Заболела я сильно, а в больницу попала прямо первого января. Повез меня сын в мокед – это когда все врачи уже не работают, платный на месте. Худенькая, порхающая врачиха в яркой кофточке и с взлохмаченными волосами, даже не осмотрев меня, попросила пойти и сделать рентгеновский снимок легких, что и было сделано.
Увидев снимок, жизнерадостная дама сказала в двух словах, которые понимают все, даже не знающие иврита:
- Мацав каше меод.
Это означало, что мое положение очень тяжелое. Естественно, нелегкое, если я обратилась в вечернее время к платному врачу. Мне сделали ингаляцию и дали направление в миюн – приемный покой больницы. Просили даже домой не заезжать, есть опасность для жизни. Очень срочно! Мне стало страшно, сыну тоже. Было уже ночное время, но народу в миюне уйма. Врачи и медсестры все в бегах, если посмотреть сверху, то покажется, что куча муравьев бегает по всем нужным и ненужным дорожкам. На входе измерили температуру, она была свыше 38. Мое дыхание прерывалось сильным астматическим кашлем.
- Посидите здесь, - указывая на диванчик,сказала тоненькая миловидная медсестра, пока что-то освободится.
Вскоре для меня нашлось место, положили. Я оказалась в маленьком, отгороженной шторами, помещении. Одна из штор была полуоткрыта, я увидела то ли старика, то ли старуху, страшно хрипящего под дыхательным аппаратом, самостоятельно дышать эта старушка, как выяснилось, уже не могла. Зрелище было ужасающим. Все силы медиков были брошены на спасение агонирующей старухи. Ее сын, мужчина лет 70, заметно волновался. Врач попросил его кое-что разъяснить матери.
- Она давно ничего не понимает, - сказал сын-пенсионер.
Работы по спасению старушки продолжались, на это были брошены все силы медиков. До меня очередь никак не доходила. Наконец, старушку увезли прямо на кровати, медики стали подходить по очереди к нам, остальным.
Полная, уютная врачиха взяла у меня из вены кровь, оставив в ней иглу на всякий случай. Расспросила у сына все про меня, так как я с ивритом дружу плохо, и ушла, сказав, что повезет кровь на анализ. Прошел час. Мне хотелось домой, хоть немного прикорнуть, но…надо ждать. А ждать в таком состоянии…..
Сын пошел покурить и рассказал мне, что привезли араба, он лег на постель, уснул, а рядом сидели его родственники и просили врачей его не будить.
Народу в приемном покое не уменьшалось. Чувствую, что, если не уйду домой, заболею еще хуже.
Подошел, наконец, доктор, владеющий русским.
- Мы сейчас вам сделаем капельницу небольшую, гормональную, и такую же ингаляцию, а затем отпустим домой.
- Гормоны, да вы что? Это страшная вещь, - сказала я, - а что-то другое можно?
- Как хотите, - равнодушно сказал доктор.
Мне было настолько плохо, что я вынуждена была согласиться. После процедур мне стало значительно легче.
Села в машину сына, мы поехали домой. По дороге рассуждали о том, стоило ли спасать почти столетнюю старуху, которая все равно уже ничего не понимает? Почему не спешат к тем, кто еще должен жить. Нет, речь идет не обо мне, а о молодых людях.
Проболела еще две недели. И снова это состояние проявилось, но я нашла в себе силы, чтобы бороться с этим самостоятельно.
Нет, не поеду больше в больницу, не хочу!
На первый взгляд израильские больницы не те, что в России, там есть и лекарства и хорошее питание, красивое и чистое постельное белье. В каждой палате туалеты с биде и чистой бумагой. Даже внешний вид больниц напоминает хороший отель. Только….упаси меня, Боже, снова попасть туда.
22 января 2008 Зинаида Маркина