[ol]8 декабря. Четверг. 10:30[/ol]
Бредём вдвоём по знаменитому и необъятному одесскому «толчку». Как писал великий Поэт (правда, совсем не о рынке «7 километр»): «..Его поля необозримы». Действительно – богатые поля. Куда там Парижу или «Елисеевскому» гастроному в Питере в лучшие годы! Груды товара. Толпы народа топчутся на этих торговых просторах. Люди – как микрочастицы, намагниченные желанием что-то купить, или просто из интереса обсмотреть со всех сторон, потрогать, и после поцокать языком, услышав цену.
Катя почти висит на мне. Устала, бедная, но старается не показывать и малейших признаков своей утомлённости, только изредка приостанавливается возле некоторых контейнеров для того, чтобы получше рассмотреть шмотки и заодно дать отдых ногам и мне. Мимо текут людские ручейки, одни их них полноводнее, другие – жидковаты и победнее. Мужчины в турецкой коже, женщины в дублёнках, цыганки с сопливыми детьми, нищие всех мастей… Ручейки сливаются, расходятся, опять сливаются в реки. Народ вертит головами по сторонам и сразу видно завсегдатаев, оптовиков и просто зевак. Я редко бываю на этом громадном рынке, но уже научился не удивляться истерическим воплям грузчиков, что выскакивают из пересечений людских потоков. Они вечно угрюмы, одеты в мешковатые одежды, и похожи друг на друга как братья-близнецы. С криками: «Поберегись! Ноги бережём! В сторону!!» они врываются в наши вялотекущие блуждания, как кошмары в утренние сны, как быстроходные катера в скопление лодок и водных велосипедов в тихой заводи.
Катя поначалу вздрагивает от неожиданности. Заслыша требования убрать неизвестно куда ноги, руки и прочие части тела из всех проходов - прячется за меня и пытается что-то втолковывать гражданам с тачками, прущим напролом. Но, увидев бесполезность своих усилий, тоже начинает покорно уступать дорогу.
Прошло уже три часа. Ходьба осточертела, хотя и прикупили шмоток и Кате, и мне. Одесский толчок, состоящий из нескольких больших по протяжённости контейнерных площадок и пары сотен двухэтажных магазинов – не пройден нами и наполовину. Я начинаю тихо злиться на Катю. Это она вытащила меня сюда. Сказала: «Зачем платить больше? Я слышала, что в «бутиках» те же самые вещи, но в три раза дороже. Чего вдруг мы должны разоряться??». Правильно. Конечно же, правильно! Мне импонирует её тяга к удерживанию моего бюджета выше нижней критической отметки, тем более, что Катя так никуда и не устроилась на работу и не принесла в «семью» ни копейки.
Я не говорю с ней на эту тему. Даже не начинаю. Не хочу «будить лихо, пока оно тихо». Меня не обременяет её присутствие в доме. Нам неплохо вместе. Единственное, в чём мне пришлось подстраиваться под свою сожительницу – это секс. Мы с Катюхой молоды, легко заводимся, увлекаемся трахом как сказкой, в которой всё шутя и будто понарошку. Но Катя иногда забывает, ЧЕМ я зарабатываю на жизнь. И я сам забываю, что могу понадобиться какой-нибудь дамочке или мужику в любой момент. Вот и приходится как-то ограничивать наши перепихоны, иначе от меня останется лишь бледная тень. Тело с ввалившимися щёками, ссутуленными плечами и потухшим взором – мне такой имидж не пошёл бы. Слава Эросу – моя подруга это вовремя поняла и перестала ластиться ко мне по три раза на день!..
…- Посмотри, какой костюм! – шепчет мне в фиолетовое от пронизывающего ветра ухо, Катя. – Как раз твой любимый фасон!
Мы смотрим на витрину магазина мужской одежды. Манекены в витрине стоят с протянутыми к стеклу руками, будто просят у прохожих милостыню. Безукоризненно одеты и столь же безукоризненно сложены, как боги с Олимпа, втиснутые в модельные шмотки. Один похож на Рики Мартина в возрасте Христа и столь же печален лицом, как и его двойник. Второй манекен – помоложе. С банданой на голове и в куртке «Колумбия». Странная парочка с остановившимися взглядами и с полным отсутствием проблем.
Мы с Катей заходим внутрь павильона. Заинтересовавшись, она отходит к стеллажам с джинсами всех форм и стилей, а я присматриваюсь к мужским сорочкам. Я всегда любил называть рубашки именно так: «сорочки»… Есть в этом слове что-то лёгкое и чистое, как бельё после хвалёного «Тайда». Я сейчас вспоминаю свой первый звонок в школе…
…Первого сентября я вскочил раньше всех! Подставив табуретку, вытащил с верхней полки шкафа ранец, и стал складывать в него учебники и тетрадки. Мама зашла в комнату неслышно, встала, прислонившись к дверному косяку, и посмотрела на меня ласково.
- Ну, как? Не боишься идти в школу?
- А чего бояться? Сашка вот со мной в одном классе будет и Федька Слепой. Читать я давно умею, мама, ты же знаешь!
Мама улыбнулась в ответ, подошла и обняла меня, а я уткнулся лицом в пахнущую теплом и уютом ткань её халата. А потом, уже на линейке, когда я стоял среди других первоклашек с огромным букетом гладиолусов в руках, вспоминал мамины руки и запах её одежды, запах дома…
…В этом магазине пахнет по-другому: синтетикой и моющими средствами, кожей и пластиком. Две молоденькие девчонки - продавщицы зарылись в накладных, разложенных на пластмассовом столике. Одна из них грызёт ручку, размышляя о чём-то. У второй - с коричневой жидкостью стаканчик, из которого свисает жёлтый ярлычок «Липтона». Реализаторши не обращают на нас с Катей особенного внимания, скользнув взглядами - вернулись к своим подсчётам. Ну, вот не оптовики мы! Что же поделаешь?
Катя перебирает джинсы на стеллажах, все эти турецкие «коллинзы», «лексусы» и прочие «ливайсы». Ткань выглядит неплохо и цена не пугает, как грабитель, выскочивший из темноты – припозднившегося прохожего. Я прохаживаюсь по магазину и вижу спускающуюся со второго этажа женщину в тёплом спортивном костюме и в мужской вязаной шапочке. Застываю в удивлении.
Иветта! Вот так встреча…
…Я тогда только приехал в Одессу и поселился на квартире у одного старого то ли декана, то ли доцента. Пожилой мужчина лет шестидесяти жил один, без семьи, в большой квартире с пятиметровыми потолками, на углу Пушкинской и Троицкой в старом доме. Мужчина занимал меньшую из двух комнат, а большую – сдавал под жильё молодым приезжим парням. Нас было пятеро «коечников» там. Трое студентов, я – болтавшийся как говно в проруби, без определённых занятий, а пятым был Котёнок. Так его всё время называл Дед, а по паспорту парня звали Денисом. Все мы были приезжими из разных городов и посёлков юга Украины. Наша мини – общага существовала по неписаным законам коммунального быта, мне даже не пришлось привыкать к очерёдности уборок в квартире, так как домашнее моё «барачное» существование в Балте было похоже на эту жизнь, как две капли воды. Кроме того, здесь у нас, пацанов – квартирантов, было подобие общей кассы, общий «котёл». Готовили мы по очереди, иногда угощая Деда. Вместе отмечали праздники, и помогали друг другу в учёбе. Идиллия – на первый взгляд. Да и за койку платили сущие копейки!
Большим неудобством для нас было то, что Дед категорически запрещал приводить подруг. Как мы его ни уговаривали, как ни уламывали. Нет, и всё тут! Приходилось решать свои интимные вопросы на стороне. Денег вечно не хватало, и мы предпочитали завалиться куда-то на природу, с костром, палатками и шашлыком, и уже там вволю потрахаться с девчонками, негордыми и смешливыми. Котёнок сторонился наших незамысловатых пикников с вином и девками. Он только хмыкал в ответ на предложения снять ему подружку, познакомить с клёвой тёлкой.
Он - ЖИЛ с Дедом. И ещё с одним парнем лет тридцати и, по-моему, всех троих это устраивало, не говоря уже о том, что все были в курсе такого странного треугольника. Дед устроил Котёнку гладкое поступление в СВОЙ институт, пользовался им и контролировал его, будто выгуливал на коротком поводке. Изредка, раз в две - три недели, мужчина заглядывал в нашу комнату перед сном, манил Дениса пальчиком, и они вдвоём удалялись в дедовы «апартаменты» до утра. Как-то Дед пришёл поздно вечером из своего института, с торбой, в которой позвякивали бутылки. Мы с Денисом и Мишка –Крыжополь (кликуха - зашибись!) валялись на кроватях и смотрели телевизор. И с ходу определили, что хозяин квартиры находился в изрядном подпитии, да и пары спиртного моментально заполнили комнату.
-Хлопцы, я хочу с вами выпить! – благодушно икнув, произнёс Дед и прищурился, обводя мутным взглядом комнату. Затем он смахнул с журнального столика конспекты и тетрадки, и начал вынимать из сумки выпивку и закуски.
- Сегодня мы с коллегами отмечали один юбилейчик… Да-а-а-а, опять ЭТИ козлы ужрались, как свиньи! А я не прочь и продолжить! Лёшка, принеси нож и рюмки из кухни, и порежь пока салями. Сейчас выпьем!
Я резал дорогую колбасу на тонкие, аппетитно пахнущие кругляши и раздумывал, за какой надобностью Дед припёрся именно к нам. Больше не с кем выпить? Обычно он уходил к соседу на второй этаж, и они вместе бухали до тех пор, пока кто-то из них не вырубался. В ином случае, когда водка бывала высосана до сухого донышка, а отключка всё не наступала, Дед с соседом затягивали «суперхит» : «По Дону гуляет казак молодой...» дребезжащими тенорками…
…В тот поздний вечер пацаны порядочно напились. Мне самому было откровенно нехорошо, голова существовала отдельно от туловища ( кстати, с того дня я зарёкся пить такими лошадиными дозами). Шум машин за окном давно стих, только редкие ночные автогонщики изредка давали о себе знать звуками, издаваемыми их форсированными движками. Дед долго сидел, набычившись и разглядывая нас троих с раскрасневшимися мордами. Мы травили анекдоты, доедая остатки копчёной курицы и разрезая на пять частей и без того прозрачные ломтики буженины. Внезапно в лице Деда что-то неуловимо изменилось. Я как будто увидел, как сквозь человеческую кожу, сквозь знакомое лицо, вдруг проступил волчья морда с острыми, хищными клыками, с которых едва не капала алая кровь растерзанного ягнёнка.
-Дёня, раздевайся и быстро в койку! Я дважды повторять не буду! Ты, что, *лядь, не понял?! – заорал Дед на Котёнка, схватив нож с прилипшими к нему крошками хлеба. Денис поперхнулся водкой и недоумённо посмотрел на нас с Крыжополем.
- Дед, не гони! Ты чё, блин, наехал при всех конкретно на меня?!! Идём, поговорим…
Денис привстал с кровати, намереваясь, видимо, увести пьяного хозяина в его комнату. Дед, грязно выругавшись, схватил Дениса за руку и насильно притянул к себе.
- Сидите, где сидели, мальчики! Это наше с ним интимное дело и вас не касается! – обращаясь к нам, прорычал Дед. – Если только попробуете вмешаться – пойдёте к *бене фене на улицу дышать свежим воздухом! Навсегда! Понятно?!!
- Дед, пожалуйста, не надо при пацанах! – застонал Дёня.
Мы с Мишкой опешили. ТАКИМ Деда мы ещё никогда не видели! Его угрозы были вполне реальны, так как он обладал огромной физической силой и вполне мог распотрошить нас поодиночке, как цыплят. А он, не теряя времени, завалил Дениса на кровать, лицом вниз. Тяжело дыша, свободной рукой стянул, не развязывая, со своей шеи галстук. А другой рукой он облапил задницу парня, тискал его бёдра и живот. Освободившись от пиджака и рубашки, Дед приспустил брюки, предварительно вытянув из них ремень, и навалился на Дениса всем телом. Грудь Деда была вся покрыта седыми волосами, вплоть до паха. Огромный болт, фиолетового оттенка, с вздувшимися венами, торчал над сморщенным кожаным мешочком. Придавливая спину парня коленом, Дед грубо заломил ему руки и туго стянул запястья ремнём. Снова схватив нож, одним быстрым движением распорол сначала трусы, а затем и футболку Дениса, при этом матерясь, как биндюжник. Если бы я не знал этого человека раньше, то принял бы его в таком состоянии за помешанного похотливого козла, без всяких высших образований и учёных степеней. Дед грубо тискал молодое тело, покусывал мочку уха, оттягивал голову Котёнка назад, вцепившись пятернёй в его волосы. Крыжополь истуканом сидел на своей кровати и не мог оторвать взгляда от этой картины. При этом Мишка теребил край простыни, закусывал нижнюю губу. Я хорошо видел и его бледное лицо, покрытое редкими каплями пота, и бугор в спортивных трусах, увеличивающийся с каждой минутой.
Дед смачно харкнул на задницу Дениса, потом растёр и резко задвинул свою хреновину. Денис глухо охнул, уронив голову в подушку, а Дед сразу начал двигать тазом, меняя темп, при этом то - прогибаясь фигурой назад, то – заваливаясь вперёд. Прошло несколько долгих минут. Тело парня равномерно покачивалось, глаза были полузакрыты, а ещё я поразился странному выражению его лица. Судя по всему, Денису нравилось то, что с ним творил этот мудак с морщинистой кожей и висящими ниже плинтуса мудями.
- Ох*еть, что творится! Полный пи*дец! – внезапно заорал Крыжополь. Оттолкнув двоих занятых случкой мужчин, он выбежал в коридор, оставляя потные следы ступней на полу, и заперся в ванной. Я слез со своей кровати и, подойдя к Котёнку, медленно опустился на корточки возле его лица.
- Дёня, ты что, кайфуешь? – я видел как тяжело он дышит, и, спрашивая, разглядывал его лицо, пытаясь понять что происходит на самом деле. – Неужели тебе приятно, когда тебя пе*долит подобное животное?
Я показал пальцем на Деда, но тот уже не замечал ничего вокруг, всхрапывая, как конь и издавая какие-то свистящие звуки.
- Давай сюда свой болт! Достань его! Дай мне! Я хочу его! – зашептал Денис, полуоткрывая рот и подмигивая мне. Он попытался дотянуться до моей ширинки.
Мне было жалко его в тот момент. Чертовски сложно описать те чувства, да и вообще всё то, что я ощущал тогда. Я вроде бы хотел ударить парня, грязно обругать и унизить. Но он был унижен и так. Настолько, что просто дальше уже некуда. И в то же время какая-то часть меня, спрятавшись в тёмном углу души - подгавкивала возбуждению, разгорающемуся внутри: «Давай! Что тебе стоит? Давай! Сожаление – потом. Стыд? На фиг! Давай же!». Я не обругал. Я не унизил. Я не сунул, чтобы потом забыть обо всём и плыть по течению, раскинув руки, наблюдая, как меняются времена года и кроны деревьев скользят над моим лицом, погружённым в кайф. Скользят плавно и тягуче, растягивая удовольствие…
...Я сбежал. Ушёл на автопилоте. Что-то помутилось в голове и наступила полная апатия. Вернулся хмель и заграбастал сознание, как будто макнул голову в холодец и так и оставил застывать в нелепой позе. Как робот, я собирал свои вещи, которые попадались на глаза. Видел только какие-то размытые, как в «Фотошопе», цветовые пятна и дёргающиеся тени. И не слышал ничего: ни уговоров Котёнка, вытирающего салфеткой свои забрызганные ноги, ни выкриков Деда: «Катись в свой сраный Котовск, говнюк! Или из какой ты там жопы вылез? На *уй все идите!! Все!!!».
Я спустился по лестнице, перед тем оттолкнув выскочившего из ванной Крыжополя. «Иди, гоняй «на сухую» дальше!» - сказал я ему, злясь непонятно на что. А уже оказавшись на улице, понял, насколько я пьян. Как в бреду, я прошёл несколько кварталов по Пушкинской и неожиданно осознал, что идти мне в этом чужом городе, собственно, некуда. С последней должностью я расстался без сожаления, за несколько дней до описываемых событий, вовремя сообразив, что официантом – подавальщиком мне быть не суждено, а найти более престижную работу мешало отсутствие образования.
Мне негде было жить, у меня не было работы и денег. Но не было даже и мысли о том, чтобы вернуться домой. Я гнал разные пораженческие настроения прочь от себя, как навозных мух отгоняют от сладкого пирожного, и готов был бороться за своё довольно-таки туманное будущее…
…Я пошёл по улице в обратном направлении, пытаясь отрезветь и прийти в норму. Я брёл по направлению к железнодорожному вокзалу, отсчитывая пересечения улиц. В витрине одного из магазинов электронные часы подмигнули мне: «02:25». «Пойду заночую на вокзале…» - так решил я про себя, проходя пустынной улицей. Ночная Одесса обвивала меня неоном реклам, манила витринами, больно жалила хохотом уютных компаний, засидевшихся заполночь в гостях. Я был гостем, который сам себя отверг и ни черта не понял зачем так поступил. Но у меня была надежда, как банально это ни звучит. Всё равно должно было произойти что-то, и именно со мной, чёрт побери!! И произошло! Накаркал сам себе. Или осчастливил себя же? До сих пор не могу понять. Куда там тому Вертеру, или как его там звали?…
…И именно тогда, в ту ночь, я встретил Иветту.
Машина, маленький, трёхдверный, похожий на ботинок, джипик «Опель - Фронтера» - стояла на обочине, накренившись на один бок. Женщина стояла рядом и смотрела на спущенное колесо. Просто стояла и смотрела таким взглядом, что будь я тем колесом – моментально бы наполнился воздухом и отрапортовал об устранении поломки. Но колесо никак не реагировало на испепеляющий взгляд хозяйки машины. Мне стало интересно, давно ли она так стоит, и я подошёл поближе.
- Вам помочь?
Она бросила быстрый взгляд в мою сторону, потом огляделась, ожидая подвоха, привычным нажатием кнопки брелка поставила машину на сигнализацию, и посмотрела внимательнее, сказав:
- Ты что, «барсеточник»? Езжайте своей дорогой, ребятки, я пустая абсолютно…
- А почему вы ко мне обращаетесь во множественном числе? Я здесь один, вообще-то. Вот мимо проходил, вижу – у вас проблемы. Предлагаю помощь.
- Знаешь, красавчик, чтобы у тебя проблем не возникло – иди себе, куда шёл! Я ментов вызову сейчас! Я же знаю что остальные вот там где-то прячутся в подворотне (показала пальцем на ближайший переулок). Правда? Давай, давай, с песней по жизни! Зачем тебе этот гембель?
Мимо нас на небольшой скорости проехала машина ГАИ с выключенными мигалками. Малая Арнаутская будто вымерла,была свободна от движения, чего, кстати, никогда не бывает днём, когда дорога просто изнемогает от ползущих по ней и портящих воздух, железяк.
- Что же вы не стали звать гаишников на помощь? – я немного насмешливо посмотрел на женщину и улыбнулся. – Я вам хотел помочь поменять колесо, но раз вы так настроены, то я, пожалуй…
- Подожди! – она ещё раз огляделась по сторонам, - Ладно, пусть скажут, что я припоцаная и вообще по жизни - дура, но я почему-то тебе верю. На!
Она протянула мне ключ-брелок.
- А запаска – то у вас есть?
- А чёрт его знает, что там есть… Я села и поехала, а в случае поломки есть СТО. Мне что, в жизни проблем мало?
- Ну, значит, я и буду вашим СТО! – я опять ей улыбнулся, открывая багажник и заглядывая внутрь.
До этого я не встречал таких юморных тёток. А ведь хотел просто «срубить» пару копеек на хот-дог в круглосуточном кафе на вокзале, и не ожидал, что со случайной знакомой можно настолько интересно просто потрепаться ни о чём.
Она задавала мне вопросы, а я бесхитростно отвечал на них, продолжая крутить гайки. Она вытянула из меня всю информацию «за мою жизнь» и за мои интересы. Легко как-то у неё получилось, однако. Как будто ко мне подключили детектор лжи и ввели «Скополамин», сыворотку правды. Я рассказал ей всё: почему я пьян, почему шатаюсь по ночному городу в третьем часу ночи, про Деда и Котёнка, про то, что я «лузер», видимо…
Мы вдвоём уже почти полчаса сидели в салоне машины и курили её сигареты одну за другой. Она умела слушать, а я всё говорил и говорил. Я не рассказывал - меня просто несло, как надувной матрац - от берега на пятибалльных волнах.
Психолог по образованию, она в мутные годы развала страны с названием «Советский Союз» с большим сожалением ушла из науки в мелкий бизнес ( «У меня были такие перспективы!» ), а на заре челночно - носочных мотаний по Турциям - Грециям, смогла в корне изменить образ жизни и вырастить дело от размеров баула со шмотками - до оптовых поставок и, в том числе, в несколько собственных магазинов.
Но была совершенно одинока. Немногочисленных подруг - растеряла, когда заработала первые реальные деньги. Мужа - не завела, поскольку пришлось бы пожертвовать ДЕЛОМ, сконцентрировавшись на семье, да и кандидаты в основном были (как она сказала) «так, мелочь пузатая».
Она в ту ночь тоже много рассказала о себе, но уже у себя дома куда, повинуясь минутному порыву, отвезла меня с вещами, уместившимися в тощий рюкзачок за плечами. Я остался у неё. Иветта обещала помочь мне с работой, и обещание сдержала очень скоро. Сама она ПОЗВАЛА меня на третий день, ни капли не стыдясь двадцатилетней разницы в возрасте. С ней я узнал очень много нового и полезного и чуть-чуть, совсем немного, начал понимать что же это такое за явление: «Женщина»…
Она сдавала меня на прокат бывшим подругам, заставляя их оплачивать моё время и причуды. Она подложила меня под двух потенциальных партнёров по бизнесу, поскольку те были нестандартной ориентации и её обаяние на них не действовало никак. Я прошёл и через это и через многое, что показалось бы кому-то полным говном и сказками молодого фантазёра. И каждое тело рядом со мной я непроизвольно сравнивал с НЕЙ, хотя у нас не было любви в классическом понимании этого слова. Мы просто были очень похожи внутренне и вовремя встретились…
...И сейчас, после того как я более года не видел её (она сама запретила с ней встречаться: «Малыш, ты стал самостоятельным. Я тебе более не нужна. Я не выбрасываю тебя, как надоевшую игрушку, мне просто нечего тебе дать, более чем то, что ты уже получил» ) –она стоит глядя на меня, и я вижу, как Иветта удивлена. И как она рада.
Я никогда не забуду, благодаря кому стал тем, кто я есть сейчас. В этом есть и её ноша и пытка. Её внимание, отплаченное мною долгими ночами и слезами на подушке утром. Это Её руки закончили вылепливать того человека, что сейчас стоит перед ней. Молчит и смотрит не моргая и прямо в глаза, как немой Голем из иудейских легенд.
Голем, которого в миру зовут Алекс. И который обычно трахается за деньги…
