По морщинам пустыни стекаешь слезой аморея.
Губы старой дороги целуют в ключицы туман,
Будто тело его поцелуем остывшим согреют.
Кем ты был в той стране, кем остался, уйдя из неё.
Как рука гончара вдалеке от гончарного круга,
Ночь заноет. И волк, что почуял во мраке твоё
Одинокое сердце, бежит, ошалев от испуга.
Облака в темноте незаметно уходят туда,
Где о панцири скал ночью чешут голодное брюхо,
И сквозь них, как сквозь тюль, незамеченной смотрит звезда,
И жалеет тебя, как жалеет собаку старуха.
Только песнь Соломона сыграет Восток на зурне,
И кудлатое солнце игривую морду оближет,
Вдруг поймёшь, что в пустыне - у синей вселенной на дне,
Что ни ночь ты себе почему-то становишься ближе.