Збаражско - Зборововская битва
М.Грушевский, в своей истории Украины приступая к описанию войны Б.Хмельницкого с поляками в 1649г. так начал свое повествование: « К сожалению, мы не имеем сведений, которые ввели бы нас в то, что тогда происходило, что думали, что планировали в казацких кругах и среди высшей старшины в окружении гетмана, в данном моменте.
То, что мы имеем, приоткрывает только часть этого занавеса….. « И с М.Грушевским можно полностью согласиться, если начать детально разбираются в описаниях военных действий 1649 года оставленных как современниками Б.Хмельницкого, так и многочисленными позднейшими исследователями и историками.
Поэтому мы попытаемся кратко, с учетом неполноты и противоречивости разных источников и позднейших суждений и оценок деятельности Б.Хмельницкого, провести историческую реконструкцию войны 1649 года и в частности Збаражско-Зборовской битвы.
В исторической литературе битвы под Збаражем и под Зборовым разделяют во времени и рассматривают в отдельности. Но, по мнению автора, это была одна битва, происходящая как бы в два последовательных и неразрывно связанных этапа, одного события. И эти сражения должны рассматриваться как одно историческое событие.
Но вернемся в май 1649 года. По распоряжению. Б. Хмельцкого его главные силы и артиллерия собрались у селения Маслов Став (ныне это место находится вблизи нынешнего с. Велика Русава Винницкой области - автор).
Проведя смотр войска на предмет готовности к войне, Б.Хмельницкий отправился со своей личной гвардией, на поиски, своего главного союзника в борьбе с Речью Посполитой - Крымского хана, походная ставка который находился в Крыму в районе Перекопа.
М.Грушевский так описал эти события: «Повествовали, что он (Крымский хан –автор) колебался, и уже выступив, под Перекопом имел совещание с мурзами, идти ли самому или нет: посылаясь и на свадьбу дочери, и на опасность от донцов, лодки которых, мол, уже появились на море и могут повернуть сия на Крым.
Ходили также слухи о каких-то негативных для хана изменения в (турецком) диване, „будто из Порты другого хана должны прислать”.
Гетьману и закупленным им мурзам, видно, пришлось не мало потрудиться, и много прошло времени, пока хана принял нужное решение: 10 июня 1649 г. орда перешла р. Днепр под Аслан-городом.
Гетман, отправившись десять деней перед этим, из Чигирина, как повествовали — с большим самолюбием — что найпикантнише: под королевской хоругвой, привезенной комиссарами.
Встретив хана с войском (Хмельницкий- автор) двинулся с ними на запад, на главный театр войны, собирая по дороге одиночные отряды своего войска и татарской орды.
Для успокоения (украинского – автор) населения было сообщено, что с ордой заново принято такое условие, чтобы она простых людей не забирала и вреда им не делала — по Костянтинов, по иным данным аж по р. Вислу: только там свободно ей брать людей в рабство.»
Военные силы поляков на начало кампании 1649 года были собраны в трех армиях, и потому им предстояло еще объединить в одну.
Само объединение военных сил, тоже не шло легко, потому что коронный гетман С. Лянцкоронский планировал направление главного удара на Камень и хотел его охранять. Рассуждая, что здесь казаки будут искать помощи Ракоци; польский генерал Фирлей хотел овладеть Волынью, а литовское войско князя Радзивила не желало выходить с территории Литвы.
Казакам, согласно плану Б.Хмельницкого нужно был связать эти три армии на местах их дислокаций, не давая им возможности к объединению, и при удачном исходе дел, разгромить их по очереди, пока польские силы не объединились.
Но Б.Хмельницкий промедлил с развертыванием своей армии и в 20 июня 1649 г. — Лянцкоронский, Фирлей, и примкнувшие к ним со своими частными военными отрядами воевода Остророг и князь Вишневецкий, договорились об объединении и устройстве общего лагеря под Збаражем. (ныне г. Збараж районный центр Тернопольской области - автор)
Примерно 27 июня 1649г. Б.Хмельницкий подошел под город Збараж — когда польские войска, успели уже объединились, заложив укрепленный лагерь (табор) и приготовится к обороне.
Всего в распоряжении поляков было около 9-10 000 профессиональных воинов и такое же количество так называемого вспомогательного персонала, плюс конница и гарнизон г. Збаража.
Главнокомандующим, с учетом авторитета и популярность в войсках. был выбран все тот же И. Вишневецкий
Но для Б.Хмельницкого, была опасность на севере в лице армии литовского князя Радзивила который согласно планам поляков должен был наступать на Киев.
Для предотвращения этой опасности Б.Хмельницкий провел новую мобилизацию и, назначив командующим полковника Кричевского, создал, таким образом, так называемый - корпус Кричевского.
М.Грушевский так метко охарактеризовал эти войска: «все, что могли еще изыскать, должно двинуться на Литву, и направил туда (Б.Хмельницкий – автор) в июне, всех кто мог служить в войске, за исключением детей и калек».
Под проводом киевского полковника Кричевского и наказного полковника черниговского Пободайла ценой больших жертв, ценой жизни самого Кричевского, литовская диверсия в ходе ряда кровопролитных боев была задержана в самих началах.
Литовское войско понесло настолько серьезные потери, настолько было ослаблено битвами с Кричевским особенно под г. Лоевим, что Радзивил, 21 (31) июля, в своей реляции сообщил королю о невозможности идти литовскому войску на Украину».
Далее М.Грушевский справедливо замечает, что: «кампания, что началась под Збаражем, описанная в тех польских источниках, из которых должны ее мы теперь изучать за нехваткой источников украинских, — показана, как что-то кошмарно-кровавое, что с новых времен, переносит читателя в эпоху азиатских этнических потопов, в атмосферу варварских походов на Грецию, на Рим.».
Забегая наперед, автор сообщает, что М.Грушевский опирался на польские источники, а мы предложим читателю еще и турецко-татарские источники, и тогда уж точно читатель перенесется во времена «варварских походов на Грецию, на Рим»!
Дальнейшие события под Збаражем развивались стремительно.
Так уже 29 июня 1649 г. была первая стычка передовых отрядов поляков и объединенной татарско-козацкой армии. Уцелевшие в битве поляки сообщили о появлении большой армии противника вблизи Збаража.
На следующий день первая волна армии Б.Хмельницкого докатилась до Збаража и сходу, мол, и «шапками закидаем» попыталась взять укрепленный лагерь поляков, но со значительными потерями казаки и татары были отбыты.
Далее снова следуем описанию М.Грушевского: «Второго дня уставленные вокруг города 30 казацких пушек начали канонаду, засыпая польский табор густым дождем гранат.
Вместе с тем шли новые казацкие приступы, которые, однако, были только прелюдией к главному штурму, что со всех сторон, с огромной массой войска поведен был второго дня.
„Як мухи в смолу холопство лезло, орда тучей летаючи, стреляла к валам, целый день был сильный натиск, и перед вечером были уже сбили из валов полк. кашт. Фирлея, была уже мысль — бежать к замку, но сдержал кн. Вишневецкий», вспоминает очевидец.
А автор подчеркивает, что в бой были брошены неподготовленные и только что сформированые казачьи полки их вчерашних крестьян « пушечное мясо». Запорожцы и реестровые казаки свели свое участие в штурме к минимому.
Но штурм был отбит, с большими потерями для осаждавшей армии Б.Хмельницкого, и эта победа подняла дух польских воинов авторитет И.Вишневецкого.
Тем более стойкость поляков вызывает уважение, если принять во внимание, что силы противоборствующих сторон, если их измерять в количестве воинов были явно нравные.
Одни источники называют около 300 тис. казаков и 100 000 татарской орды.
Но М.Грушевский их не признает и говорит о 70 000 казацкого войска и около 100 000 татарской орды.
Далее снова следуем за М.Грушевским «« Окружив его и отсекши всякий приступ к нему (польскому лагерю - автор), гетман имел полную возможность утомить и выголодить его осадой и привести к капитуляции — когда бы только питал уверенность, что какое-то изменение обстоятельств не прервет и не помешает сей блокаде.
Но именно уверенности не было, и через то приходилось спешить и употреблять более острые и дорогие средств осады.
Неустанно утомляя польское войско атаками: выпуская на осажденных то казаков, то татар, то окраинных повстанцев, то даже — как повествуют поляки — группы скота, чтобы к ним выстреливал обложенные свой порох, пугая их всякими неожиданностями, фортелями, криками, гетман заодно энергично вел земляные работы, которые все теснее окружали осажденных.
Под прикрытием деревянных щитов, так называемых гулай-городки, казаки копали шанцы, рвы, сыпали валы, в течение недели поставили одну за другой три линии валов и выставили такие высокие шанцы, что из них все видели в польском лагере „так что и собаку в обозе нашем забивали”, и, чтобы укрыть от казацкой канонады, поляки должны были копать себе норы и крыивки „як кроты”.
Так сие повторялось несколько раз в течение всей осады, в меру того, как уменьшалось польское войско, погибали кони, исчезали припасы.»
Поляки не выдержали и начали просить подмогу у короля. Так татарами было перехвачено письмо к королю и вот его текст:
„Мы в крайней беде. Неприятель, окружив нас так, что и птица к нам или от нас не перелетит.
Письма наши к вашей кор. милости перехватывают. Нас хватит только на несколько дней, ибо только что войско осталось без коней, не только, что не имеем пищи и дальше нескольких дней не можем выдержать, но найхуже, что и пороха не имеем, а неприятель наступает большими штурмами, а наши, захваченные ими, много пороха должны были выстрелять.
На достойное перемирие никакой надежды!
Хмельницкий надеется уже быть господином целой Польши. Голод необычен и неслыханный, труды ежедневные и опасности переносим — но пороха не имеем и на несколько день”, и т.д..»
Далее М. Грушевский к месту замечает, что Гетман Б.Хмельницкий и его старшина могли бы радоваться этому, но частые штурмы уже начали отбывать у татар и казаков охоту к осаде. Много она уже стоила Украине цифра 50 тыс. убитых и раненых из украинской стороны говорит сама за себя.
Поздние историки подсчитали, и тем самым, поправив М.Грушевского, что было предпринято 3 штурма Збаража.
3 (13) июля состоялся первый штурм Збаража, в каком повстанце 17 раз шли на приступ.
17 июля состоялся второй генеральный штурм, причем лишь дождь сорвал успех повстанцев.
21 июля состоялся третий генеральный штурм. Испытав неудачи и в этот раз, Хмельницкий изменил тактику. Были насыпаны валы с украинской стороны, и на них поставлены пушки, которые наносили осажденным полякам значительных потерь.
Было взято несколько бастионов и максимально сужено место осады.
6 августа состоялся последний значительный штурм, в котором легли немало воинов из обеих сторон. В частности, погиб герой украинских народных песен -корсунский полковник С.Морозенко.
После этого штурма, в сражение под Збаражем вмешалась новая сила, к месту битвы подошел польский король Ян II Казимир с 30 000 войском.
С этого момента, по мнению автора, начинается второй этап Збаражско-Зборовской битвы.
Узнав об этом через татарских разведчиков, Б. Хмельницкий, для продолжения осады крепости Збараж оставил часть войск под командованием генерального обозного Ивана Черняти, а сам с главными силами и частью татарской орды выступил навстречу королевской армии.
Основные силы украинских и польских войск встретились под Зборовом на реке Стрипи. Ход битвы.
7 (15) августа, меньше чем за день езды от Збаража, во время переправы через Стрипу, Коронное войско врасплох атаковали противники.
Армия Яна Казимира не была готовой к бою и, когда началось наступление, часть шляхты именно обедала.
Потеряв в бое около 4 тысяч человек, польского короля, немецких наемников и артиллерии (приблизительно 15 пушек разного калибра) переправились через Стрипу и начали строить лагерь.
Первая фаза битвы Место для лагеря было удачным для обороны. Река Стрипа заграждала войска короля из трех сторон, а три мосты соединяли польский лагерь с древними оборонными сооружениями Зборова.
Казаки, выставив ряд пушек, обстреливали лагерь. Казацкая артиллерия, что состояла из пушек, добытых в польских гарнизонах за год до того, была достаточно сильной, чтобы обстреливать лагерь с одного конца до другого.
В лагере началась паника, шляхтичи прятались в телеги и под телеги, а король собственноручно выгонял их оттуда палашом.
В ночь с 15 на 16 августа, Коронные войска построили ряд земляных укреплений в наиболее незащищенных частях лагеря.
Однако до утра так и не удалось закончить вал в северной его части. Утром казаки атаковали лагерь в этом месте и город. Они прорвались в лагерь и в город, однако закрепиться здесь не смогли.»
Надо сказать, что король не очень спешил на выручку осажденным под Збаражем, и двигался на театр войны крайне медленно, оправдываясь плохими дорогами.
Но вместо военной акции король вместе с канцлером Осолинским провели большую политическую деятельность, что в конечном итоге принесло полякам определенные диведенты.
Видно как никто другой канцлер Осолинский знал слабые стороны Б.Хмельницкого как личности.
Ну а теперь по сути вопроса и снова с ссылкой на работу М.Грушевского.
«В обозе под Радеховим, 26 июня 1649 г. июля король выдал Универсал к „всем тех, кто под теперешнюю измену собрались к Хмельницкому, нашим подданным и черни всей”.
„Видите сами”, пишет король, „что с вами дееться — как богато людей из русского народа взяты в поганскую неволю, как богато побито, как богато церквей назначенных на хвалу божью обесчещено!
Страшно и вспомнить, сколько беды сталось — не через вас, а через того изменника Хмельницкого, что, заговорившись с поганством на кровь христианскую, и теперь Татар держит на погибель вашу, чтобы вы, боясь того поганства, послушны были этому предателю!
Следовательно, не на то идем теперь с войском нашим, чтобы терять вас — невинных и обманеных, но на то, чтобы вас освободить из сетей поганских, в которые вас посадил тот изменник Хмельницкий.
Будьте же благодарные нам, за ласку нашу и, покинув в настоящий момент того изменника, самое дальнее за четыре дня возвращайтесь к домам и послушности господам вашим.
А мы вас в оборону свою берем, что никакой кары вам не будет, и останетесь при правах и стародавних обычаях ваших”.
Через два дня король выдал второй Универсал, еще более сильный — обращенный к казацкому войску: „до полковников, асавулив, сотников, атаманов и всех молодцов войска Запорожского”
. Король напоминал им, как он, в начале своего правления „подав” им гетманом Б. Хмельницкого „через послание ему хоругви и булавы”, в надежде на его обещания верности.
„Одначе тот изменник Хмельницкий, недостойный имени христианского, не оставил связей с поганством и обманув нас — всегда верных предшественникам нашим, королям польским, затянул погань на кровь христианскую и на погибель народу русского и старинной веры грецкой”.
Комиссии сбросил, посла королевского задерживает (Смяровского бы то), и, наконец, напал на войско королевское.
Потому король отставляет его от гетманства и провозглашает его за изменника, а на его место подает гетманом Семена Забузского.
„Кто из вас того приказа послушает и пристанет к упомянутому Семену Забузскому, тех мы к ласке своей принимаем, все вины отпустим и при правах и вольностях спрячем, — зная, что вы тем изменником были обмануты.
Когда же между вами нашлись такие непослушны, что той нашей лаской королевской и осторожностью погордились, — надеемся на Бога, что нам поможет на тех вероломщиков: даст их нам на месть и наказание за их преступление».
Далее король при том определил еще и цену за голову Хмельницкого, и эти универсалы очень сильно напугали Б.Хмельницкого.
Он как покажут дальнейшие события, и сохранившиеся исторические документы уже не считал себя «князем Русским» и не ставил себя цель. « выбить народ Русский из-под поляков!» как об этом публично заявлял в Киеве в начале 1649года.
. Для любознательного читателя не удовлетворенного общим описание хода сражения под Зборовым данного выше и составлено из данных разных энциклопедий, автор приводит описание сражения, данное М.Грушевским:
«Ничего, не подозревая, король в воскресенье 7 (15) августа, на католический праздник Успения, выслушав службу божью, перешел с пехотой за Стрипу и стал лагерем, а за ним начал перевозить сия обоз.
Остальное войско стояло позади, за мостиком. Линия войска необычайно растянулась, на которых полторы мили, по обоим берегам реки.
День был туманен и дождевой, и сие еще более затрудняло движение и ориентацию. Пользуясь сим, орда поделилась на две части, и одна зайдя за реку, ударила сзади в те полки, которые там стояли.
Стало сия большое замешанне: некоторые не выдержав натиску бросились бежать; иные, отступив к телегам, защищались оттуда, и очень богато легло народу „бо орде запрещено было брать плеников, только рубить”.
Вместе с тем вторая часть орды напала на королевское войско из фронта: здесь тоже наступила большая „конфузия”, и как бы не присутствие короля, который лично сдерживал и взбодрял своих, обходя полки с голой саблей и приказывая убивать беглецов, повторилась бы пилявецка история.
В конечном счете, польское войско отбилось, и перед вечером Татары отступили и стали кошем.
Новый день, очевидно, должен был привести новую битву, в дальнейшей перспективе — блокаду.
Против подавляющих неприятельских сил, невыгодной позиции, полной неготовности к обороне королевского войска его положение было очень опасно; осторожная осторожность давали королю и канцлеру против сего похода осуществился теперь в полной мере.
На военном совете, после отражения первого штурма, поддавались разные проекты выхода из сложившейся ситуации.
1. вывезти короля из обоза, чтобы он мог вернуться во главе благородных полков, а войску между тем за ложиться лагерем; стараться пробиться вооруженной рукой через неприятельское войско;
2. войти в контакт с ханом и попробовать перетянуть на свою сторону.
Этот последний выход канцлер Осолинский считал достаточно надежным, и король принял этот проект.
По итогам совещания было написало письмо к хану. С текстом письма читатель познакомится, когда дойдет до крымскотатарской версии обстоятельств Збаражко-Зборовской битвы. А в вкратце пока можно остановится на основных пунктах этого письма.
Король напоминал хану ласку польскую, которой он испытал, живи смолоду пленником в Польше, возбуждал дело упоминков — поощрял к возобновлению старой приязни, то есть получения денег за годы прошлые, настоящие и будущие.
С тем в настоящий момент, же прислано к хану одному важного Пленника-Татарина, но ему придано еще и второго посланика: священника, который должен был поручить письмо от короля Хмельницкому, где король писал:
«А мы и подавно — когда уже сами хотели иметь нас господином своим, и на счастливую елекцию нашу присылали своих послов к речи-посполитой, советуя ей, чтобы помнила счастливые господства покойного отца господина и брата нашего, найяснейших королей, и не искала чужих господ, а нас посадила на тот же престол, — надеялись мы от вас тем большей охоты и верности подданного к маестату нашего.
………………….
Тому же и теперь, сами своим лицом двинувшись и сближаемся, с тем к верности твоей и к войску нашего Запорожского посылаем, потому что хотим гасить тот огонь нашей королевской уважением, Господина-Бога взяв к помочи, — а не заходить в какой-то дальнейший военный прогресс.
„Тоже приказываем, чтобы оставили всякие неприятельские чины и отступили на 10 миль от нашего войска, а к нам прислали послов своих — чего хотите от нас и от речи-посполитой.
Мы же вам, на то даем наш обет королевскую, что задержим войска коронные и в. кн. Литовского и готовые прислали комиссаров, наших людей, почтенных сенаторов: обещаем сделать все, что принадлежит к вольностям и свобод Запорожского войска, успокоить и уконтентувать во всем наше Запорожское войско.
Определены мы, что тот Бог, который на нашу голову корону вложил и дал мне быть вашим господином, а вам подданными нашими, благословит нашу набожную интенцию: что не хотим пролития христианской крови, подданных наших, в начале нашего господства, но ищем покоя родительским аффектом нашим.
Так как когда обычай велит с каждым неприятелем, прежде всего, искать всяких способов к установлению мира, то тем более, когда в том же государстве проливается христианская кровь без всякой подходящей причины, сам Господин-Бог говорит не поступать сурово, не остановится на окончательном уничтожении, а искать справедливого мира.
Потому готовы мы в настоящий момент послать к региментарям нашего войска такой же приказ, который посылаем теперь к верности твоей и войска нашего Запорожского.
Уверены мы, что в том испытываем повинную и подходящую ваше внимание подданного — оцените вы труд и труд самого маестату нашего, поднятые для общего добра вас всех, подданных наших, и без какого-нибудь замедления отправите нашего посланника вместе со своими послами, а, отступив от войска нашего, будете ожидать комиссии и комиссаров, не имея никакого сомнения, потому что сами, лицом нашей королевской, хотим искать способов и успокоить то народное волнение.
Надеясь на то вполне от верности твоей, ласку нашу королевскую обещаемо вам.”
Днем 6 (16) августа Татары обновили свой натиск, вместе с казацким войском, что назревший за время сей из артилеррией.
Польские реляции считают его на сто-двести тысяч казаков, орды сто тысяч — цифры, разуметься, преувеличены.
Одна часть казацкого войска ударила в тыл польскому — приступила под город Зборов и хотили разбить обоз польский, вторая вместе с Татарами наступала из фронта.
Ситуация для Поляков была тяжелая! Но среди сей горячей битвы на два фронта к обеду пришел ответ от хана. Он обещал много:
Вопервых хан принимал протянутую ему королевскую руку.
В своим письме он указывал, что Польша сама разорвала дипломатические отношения с ним, заявлял, что он вышел в сей поход с твердым намерением зимовать в Польше — но когда король имеет какие-то приятельские предложения для него, он готовь трактовать и вышлет для переговоров своего визира, к которому король пусть пришлет своего канцлера
Устно намечались и главные условия понимания: удовлетворение казаков, выплата задержанной дани и значительного подарка сверх то, и разрешение орде взять ясырь при возвращении.
Но далеко больше еще, ниж все сие, давал Полякам факт, что к ханскому письму был приобщено и письмо к королю от Б. Хмельницкое.
Вот текст письма как его приводит М.Грушевский„Найясный милостивый король, господин мой милостивый и благодетель!
Видит то Бог, что я, будучи наинизшим подножком найяснийшого маестату вашей кор. милости, от детских лет своих, как уродился врожденным Хмельницким, вплоть до тех седых лет своих не был в никаком восстании против маестату в. кор. милости, господина своего милостивого.
Известна и служба моя, еще вместе с покойником, славной памяти отцом моим Михаилом Хмельницким, под старостой чигиринским, что на службе покойнику отцу вашей кор. милости и всей речи-посполитой положив голову свою на Цецоры, и я, будучи тогда при пок. отцу моим, угодил в свирепую неволю, которую терпел два года, а когда Бог соизволил меня из той неволи освободить, всегда был я при верном войску речи-посполитой.
И теперь — свидетельствую сия Богом, очень хочу, чтобы кровь християнская не лилась уже больше.
А что ваша кор. мил. уже два разы в писанию своим хозяйственном соизволишь вспоминать обо мне, подножке своей, как за какого-то мятежника, чего я и не думаю, — то знаю вероятно, что то из человеческого оговора.
Соизволь же ваша кор. мил. из ласки свои хозяйственной высоким и милосердным умом своим считать и милостиво выслушать тех господ, которых есть много при вашей кор. милости, — которые меня невинно оклеветали от господ державцев украинных, — так что не из спеси, но из больших бед своих — став изгнанником через собственную родину из убогих имений своих, по неволи должен я прильнуть и упасть к ногам большого царя и. г. крымскому хану, чтобы он привел меня к милостивой ласке вашей кор. мил., моего мил. господина.
А что при том должно так случится, что за виновных и невинные души должны искупать, пусть Бог судит, кто потому причина!
Я же ни немного не хочу противиться воли и велению в. к. милости.
Когда теперь соизволил, ваша кормил. назначить сие гетманство казацкое Забузскому, соизволь же ваша кор. г. заодно и выслать его к войску Запорожскому, а я ему в настоящий момент отдам булаву и хоругвь, которую теперь держу из ласки вашей кор. милости.
Знаю, вероятно, что за лаской вашей кормил. был бы я спрятанный при здоровью моим — но, зная, что п. властители украинны мало слушают вашей кор. мил., не смотрят на вашу кор. мил. самого — каждый господин королем называется, что не только они меня в государстве в. кор. милости не потерпят, но и душу из меня возьмут.
Так как я с войском Запорожским всегда и в начале счастливого выбора на сие государство в. кор. милости очень старался, и теперь того желаю, чтобы был, если сильнейшим господином в той короны Польской, и покойный господин-отец и брат в. кор. милости.
И теперь, не веря никаким оговорам, что если только невольником речи-посполитой, буду я держать сия того господина, который меня из ласки божьей держит ласково в своей опции, и при том из унижениями своими службами под ноги маестату вашей кор. мил. пристально отдаюсь.
Дано из лагеря из-под Зборова дня 15 августа 1649.
В. кор. милости господину моему милостивому, наинизший подножек Богдан Хмельницкий”.»
И это слова Гетмана войска Запорожского народного героя Украины всех времен? Победителя поляков и создателя основ украинского государственности?
Пусть это слова, но, а его последующие действия?
На этом автор прерывает повествование и так сказать на многочисленные замечания Интернет читателей о непроявлении своей личной позиции по описываемым историческим события, со ссылкой на Т.Г. Шевченко так комментирует, как вышеизложенное письмо Б.Хмельницкого так и его последующие действия после замирения с поляками при Збаражской-Зборовской битве.
Раби, подножки, грязь Москви,
Варшавське сміття – ваші пани,
Ясновельможнії гетьмани.
Чого ж ви чванитеся, ви!
Сини сердешної України!
Що добре ходите в ярмі,
Ще лучше, як батьки ходили.
Не чваньтесь, з вас деруть ремінь,
А з їх, бувало, й лій топили.
Продолжаем по М.Грушевскому - пока велись тайные переговоры,,Казаки рьяно, всеми силами добывали города Зборова, что мало для нас большой вес — и, учитывая телеги (половина телег стояла под ним), — и на воду, которую если бы нам видобрали, без труда бы нас взяли”, читаем в реляциях Мясковских.
„Драгуны уже не могли выдержать. Велено трубить на разную дворню, которая не очень охотно шла, но которые пошли, достаточно мужествено бились.
Однако казаки уже насыпали шанцы, вывезли пушки, вслепую на валы лезли и дрались через забор.
Дано знать королю с просьбой о поддержке. Король был смущен, потому что и его обоз отчаяно штурмуют.
Наконец распорядился трубить на охотника и сам без шляпы идучи по обозу, звал и просил, побуждая к верности и чести —, чтобы к валам пеша шли.
На сей призыв бросилось, что живо к валам, разная дворня сделала вылазку, и в ней легло нескольких сотен казаков и Татаров.
Того же часа и под обозом отбиты они и батареи овладели.
Войску от сего прибыло сердца, и оно охотно драло с неприятелем. Но нам приходило сия больше думать о безопасности, как об отваге — потому что нас орда как венцом обступила”.
Не дожидаясь перемирия, которого затребовал, был от хана король, перед началом переговоров, решили приступить к ним, не ожидая того „окончания кровопролития”.
Канцлер с небольшим конным сопровождением выехал под вечер на съезд с Сефер-кази-агой „канцлером ханским”, что развил дальше те условия, которые были пересказаны с письмом ханским.
Канцлер выпросил себе время для обдумывания до следующего дня.
Прежде чем закончить переговоры, визир, послал к казакам, которые добывали местечко Зборов, и под угрозой велел им отступить от осады мостика, покинуть шанцы, свезти пушки и отступить к обозу — также и к Татарам, что, гарцуя вокруг королевского обоза, бились с поляками, прислав несколько мурз, чтобы свести их с поля”..
Хмельницкий не брал участия в этом первом съезде, а переслал только новое письмо к королю, благодаря его за прощение и принятие к ласке и заодно выясняя и оправдывая из-за убийства Смяровского, что ему король поставил в особенную вину в своим письме.
Все другое было отложено до новой встречи с канцлером.
Прибыл (Б.Хмельницкий – автор) на переговоры 7 (17) августа. „Налетев сам к господину канцлера в поле, давних речей говорил себе, не вспоминать, обещал прийти к согласию, с повиновением и поклонной, вконец подал свои условия”,
Правительственная польская реляция в так описывает переговоры казаков с польским королем:
„Хмельницкому, что был с визиром татарским, канцлер велел, чтобы до двух часов выслал послов от войска Запорожского к ногам короливским с покорным прошением и признанием вины, что он и наполнил.
Приведенные среди всего войска пред короля, что находился в большом шатре, казацкие послы упали несколько раз на землю, с плачем, признавая вину войска всего и прося милосердие, а затем подали письмо к королю от имени всего войска.
Дан им ответ через канцлера, что король, господин милосерден, не хотя ничей крови, тем более — подданных своих, прощает войску своему Запорожскому его тяжелую вину” и т.д.
Выполняя королевскую волю, Б. Хмельницкий распорядился забрать пушки с шанцев и оставить всякие военные операции к окончанию переговоров, но выводить казацкого войска не хочет, потому что думает, что теперь оно будет служить только для безопасности короля.
При всей своей обнадежывющей лояльности, гетман все-таки не оставляет напомнить, что все сие только перемирие „до определенной ласки королевской”, — пока есть надежда на полное удовлетворение „жадання военного”).»
На этом стояла также и татарская сторона. Хотя хан и ставил своего союзника в принудительное положение, очень некорректно, — но портить своих отношений с казаками хан также не хотел, и удовлетворение казацкого войска ставил первым условием согласия с Польшей.
А уж для провозглашения независимости Украины от Польши Крымский хан пока Б.Хмельницкий вымаливал себе королевское прощение, сделал при заключении Зборовского мира очень много, как в этом сам может, убедится далее любознательный читатель.
И в заключение автор предлагает крымскотатарскую версию войны 1649 года в изложении КЫРЫМЛЫ ХАДЖИ МЕХМЕД СЕНАИ в его « КНИГЕ ПОХОДОВ».
Если бы профессор М.Грушевский и другие, маститые историки досоветского периода истории Украины, имели доступ к тексту этой работы, то история Украины ими бы писала немного иначе.
«Когда снялись с этой стоянки и немного прошли и остановились между передними полками крымских аскеров и полком запорожских казаков, то обнаружилось, что благоволением небесного царя отряд отборных ляшских гяуров жавнар численностью в одну тысячу, подошедший было к Крыму для взятия языков, наткнулось на азакских аскеров, и те, повергнув в прах смерти около ста гяуров, остальных взяли в плен, связали и привели в хумаюново присутствие.
Спросив их о ляшских полках узнали, что те находятся в крепости Избараш и, покарав врагов веры, в тот же день направились прямо в сторону крепости Избараш, и сделали привал на одной поляне и немного отдохнув снова поспешили в сторону Избараш-на врагов веры и государства-спешно двигаясь с благословенного утра до обеда, в полдень отправили вперед за языком йол агасы Омер Али-агу с шестидесятые заслуженных и известных героев, и пока остальное исламское войско продолжало путь, вышеупомянутый витязь пригнал от ляшских полков триста лошадей и десять гяуров-ляхов и немцев-и [от них] узнали, что враги веры находятся поблизости, и в тот день также шли быстро и торопливо и у видя их, окружили и обступили с четырех сторон.
В тот день времени оставалось мало, довольно долго шла битва, и более тысячи врагов сделались добычей сабель и довольно много гяуров было взято в плен. Сын знаменитого Газы бека, молодой и юный герой, и богатырь Азамат-мурза в тот день испил шербет смерти (да будет милость Всевышнего над ним).
В тот же день поспешно прибыли полки запорожских казаков и присоединились к исламским аскерам.
И в тот же вечер мужья, видевшие мир и испытанные в боях, собрались вместе и после разговоров и совещаний пришли к общему мнению, что «самые отборные и знаменитые гетманы, самые боевитые и воинственные подданные из войск ляшского короля в полном составе находятся в этом злосчастном полку и что они, укрепив оборону такой сильной крепости, как Избараш, сорока тысячью ляшских и немецких мушкетёров, окружили [крепость] несколькими кольцами рвов, и пристроили к крепостным стенам амбразуры и бастионы, и прочные башни, а пушечные мастера изготовили и установили бесчисленное количество несравненных осадных пушек, и пушек-зарбузан-так что ни пехоте, ни коннице не оставили возможности приблизиться к крепости ни с одной из четырех сторон.
Их готовность во всех отношениях полная. Торопиться тут не следует. В данном случае надо окружить их постепенно, с боями и со стычками, и натолкать в ров земли, и сделать подкопы, и постоянно обстреливать, и с четырех сторон построить полевые бастионы и вышки, установив на них осадное орудие, и обстреливая, нужно лишить их покоя и отдыха. От этого они потеряют силы и ослабеют, а фураж и провиант станут убавляться.
И инициатива, и победа за нами-если на то воля Аллаха.
Спешкой тут дела не сделаешь. Надо действовать не торопясь». Когда явились в присутствие хазрета хумаюна с этими предложениями, то Их визирь - мудрый как Платон и прозорливый как Аристотель Сефер Гази ага сказал: «Мое конечное мнение такое же», и приятными словами и приветливым лицом дал всем великим эмирам и начальникам победоносных аскеров советы и разъяснения, и утром, в воскресенье, все орудия войны были приведены в готовность, в полдень запорожские казаки ушли в траншей, и начав пальбу из пушек, дали ход бою.
А вечером, когда хазрет сахибкиран времени отослали всех своих сейменов и стрелков из ружей в левый фланг и велели открыть огонь справа и слева, то конница ляхов разом бросилась в атаку на полк запорожских казаков и тут племянник сахибкирана, молодой шахзаде Мурад Герай султан поскакали на ляшские полки со своим санджаком и полком, и в тот день, до самого вечера шла такая сильная битва,
Короче говоря, прорвали ряды безродных гяуров, уничтожая их, и большую их часть захватили в плен и связали, а остальную часть злосчастного полка опрокинули под стены и в крепостной ров.
Утром, в понедельник, у конницы гяуров, достойных ада не осталось сил для вылазки и с этой стороны стали налить по ним из осадных пушек и пушек-зарбузан, приговаривая: «Да будут побиваемы шайтаны!», а с другой стороны бек Ферахкермана, дав хороший бой, показал гяурам, чего они стоят.
Во вторник снова обстреливали их с четырех сторон, с утра до вечера шел сильный бой, и когда исламское войско, ударив в барабаны отбой, отошла назад, ляшские полки напали на пушки запорожских казаков и многие пали в прах смерти с обеих сторон, и это было сообразно со стихотворением:
«С каждой стороны есть убитые-это в пользу ислама» В среду, когда пришел гетман запорожских казаков Менлиска (так в тексте-пер.) и устроили совещание с великими эмирами и славными военачальниками, то была одобрена идея о том, чтобы натолкать в ров грунт.
В четверг, вместе с аккерманским и буджакским войском полностью прибыло и румелийское войско, а также знаменитость по имени Айтемур бек и все они присоединились к исламскому войску. Когда прибыл Айтемур бек и ударил челом хану, то удостоился любезностей и ласки.
В тот же день пришел лях, сбежавший из крепости и сказал: «Ляшское войско пребывает в полном бессилии и растерянности из-за того, что окружено с четырех сторон и для их мерзких душ сбежать было бы благом, и продуктов у них осталось мало»- это было приятной вестью.
В пятницу ось вселенной-ханский шатер, а также большие и малые палатки исламского войска сменили место стоянки, и, подойдя поближе к злонравным гяурам, стали вне предела досягаемости их пушек, и п. этот день не было боя, и дали воинам отдохнуть.
В субботу, рано утром, когда запорожские казаки отдыхали, вышла конница ляхов, а с этой стороны [вышел отряд] Субхан Гази ага и после стычки и боя ляшская конница бежала в свои траншеи.
В понедельник, с благословенного утра и до вечера, высекая молнии, поливали огнем из пушек и ружей [ляхов], достойных ада.
Во вторник снова стреляли из пушек и ружей, и когда увидели, что около ста ляхов вышли в обстреливаемое пространство, быстроногие татары взяли их всех в плен и связали.
В среду запорожские казаки подвели свои траншеи ближе [к крепости] и с утра до вечера, и с вечера до утра шла такая перестрелка, что как бы весь мир был охвачен огнем и горел.
В четверг траншеи и окопы соединились и снова шла такая перестрелка, что пороховой дым и огонь охватили весь мир и достигли [звезды] Капеллы.
В пятницу снова продолжалось огнеизвержение с обеих сторон, и аскеры, сделав обманный маневр, перехватили письмо и гонцов к злонравному королю и казнили их.
В субботу, когда снова шли бои на всех четырех сторонах [крепости] поймали гяура в облике нищего и из внутренности его клюки извлекли письмо к злонравному королю, [в котором они] с воплями просили прислать помощь, и стало ясно, что они крайне обессилели-и этого гяура распяли перед их глазами. ( текст письма приводился выше - автор).
В воскресенье барабаны ударили отбой, сражений и боев не было, и со стороны ляшского войска пришел гяур, известный под титулом комар и попросил пощады и прекращения боев.
В понедельник, дезертировав, пришли около ста ляхов, а за ними снова парламентеры, и когда они, плача и вопя, сказали: «Дадим джизье сразу за пять лет, и удовлетворим всех аскеров выдачей разного добра! Аман, эль-аман! Давайте заключим мир!» -то ответ, данный им был таким:
«Пусть придут господа Вишневски, и Хоразне, и Чинявски, и если сдадите нам своих лошадей, и оружие, и орудия и согласитесь остаться без ничего-мы вас пощадим».
Во вторник исламских аскеров предупредили, сказав: «Пойдем на штурм!», но в тот день все же не пошли и отдыхали.
Тогда, сбежав, пришел один лях и сказал, что [в крепости] одно кило проса продается за двадцать курушей, и в этот день не было боев, а лишь послали салют из пушек. В полдень пришли два их переводчика и сказали:
«Господа Вишневски, и Хоразне, и Чинявски, наверное, придут согласно высокого приказа, чтоб ударить челом о прах у ног [хана]».
В четверг из ляшской стороны пришли парламентеры и сказали: «Давайте мириться! Указанные беки придут!», и чтоб не остаться в обиде попросили у хазрета сахибкирана послать людей, и отсюда были назначены и посланы глава старейшин Сулейман ага и Омер Гази ага, бывший йалы агой и когда они пришли туда, то в соответствии с поговоркой: «Предатель всегда в страхе»- вышеуказанные псы, именуемые господами не осмелились прийти, а принесли извинения со словами: «Мы разузнали, что как только придем к вам-нас тут же казнят».
В пятницу, с раннего утра запорожские казаки пошли в атаку на окопы [ляхов] и ко времени ханского завтрака открыли огонь и подняли дым до небес, и повергли злонравных гяуров в прах, и многие гяуры нашли свои места в преисподней; поймали и взяли в плен, разграбили и растащили их коней и склады, а потом ночью натаскали дров и травы к крепости Избараш под башню, находящуюся со стороны окопов с целью поджечь, и когда, перед лицом врагов, достойных ада, подожгли, то от огня невозможно было ходить, и с обеих сторон стали разом стрелять из ружей и пушек-и тогда показалось, что это день светопреставления и что с неба на землю посыпались звезды.
В субботу шли такие же бои и запорожские казаки заметили, что около двух тысяч отборных ляшских воинов вышли из крепости и засели в засаду, чтоб напасть на окопы ночью, и тут два войска атаковали друг друга и произошел бой, который не поддается описанию.
В конце концов, ляшские гяуры были разбиты, и, падая и вставая, бежали в крепость.
В воскресенье снова обстреливали крепость с четырех сторон из осадных пушек, а в понедельник проклятые шайтаны были снова биты таким же образом.
Во вторник, сбежав из крепости, пришел юноша и сказал, что враги веры в высшей степени обессилели от голода, и не знают, что делать, и когда пришел знаменитый запорожский гетман, похожий на собаку (сегсар) и после переговоров и совещаний с великими эмирами и хосревовыми подданными-с полномочными представителями правительства и с военачальниками-то приняли решение идти утром на штурм.
В среду снова шли такие же упорные бои, и когда кто-то сказал, что в гяурской крепости Тырнапул имеются два осадных пушек, чрезвычайно больших и бесподобных, способных сокрушать горы, то [хан] послал главного казначея к гетману и тот дал несколько казаков, и [хан] присоединил к ним одного из своих заслуженных и именитых подданных по имени Сейид Али Бёлюк-Башы и отправили их в путь с приказом: «Завтра вы обязательно должны доставить эти пушки сюда».
В четверг, ранним утром, значительное число ляшских гяуров, мужей смерти, разом напали на окопы запорожских казаков и убили довольно большое количество их людей, и унесли пять или десять казацких знамен, а близко к полудню этот Сейид Али Бёлюк-Башы доставил те самые пушки, и пришел также доблестный гетман, и после переговоров с начальниками частей решили идти на совместный штурм.
Рано утром, в пятницу, двинулись аскеры - волна за волной, вал за валом,-и, обступив крепость с четырех сторон стали с нетерпением ждать начала штурма. Со стороны рва и с фронта пошли в атаку запорожские казаки, но никакого успеха не добились, и тогда сочли за лучшее приступ в тот день прекратить.
В субботу осада продолжалась и шли такие же бои, и один азакский подданный [хана] взял в плен двух языков-одного ляха и одного молдованина-и привел их в хумаюново присутствие, и когда языков допросили, то они дали такой ответ:
«Злонравный король пришел в крепость ... (пробел в тексте), идя на выручку осажденного презренного войска.
Оттуда он пойдет к крепости Буруды. Мы состояли на службе у бека, то есть у собаки по имени Курлиски, и когда отошли от своей части, нас окружили, и мы не смогли вернуться [к своим].
Из исламского войска [ляхи] взяли в качестве языка двух татар и отвели к королю. Они уже знают о пас и нам также известно, что после того как злонравный король со всем своим войском прибудет в Буруды, то собирается послать к вам послов, чтоб заключить мир. Ими пойманы также два запорожских казака, и отданы на излечение хирургу, так как они были ранены, и когда поправятся, то их пришлют к вам. Это все, что мы знаем».
Получив, таким образом, сведения о злонравном короле, начали готовиться, а к полудню, сбежав от проклятого войска, пришел один казак-пушкарь и сказал, что у тех в крепости совсем нет провизии и запасов, и не осталось сил и мочи, и что принято решение в ночь на воскресенье бежать.
Затем наступило воскресенье, последний день почитаемого месяца реджеб, когда богатырей из среды именитых эмиров, по имени Кыйа бек, Адиль бек, Ханмухаммед послали к войску злонравного короля на поимку языков, а в понедельник, первого числа великого месяца Ша'бан, убежав из осаждённой крепости, пришли два известных воина-гяура и когда их спросили, как им удалось бежать, то они, поклявшись своими головами, сказали: «Сегодня ночью среди зловредных гяуров, бывших во рву и в окопах, поднялся какой-то шум и наши гетманы и начальники послали нас и еще несколько людей, чтоб мы узнали, отчего шум и чтоб мы поставили их в известность, и мы, выйдя и подойдя близко к вам, воспользовались случаем и бежали, а прахоподобные гяуры сильно ослабли, и как долго ни старались бы выдержать голод-больше одной недели не протянут, и если ничего не изменится, то все мы в ваших руках».
Во вторник пришел еще один беглый казак и дал такие же сведения, а вечером того же дня Темур ага-августейший атабек, советник и визирь нуреддин султана встретил Ак Сеид Бахадура, пришедшего из отряда отправленных за языком эмиров, и тот сказал, что эмиры в поимке языков успеха не имели, и также известил сахибкирана, что недоверчивый (бедхаял) король все свое презренное воинство собрал вместе и дошел до крепости Белые Камни, а к сегодняшнему дню намеревается прибыть в крепость Тырнапул- так что не будьте в неведении». В ту ночь все исламское войско было предупреждено и до самого утра все были наготове и бдели.
Утром, в среду возвратились Кыябек мурза, Адиль мурза и Хапмухаммед мурза, не поймав языков, и сообщили: «Мы не смогли обнаружить следов злонравного короля и поймали одного гяура из реайя, и когда допросили, он сказал: «Я видел бесчисленное дьявольское войско злонравного короля своими глазами. Он идет самолично, чтоб встретиться с вами. Конечно, не следует ограничиваться этими сведениями, однако точно, что король уже где-то близко».
Тогда все великие эмиры, и сановники, и руководители государства и подобный Аристотелю хаканский визирь хазрет Сефер Газы ага, погрузившись в пучину рассуждений и предприимчивости, высказали то правильное мнение, что «В данном случае нужно поставить в известность запорожского гетмана Менлиску.
Пусть возглавит своих отборных стрелков из ружей и вместе с нами самолично идет навстречу королю, а часть его воинов пусть остается в окопах и воюет с осажденными, не давая им возможности открыть глаза, и некоторую часть исламского войска тоже нужно оставить, и сераскером над всеми нужно назначить лучшего среди боевых султанов Мурад Герай султана.
Пусть они по-прежнему держат здесь в осаде проклятое воинство и продолжают воевать с ним. А хазрет сахибкиран земли и времени пусть самолично идет навстречу злонравному королю совместно [с казаками] пока тот не поспел на подмогу к злосчастным [осажденным], и, уповая на Аллаха, положим начало схватке».
Эта блестящая идея и заманчивый план сильно понравились сахибкирану, и Они дали именно такой приказ, и отправили вперед под видом торговцев Сыртлан мурзу из Махметовых сыновей и еще одного Сыртлан мурзу из Мансуровых сыновей всего двух мурз-сыртланов, т.е. львов-нукеров и приказали им поймать и привести языков непосредственно из войска короля.
В тот же день после полудня Адиль мурза из Ураковых сыновей поймал и привел одного еврея из королевского войска и когда в присутствии хумаюна его допросили, тот сказал: «Я был в войске короля. У него сейчас восемь тысяч немецких рыцарей и еще шестнадцать тысяч реестровых ляшских воинов и еще пятьдесят тысяч созванных мобилизацией из крепости Кийув, и из Литвы, и король дал еще один день, чтоб к нему присоединились еще воины с окрестных мест. Наверное, они все совместно нападут на вас, они осведомлены о численности и силе вашего войска, и они в высшей степени наготове».
На этом, согласно вышесказанному детально разработанному визирем предприятию, к запорожскому гетману отправили именитого Периш агу, и оставив часть аскеров с тем, чтоб продолжить бои с осажденными, самолично, вместе с запорожским гетманом выступили, и воскликнув «Где ты; злонравный король?», отправились в путь.
Шли некоторое время и тут вышел навстречу человек от мурз Сыртланов, отправленных ранее [на поимку языков] и сказал: «У крепости Бийала Каменске мы наткнулись на войско короля и около трехсот гяуров сделали добычей наших сабель (та'ме-и шемшир эйледик} а тридцать гяуров мы взяли в плен, а также поймали известного гяура по имени Залковски. Сейчас их ведут». И со словами «Да будет победа всегда с Вами!»-он помолился за удачу шаха.
И когда от мыслей: «Слава Аллаху всевышнему-это признак предстоящей победы», сердца газиев укрепились, и они с достоинством шли дальше, показались упомянутые мурзы Сыртланы. Когда допросили языков, те ответили: «Сейчас при королевском присутствии тридцать тысяч воинов, а созванные по мобилизации еще не явились, они еще у Ильбава».
Тогда послали пять известных мурз во главе с Кельмамед мурзой из Ураковых сыновей за новыми языками. А хазрет сахибкиран времени со своим подобным морю войском, перейдя реку Тырнапул Сувы-а это было в субботу-велели сделать короткий привал и отдых. На этом благословенном привале упомянутый Кельмамед мурза привел языка, и когда языка допросили, то его ответ сошелся с ответом языков, приведенных мурзами Сыртланами: «Войско короля состоит из тридцати тысяч реестровых воинов. Литовское войско еще не подошло. Злонравный король где-то поблизости и если выйдете в путь с утра, к полудню увидите его», и на этом, ранним утром,- а это было в воскресенье-хазрет сахибкиран времени выстроил ряды и составил полки на правом и левом флангах, и центр, и фланги были украшены и расцвечены флагами, литавры и боевые барабаны подняли грохот и тарарам, и победоносное Чингизово знамя и гордый сахибкиранов бунчук взвился аж до [звезды] Капеллы.
В это время, привели еще одного языка и тот в своем ответе сказал: «Король также тронулся в путь ранним утром, и оба войска сейчас на конях, и вы скоро несомненно встретитесь».
Тут войско заспешило вперед, чтоб встретить злонравного короля лицом к лицу, а затем остановились, а Ураковы и Ормаметовы сыновья, каждый со своими пятью и десятью тысячами аскеров отрезали королевскому войску дорогу назад и приготовились к битве.
Короче говоря, перед фронтом королевского войска стояло водруженное знамя хазрета сахибкирана, а с [остальных] трех сторон штандарты великих эмиров и таким образом взяли проклятого в середину.
В тот день произошла такая жуткая битва, что проклятому, терпящему бедствие совсем и категорически не давали ни пощады, ни возможности опомниться, и с полудня до позднего вечера от блеска режущих сабель ослепло само небо, а от бешеного бега коней газиев потемнели его своды, у злонравного короля захватили тысячу повозок с казной товарами, и повергли в прах смерти семь тысяч отборных гяурских воинов, и благодаря преславного и всевышнего [Аллаха] из исламского войска стали шехидами всего пять или десять мусульман.
Вечером барабаны ударили отбой и два войска разошлись и провели ночь лицом к лицу.
В ту ночь злонравный король понял, в какую беду он попал и мир для него оказался тесен.
А утром с воплями «Аман! Эль-аман!» его парламентер принес письмо к его высокому сахибкирановому порогу со следующими словами:
«Чего бы там ни было-Вы наш шах и падишах. Произошла такая битва!
Да не даст Он нам сгинуть и исчезнуть!
Теперь мы признали свою вину и поняли, чего мы стоим. Моя вина в том, что я выступил против сахибкирана времени.
Этого достаточно. Пусть берут с меня все, чего хотят, только пусть пощадят нас и не дадут моему народу и стране пропасть и сгинуть.
Пусть дадут мне возможность жить под сенью Их правления.
Я Их низкий раб. Пусть берет с меня плату».
Со своей стороны сахибкиран времени дал такой ответ:
«Прощать кающихся злодеев и отвечать добром на зло-это один из старых обычаев моего рода.
Ладно, его просьбу приемлю. С тем условием, чтоб были даны обет и клятва.
Но нельзя заключать договор с первым попавшимся человеком. Пусть к деятелю моего царства и к представителю моего государства, к моему визирю и советнику Сефер Гази ага придет представитель его государства, его министр, а он известен и знаменит под титулом канслер (канцлер) -пусть его и пришлет, и тот, придя доложить их желание и просьбу и получит ответ от моего мудрого как Аристотель визиря Сефер Гази аги».
Письмо такого содержания было отдано их старшему послу, а на словах ему было сказано: «Завтра, пока не придет канцлер и не будет достигнута договоренность сахибкиранов бунчук не вступит в бой.
Однако кругом много разнородного войска, и мы не можем всем им объявить о перемирии, в отношении которого еще нет договоренности, так что пусть терпит, если [другие войска] нападут с других сторон-и пусть поторапливается.
Татарское войско-это племя грабителей, и [королю] будет трудно уберечь от них свое имущество и воинов.
Сейчас мы его пощадим-иначе ни от него самого, ни от его трона и государства ничего не останется.
Пусть сейчас спасает свою душу».- такие человечные слова и разъяснения положения дел содержало оповещение, данное послу.
Той ночью посол пришел [к королю] и поставил его в известность о сказанном, а тот собрал своих министров и служащих, всех гетманов и военачальников-достойных ада собак, и обменялся с ними мнениями и посоветовался с ними, и говорил о том, что нужно спасать свои души, и что скоро наступит утро и на их головы обрушится день Страшного суда-и печальные, и бессильные, засунув в рот палец изумления с нетерпением стали ждать утра и пробуждения.
Тут наступило верное утро, и солнце, согревающее мир, подобно великодушному хумаюну шаху сияючи показалось из созвездия Стрельца и тут быстроногие татары, подобно тому, как волки набрасываются на овец, бросились на войска короля и начали их грабить-хотя боевые барабаны не давали сигнала к бою и флаги, извивающиеся как драконы, не были еще подняты.
Тогда тут и там [ляшские воины] подняли белые флаги, и злонравный король был повергнут в печаль, а тот самый канцлер, бывший в должности главного визиря вышел из своего войска, и, крича «аман, аман!» направился к предприимчивому сахибкиранову визирю, к советнику, подобному Асефу, к завоевателю стран, к герою в поле битвы Сефер Гази аге.
С этой стороны послали вперед йасакчиев, и те привели того самого канцлера.
А этот проклятый канцлер был известным и опытным и проницательным гяуром, мастером говорить и вести переговоры-и он, ударив челом, как полагается по законам и обычаям, задал вопрос: «Чего желает от нас Ваша честь?», и стал ждать ответа.
Мудрый как Асеф ] хазрет Сефер Гази ага немного подумав, ответил:
«Вы спрашиваете о наших желаниях, прося мира.
Первое паше условие-пусть все победоносное исламское войско-а их приблизительно дважды по сто тысяч героев-достигнут желаемого взятием из вашей страны ясыря и военной добычи.
Второе-на карманные расходы сахибкирану времени доставите два раза, но сто тысяч курушей с тем, чтобы все это было в звонкой монете или же в реалах. (современные историки пишут, что Король с Ханом сошлись в конечном итоге на выплате 90000 талеров –автор).
В третьих - о запорожских казаках, попросивших у нас помощи - ныне все они подданные нашего сахибкирана - сорока тысяч казакам, согласно их желаний будете безупречно платить жалованье и отныне не будете даже косо смотреть на крепости и села и районы, принадлежащие запорожским казакам, да так, что если пожалуется хоть один из них-это будет означать нарушение вами договора и вы будете наказаны.
А после того, как примете эти три условия, будете без недостачи и без убавления, ежегодно и своевременно доставлять джизье, которую вы с древних времен платили порогу государства гнезду чингизову, и с сегодняшнего дня будете воздерживаться от действий, противоречащих договору и обету; а если же эти предложения не примете-не будет пощады вашим душам.
Перед вами выбор: ваши души или ваши деньги и имущество.
Насколько мне известно-условие откупиться деньгами и имуществом есть условие легкое: они ведь не дороже самой жизни.
Отныне, если у вас на глазах быстроногие татары будут брать в плен ваших людей и ваших жен и детей, грабить и расхищать вашу страну, сжигая и разрушая все вокруг, а вы окажете сопротивление хоть одному татарину-это будет означать сопротивление всем и мир будет нарушен.
До сих пор запорожские казаки были вашими подданными — но отныне боевой и властвующей силой будут они, а вы станете их подчиненными и подданными.
Помимо того, что вы будете платить жалованье сорока тысячам реестровых казаков (дефтерлю казак), много раз по сорок тысяч ваших людей должны служить родственникам и родичам этих сорока тысяч казаков-такой должна быть над вами их власть.
Если ныне ваш король и ваши гетманы с удивительной спесью владеют целыми областями, пребывая в роли власть имущих-то отныне господами должны стать ваши подданные, а вы должны подчиниться им.
Эти два условия не распространяются на честных и благородных людей. Сегодня ты свободен. Иди к своему господину королю и объясни ему положение дел, а завтра утром придешь с ответом сам».
Когда Сефер Гази ага отослал проклятого канцлера назад с этими подробно изложенными условиями, то проклятый канцлер лишился речи и чувств, а хазрет сахибкиран похвалил своего подобного Аристотелю визиря, а великие эмиры и аскеры воскликнули: «Велик Аллах! Браво, браво!»
Этот канцлер, придя к своему королю, рассказал ему без упущений все, что видел и слышал, и все главари безродных гяуров, собаки, которым уготовлено адское пламя, собрались вместе и, услышав из уст канцлера о [выдвинутых] условиях воскликнули: «О горе! Какой позор!», а все войско ахало и охало.
А затем говоря друг другу: «Что ж-нам не повезло. Но жизнь одна. Наши желания и труды оказались тщетными, а страна уже давно погибла. Пусть хоть наш король не попадает в плен.
Он нежный король, воспитанный в стране немцев. Он не выдержит того, чтоб пахать землю, лепить кизяки, работать серпом и перегонять лошадей в стране татар. Надо согласиться с их условиями. Сейчас не время упорствовать»-на этом они пришли в тот вечер к общему мнению.
Утром, в среду, этот канцлер и министры, и другие государственные люди, отделившись от ляшского войска, попросили, чтоб пришел Сефер Гази ага.
Тогда с этой стороны вышли государственные люди и установили меж двух войск шатры и палатки и министры злонравного короля сдали наличными тридцать тысяч курушей из двухсот тысяч, а на доплату остального попросили срок-пока король вернется в свою столицу-и в качестве заложника оставили зятя этого канцлера -великого в своей надменности владетеля большой области, а с этой стороны ответственным за получение оставшейся суммы назначили старшего садовника хумаюнова порт, а Сулейман агу, и, наверное, скоро будет рассказано, как эти деньги были привезены, а заложник освобожден.
Мы уже говорили об условиях, выдвинутых Сефер Гази агой перед упомянутым канцлером.
Об этих условиях ляхи сказали:
«Все эти условия мы принимаем. Пусть исламское войско грабит все наши области и берет ясырь; если даже уведут наших людей и наше добро и имущество, мы жаловаться не будем.
Если увидим татар, то пройдем мимо, будто никого не видим, и сколько в стране ляхов и в стране русского племени имеется пленных татар - снимем со всех оковы и освободим во здравие счастливого и степенного и славного сахибкирана времени, славного хазрета хана.
Теперь мы их свободные тарханы и покорные подданные, от всей души готовые принести покорность, а запорожские казаки пусть будут как бы их (то есть татар) подданными.
Будем платить жалованье казакам без убавления, и не вступим на земли, принадлежащие им».
На основе этих слов и решений были написаны договоры и оставлены заложники с тем, чтоб каждый год и своевременно платить джизье и казну.
Поверх того они сказали: «Пощадите наших отборных воинов и именитых военачальников Вишневского, Хоразна и Фирли и прочих владетельных особ, находящихся в осажденной вами крепости Избараш, и все что хотите взять за них-возьмите от них самих отдельно».
Когда на этой стороне обратились к высокому хосревову порогу, то снизошло высокое хумаюново согласие и с упомянутыми подробными условиями, на гербовой бумаге с красной меткой и синей печатью, согласно Чингизовых законов были написаны царский указ и хумаюнов договор, у зло действенных гяуров были взяты заложники, а исламскому войску дали разрешение грабить имущество, брать в плен женщин и детей, во все стороны были отправлены в набег отряды и войска, и все вернулись с богатой добычей, и каждый аскер достиг богатств Каруна: все это стало дестаном в языках, все это невозможно ни описать, ни рассказать — так что не будем многословны.
В общем, после того как обеими сторонами были заключены и закреплены мир и согласие, утром, в пятницу, победно развевающиеся флаги сахибкирана времени и его подобное Плеядам войско направились к Избарашу, а к вечеру поступил хумаюнов приказ остановиться у реки Тырнапул Сувы.
В субботу переправились через реку, и в тот день отряды, отправленные в набег вернулись с бесчисленными трофеями, а ближе к вечеру остановились около Избараша.
В воскресенье с бесчисленным войском дошли до сахибкирановых аскеров, оставленных осаждать крепость Избараш и установили хумаюнов шатер.
В понедельник, когда еще не готовились вступить в бой, из проклятого войска, вопия: «аман, аман!»-пришли люди от имени поганых военачальников Вишневского, Хоразна и Фирли и других военачальников и сказали: «Вы пощадили нашего короля. Мы два месяца мучились в осаде, день и ночь терпели лишения, от наших пятидесяти тысяч стрелков-мушкетеров (тюфенк эндаз) остались лишь жалкие и униженные десять тысяч. Пощадите нас-а цена наша сорок тысяч курушей и извините, если мало»-и с этими словами дали из своей среды в заложники известного владыку Потосского.
Трофеев и добычи стало так много, что не осталось ни свободных повозок, ни одной лошади, на которые можно было бы погрузить золото, и монеты, и серебряную утварь, и никому уже и не хотелось заниматься этим.
Каждый был уже наготове, все войско было перегружено военной добычей. Короче говоря, взяв еще сорок тысяч курушей, пощадили оставшихся в живых собак проклятого полка.
Задержались там еще на один день, а в среду, в указанное хумаюном время, был дан приказ возвращаться домой, и воскликнув: «Где ты, страна Крым?»-все победоносное исламское войско во главе с хазретом сахибкираном времени Ислам Герай ханом (продли Аллах его жизнь до Судного Дня), и другие доблестные султаны и победоносные эмиры, и везиры султана, и представители государства, и аги и мурзы, и сыновья мурз, свободные от опасений перед врагами, с весельем и с победой, во здравии и с добычей, останавливаясь и идя, попивая и едя, стоянка за стоянкой, привал за привалом, всего за тридцать две ночевки благополучно прибыли в высокую столицу Бахчисарай.»
(конец ч.3 13 главы)
[img size=150][/img]