льётся с неба непрерывный плач , пузыри взрываются на лужах.
Зонтиком прикрытый от небес, в голове созвездья и потоки,
слушаю, как тщится старый бес получить забытые оброки.
Спрятался на вечное житьё, смотрит свысока, даёт оценки,
это, мол, совсем не хорошо, это не пойдёт по высшей мерке.
Что же делать бедному грачу, в драках поседевшему до срока,
руку жать зашедшему врачу, тихо уповать на волю Бога?
Слушаю внимательно, молчу, вглядываюсь в сброшенные строки,
может их оставить палачу, пусть потом себе надует щёки.
Разберёт по косточкам бытьё, вырежет немного на цитаты,
остальное бросит, как враньё, пусть себе бежит, бурсак косматый.
Только всё равно остался суд, злой, непреходящий, рвущий напрочь,
бередящий и кровавый бунт, тот, что открывает двери настеж.
Собственный, без права быть истцом, без иллюзий и без сожалений,
Божий суд, гремящий с неба гром, суд без оправданья и сомнений.
Есть ещё немножечко на дне, таинство, иссушеное жизнью,
свечка на зашторенном окне, пара слов, не вытертых латынью.
В памяти пробелы, но порой, прорываясь молнией на душу,
родничок пробьётся, чуть живой, выльется по капельке наружу.
Как я жду святые воды те, всё на свете ложь, но только это,
лечит сердце при большой беде, радует любовью и рассветом.
В те минуты жизнь искрит и бьёт, годы улетают бить баклуши,
сотворенье слова- дикий мёд, праздник, ожерелье из жемчужин.
