Бликуя во тьме (Памфлет)

Бликуя во тьме

где рассказывается о внедрении инновационных технологий в исполнительную систему наказаний,  об источниках их финансирования

Реформы нехотя топтались на месте. В ногу со временем зона не приносила дохода и более – имела патологические долги муниципалам, ее руководство искало для выживания «скрытые ресурсы». Источником дополнительного финансирования стали предприниматели, осужденные за особо тяжкие преступления перед обществом, откупиться за которые было проблематично. Эти «фальшивые»  злодеи имели баснословные прибыли на воле, по ту сторону периметра, и, попав в неотесанный мир «мужланов» из будуаров элитных женщин, стушевались, готовые поделиться дивидендами за «облегченные» условия содержания, за рай на скамейке около дежурного по колонии. Чтобы их оградили от давления уголовщины – грубой силы, обузы криминалистики, убивающей за бесценок, тасующей карты, факты, судьбы, недостойной даже минуты светлого прошлого бизнесмена. Стать «бачконосом»*  у «деревенщины» не хотелось интеллигенту. Как и в правительстве, «святые» места удерживались немирными средствами, но зона была злее в силу ограниченности ресурсов для жизни. Не только пряников, а порой сухарей не хватало на всех голодных…

Инвестиции в экономику учреждения носили добровольный характер. В настоящее время отбывали наказание три существенных спонсора. Один из них Владимир Иванович Косолапый по кличке «Горилла» на воле убил любовницу – веселую бухгалтершу, покинувшую супруга ради близости с боссом, знавшую доходы его компьютерной фирмы, как свои пять пальцев. «Залезла под шкуру, жадная», – переживал начальник, втуне жалея подруге денег. Он сжег ее за городом в надежде, что мужу та не нужна. Но «рогатый дурак» соскучился по изменнице и обратился в милицию с просьбой о розыске, что «пропала бесследно!». Его обнадежили:
– Погуляет немного… Весна!..
Снег скоро растаял, и бродячие собаки, отощавшие на морозе, подняли вой на всю «киргизскую»* степь – пропажа была зарыта наспех, с нарушениями санитарных норм и конспирации. Далее – дело техники: судебная экспертиза, эксперимент, опознание, и после непродолжительного побега в дебри уголовно-процессуального права Косолапова уличили и осудили. Теперь он честно обслуживал компьютерное хозяйство зоны, зарабатывая УДО.

Второй спонсор администрации Шульман Яков Израилевич был архитектор. По той же корыстной причине, что и Горилла, он расстрелял семью. Многодетная супруга Шульмана Циля в пылу домашних забот перестала честно работать в фирме, где тот недавно скупил долги и остался хозяином. Она почувствовала себя ущемленной – плодовитый муж сошелся с другой, уже четвертой по счету, русской женщиной, и потребовала от него на содержание ребятишек «не меньше», чем тот пропивал в ресторанах с представителями заказчиков, утверждающих сметы. Циля день изо дня пилила мужа за бессердечие и измену. Нервы у человека не выдержали, и вот результат: его жена-лентяйка и дети-дармоеды больше не требуют себе ни копейки. Полсрока малый хоронился в тюрьме от общения с коллективом, боялся расправы зэков за неоправданное насилие в жизни, поседел в серебро, но все же вышел на свежий воздух из фешенебельной одиночки, едва его строительная компания обанкротилась и распалась на четыре магазина пиломатериалов, оставшихся на попечении русских подруг. За продолжительное затворничество «подлые зэки» сочли его «чертом»* и хотели унизить по-своему, и тогда в голове у человека родился замечательный план, предопределивший развитие учреждения на ближайшие годы.

Новые информационные технологии бередили чуткие души бюджетников от мала и до велика. В депешах вышестоящего руководства акцентировалось внимание на перераспределение фонда заработной платы прямо пропорционально умению человека «стучать на клавиатуре»: набирать базы данных, править договора, решать самые сложные экономические проблемы хозяйствования, не выходя из каптерки. Пожилые солдаты УИНа давно уже заработали льготную пенсию и с ужасом ожидали отставки – сил оставалось невпроворот, а в народном хозяйстве дефицита в охране не было, пятнистую одежду и знаки отличия носили доморощенные гражданские вертухаи. Чтобы подрастающее поколение надзирателей не выдавило на улицу – в «гор-топ»*, в безработицу, нужно было его держать в ежовых рукавицах, имитируя бурную деятельность на административном посту.
Ходить по отрядам и искать мобильные телефоны не хотелось никому из сотрудников. Такие облавы кончались дракой. Случалось, что пехотинца, отнявшего у зэка «мобилу», добивали на воле ногами. Городская милиция не злорадствовала по этому поводу, но и не защищала жертву. Шмоны на зоне затягивались, «атасники»* были начеку, и верная, казалось бы, добыча выскальзывала из рук, обесценивая старания стукачей, продавших секреты захоронения телефонов за галочку в деле досрочного освобождения. Нычки пустовали, искомая вещь исчезала в хаосе человеческих рук

Однажды в зону приехал воевода из министерства. Кто-то из молодых офицеров, кажется тот же ретивый Жансалык из Ахтубы (вот выскочка!), слушая назидательные речи гостя о последних успешных рокировках правительства, взял слово и предложил все общежития лагеря укомплектовать видеокамерами по примеру плаца, чтобы каждый квадратный сантиметр жилплощади зэка находился под наблюдением.
– Не станет наркотиков, водки, браги, курения на кровати, неконтролируемого движения из отряда в отряд, уменьшатся случаи онанизма и гомосексуализма...
Гость встрепенулся, замешкался, вспоминая мудреное слово из-за границы, которое недавно услышал на заседании в министерстве, нацепил очки и достал шпаргалку. Но написанное наспех, оно оказалось кривым и нечитаемым, как исполосованные солями сугробы снега возле пивной, а выскочка развивал инициативу:
– Каждое нарушение останется на видеопленке, и – никаких объяснительных. Если набедокурил, то заплати. Рынок станет прозрачным, грязные деньги отмоются и потекут в карманы администрации, зона разбогатеет, – закончил молодой офицер.
– Кхе-кхе… – молчал воевода, пытаясь осмыслить услышанное. Пауза затянулась, очки упали на кончик носа. Он убрал шпаргалку обратно в карман и исподлобья увидел потную лысину подполковника Кочубеева – хозяина* зоны:
– Р-разве это еще не сделано? – выдавил из себя москвич, заикаясь от удивления.
Косо, но зло, передал Кочубеев этот взгляд молодчику, замутившему воду: «Стоишь? – стой! Сидишь – сиди! Не дергайся». Скорый на слово выскочка грубо попрал субординацию в надежде на повышение должности, щупал на прочность позицию лидера, руководившего зоной. Паркет под ногами у хозяина дрогнул, скрипнуло кресло – кожаная обшивка лопнула в месте приложения копчика. Он молодцевато поднялся «во фрунт» и начал разумную речь.
– Работы, товарищ генерал, сегодня ведутся в более инновационном направлении, но в связи с экономическими беспорядками державы не хватает ресурсов и прежде – денег…
– Надо найти их и выжить. Пустуют цеха промышленной зоны…
– Мы сдаем их в аренду с рабочей силой, но… – хозяин развел  руками. – Мало!
– В чем же суть инноваций?
Всплывшее на поверхность беседы мудреное слово, наконец, воскресло в памяти у мэтра юстиции, и неловкая пауза закончилась. Прерванная на время беседа вернулась в прежнее русло, покатилась по существу.
– В ходе международной программы за улучшение условий содержания осужденных, нами начат проект «Хрустальный город», товарищ генерал. В актовом зале…

…на сцене стоял макет нового мира. Армированная стеклянная полусфера накрыла зону строгого режима. Словно ящик для перевозки животных или фруктов, она зияла отверстиями для воздуха, и слышно было как демонстративные сквозняки, нагнетаемые компрессором, мелодично посвистывая, носились по изолированному пространству. На служебном табло-мониторе мелькали цифры, показывающие влажность воздуха и содержание его компонентов. Азот, кислород, углекислый газ были в норме, но аэрозолей – избыточно.
– Непорядок, – сказал генерал.
– Это горно-перерабатывающая компания испортила воздух. Известняковая дробилка у наших соседей работает в аварийном режиме, – ответил ему Кочубеев, подтягивая живот под размеры кителя, – на ладан дышит… Но не сегодня-завтра она обанкротится, остановится, и пыли в последний раз осядут под наши метелки… Денег на реставрацию производства у них ведь тоже нет.

Макет мерцал. Сверху и снизу на полусферу были навинчены изоляторы, на них висела сигнальная лента, далее наворочена паутина проволок: армированная колючка тесно переплеталась с путанкой, отбрасывая широкие, рассеянные тени на лагерь. Преломляясь через стеклянные крыши и перекрытия цилиндрических и полуцилиндрических домов, они пронизали жилища зэков насквозь и, вырастая в размерах, аккуратно ложились на зеркальное дно подвалов и полуподвалов так, что извне пустые казармы казались многосекционными.
– Теперь уже не нужно водить журналистов за нос из туалета в туалет, показывая им санитарное благополучие лагеря, житье-бытье осужденных видно даже из космоса, как подводную лодку в море, и при желании можно прочитать у каждого зэка табличку на «лепне»* и данные: кто он, откуда, за что осужден… Нынешняя техника позволяет это с избытком…
– Санитарно, стерильно, чисто, – похвалил генерал.
– Да и прокурор по надзору может, не выходя из управления, видеть: мордуем мы их или нет, – встрепенулся хозяин, припомнив, что право – гуманитарная наука, а гуманность что-то такое доброе, вроде поглаживания матерью родного дитяти.
Генерал оторвался от макета колонии будущего и рассказал офицерам о чипах, вживляемых в наручники бывших осужденных в цивилизованной Европе.
– В памяти каждого потенциального преступника заложены его социальное положение – мужик он или блатной. В зависимости от нахождения нарушителя в сферах здорового общества, около прилавка, например, или в пивной, из чипа доносится зуммер, предупреждающий об опасности продавца и законопослушных клиентов, чтобы те, в свою очередь, берегли кошельки и карманы. Программистами предусмотрена защита возможной жертвы от нападения со стороны такого чипованного уголовника. При повышении у того давления: в гневе или при асфиксии, что очень часто бывает во время побега с места происшествия, срабатывает атака параличом. При помощи скрытых в браслете иголок преступнику наносится виртуальный удар в ближайшее сплетение нервов, и сигнал об этом мгновенно поступает в полицию и приемный покой. Обе службы незамедлительно мчатся на место происшествия.
– Гуманно, – согласились сотрудники. – Возможно, что в скором будущем и наша Россия освоит такие методы.
– Да, работа ведется!

Две аккуратные церквушки из плексигласа – католическая и православная, мечеть, синагога, изба-читальня для атеистов, воспитанных в духе застоя (такая же прозрачная и чистая, как замысел архитектора Шульмана, приводившего проект перестройки подневольного мира в соответствие с международными нормами содержания арестантов), находились внутри сферического периметра зоны. Двенадцать огромных вышек громоздились выше него – извне, с любовью ворочая инфракрасными глазами лазерных пушек, проникающих в каждую точку учреждения.
– Это – система наблюдения за лагерем, – заметил хозяин зоны.
– Не много ли вышек? – спросил генерал, удивленный размахом творчества. – Штатное расписание роты охраны раздуто, как мыльный пузырь. Где деньги на пулеметы? Даже я на стрельбище-то дорогу забыл. Стабилизационный фонд страны законсервирован за границей, и еще не время для финансирования кибернетики исправительных учреждений. Сами-то справитесь?
– Сократим стукачей, – сказал Кочубеев, – а освободившиеся деньги направим на обучение операторов.
– Нельзя! – запретил генерал. – Информатика хороша, я не спорю и подвиги ваши вижу. Но тысячелетний опыт предшественников рубить сгоряча, как Советскую власть, недопустимо!

Хозяин включил центральный компьютер. Рубиновые лучи вышек, пульсируя, наполнили зону будущего божественным светом: баня, столовая, туалеты лежали как на ладони – каждому помещению было отведено окошко на мониторе. По движению мышки оно увеличивалось и выносилось на соседние мониторы так, чтобы можно было увидеть происходящее в данном месте в различных ракурсах: сверху, с боков, от зеркального пола с точностью до миллиметра. Ни одна штанина, ни один рукав у зэка не оставались в тени. Даже содержимое карманов, запавший к спине живот и тени от ребер высвечивались рельефно и четко.

– Сегодня уже разработана экспериментальная учебная игра «Найти наркотик!», с которой на первом этапе справляются даже наши подруги-служащие, занятые в офицерской столовой приготовлением пищи. Обязательная программа имеет пятнадцать уровней сложности, включая «Апокалипсис» со всеми рекомендациями по его локализации в лагере. Унитазы и трубы зоны прозрачны, как доходы у политиков в предвыборной гонке. Например: осужденный Иващенко из двенадцатого отряда имел кратковременное свидание с женщиной и тайно пронес с собой в лагерь наркотики, проглотив кислотостойкую капсулу героина. Об этом стало известно другому осужденному – Васильеву, не спавшему ночью во время бреда товарища по казарме. Тайно спрятавшись в соседней туалетной кабине, Васильев смывает экскременты Иващенко прежде, чем тот надевает брюки, просунув руку в щель перегородки. Чих- пых,  растерянность. Обманутый им приятель от гнева беснуется и бьется о стены телом. Дверь его кабины заблаговременно подперта шваброй.
Из колонок послышались соответствующие звуки и брань «околпаченного» зэка, мутная жидкость бегло помчалась в сторону канализационной системы города, унося с собой героин. Зуммер взорвался, на центральном табло мониторинга выскочило малиновое окошко: «Внимание! Тревога!».
– Ты погляди-ка! – зашептались сотрудники. – Мазел*!
В мгновение ока вспыхнули зеленые стрелки, указывающие дорогу к месту, где обнаружен наркотик. Загудел принтер, длинная распечатка с данными нарушителей выпрыгнула на руки оператору – их фас и профили, судимости, социальное положение в лагере и еще около тридцати пунктов тюремной анкеты.
– Выдавлено из кишечника осужденного Иващенко и смыто его соседом Васильевым из двенадцатого отряда четвертой секции: правая и левая шконки* второго яруса, – расшифровал подполковник мудреные цифры, выданные компьютером. «Game over»,  заморгал монитор.
– Первый уровень пройден, – объяснил Кочубеев. – Далее игроки теряются, и, как правило, следующую игру начинают со старта. Характерной ошибкой является поспешная оперативность, «мазел» уплывает на очистные сооружения и обесценивается для экономики лагеря, а злостные нарушители режима содержания Васильев и Иващенко не уличены и ни под какими дубинками не раскалываются – наркотика нет в помине!
– Но если зону видно из космоса, словно подводную лодку в море, то где вы хотите пытать отрицательный контингент?
– В резиновой комнате, закрытой от всех. Как и сегодня.
– Но что вы ответите журналистам по поводу черного ящика, который дергается из стороны в сторону при ударах?
– Мы скажем следующее: нашей Конституцией гарантирована тайна личной жизни каждому гражданину, поэтому секции для обиженных, а также гостиницы для занятий любовью с женщинами закрыты для постороннего взгляда.
– Замечательно, – отметил генерал. – Какие ошибки допускают сотрудники на втором этапе борьбы за наркотики?
– Правильный план поимки зэка с поличным заключается в следующем: по сигналу зуммера первая группа оперативников направляется брать Иващенко и отводит его на глазах у лагеря в изолятор за нарушение нормы эксплуатации санитарной кабины – двери разбиты напрочь; повсюду валяются осколки кафеля, а если их нет, то сотрудники выбивают плитку собственноручно, чтобы она фигурировала в протоколе задержания нарушителя. А тем временем…

… ведется тайное наблюдение за Васильевым, который, используя суматоху в лагере, ныряет в полуподвальное помещение, выбивает из канализационной трубы контрольный кирпич и руками выуживает «мазел» из клоаки, не давая ему умчаться на волю вместе с последующими нечистотами. Когда он перепрятывает наркотики в другое место, у него за спиной – засада. Задача оперативников считается выполненной, если нарушитель взят с поличным и доставлен для дальнейшей вербовки. Опасаясь ненужной ему огласки, Васильев становится на путь исправления, а наркотики тайно передаются барыге* на реализацию. Первый хрустальный барак мы решили построить на Рождество.
– На чьи же деньги?
– Есть генеральный спонсор… Рамир Басалаев. Наркобарон.
Услышав про «родного» цыгана, его отрядник – «отец» Жансалык, замолчавший на время доклада начальника, ожил:
– На памяти этот барон триедин. Каждую новую ходку на зону поднимается иной человек, и который из них настоящий – загадка даже для зэка…
– Такое бывает, – сказал генерал. – Но сотрудничает исправно?
– Построил церковь.
– Чего же еще желать? Любого цыгана надо сажать за то, что он цыган. Какое нам дело до судебных ошибок?
– Пущай посидит, – согласился отрядник.
– И держите его без УДО, в рукавицах – вот так, – показал генерал руками, как нужно крутить непокорную шею.

Вечером после бани, дважды ощупав могучую банщицу – приватно, интимно, «отдохнув, как положено в командировке» и потеряв, наконец, до женщины интерес, генерал из Москвы вернулся к проекту Хрустального города, запавшего в душу смелостью и новизной. Постукивая таранью о столик, тет-а-тет он спросил у Кочубеева:
– Ты меня уважаешь?
– Так точно!.. – ответил тот, козыряя к суконной буденновке, в которой подкидывал жару важному гостю.
– Будешь полковником!
– Служу Отечеству!
Распаренная душа томилась, желая прохлады. За молочными стеклами бани жадно ворочались ненасытные глаза вышек. Прожектора лениво ощупывали запретную зону, клетки, бараки, плац, словно мертвую воду. Угадывая желание генерала, Кочубеев распахнул фрамуги вспотевших окон, и мир за ними ожил, принимая рельефность. То один, то другой лучи прожектора поднимались над хаосом проволок в небо, и позолоченные кресты на церкви отвечали взаимностью, бликуя во тьме. Пелена исчезла.
– Наши зэки рисуют и режут иконы, которые, однако, имеют спрос.
– Вот как?.. Без окропления их кагором?
Хозяин пояснил дорогому московскому гостю, что вещи, сделанные в местах страдания в освящении не нуждаются.
– Это поп говорит – иерей!..
– Резонно, – отметил гость и напрягся, углубляясь глазами в ночь. Разглаженные, было, морщины вернулись на место. Он увидел недоработку проекта «Хрустальный город».
– Там на макете, как в бане за окнами, мутная церковь. Миазмы немытых зэков рано или поздно поднимутся вверх и осядут на хрустале вонючей пленкой, которую вымыть проблематично – мешает контур. Вы видели фонари промышленных зданий? Они желты.
– Надо придумать дворники, – подхватил его мысль хозяин.
- Не надо, – сказал генерал. – Зона не санаторий, а зэки не херувимы. Это облегчит им условия содержания. Кресты… – показал он в небо, где прожекторные лучи схлестнулись на куполах и разбежались. – Их замутить негоже. Церковные своды должны быть выше этой стеклянной банки, в которую вы замуруете гадов. Если случится беда... а будет! Эмбарго на нашу нефть или голод, да мало ли что? Война? Конец света?! Не пойдут они под барабаны за нашу власть и восстанут… Тогда: «Огонь!».
– И пойдут сии в муку вечную…
– Тебе их жалко?
– Да нет… Не жалко…
– Но ни одна пуля не должна оцарапать золото веры...
– Это финал, – согласился хозяин.

1 января 2008 года

*Атасник – человек, который должен подать сигнал тревоги, когда в помещение, где находятся зэки, поднимается кто-нибудь из посторонних людей.
*Барыга – человек, который имеет доход с продажи товара
*Бочконос – так называют человека, который носит из столовой бочки с пищей для лагерного авторитета
*Гор-топ – оказавшиеся без работы люди топают по городу
*Киргизские степи - обширная область в северной части русских среднеазиатских владений, простирающаяся от р. Урала до предгорий Тянь-Шаня на В, до Аральского моря на Ю и до пределов Тобольской губ. на С.
*Лепень – куртка, пиджак
*Мазёл – так называется проглоченный или спрятанный иным способом небольшой, хорошо упакованный пакет с каким-нибудь запрещённым товаром или деньгами
*«Стоишь? – стой! Сидишь – сиди!.. Не дёргайся» - прочитано на титульной странице у Паранойя Вильгельма на сайте Проза. ру
*Хозяин – так называют начальника ИУ
*Чёрт – неаккуратный, грязный человек, не такой, как основная масса осужденных.
*Шконка – кровать или топчан, место для сна