Скруткою
Провод свить
Трубку к уху - на связь,
Через помех попсы
Уши дерущий
Визг.
Только
Лишь на крови
Нерукотворен Спас
И рукотворен лик
Только лишь
На крови.
Страшное
Право быть
Проводом для живых
Доброе право знать
Горний отблеск
В себе
Кровью
Закреплено
На письменах земных
Светом закреплено
На письменах
Небес.
……………………………….
Номер
Определить
«Да, на линии – Бог!»
Боже, даруй любви,
Счастья и боли
Кайф!
...Тленом
Своих грехов
Мощью своих молитв
Ты еще не убит
Ты еще жив
Пока…
Первое. Симон Киринеянин
Тяжело. Но душа чиста.
Не грешу. Совсем не грешу.
Перекладину от креста
По камням на холм возношу.
Получай – за храм за три дня,
За субботу, за чудеса…
Исцелял, спасал, изгонял…
А теперь смотри, где ты сам?
Получай! Но что-то не так.
Не грешу. И всё же – грешу.
Перекладину от креста
По камням на холм возношу.
Второе. Гай Кассий Лонгин
Под лорику стекает липкий пот
Приходится терпеть. Не изменить
Приказов, что начальство отдает.
И сторожить, и драться, и казнить.
Людишек этих, что внизу, в тени.
Невыносимо. Климат здесь не тот,
Чуть не по них, кричат: «Распни! Распни!»
Не волчья кровь. Урод, а не народ.
Не волчья кровь, а так – моча осла.
Сидел бы дома, да баранов пас.
Сейчас страдает. Третьего числа
Не я ли дал ему в заплывший глаз?
Жара. А впрочем…вон, идет гроза.
От молнии Юпитер, сохрани!
Так, что там крикнул этот, весь в слезах?
«ИлИ, илИ, ламА савахвани?»
Ну, вот и всё. Приказ. Колю копьем.
И вижу Свет. И скомкана душа.
В бессильном озарении своем
Ниц падаю, по камешкам шурша.
…Центурион подняться мне помог.
«Гай, что с тобой?» Я говорю ему:
«Наверно, этот парень все же – Бог.»
Потом молчу. И ухожу во тьму.
Третье. Иерусалим
Пальмовые ветви – под ноги!
«Осанна!» ,«Осанна!»
И вот
Он вступает
В этот бессильный, всесильный, убогий
Город, который ждёт Слова.
Выслушает – и будет ждать снова.
Как ты чиста, простота!
Несть числа
Тем, кто бросает одежды под ноги осла,
Тем, кто вгоняет потом
В перекрестье креста!
Иерусалим!
Пыль веков,
Звон оков,
Римских орлов золоченая медь.
Иерусалим!
Птица бескрылая,
Птенцам своим
Не дающая в небо взлететь,
Иерусалим!
Гефсиманский сад.
Молитва исхода дня.
«Я – один. Они – одни.»
Кровь и слёзы по камню стекают, звеня.
«Отец, из этой любви
Вырастут боль и беда!
Пронеси эту чашу мимо,
В ней лихая вода!»
Как ты свята, простота!
Как остры
Зубы отведавших плоти у Лысой горы
И Торквемада
Свои разжигает костры
Благословляя убийц перекрестьем креста!
Иерусалим!
Пыль веков
Звон оков,
Бог не выдаст,
Свинья, пожалуй, не съест.
Иерусалим!
Птица бескрылая,
Птенцам твоим
Голгофа и крест
Как насест!
Иерусалим!
А после – две тысячи лет
Бед и побед
В пустом забытьи
О том, как разрушен,
Чем – снова построен Храм?
И только сейчас
Сквозь: «Возлюбите друг друга, братья мои!»
Прорывается
«Мне отмщение и аз воздам!»
Иерусалим!
Пыль веков
Звон оков,
Святости
И предательства жуть.
Иерусалим!
Птица бескрылая,
Птенцам своим
Открывшая к небу путь,
Иерусалим!
Эпилог:
Слишком многое не сказано
Или сказано убого.
Страх рассудка перед разумом,
Страх - душой коснуться Бога.
Страх, что не достроим башню, и
Сорок лет пути в пустыне...
Есть особый род бесстрашия
Приподняться над гордыней.
Встать смиренно, и не спутать слов
От ума, души и совести.
Мы ведь стали больше ангелов,
Надкусив эдемской горечи...
Сквозь игольное отверстие
Ниточкой канат протянется.
Всем даровано бессмертие.
Но не всем оно достанется.