Три попытки (Рассказ)

Вася Чукчин пытался покончить жизнь самоубийством. Уже в третий раз за день. К каждому суицидальному акту он готовился основательно: копался в ворохе вырезок из газет и журналов, рылся в Интернете, делал пометки в блокноте, пошагово рассчитывал любые незначительные нюансы ответственного мероприятия.  Но… как говорится, человек предполагает, а вот расположить к себе Фортуну дано не всякому. Каждый раз она, словно издеваясь, показывала Васе здоровенный кукиш. И от этого было обидно вдвойне. Ведь он не просил у капризной дамы каких-либо выгод для себя, не требовал чего-то сверхестественного, нереального, не пытался завести дружеские отношения с ней, зная, что всё это – бесполезный труд. Видимо, Фортуна, знала, ведь она никогда не баловала Васю своим вниманием, равнодушно обходя стороной уже с первых дней жизни, когда родители нарекли его в честь кота, который умер незадолго до рождения мальчика. Фамилия также сыграла немаловажную роль. И как Вася ни пытался протестовать, сколько усилий ни прилагал, для всех знакомых образ «чукчи» из анекдотов и сам он, Вася Чукчин, срослись намертво. По-другому его никто никогда не хотел воспринимать, и с годами незаметно для самого себя он стал соответствовать анекдотичному герою на все сто процентов. Даже привык со временем к постоянным насмешкам. Но подслушанный  на днях в курилке разговор сослуживцев круто изменил и настроение Василия, и его взгляды на саму жизнь. Коллеги обсуждали его – Васю; говорили о том, что «как корабль назовешь, так он и поплывет»; потешались над пожизненным Чукчинским фарватером. Вот тогда и возникла мысль о суициде.    
В день своей запланированной кончины Вася сначала долго ждал, когда мать и бабка уйдут из дома, потом еще дольше не мог дозвониться в ЖЭК, потому что газ, который был ему необходим, отчего-то отсутствовал. Вася извел два коробка спичек, но ни конфорки, ни духовка упорно не желали возгораться. Лишь к вечеру Чукчин сумел получить от диспетчера невразумительный ответ, но к тому времени домой вернулись родные и сообщили, что газа не будет целую неделю - в районе авария. Планы рухнули. Пришлось вынашивать новые.
Часа через два, в ходе долгих мучительных раздумий Вася выбрал, как ему казалось, легкую и быструю смерть – отравление. В кино такое всегда выглядело красиво: прилег герой на диван и,  вроде как, заснул. Да и просто очень. Осуществить задуманное Чукчин решил этой же ночью, сбегав в аптеку и прикупив необходимое: снотворные таблетки. Вот только по рассеянности (или по привычке?) поставил их в общий шкафчик с медикаментами на кухне. И по той же самой рассеянности всё перепутал. В итоге  Вася до утра промучился в туалете с жутчайшей диареей. Бабкины слабительные пилюли оказались на редкость великолепным средством.
После страшной ночи обессиленный Василий сидел на краю крыши. Он окончательно утвердился в выборе пути на небеса. Предварительно у себя в комнате немного потренировался: широко разводил в стороны руки и падал плашмя с кровати на пол. Но на шум тут же прибежала матушка и устроила скандал. Пришлось продолжить тренировки мысленно.  
Он представлял себя ангелом с пушистыми крыльями, которым станет после смерти. «Уж там-то никто не посмеет назвать меня чукчей, там я буду таким, как все…» - размышлял напоследок Вася, мечтательно уставившись в небо.
И тут он почувствовал, что на него кто-то смотрит. Вася стал озираться по сторонам, и его взгляд столкнулся с другим взглядом. Взглядом, полным восхищения и обожания. Не сразу, но все же до Чукчина дошло, что восхищение предназначено именно ему. Но главное! – таким приветливым, нежным взглядом на него смотрела очень симпатичная девушка. Из окна дома, что находился напротив крыши.  Девушка! Впервые в жизни сердце Чукчина на мгновение остановилось, а потом пошло набирать обороты, стуча все громче и громче. И такое это было непривычное и приятное состояние, такое блаженство, такое…  
Вася покраснел от смущения, занервничал, попытался встать, но поскользнулся на банановой кожуре, которую сам же и бросил тут на крыше, и с грохотом покатился вниз по кровле навстречу магнетизирующему взгляду и неведомому доселе чувству…