Первой моей мыслью было вернуться сюда на следующий же день, но потом, подумав, я решил несколько повременить с визитом. Во-первых, следовало хорошенько взвесить все, что я собирался сказать Аделе - речь моя должна быть убедительной, аргументированной, а не такой бестолковой, как в прошлый раз. Во-вторых, я прекрасно понимал, что встретиться с девушкой в первой половине дня (а именно это время - по понятной причине - было выбрано мной для посещения) почти нереально - нужно либо отпрашиваться с работы, что повлечет за собой много лишних вопросов, либо дожидаться выходных. Последнее было предпочтительней, поскольку моя жена на этот уик-энд собиралась к матери в деревню, а это намного упрощало мою задачу.
Так что, как ни стремился я поскорей увидеть Аделу, пришлось запастись терпением еще на пару дней. Все это время я, помнится, провел в каком-то лихорадочном возбуждении, когда тебя буквально распирает от нерастраченной энергии, и кажется, горы готов свернуть, но чуть взялся за дело, чувствуешь, что явно переоценил свои возможности: все у тебя валится из рук, ты не в силах сосредоточиться на самых простых вещах и то и дело напоминаешь себе куклу-марионетку, которую невпопад дергают за нитки, заставляя совершать тысячи нелепых и ненужных движений.
К вечеру пятницы, после того как я проводил Валентину на вокзал, мое состояние, похоже, достигло своего апогея: я с трудом удержался от того, чтобы сию же минуту не побежать к дому Аделы, и вместо этого часа два бродил по городу, выбирая самые глухие и безлюдные улицы.
Домой вернулся поздно, поел и сразу же повалился на кровать, в надежде, что усталость возьмет свое и я благополучно просплю до следующего утра. Но где там! Всю ночь я не мог сомкнуть глаз, ворочаясь с боку на бок, в то время как в моей пылающей голове азбукой Морзе отстукивала одна и та же фраза: «Завтра я увижу ее. Завтра я снова увижу ее».
В начале восьмого я был уже на ногах. Усталости как не бывало - напротив, какая-то необыкновенная приподнятость овладела всем моим существом. Наверно, так же точно чувствует себя дебютант перед самым выходом на сцену.
Я принял ванну, побрился с особой тщательностью, обильно взбрызнулся духами и, облачившись в свой единственный парадный костюм, который одевал лишь по торжественным случаям, в девять часов уже бодро вышагивал по дороге, уверенно сжимая в руке букетик купленных накануне гвоздик.
Я решил действовать наверняка, заявившись к Аделе в тот час, когда она меньше всего ожидает меня увидеть. И пусть мой ранний визит будет выглядеть не совсем прилично. Для меня сейчас важней всего было застать девушку врасплох. Поэтому я очень торопился. Я чуть не бежал по пустынным, тонущим в утренней дымке улицам.
Вот снова передо мной знакомый дом, неприветливо взирающий на мир черными глазницами своих многочисленных окон. При свете он выглядел совсем по-другому, так что в первую минуту во мне даже шевельнулось сомнение - не ошибся ли я? Но нет, на этот раз все точно. Тот же подъезд, та же скамейка под тополем, те же граффити на стенах.
Я еще немного помешкал у дверей, окидывая взглядом двор, такой же неприветливый и совершенно пустой в этот ранний час, если не считать одинокой фигуры дворника в дальнем его конце, уверенно орудующего метлой. Всецело поглощенный работой, он, казалось, не замечал никого и ничего вокруг, и я, помнится, еще посмеялся в душе
над его чрезмерным усердием. Если бы я знал тогда, какую роль предстоит сыграть в моей жизни этому случайно встреченному субъекту! Но в тот момент мысли мои были заняты совсем другим.
Единым духом взлетев на четвертый этаж, я остановился перед заветной дверью с номером шестнадцать и, стараясь унять сердцебиение, прислушался. Из квартиры не доносилось ни звука. Я несмело постучал. Никакого ответа. Постучал громче. Тот же результат. Подождав еще немного, решительно нажал кнопку звонка. Резкая переливчатая трель прошила сонную тишину подъезда. Я затаил дыхание. Вот, вот сейчас я услышу приближающиеся шаги, потом вопрос: «Кто там?» - «Это я, Адела. Открой!» - «Кто это - я?» - «Ну, я, Павел. Открой же скорей!» - и, наконец, долгожданный звук отпираемого замка…
Но ничего подобного не последовало. Квартира продолжала безмолвствовать - ни скрипа, ни шороха. Складывалось впечатление, что там, за дверью, никого нет. Господи! Где же она может быть? Ведь еще так рано! А если она не ночевала дома? Если осталась у какой-нибудь из своих подруг? Или была приглашена на квартиру клиента?.. Это, впрочем, вряд ли - все те почтенные мужья и отцы семейств, что пользуются услугами проституток, обычно не любят «засвечивать» свои апартаменты. А вдруг она уехала из города - надолго или, ни дай бог, навсегда? Нет-нет, не может быть!
Я снова позвонил и, приложив ухо к двери, в течение нескольких минут пытался уловить хоть малейший звук с той стороны. Напрасные усилия. От досады и огорчения я готов был расплакаться. Неужели все мои старания пропали даром? Неужели мне придется уйти ни с чем? При одной мысли об этом меня охватила паника. Черт возьми! Ведь все так удачно складывалось! Удастся ли мне еще раз выкроить время на встречу, не навлекая на себя подозрений? Как же мне все-таки не везет!
Расстроенный, я медленно спустился во двор. Бросил тоскливый взгляд на окно, в надежде заметить за занавеской какое-нибудь движение. Но если даже в эту минуту кто-то и наблюдал за мной из квартиры, мне он этого никак не показал.
Я вдруг представил на миг, каким, наверно, смешным и нелепым - в парадном костюме и с букетом в руке - кажусь сейчас любому стороннему наблюдателю, и невольно усмехнулся. Одно утешение: в этот момент меня, скорей всего, никто не видит. Только все тот же дворник, не прерывая работы, бросил несколько быстрых взглядов в
мою сторону. Мне показалось, что помимо любопытства в них промелькнуло еще что-то, кажется, похожее на враждебность.
И тут меня осенило: наверняка этот тип живет где-то поблизости и, возможно, что-нибудь знает об Аделе. Он-то и развеет мои сомнения - действительно ли она уехала отсюда или, может, просто вышла в магазин за хлебом.
Преодолев извечную свою нерешительность (уж очень не хотелось мне уходить не солоно хлебавши), я твердым шагом направился к дворнику. Тот заметил мое приближение, однако продолжал как ни в чем не бывало размахивать метлой, лишь еще больше вобрал голову в плечи. Только теперь я обратил внимание, что он не просто сутулится, что на спине у него, оттопыривая грязный, поношенный ватник, вырисовывается довольно объемистый горб, придающий ему сходство с маленьким уродливым гномом, а цепкие узловатые руки густо поросли черным курчавым волосом, отчего сильно смахивают на обезьяньи.
Я решил не церемониться и сразу перешел на «ты»:
- Послушай-ка, приятель! Можно задать тебе вопрос?
- Чего надо? - дворник даже не оглянулся на мои слова. Голос у него оказался низким, как из бочки, и звучал не слишком-то приветливо. Я, однако, сделал вид, что ничего не замечаю.
- Да прервись ты хоть на минутку! - с нарочитой небрежностью извлек из кармана пачку своих любимых «Бонд» и, не спеша закурив, протянул дворнику. - Не желаешь?
Уловка подействовала как нельзя лучше: он, наконец, отставил метлу и повернулся. Я невольно отвел глаза - ну и урод! Из-под огромной, с широким козырьком фуражки на меня глянуло маленькое, сморщенное, как печеный картофель, лицо, почти полностью утонувшее в черной клочковатой бороде, с длинным, слегка загнутым на конце носом и круглыми, широко расставленными глазами, такими же черными, если не считать крохотных искрящихся точек в самой середине зрачка. Глаза эти мне как будто что-то напомнили, но воспоминание, мелькнув, тут же исчезло, как только дворник заговорил.
- Ну, так о чем ты хотел меня спросить? - голос его заметно потеплел, хотя во взгляде по-прежнему читалась неприветливость, да и как-то слишком уж нервно разминал он в пальцах сигарету, готовясь закурить.
- А может, сначала познакомимся? - сделал я еще одну попытку расположить к себе сурового дворника. - Меня, между прочим, Пашей зовут. А тебя?
- Меня-то? Ну, положим, Бонифат.
- Редкое имя… - щелкнув зажигалкой, я услужливо поднес столбик огня к его сигарете. - А скажи-ка мне, Бонифат, ты случайно не в этом доме живешь?
- Может быть, и в этом, - мой собеседник с удовольствием затянулся, выпустив из ноздрей густой клуб дыма.
- А ты когда-нибудь встречал здесь девушку, такую… довольно симпатичную, с длинными черными волосами? Зовут, кажется, Аделой.
На мгновение мне показалось, что глаза дворника блеснули как-то по-особенному, но он тут же отвел взгляд.
- Нет, не встречал, - голос снова сделался резким и сварливым.
- Подумай хорошенько! - я все еще не терял надежды. - Она тоже в этом доме живет.
Но мой собеседник был неумолим:
- Говорят тебе, не встречал! Не было тут отродясь никаких девушек!
- Как так «не было»? - я чувствовал все более возрастающее отчаяние. - Я не мог ошибиться!
Однако дворник уже повернулся ко мне спиной, ясно давая понять, что разговор окончен. Я стоял как оплеванный, в растерянности оглядываясь по сторонам. Неужели я снова все перепутал? Может, это и правда какой-то другой двор, просто очень похожий на тот, в котором я был накануне? А может, я вообще нигде не был? Может, все это мне только привиделось?.. О боже! Кажется, я начинаю сходить с ума!
Мной овладело вдруг какое-то непонятное оцепенение. В жестах, в движениях появилась медлительность, как бывает, когда ты начинаешь наблюдать за собой со стороны. Заметив, что сигарета в моих пальцах давно потухла, я отыскал глазами урну и бросил туда окурок. Вслед за ним после недолгого раздумья отправил и цветы. Все, больше меня с этим местом ничто не связывало. Пора уходить.
Я сделал несколько шагов по направлению к воротам, но тут, подталкиваемый какой-то непонятной силой, оглянулся, в последний раз обегая глазами двор - и в этот момент снова поймал на себе
враждебный взгляд своего недавнего собеседника. В душу мою тут же
закралось сомнение, которое через секунду переросло в уверенность: дворник мне соврал. Соврал самым наглым образом. И как же я сразу не догадался! Непонятно только, почему. Может быть, он как-то связан с Аделой? Может, девушка предвидела, что я буду ее искать, и попросила этого типа, чтобы он специально меня запутал?.. Да конечно же я прав! Они действительно в сговоре! Надо быть просто слепым, чтобы этого не заметить!.. Что ж, если это действительно так, пусть не надеются, что им удалось обвести меня вокруг пальца! Не на того напали!
Я сделал вид, что продолжаю свой путь, но, дойдя до угла, быстро нырнул в темную нишу ближайшего подъезда и затаился там в ожидании дальнейших событий. Если дворник и впрямь заодно с девушкой, рассуждал я, рано или поздно он все равно это обнаружит.
И я не ошибся: спустя пару минут звук скребущей по асфальту метлы неожиданно прервался, а мой недавний собеседник, воровато оглядываясь по сторонам, устремился к дверям того самого подъезда, где, по моим предположениям, проживала Адела. Видимо, отправился пересказывать ей наш разговор. Мысленно поздравив себя с успехом, я стал ждать, что же будет дальше.
Томительно долго тянулись минуты. Дворник все не появлялся.
Постепенно меня снова стали одолевать сомнения. А вдруг я все-таки ошибся? Вдруг и в самом деле здесь нет никакой Аделы, а этот уродец просто отправился к себе домой и сейчас преспокойно попивает пивко, посмеиваясь в душе над незадачливым воздыхателем? Нет, так дело не пойдет! Надо немедленно что-то предпринять, чтобы выяснить все наверняка.
Не сводя глаз с Аделиного окна, я осторожно покинул свое укрытие и, сделав короткую перебежку по двору, скрылся в дверях противоположного подъезда. Я действовал по наитию, справедливо рассудив, что, поднявшись на четвертый этаж, через окно этого самого подъезда, находящегося вровень с окном подъезда моей знакомой, смогу разглядеть дверь интересующей меня квартиры и, соответственно, подкараулить того, кто, возможно, будет из нее выходить.
Так я и сделал. С площадки четвертого этажа действительно открывался прекрасный обзор: теперь я видел не только двери Аделиных апартаментов, но также и ее окно, все еще плотно зашторенное, и часть двора внизу с лежащей посередине метлой - еще
одно доказательство того, что дворник ушел не надолго и вот-вот должен появиться.
И он, наконец, появился. Как я и предполагал, из квартиры под номером шестнадцать. И, чего уж я никак не ожидал, тщательно запер за собой двери. Потом спустился во двор, подобрал валявшуюся на дороге метлу и куда-то с ней удалился. Все это размеренно, не торопясь, со знанием дела.
После его ухода я минуту или две не мог оправиться от изумления. Так вот оно что! Оказывается, дворник не просто посещает иногда квартиру Аделы, а живет в ней на правах хозяина. В том, что это так, никаких сомнений быть уже не может - налицо целый ряд совпадений, причем далеко не случайных. Остается выяснить одно: кем ему приходится девушка. Может быть, женой? Да нет, ерунда! По-моему, надо быть круглой идиоткой, чтобы выйти замуж за такого урода, а моя знакомая не производила впечатление психопатки. Тогда, наверно, дочерью? Еще большая глупость! Как у такого мерзкого типа могла получиться такая симпатичная дочь! В таком случае, кто же? Содержанка? Наложница? Пленница?..
Последнее в тот момент показалось мне почему-то наиболее вероятным. Я даже представил Аделу, связанную по рукам и ногам, с кляпом во рту, тщетно силящуюся разорвать путы, позвать на помощь… Нет, это уже полный абсурд! Как может человек, томящийся целыми днями под замком, совершать каждый вечер променады в поисках богатых клиентов! Ох, что-то здесь не сходится!..
Не знаю, сколько бы я еще предавался размышлениям, но хлопнувшая вверху дверь и чьи-то торопливые шаги на лестнице вернули меня к реальности. Я не хотел, чтобы кто-нибудь из жильцов застал меня здесь, поэтому быстро спустился вниз и, никем не замеченный, покинул этот не слишком гостеприимный двор.
Но уходил я с твердым намерением вернуться сюда еще раз и не далее, как сегодняшним вечером. План мой был до гениальности прост: если Адела все еще здесь (а я был уверен в этом процентов на восемьдесят), во что бы то ни стало перехватить ее по дороге на ночную работу и любыми способами выяснить разгадку этой тайны.
Весь этот день, помнится, прошел у меня в бесцельном хождении из угла в угол по комнате. Несколько раз я пробовал читать - и тут же в раздражении отбрасывал книгу. Хватался за телевизионный пульт, но, пробежав по всем каналам, так и не находил того, что могло бы меня хоть немного заинтересовать. В какой-то момент я даже пожалел, что рядом не было Валентины: она бы отвлекла меня от моих мыслей, загрузив какой-нибудь домашней работой, и помогла бы таким образом скоротать время до вечера. Правда, потом мне пришлось бы сочинять целую историю о том, куда это я собрался на ночь глядя да еще с таким озабоченным видом, будто за мной черти гонятся.
Да, выглядел я, наверно, действительно не лучшим образом, когда, с трудом дождавшись сумерек, летел сломя голову к месту своего возможного свидания. Я даже забыл про цветы, боясь только одного - опоздать. Я прекрасно понимал, что, если прибуду хотя бы на несколько минут позже, мне в лучшем случае придется караулить возле дома до самой ночи, и то лишь затем, чтобы понаблюдать издали, как моя знакомая поднимется к себе в квартиру в сопровождении очередного клиента. Перспектива, согласитесь, не из приятных.
К счастью, я успел вовремя. Окно в четвертом этаже горело тем же ровным неярким светом, что и три дня назад, а значит, в квартире еще кто-то был. Но кто этот таинственный «кто-то»? Неужели все тот же дворник? Ведь могло быть и так, что Адела уехала куда-нибудь на время и попросила этого типа присмотреть пока за домом. А может, она просто сдает ему одну из комнат? Между прочим, вполне допустимый вариант. И как он раньше не пришел мне в голову!..
Прогуливаясь по дорожке перед подъездом, я, помню, все время боролся с искушением вновь нырнуть в подъезд противоположного дома, чтобы с лестничной площадки четвертого этажа попытаться заглянуть в окно интересующей меня квартиры. Но я понимал, что это бессмысленно. Шторы на окне были по-прежнему плотно закрыты. К тому же я боялся упустить Аделу.
Был, конечно, еще один, самый простой способ узнать правду: подняться наверх и позвонить. Но только при одной мысли о том, что вместо миловидного личика я вновь рискую увидеть физиономию монстра из «фильма ужасов», мне становилось не по себе. И потом, кто его знает, как поведет себя этот жуткий тип, когда поймет, что его хитрость раскрыта!
Мысли мои невольно переключились на дворника. Да, определенно этот… как его… Бонифат совсем не тот, за кого себя выдает. Он мне сразу показался подозрительным. Вид как у последнего забулдыги, а речь правильная, почти без искажений, да и держится уж больно независимо для простого работяги. Нет, что-то тут не так…
Время между тем шло, а из квартиры так никто и не появлялся. Меня снова стали одолевать сомнения. Неужели мои старания напрасны и мне не суждено встретиться сегодня с Аделой? А вдруг мне вообще не суждено с ней встретиться?..
Но тут, как бы в ответ на мои мысли, свет в окне погас, а через минуту наверху щелкнул замок, и дробный стук женских каблучков восхитительной мелодией разнесся по подъезду. Сердце мое, мячиком подскочив в груди, замерло где-то на уровне кадыка. Я едва успел спрятаться за дерево и, прислонившись спиной к стволу, весь обратился в слух…
Вот я слышу, как хлопает дверь. Вот ее шаги. Они все ближе, ближе… Девушка проходит почти что рядом со мной. Не узнать ее невозможно, тем более что одета она так же, как в нашу прошлую встречу: серая блузка с блестками, короткая кожаная юбка, черные чулки сеточкой. По спине, подпрыгивая в такт движению, призывно плещет грива роскошных волос.
Неторопливо проплыв по двору, Адела скрывается в арке ворот, и ко мне снова возвращается способность дышать, двигаться, соображать. Отлепившись от дерева, я, как завороженный, устремляюсь следом, с ужасом понимая, что все красивые слова, которые заранее приготовил, забылись, исчезли, растворились, как таблетка от головной боли под языком, принятая сегодня утром. На смену им пришло какое-то безудержное, бесшабашное веселье, оттого что я снова вижу ее, при желании могу даже дотронуться, переброситься незначительной фразой.
Когда лабиринт проходных дворов остался за спиной, я невольно ускорил шаг. Девушка, почувствовав, наконец, что ее преследуют, бросила несколько осторожных взглядов через плечо, но, прежде чем успела сообразить, кто это, я быстро нагнал ее и тронул за руку:
- Адела!
Она тут же остановилась как вкопанная, так что я чуть не налетел на нее.
- Ох, это ты?.. Так я и думала! - в голосе девушки мне почудилась какая-то горестная обреченность, но тот факт, что она сразу узнала меня, я расценил, как добрый знак.
- Адела, я так рад снова видеть тебя!
Я двинулся было ей навстречу, но тут же замер на месте, натолкнувшись на неприветливый взгляд. Девушка смотрела на меня в упор, чуть прищурив глаза, и во всем ее облике читался некий вызов и одновременно крайняя настороженность.
- Догадываюсь, - губы Аделы кривились усмешкой. - Это, конечно, из-за бабок.
- Каких еще бабок? О чем ты?
- Не прикидывайся наивным! В прошлый раз ты отвалил мне кругленькую сумму. Наверняка сгоряча, а потом пожалел об этом, верно?.. Однако заметь: ты сделал это по собственной воле. Никто тебя не принуждал.
- Господи! О каких деньгах речь! Я о них и думать забыл!
- Ладно, не строй из себя паиньку! Признайся лучше: ментов решил на меня навести?!
- Каких ментов, Адела?!
- Обыкновенных! - в ее голосе зазвучали уже знакомые мне металлические нотки. - А для чего еще тебе понадобилось вынюхивать, где я живу?!
Меня словно окатили с ног до головы помоями. Нет, чего другого, но таких обвинений я никак не ожидал от нее услышать. Неужели она всерьез принимает меня за шпиона, преследующего какие-то свои низкие цели? Да, без Бонифата здесь, думаю, не обошлось.
- Послушай, Адела, - выдавил я, наконец, из себя, - то, что ты говоришь, настолько обидно для меня, что… я просто не нахожу слов…
- Ой-ой, я сейчас расплачусь от умиления!
- Я понимаю, кто-то, видимо, очень хочет очернить меня в твоих глазах. И все же я прошу мне поверить. Я действительно хотел тебя увидеть.
- Увидеть! - передразнила Адела. - Ну, увидел, и что теперь?
Я не нашелся что ответить. Полагаю, вид мой в эту минуту был совершенно потерянным, так как девушка, смерив меня еще одним внимательным взглядом, наконец, смягчилась:
- Ладно, не дергайся! Верну я тебе твои бабки! Мне неприятности не нужны. Может, завтра… Или послезавтра…
Вдруг в глазах у Аделы, так же как в тот раз, в кафе, при совершении сделки, заиграли лукавые огоньки.
- А хочешь… хочешь, я отработаю свой долг? Прямо сейчас? Там лавэ как раз на два раза было! А? Как тебе идея?
Я был настолько ошеломлен ее предложением, что продолжал стоять перед ней, не произнося ни слова. С одной стороны, я, конечно, просто обалдел от счастья, но, с другой стороны, во мне все еще не улеглась обида на девушку. Наверно, в теперешнем моем положении было бы гораздо уместней - и эффектней! - повернуться и уйти с гордо поднятой головой - лишь тогда я мог бы считать себя полностью отомщенным. Но в то же время я прекрасно понимал, что, поступи я следующим образом - и такого случая в моей жизни больше не представится, не говоря уже о том, что я могу навсегда потерять Аделу. Так неужели теперь я должен отказаться от предоставленного мне судьбой шанса, принеся его в жертву своему надутому самолюбию?!
- Ну, что же ты молчишь? Боишься прогадать? - к моей собеседнице уже снова вернулась ее прежняя самоуверенность. - Соглашайся, пока не передумала.
- Я согласен, - эти слова я не сказал, а почти выдохнул (К черту принципы! К черту гордость! К черту! К черту!), чувствуя, как земля уходит из-под ног и все плывет перед глазами, сливаясь в яркий, разноцветный клубок.
- Вот и славно! - отработанным движением - на губах торжествующая улыбка - Адела берет меня под руку. - Тогда, может быть, сразу ко мне? Что зря время терять!
Не без усилия овладев собой, я хотел было возразить, что для начала неплохо и сходить куда-нибудь, хотя бы в то же кафе, но с ужасом вспомнил, что в кармане у меня всего лишь полтинник, оставленный женой на всякий случай, а этого едва хватит на рюмку коньяка, и прикусил язык. Девушка словно прочитала мои мысли:
- Брось комплексовать! Сегодня я тебя угощаю. Как говорится, долг платежом красен!
Покорно плетясь с нею рядом, я молча проглотил и этот подкол. Адела же, казалось, наслаждалась моим унижением:
- Что ты как воды в рот набрал? Развлек бы чем-нибудь девушку!
- Извини, но у меня сейчас не то настроение.
- А что ж такое? Ты ведь так хотел меня видеть! Разве ты не рад встрече?
- Рад, конечно. Но… я как-то по-другому все себе представлял.
- Разочарован?
- Не то чтобы… Просто глупо получается: я так много хотел тебе сказать, а теперь даже не знаю, с чего начать.
- Ну, если не знаешь, тогда лучше молчи.
Незаметно подошли к Аделиному дому. Когда вновь поднялись на знакомую лестничную площадку и моя спутница, ворча, стала возиться с замком, я вспомнил про дворника. Может, спросить у нее, кто такой этот Бонифат и что он сегодня утром делал в ее квартире? Нет, сейчас еще не время - как бы все не испортить!
Дверь, наконец, открылась, и через минуту с замиранием сердца я уже входил в комнату, с которой у меня было связано столько волнительных воспоминаний. Здесь все оставалось по-прежнему: широкая кровать под балдахином, стол, зашторенное окно во всю стену, торшер на изогнутой ножке. Только предметы в этот раз выглядели несколько иначе - как-то резче, выпуклей, объемней. Наверно, оттого, что вместо мягкого, интимного света Адела - полагаю, не без умысла - включила огромные лампы под потолком, которые и придавали всей обстановке такой непривычно-вызывающий вид.
- Присаживайся. Я сейчас, - скрывшись ненадолго в соседней комнате, девушка появилась с бутылкой какого-то дорогого вина и коробкой конфет в руках и, достав из стоящего тут же серванта два изящных бокала на длинных ножках, торжественно водрузила все это на стол. - Будем пьянствовать. Надеюсь, не возражаешь?
Слегка аффектируя, она уселась напротив меня и, скрестив пальцы под подбородком, с видом капризной школьницы наблюдала, как я, открыв бутылку, неторопливо разливал по бокалам густую тягучую смесь.
- Так. И за что же мы выпьем? - подняв на уровень глаз, Адела пыталась разглядеть на свет содержимое своей емкости. - Может, за встречу?
- Что ж, давай за встречу.
Мы чокнулись, и я быстро опрокинул в рот сладкий, с приятной горчинкой напиток.
- Угощайся, - девушка подвинула мне коробку с конфетами, но я лишь отрицательно помотал головой. Откинувшись на спинку стула, минуты две сидел неподвижно, чувствуя, как, медленно обдавая теплом, разливалось по жилам вино. И одновременно с этим ко мне постепенно возвращалась уверенность. Чтобы сохранить в себе это ощущение, я решил пойти ва-банк.
- Выпьем еще! - как бы уступая внезапному порыву, я снова потянулся к бутылке и, прежде чем Адела успела сказать хоть слово, до краев наполнил оба наших бокала. - Предлагаю тост за любовь!
- За любовь обычно третий, - в выражении лица девушки появилась некая озадаченность. - Хотя… почему бы и нет! Принимается!
Несмотря на легкий испуг, промелькнувший в ее глазах, Адела по-прежнему чувствовала себя хозяйкой положения. Это читалось в каждом ее движении, в каждом искоса брошенном взгляде, в лукавой улыбке, играющей на губах. И все же внутренний голос подсказывал мне, что я сумею одержать над ней верх, подчинить - хотя бы ненадолго - своей воле, и тогда… тогда ей уже - хочешь - не хочешь - придется играть по моим правилам.
Я окинул комнату изучающим взглядом.
- Послушай, по-моему, в прошлый раз у тебя была музыка? Или я ошибаюсь?
- А зачем тебе музыка?
- Хочу пригласить тебя на танец.
- Ах, вот оно что! - с деланным безразличием девушка кивнула в сторону небольшой магнитолы, примостившейся на тумбочке возле окна. - Кассета уже вставлена. С кнопками ты, надеюсь, разберешься?
- А есть у тебя что-нибудь менее попсовое? - я сделал вид, что не заметил ехидства в ее голосе. - Джо Коккер, например? Или Сантана?
- Я не очень-то во всем этом разбираюсь. Посмотри там, у магнитофона.
После недолгих поисков я обнаружил среди разбросанных на тумбочке кассет ту, что показалась мне наиболее подходящей - «Золотая коллекция блюзов». Не долго думая, я зарядил ее в магнитолу, и через минуту комната наполнилась тягучими, за душу хватающими аккордами.
Так, первый шаг сделан. Дальше - совсем просто: как бы невзначай щелкнуть кнопкой торшера, небрежной походкой подойти к противоположной стене и выключить верхний свет. И только после этого в шутливом полупоклоне склониться к сидящей за столом девушке:
- Разрешите?
Она, слава Богу, разрешает.
Первые же секунды танца показали мне, что я не ошибся в выборе мелодии. Наполненная внутренней энергией, она не позволяла
расслабиться, тормошила, звала к действию. Руки мои, как бы помимо воли, заскользили по телу партнерши, крепче смыкая объятия. Придвинувшись совсем близко, я стал покрывать осторожными поцелуями лоб, щеки, глаза девушки, все время стараясь дотянуться до губ. Адела, как и в прошлый раз, попыталась уклониться, но, движимый все тем же упрямым желанием сломить ее сопротивление, я решил во что бы то ни стало добиться своего, и вот после нескольких безуспешных атак Бастилия, наконец, пала. Ее губы на вкус отдавали чем-то терпким, неуловимо приятным, сладко кружившим голову…
По тому, как сразу обмякло в моих руках тело партнерши, по дыханию, ставшему частым и прерывистым, я понял, что одержал над Аделой пусть небольшую, но все же победу. Чтобы закрепить свой триумф, поскорей, пока девушка еще не успела опомниться, подхватил ее, почти безвольную, на руки и, осторожно перенеся на кровать, приступил к священнодействию, называемому раздеванием. Этим я, по-видимому, нарушил ее каждодневный сценарий, и это настолько поразило Аделу, что она даже не пыталась мне помочь и только смотрела широко открытыми глазами на то, как я непослушными пальцами один за другим совлекаю с нее предметы одежды.
Как и в первую нашу встречу оставив на ней лишь чулки и брелок (кое в чем я все-таки решил не отступать от традиции), я в свою очередь разделся, и… Это было как отчаянный прыжок со скалы в бушующую бездну. Вновь наши разгоряченные тела соединились в неистовом восхитительном безумии. Вновь я испытал уже знакомое мне ощущение резкого погружения в воду, но только на этот раз я не тонул, а сам устремлялся в глубину, уверенно увлекая за собой свою покорную каждому моему движению партнершу. Это осознание собственной силы и власти над Аделой было едва ли не великолепней того чисто физического наслаждения, которое, наверно, испытывает каждый мужчина (и каждая женщина) в минуты любовного акта, когда, двигаясь в едином, все возрастающем ритме, они как бы растворяются друг в друге без остатка и уже не чувствуют собственного тела, превратившись в некую эфемерную субстанцию, парящую в воздухе, не касаясь земли, вне времени и пространства…
Опять ловлю себя на мысли, что, возможно, кому-то из моих случайных читателей покажется, что я выражаюсь слишком напыщенно и отвлеченно, но - уж простите за напоминание - я пытаюсь передать здесь то, что думал и чувствовал в тот или иной момент своей жизни, и, если вас что-то не устраивает в моей манере изложения, вы имеете полное право пропустить это место в рукописи или, в конце концов, вовсе ее не читать.
Итак, я вновь испытал это блаженное чувство воссоединения с самой обворожительной девушкой на свете. Не знаю, доведется ли мне еще когда-нибудь пережить подобное…
Чуть позже, когда, вытянувшись в сладкой истоме, мы лежали бок о бок на кровати и курили, я внезапно вспомнил про презерватив, которым в этот раз так и не воспользовался. Впрочем, у меня его никогда и не было - та единственная пачка, что была куплена мной в кафе, бесследно исчезла, видимо прихваченная с досады грабителем, - а моя партнерша по забывчивости или по какой другой причине мне о нем не напомнила. Сознаюсь честно, меня это нисколько не огорчило (я тогда как-то не думал о тех неприятных последствиях, которыми оборачивается иногда для мужчины общение с девушками подобного сорта) - напротив, я готов был усмотреть в этом факте доказательство еще большей близости между нами, не ограниченной никакими условностями и предрассудками. Мне казалось, что лед в наших отношениях теперь окончательно сломан: из проститутки и ее клиента мы превратились в настоящих любовников и оба это прекрасно понимали.
- Знаешь, а ты ведь совсем не похожа на путану, - эти слова пришли мне в голову совершенно неожиданно и сказались как-то сами собой, прежде чем я успел их хорошенько обдумать. Я тут же внутренне сжался, ожидая в ответ какого-нибудь колкого замечания. Но, похоже, Аделу моя реплика ничуть не обидела.
- Это потому, что я слишком много тебе позволила? - она не столько спрашивала, сколько утверждала. - Сама не знаю, что на меня нашло. Словно наваждение какое… - Я заметил, что в ее тоне напрочь пропали блатные интонации: голос зазвучал как-то чище, проникновеннее. Она больше не играла со мной и от этого сделалась совершенно непохожей на себя прежнюю - не в меру кокетливую,
высокомерно-вызывающую и, как я понимал теперь, не имеющую ничего общего с той настоящей Аделой, которую я только теперь начинал открывать для себя. - Смешно звучит, но, по-моему, у меня это впервые.
- Что ты хочешь этим сказать?
- А сам ты не догадываешься?
- Кажется, догадываюсь, но… боюсь ошибиться.
- А ты не бойся!
Я повернулся на бок, пытаясь разглядеть лицо своей собеседницы, и встретился с прямым взглядом ее глубоких черных глаз, смотревших на меня строго и чуть выжидательно. От этого откровенного взгляда я вдруг смешался, испытав страшную неловкость.
- Дела, я давно собирался тебе сказать, - голос снова не слушался меня, предательски дрожал, сбиваясь на полутона, - ты… ты мне очень нравишься… Я хотел бы…
- Не надо, не продолжай! - по ее лицу пробежала уже знакомая мне гримаска недовольства. Но я все-таки закончил:
- …хотел бы, чтобы мы всегда были вместе.
Девушка вновь улеглась головой на подушку, не спеша затянулась, безотрывно глядя в потолок.
- И как ты себе это представляешь?
- Ну… я еще не думал об этом, - вопрос смутил меня своей прямотой. - Для начала можно было бы чаще видеться, а потом… потом уехать куда-нибудь.
- Куда? - она даже не скрывала насмешки.
- Куда-нибудь подальше. Чтобы все начать сначала.
Адела с минуту молчала, видно обдумывая мои слова.
- А как же твоя жена? Ты ведь, надеюсь, не станешь утверждать, что до сих пор не женат?
- Не стану, но… Понимаешь, у меня с ней все как-то не так… Я уже давно подумываю о разводе… - тут я невольно запнулся, так что мне понадобилось слегка прочистить горло. - То есть, нет! Вру, конечно! Всерьез задумываться об этом я начал совсем недавно - после того, как познакомился с тобой.
- О, вижу, ты всерьез решил за мной приударить! - девушка снова повернулась ко мне, и взгляд ее сделался пристальным. - Слушай, а тебя не смущает то, чем я занимаюсь?
Теперь пришло мое время недовольно морщиться. Я вдруг поймал себя на мысли, что до настоящего момента как-то избегал задаваться этим вопросом. Конечно, я был далек от того, чтобы ревновать Аделу к ее клиентам (как говорится, работа есть работа), и все-таки стоило мне хотя бы на минуту представить ее в объятиях другого, настроение мое тут же начинало портиться.
- Но… ты ведь не собираешься посвящать этому всю свою жизнь. И потом… если мы будем вместе… может быть, в дальнейшем необходимость в этом отпадет.
- Нет, ты действительно сумасшедший!
- Я не сумасшедший! Просто… просто я люблю тебя.
Последовала небольшая пауза, после чего девушка заговорила уже совершенно другим голосом:
- Да, теперь я понимаю, что ты и впрямь не шутишь.
- А ты сомневалась? - меня неприятно кольнула проскользнувшая в ее словах ирония.
- Нет, что ты!.. - она опять немного помолчала, как бы собираясь с духом. - Если честно, я тоже к тебе привязалась. Даже не знаю, как это объяснить, но… раньше со мной такого не было. Я это тогда, еще в первую нашу встречу, почувствовала. Я ведь даже платы с тебя вперед не потребовала, как обычно делаю, - боялась, что ты уйдешь. А потом вдруг жутко испугалась, сама не знаю чего. Поэтому и постаралась тебя отшить, надеялась, что ты обидишься и не вернешься, и это… как-то само собой пройдет. А ты вот взял и вернулся!.. Ты не думай, про деньги это я специально придумала. И про ментов тоже. Хотела еще раз тебя проверить… Ох, и зачем я только тебе об этом рассказываю! Совсем с ума сошла!
Наверно, если бы мне сообщили, что я выиграл в лотерею миллион, я бы отнесся к этому гораздо спокойней. В моей голове словно взорвалась шутиха. Подпрыгнув, как от толчка, я, выпрямившись, сел на кровати, повернув к ней горящее от волнения лицо.
- Дела… послушай… ведь это и есть то самое! Называй как хочешь - сумасшествием, наваждением или… или, может, любовью! Главное - не бойся себе в этом признаться! Я знаю, ты тоже этого хочешь! Ты тоже этого ждешь! Я не спрашиваю, что у тебя было раньше, до меня… Да это и не важно! Важно то, что происходит здесь, сейчас! Поэтому не думай больше ни о чем, не усложняй, а просто… просто
уступи своему желанию! Поверь, тебе не придется потом жалеть! Во всяком случае, я сделаю все, чтобы так не случилось!
Я сам не ожидал, что способен говорить с таким жаром, с таким воодушевлением. Все мои заранее заготовленные фразы, всплывшие после этого в памяти, показались вдруг пресными, какими-то ненастоящими - хорошо, что они в тот момент забылись, не пришли в голову.
До конца выслушав мою сбивчивую тираду, Адела надолго замкнулась в себе. Я не знал, как расценивать ее молчание, поэтому, выждав немного, попытался подступиться к ней с другого бока.
- Впрочем, может быть, я слишком многого от тебя хочу… В конце концов, ты привыкла к такой жизни. Кроме того, она, полагаю, приносит тебе хороший доход, - стараясь не обидеть девушку, я тщательно подыскивал слова, и оттого речь моя зазвучала как-то неискренне, фальшиво. Адела, видно, сразу это почувствовала: резко приподнявшись на локтях, быстрым движением затушила сигарету о край кровати.
- Замолчи! Не такие уж великие у меня доходы! И вообще, бабки не главное… Тут дело в другом.
- В чем же?
- Неважно. Но… я все равно не смогу быть с тобой.
- Ты это серьезно?! - я был ошарашен. Ведь всего минуту назад мне казалось, что девушку тронули мои доводы, что еще немного, и я смогу ее убедить. - Дела, объясни мне…
- Нечего объяснять. Просто это невозможно.
- Но почему?!
- По многим причинам. А вернее, по одной, самой важной, сказать которую я тебе не могу.
- Это что, какая-то тайна?
- Да, и если ты ее узнаешь, будет только хуже.
- Кому хуже?
- Всем. И тебе, и мне. Но в первую очередь тебе. Поэтому выбрось это из головы. Считай, что мы с тобой просто неплохо провели время. Ведь все хорошее когда-то кончается, верно? - Адела села на кровати, обхватив колени руками. Мне показалось, что в уголках глаз у нее блеснули слезинки.
Но я вовсе не собирался сдаваться. Настало время выкинуть свой главный козырь.
- Дела, - я старался говорить спокойно, взвешивая каждое слово,
хотя внутри меня все так и кипело, - мне кажется, я догадываюсь, что ты имеешь в виду. Все дело в этом дворнике… как его?.. Бонифате?
По тому, как резко повернулась она в мою сторону, полоснув горящим взглядом, я понял, что попал в самую точку.
- Что ты знаешь о Бонифате?! - в голосе Аделы вновь зазвенели металлические нотки. - Ну, говори же!
- Достаточно, чтобы сделать кое-какие выводы! Вы ведь с ним заодно, да?
- Значит, ты следил?! Ты все знаешь?!
- Кое-что знаю. Он тебе кто? Отец? Любовник?
Прежде чем снова заговорить, девушка долго и испытующе смотрела на меня, словно хотела убедиться, не дурачу ли я ее, потом медленно отвела глаза.
- Не то и не другое, - голос ее как будто слегка потеплел. - Так ты действительно ничего не понял?
- Что я должен понять?
Моя собеседница выдержала паузу, по-видимому собираясь с мыслями.
- Как бы тебе объяснить… Он мой родственник… очень близкий… Пожалуй, что брат.
- Брат?! Но вы же совершенно не похожи!.. - выкрикнув это, я тут же осекся, так как внезапно вспомнил глаза дворника, глубокие, черные, с такими же, как у Аделы, крошечными искорками на самом дне зрачка - то-то они показались мне тогда знакомыми. - Так это… правда?
- А зачем мне врать?
- Значит, все дело в нем? Так я и думал! Признайся, это он принуждает тебя заниматься проституцией?
- Нет, ты не понимаешь! Тут совсем другое, - она досадливо поморщилась. - Я не могу тебе сейчас всего сказать.
- А когда сможешь?
- Лучше тебе вообще ничего не знать! - девушка улеглась, облокотившись на руку, ко мне лицом, и взгляд ее стал каким-то отсутствующим. - Пойми, это в твоих же интересах.
Я сделал вид, что соглашаюсь с нею. Иногда разумней вначале отступить, усыпив тем самым бдительность противника, чтобы потом, когда он меньше всего этого ожидает, удвоить, утроить свой натиск. Тем более, что картина как будто вырисовывалась. Конечно, все здесь
упиралось в Бонифата, и, как бы девушка ни старалась его покрывать, с фактами, как говорится, не поспоришь. То, что дворник ее брат, это,
возможно, и правда, но правда также и другое: при Аделе он, по всей видимости, выполняет роль сутенера. Оно и понятно: на дворницкую зарплату особо не разживешься, вот Бонифат и заставляет сестру заниматься этим постыдным ремеслом, играя на ее родственных чувствах. Что ж, если причина только в этом…
- О чем ты задумался? - голос Аделы вернул меня к действительности.
- Да так, ни о чем, - отвлекаясь от мрачных мыслей, я провел ладонью по ее вытянутой ноге, от щиколотки к бедру. Этот почти непроизвольное движение вдруг родило во мне такое необузданное желание, что… что я вынужден был перекатиться на живот, чтобы Адела ничего не заметила. При этом рука моя как бы невзначай перекочевала на грудь партнерши. В ту же секунду я почувствовал, как по телу девушки пробежала легкая дрожь. Я понял, что ей передалось мое состояние, что она сейчас во власти тех же самых чувств. Это заставило меня действовать более решительно. Не грубо, но властно я привлек Аделу к себе. Она не сопротивлялась, лишь прошептала не очень уверенно:
- Паша, а может, не надо?
Это было последнее, что я услышал, перед тем, как, подхваченный водоворотом страсти, вновь ощутил себя пловцом, бездумно отдающимся на волю стихии…
Не стану в подробностях описывать свое состояние, тем более что раньше и так уделил этому слишком много внимания. Скажу лишь одно: минуты нашей последней близости с Аделой навсегда останутся у меня в памяти самой яркой, самой волнующей страницей. И не только потому, что по велению судьбы действительно стали для нас последними. Главная их прелесть (я понял это уже потом, спустя какое-то время) в том, что, по сути, это был наш единственный на сегодняшний день любовный акт, не обусловленный никакими меркантильными интересами, и то, с какой готовностью, с каким самозабвением отдавались мы этому акту, уже говорило само за себя. Да, язык страсти в конечном итоге оказался намного убедительней доводов рассудка. Все, что мы так и не сумели доказать друг другу на словах, доказали наши жаждущие воссоединения тела, наши глаза, губы, руки, связавшие нас крепче самых страшных клятв и обещаний. Так, во всяком случае, казалось мне в те минуты…
Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как, достигнув пика страсти, мы разомкнули объятия, в блаженной истоме разбросавшись на кровати. Наверно, вскоре мы оба заснули, утомленные этим почти часовым (сегодня мне кажется, что он продолжался почти до утра) любовным марафоном, и проспали, по-видимому, достаточно долго. Сейчас я уже не вспомню, что мне снилось в ту ночь, но определенно что-то очень приятное.
Зато мое неожиданное пробуждение назвать приятным было никак нельзя.
Я разлепил веки оттого, что Адела отчаянно тормошила меня за плечо:
- Просыпайся! Ну просыпайся же!
Ее лицо было почти неразличимо на фоне окна, по-прежнему плотно зашторенного, но по бледно-желтому пятну света, расплывшемуся на занавеси, я догадался, что уже утро. И еще, помню, мне бросилось в глаза: в полумраке комнаты кулон на шее девушки слабо отсвечивал красным, словно глаз какого-нибудь хищника. Мне показалось это странным, так как раньше, насколько мне было известно, он подобного свойства не проявлял.
- Что случилось? - я сел на кровати, в растерянности протирая глаза.
- Скорей! Поднимайся! Тебе надо уходить!
- Куда? Зачем? К чему такая спешка?
Но она не слушала меня и, ухватив за руку, изо всех сил тянула с кровати. В ее одержимости было что-то противоестественное.
- Дела, что на тебя нашло? Успокойся!
- Паша, я умоляю тебя! Поторопись! - в голосе девушки слышалась неподдельная тревога, в любую минуту готовая перерасти в истерику. Я был в полной растерянности: такой я ее еще никогда не видел.
- Послушай, ты можешь мне объяснить…?
- Потом! Сейчас не время! Уходи!
В этот момент я, наконец, разглядел лицо Аделы. Застывшая на нем гримаса отчаяния делала мою подругу почти неузнаваемой. Но было в нем еще что-то - неприятное, даже отталкивающее, что именно, я так и не успел разглядеть, так как она, почувствовав мой изумленный взгляд, быстро отвернулась и, глядя куда-то вбок, заговорила вдруг зло, отрывисто - чужим, незнакомым голосом:
- Павел, если ты сейчас же не уйдешь, клянусь, мы больше никогда с тобой не увидимся!
Странная угроза, прозвучавшая в словах Аделы, необычность интонации, с какой они были произнесены, подействовали на меня отрезвляюще. Я послушно спустил ноги с кровати и стал подбирать свою разбросанную по полу одежду.
- И все же ответь мне…
- Никаких вопросов! Быстрей! - снова я не узнал ее голоса, в котором вместо привычного металлического звона слышалось теперь глухое буханье литавр.
Озадаченный, раздосадованный, я стал нехотя одеваться. Моя подруга сидела на кровати, все также отвернувшись от меня, и по тому, как иногда вздрагивала ее спина, как судорожно она прятала голову в плечи, я видел, что Адела находится в жутком напряжении. Я не мог ничего понять и от этого злился еще больше.
Заря тем временем разгоралась все сильней, заливая комнату мутным, неверным светом. Предметы, понемногу выступая из темноты, принимали какие-то странные, причудливые очертания. И не менее странно среди всей этой обстановки смотрелась фигура обнаженной девушки, с рассыпанными по плечам черными волосами, сжавшаяся на краю кровати. Когда, уже полностью одетый, я снова взглянул на нее, на какое-то мгновение мне показалось даже, что она стала как будто ниже ростом и еще меньше, миниатюрней. С трудом отогнав от себя этот морок, я снова попытался заговорить с ней:
- Дела, может быть, ты все же объяснишь мне…?
- Оделся? (Нет, это все-таки не ее голос!) Ну, иди же! Не стой как вкопанный!
Но так как я все еще медлил, моя подруга, видимо окончательно потеряв терпение, вдруг вскочила с места и, подлетев ко мне как фурия, в ореоле разметавшихся во все стороны волос, с каким-то диким утробным завыванием стала решительно выталкивать в коридор. Натиск был настолько неожиданным, что в первую минуту я совершенно растерялся и даже не пытался сопротивляться. Тем более что передо мной снова на мгновение мелькнуло ее перекошенное от злости лицо, и снова я подсознательно отметил в нем нечто странное, пугающее.
- Да уходи же ты! Уходи!
Нет, что-то тут было не так. Почему с таким маниакальным упорством Адела старалась выставить меня за порог? Чего или кого опасалась? И вдруг меня осенило. Это случилось в тот момент, когда моя подруга, благополучно справившись с замком, одной рукой уже тянула на себя входную дверь, другой же пыталась протолкнуть меня в образовавшийся проем. Но я, уперев ладони в косяк и весь напружинившись, быстро заговорил, чуть развернувшись в ее сторону:
- Дела, признайся, это все из-за Бонифата? Да? Он сейчас должен прийти? Поэтому ты так торопишься меня прогнать?
Она не отвечала, с той же упрямой одержимостью продолжая толкать меня в спину. Однако я, шире расставив ноги для упора, стоял как стена, и девушка, наконец, вынуждена была уступить.
- Да! Да! Из-за него! Ты доволен?! - она уже не кричала, а хрипела, словно удавленник, на шее которого все крепче затягивают веревку. - Теперь ты, надеюсь, уйдешь?!
- Но почему ты его так боишься? Может, нам с ним стоит объясниться?
- Нет, только не это! Павел, я тебя умоляю!
- Не понимаю. Он что, настолько опасен? - я несколько ослабил сопротивление, пытаясь поймать ее взгляд, и Адела тут же не преминула этим воспользоваться: я опомниться не успел, как оказался на лестничной площадке. Дверь уже готова была захлопнуться за моей спиной, но в последний миг мне удалось-таки упереться в нее плечом.
- Дела! Да постой же, Дела!
Но, судя по долетавшим до меня из-за двери скрежещущим звукам, моя подруга в эту минуту уже возилась с замком. Я попытался ее опередить и надавил чуть сильней. Дверь вроде бы поддалась, но, открывшись меньше чем на треть, дальше не пошла - мешала цепочка, которую девушка успела, видимо, накинуть в самый последний момент.
- Дела, ты слышишь меня? Я все равно никуда отсюда не уйду! Поэтому давай поговорим! - чтобы не привлекать внимания соседей, я почти шептал, припав губами к узкому проему между дверью и косяком. Одновременно я старался хоть что-нибудь разглядеть в угольной черноте коридора, но пока мне это плохо удавалось.
- Дела, прошу тебя, отзовись! Скажи хоть слово!.. Я ведь знаю, что ты здесь!
Внезапно моего слуха коснулся слабый придушенный стон, заставивший меня вздрогнуть, который тут же сменился неприятным скребущим звуком, словно кто-то с усилием царапал ногтями по поверхности двери. Я затаил дыхание, прислушиваясь. Через минуту стон повторился и, застыв на длинной тоскливой ноте, перешел в утробный клокочущий рык, отчего мое тело вдруг покрылось гусиной кожей, а горло сдавил спазм. Я стоял, боясь шелохнуться, лихорадочно соображая, что бы все это значило. Но пока я терялся в догадках, вслед за этими странными звуками последовал глухой удар, словно там, в квартире, уронили какую-то тяжелую вещь. Дверь при этом как-то странно завибрировала, как будто через нее пропустили электрический заряд, и я невольно попятился, отметив попутно, что с той стороны на нее уже никто не налегает. Мне стало не по себе, я силился что-то сказать, но вместо слов из горла вырывались одни лишь сдавленные хрипы.
А в квартире тем временем творилось что-то ужасное: один за другим следовали глухие удары, словно по полу перекатывали нечто большое и громоздкое, и все это сопровождалось какими-то непонятными звуками, напоминающими не то кряхтенье, не то всхлипывание. Это было похоже на борьбу и одновременно на конвульсии умирающего. Я почувствовал, как по моим плечам и спине заскользили струйки холодного пота. Впервые за все это время мне стало по-настоящему страшно.
- Дела! - с трудом выдавил я из себя. - Дела, что происходит? Ответь мне, Дела!
В ответ - все то же кряхтенье и монотонный звук, будто огромной скалкой раскатывают тесто.
- Дела, ты меня слышишь? - борясь с нервной дрожью, завладевшей вдруг моим телом, я осторожно приблизил лицо к дверному проему. Я хотел и не хотел видеть то, что творилось там, внутри. С одной стороны, меня, как, наверно, любого на моем месте, разбирало любопытство, но, с другой стороны, я почему-то боялся увидеть за дверью нечто такое, что повергнет меня в жуткий шок, и тогда… тогда…
Я так и не успел додумать, что «тогда», поскольку, как только припал глазом к щели, доносившиеся из коридора звуки неожиданно прекратились, словно кто-то, открутив до отказа ручку настройки и так и не найдя нужной частоты, выключил радио. А потом произошло то, о чем я до сих пор не могу вспоминать без дрожи. Послышался скрип - возможно, так скрипит половица под чьей-то грузной ногой, - и в ту же секунду из темноты на меня надвинулась жуткая физиономия с широко расставленными глазами и длинным крючковатым носом, заросшее по самые скулы черной спутанной бородой, после чего знакомый скрипучий голос выдохнул мне в лицо одно-единственное слово:
- Убирайся!
Это было настолько неожиданно, что я, вскрикнув, отшатнулся от двери, которая с громким лязгом тут же захлопнулась перед самым моим носом, и, потрясенный, испуганный, кубарем скатился вниз по лестнице…
Я не помню, как вышел из подъезда, как долго блуждал по лабиринту дворов, прежде чем оказался, наконец, на знакомой улице. Способность соображать и делать какие-то выводы вернулась ко мне не сразу - настолько я был раздавлен и выбит из колеи увиденным.
Самым ужасным и неприятным в этой истории было то, что Бонифат, этот жуткий карлик-монстр, столь неожиданно представший передо мной, оказывается, все это время находился в квартире. Значит, он подслушивал, а, возможно, и подглядывал за нами. О, как это отвратительно! И Адела, конечно же, знала об этом! Ну, ясное дело, знала! Видимо, это давно вошло у них в привычку, став непременным условием совместных сеансов. Да, именно совместных, потому что, скорей всего, эта парочка уже не раз практиковала такое: пока сестра занимается любовью с кем-нибудь из своих клиентов, ее брат-извращенец, наблюдая за всем этим из соседней комнаты, тоже по-своему получает удовольствие. В медицине это, кажется, называется вуайеризмом.
Боже! Какая гадость! Как она могла так оскорбить, так унизить меня - и именно в тот момент, когда я открылся ей?! Ведь тогда получается, что все слова, которые Адела говорила мне, - это просто игра, часть задуманного ею омерзительного сценария?! Неужели такое возможно?!
Я шел, не разбирая дороги, то и дело останавливаясь или замедляя шаг, когда мои глаза вдруг подергивались мутной пеленой и к горлу подступала тошнота.
Помню, в тот день я с трудом добрался до дома, чувствуя себя совершенно разбитым и уничтоженным, и тут же без сил повалился на диван. Я думал, что не смогу заснуть, но, лишь только голова моя коснулась подушки, внутри меня как будто что-то щелкнуло, и я стал стремительно проваливаться в пустоту…
Я очень хорошо запомнил сон, приснившийся мне в то утро, запомнил, наверно, потому, что он явился своеобразным продолжением кошмара, пережитого мной накануне, и одновременно неким связующим звеном с ужасными событиями, которые мне еще предстояло пережить.
Сначала я увидел себя бегущим по длинной широкой улице, начало и конец которой терялись в непроглядном сером мареве густого разлапистого тумана. Я не знаю, что это за улица и как долго мне еще предстоит по ней бежать, но мне хорошо известна конечная цель моего маршрута. Это огромное приземистое здание в три этажа, издали похожее на крепость, с широкими тесовыми дверями, напоминающими ворота, и, хотя оно имеет так мало общего с домом, в котором мне довелось перед этим побывать, я твердо знаю, что именно туда должен сегодня попасть.
Но вот туман расступается. Я уже на месте. Быстро взбегаю вверх по высоким каменным ступеням - их я тоже вижу впервые - и, затаив дыхание, вхожу, наконец, в заветную комнату, где, знаю, меня уже давно поджидают.
Здесь тоже все по-другому: нет ни кровати, ни стола, ни серванта в углу, только голые стены, изрисованные большими уродливыми граффити, и - единственное напоминание о том, что я тут не впервые - огромное, во всю стену, окно в самой ее глубине. У окна я вижу фигуру обнаженной девушки. Это Адела. Она стоит ко мне спиной, в непринужденной позе, чуть опираясь о подоконник. Грива черных волос роскошной пелериной одевает ей плечи. Я неслышно приближаюсь к ней и, испытывая страшную робость, осторожно касаюсь руки:
- Дела, это я. Ты узнаешь меня?
Девушка, не двигаясь с места, чуть поворачивает голову. Какое-то время я любуюсь ее красивым профилем, выразительной линией носа, мягкими губами, слегка раздвинутыми в улыбке, округлостью высокой груди. Я нежно обнимаю ее за плечи, стараясь при этом развернуть к себе, но Адела вдруг начинает противиться, не грубо, но решительно отводя мои руки:
- Не надо, Паша! Не надо!
Я слегка озадачен, но все же не отказываюсь от своего намерения, проявляя чуть больше упорства. Девушка пытается вырваться, в отчаянии закрываясь ладонью. И тогда я, окончательно потеряв терпение, резко хватаю ее за подбородок и, несмотря на сопротивление, поворачиваю анфас.
В ту же секунду с губ моих срывается крик. Я вижу, что вторая половина лица Аделы представляет собой нечто ужасное: покрытое частой сыпью больших черно-бурых пятен, все в язвах и струпьях, оно образует некий чудовищный нарост сине-багрового цвета, вздувшийся наподобие флюса. А посередине этого бесформенного месива - глубоко провалившийся глаз, затянутый в белую полупрозрачную пленку, с закатившимся под самое веко зрачком.
- Ну что, добился своего? - в голосе девушки, помимо укора, слышится плохо скрываемое торжество. Ее пальцы крепко впиваются в мое запястье, и тут я со страхом и отвращением замечаю, что это вовсе не ее рука: покрытая черным курчавым волосом, она больше похожа на уродливую культяпку с узловатыми отростками вместо пальцев. В уши мне бьет громкий злорадный хохот, и, подняв глаза, вместо Аделы я вижу перед собой раздвинутую в мерзкой усмешке сморщенную физиономию Бонифата. Он хохочет все громче и, наклонившись к самому моему лицу, произносит голосом своей сестры:
- Ну посмотри же на меня внимательней! Неужели я тебе не нравлюсь?..
(Продолжение следует)