то ногой, и, наверно, обязательно упала б, если бы Борис не подхватил меня за талию.
- Лида, ты… ты… такая красивая!.. - это было последнее, что я услышала, перед тем как нарастающий шум в ушах вдруг поглотил разом все звуки в комнате. На несколько минут я словно оглохла.
А потом еще и ослепла… Точнее, у меня потемнело в глазах, оттого что чьи-то губы (неужели это были губы Бориса?!) с силой впились в мой рот, и я почувствовала, что задыхаюсь…
Комната поехала куда-то вбок, завертелась колесом, все больше наращивая обороты. Затем потолок резко скакнул вверх, а мой затылок неожиданно оказался припертым к диванной подушке…
После этого я, по-моему, ненадолго отключилась, потому что, когда снова открыла глаза, надо мной нависала фигура Бориса, уже без джемпера (куртку он снял еще в коридоре), в наполовину расстёгнутой рубашке. Он был как-то странно изогнут, так как одну свою руку просунул мне под спину, а другую пытался выпутать из рукава. Лица его я так и не смогла увидеть, так как торшер почему-то оказался выключенным и все вокруг тонуло в сумерках…
Борису, наконец, удалось справиться с рубашкой, и пока он, пыхтя, стаскивал с себя брюки, я смогла его как следует разглядеть. Худое бледное тело, слабо отсвечивающее в свете луны, впалая грудь, плохо развитая мускулатура. Надо признать, что без верхней одежды у моего партнера было гораздо меньше сходства с греческим богом. Сейчас он походил скорей на какого-то религиозного мученика, типа Иешуа Га-Ноцри. Сходство было бы полным, если бы не узкие спортивные трусики, под которыми что-то подозрительно выпирало…
Я все ждала, когда же он стащит с себя эти самые трусики (кажется, в эту минуту во мне шевельнулось что-то похожее на желание), однако Борис решил сперва заняться моим собственным гардеробом. По дрожанию его рук я поняла, как сильно он волнуется. Бедняжка так долго возился с моими пуговицами и застежками, что я, в конце концов, не выдержала и решила ему помочь…
Вообще, надо заметить, со своей задачей он справлялся довольно неумело - сразу видно, новичок. Так, снимая с меня лифчик, не догадался, что тот открывается спереди, чуть не сломал мне молнию на юбке, пряжкой от часов пребольно расцарапал бедро.
Но вот, наконец, я почти полностью раздета. Остались только чулки, которые, наверно, можно было и не снимать. Но Борис, как видно, решил довести дело до конца - сначала оголил мою правую ногу, взялся было за левую и тут почему-то замешкался, глядя на меня долгим неподвижным взглядом.
Интересно, о чем он думал в ту минуту?..
Тогда я, конечно, ничего не поняла, решила, что этот чудик просто любуется моим телом - оно ведь у меня действительно красивое, хоть немного и не дотягивает до европейских стандартов.
Но сейчас… сейчас я, кажется, догадываюсь, в чем дело. Дело, как ни странно, было в чулке. Да-да, в черном чулке, который, сливаясь с грязно-серой обивкой дивана, делал мою ногу почти невидимой в темноте. Со стороны, наверно, казалось, что у меня вообще нет ноги.
Понятно теперь, почему Борис так пристально меня рассматривал. В ЭТО ВРЕМЯ ОН ДУМАЛ О НАДЬКЕ. Он представлял ее на моем месте и, скорей всего, мысленно прикидывал, как потом будет с ней трахаться…
Черт! Если бы только я могла это предположить!.. Боюсь, никакого секса у нас в эту ночь не получилось бы. Хотя, если быть до конца честной, он и так не очень-то получился…
Первое, что я почувствовала, когда Борис вошел в меня, была жуткая боль. В первую секунду мне показалось, будто меня проткнули раскаленным прутом, после чего стали еще ворочать им из стороны в сторону. Помню, я еле сдержалась, чтобы не заорать во все горло, а потом стала мысленно успокаивать себя, что это не надолго, что боль быстро пройдет, так как читала где-то, что в первые секунды соития девушка, с которой это происходит впервые, может испытывать легкий дискомфорт.
Конечно, «дискомфортом» и тем более «легким» назвать это было трудно. Низ моего живота как будто разрывали на части, и, что самое страшное, боль ни на секунду не прекращалась. Она, наоборот, все время шла как бы по нарастающей.
Тогда я попыталась отвлечься. Изо всех сил зажмурившись, я крепко обхватила руками нависшее надо мной тело, дышащее как паровоз и двигающееся все время в каком-то однообразном, отупляющем ритме, и, постоянно борясь с желанием оттолкнуть его от себя, сбросить, освободиться, поскольку каждое его движение доставляло мне невыносимую муку, повторяла как заклинание: «Потерпи еще немножко - сейчас тебе станет приятно. Еще немножко - и тебе станет приятно…»
Но приятно так и не стало. Просто через пару минут по телу моего мучителя словно прошла судорога, раскаленный болт внутри меня дернулся еще несколько раз и замер. В эту секунду я впервые испытала облегчение - облегчение от того, что все, наконец, закончилось.
Все еще тяжело дыша, Борис вытянулся рядом со мной на диване и несколько минут лежал не двигаясь.
Я тоже лежала неподвижно и при этом безотрывно смотрела на его член (теперь он показался мне не таким огромным, каким представлялся во время траханья), в презервативе - и когда только Борис успел его натянуть - сильно походивший на сардельку в целлофановой упаковке. Нет, это не было праздным любопытством. Да и никаких особых желаний он во мне сейчас не будил. Наоборот, я смотрела на него чуть ли не с отвращением, потому что прекрасно понимала, что это и есть тот самый болт, который минуту назад безжалостно разрывал мне внутренности.
- Лида, ты не обиделась на меня? - голос Бориса прозвучал как будто из другого мира. В первую минуту мне даже показалось, что он принадлежит кому-то другому, а не этому совершенно незнакомому голому парню, пристроившемуся рядом со мной на диване.
- А почему я должна на тебя обижаться? (Опять двадцать пять! И как же он любит оправдываться, выяснять, строить предположения… Молчал бы уж лучше! И так на душе тошно.)
- Но… мне показалось, я повел себя несколько грубо.
- Тебе это только показалось, - сказав это, я повернулась к Борису спиной, давая понять, что разговор окончен. Только бы он снова не завел ту же самую бодягу! Неужели он не понимает, что в некоторых случаях лучше всего просто помолчать.
Минуту или две в комнате было тихо.
- Лида, может, мне лучше уйти?
Я ничего не ответила, лежала, рассматривая обивку на диване. Я слышала, как Борис, еще с минуту поворочавшись, встал, зашелестел поднимаемой с пола одеждой. Я продолжала лежать, отвернувшись, чутко прислушиваясь к каждому звуку у себя за спиной.
Вот он закончил натягивать на себя брюки и рубашку, теперь надевает туфли. Для чего-то несколько раз прошелся по комнате, поднял что-то с полу. Вот, наконец, направился к дверям. Его шаги уже в коридоре. Долго возится с замком. Открылась дверь… Неужели он вот так просто и уйдет?.. Нет, возвращается.
- Лида, ты… это… прости меня. Прости, что так получилось.
Снова удаляющиеся шаги. Хлопает дверь. На этот раз действительно все.
Я вдруг чувствую, как что-то медленно накипает под глазами, длинными обжигающими струйками сбегает по щекам. Что это со мной? Неужели я плачу?..
Да, я плачу. Я плачу даже сейчас, когда пишу эти строки. От обиды. От разочарования. От какой-то пустоты внутри. Неужели все уже произошло? Неужели это и есть то, к чему я стремилась? Выходит, я не люблю Бориса? Выходит, все, что я испытывала к нему, всего лишь плод моего воображения?
Нет, это невозможно! Невозможно! Просто сегодня у меня такое настроение. Это пройдет, обязательно пройдет. Наверняка завтра все будет по-другому. Надо подождать до завтра…
(Окончание следует)