Этой историей начинается целая серия рассказов и повестей написанных под впечатлением моих продолжительных бесед со старым, заслуживающим полное доверие, как мне кажется весьма честным человеком, курьером, служащим в ООО « Шестикрылый Серафим».
Черепок на память.
Я сидел в задрипанном холле офиса курьерской конторы «Шестикрылый Серафим» и меланхолично позвякивая ложечкой с отвращением глотал гнусный, чуть теплый растворимый кофе отечественного производства. Кофе по вкусу напоминал все что угодно, но только не благородную вытяжку из жареных зерен кофейных ягод. В его букете самым невероятным образом переплетались оттенки молотых желудей и горелой резины. Я допил эту бурду и с сомнением прислушался к своему усталому организму. Вместо предполагаемого заряда бодрости, откуда-то снизу, из области нависшего на ремень живота, к горлу медленно и необратимо поднималась волна мучительной изжоги.
Нда, кофе за сорок рублей банка это конечно еще то…-
с грустью констатировал я, и в это время белая крашенная дверь генерального директора нашей конторы, Голбан Евгении Павловны, широко распахнулась, и на пороге во всем своем объеме появилась та самая, вышеупомянутая госпожа Голбан.
Невысокого роста, жгучая брюнетка (хотя мне доподлинно известно, что она натуральная шатенка) с непомерно огромной грудью, она внимательно осмотрела холл с расставленными вдоль стен пластиковыми стульями, на которых по обыкновению сидят в ожидании очередного заказа курьеры. Сейчас здесь сидели только я, да молоденькая курьерша Маша – веселая хохлушка откуда-то из Запорожья. Маша была откровенно на сносях, хотя и пыталась незаметно прикрыть свой объемный живот засаленной газетой «Советский спорт».
- Так, Михаил Петрович, ноги в руки и срочно на Шаболовку, там при первой градской больнице есть храм, где сейчас работают художники- реставраторы. Найдете бригадира и передадите ему, или ей, тут уж я точно не знаю, фамилия не указанна заключение химической экспертизы чего-то там. Сто двадцать один рубль получите вечером. Вопросы есть?-
Она шумно вздохнула и протянула мне небольшой пакет плотной, рыжеватой бумаги.
- Никак нет, Евгения Павловна!- радостно сообщил я ей и, прихватив свою трость, захромал на выход.
- Конечно, сто двадцать один рубль по нынешнему времени деньги не большие, –
думал я, продираясь сквозь завихрения белесой, влажной Московской метели.
-Но все лучше, чем сидеть дома и совершенно бесплатно ругаться со своей супружницей.-
…Где-то на самом верху, под куполом, в бледном и пыльном церковном полумраке, по дощатым лесам бесстрашно ползали перепачканные краской и побелкой девицы.
- Девоньки!-
крикнул я в эхом ответившую мне высоту.
- Как бы мне с бригадиром поговорить? Тут ему депеша с курьером. Надо бы роспись подмахнуть…-
- Сейчас я вам подмахну, ей-ей подмахну! –
со смехом подлетела ко мне довольно высокая, крупногабаритная молодая еще женщина в огромном прорезиненном фартуке до пола и кепке с полу стертой надписью Крiм над мятым козырьком.
Вместо парфюма от нее откровенно несло скипидаром, масляными красками и еще чем-то неуловимо-острым, может быть даже и потом.
- Чаю хотите?-
быстро (вообще все ее действия как я успел заметить, отличала необычайная скорость) спросила она меня.
-Если да, тогда пройдемте ко мне в мастерскую, если нет, давайте ваш пакет, сейчас распишусь…
-А почему бы и нет?-
вяло согласился я и поспешил вслед убегающей художнице в ее комнату, под лестницей.
…Нетерпеливо сбросив со стола прямо на пол залапанные рулоны бумаги, выжатые тюбики из-под масляной краски, какие-то заскорузлые кленовые листья и прочую художественную дребедень она расставила чашки, швырнула в них чайные пакетики и по три, мраморно сверкнувшему комочку сахара.
- Мне без…- попытался остановить я ее, но было уже поздно, и крутой кипяток хлынул в посуду.
Пока чай заваривался, Светлана (так, по крайней мере, она представилась мне на бегу) просмотрела бумаги, принесенные мне за сто двадцать один рубль и, смяв их, швырнула куда-то в угол.
- Вот идиоты, гоняют пожилого человека Бог знает, куда с известиями, которым скоро сто лет в обед.-
Проговорила недовольно хозяйка мастерской, и мы принялись за чай.
Прихлебывая переслащенный кипяток, я исподволь разглядывал и художницу, и ее обитель.
Сквозь приоткрытый ворот платья над фартуком, на ее шее виднелся довольно внушительный и, судя по окислу, оловянный крест на крупной, светлого металла цепочке, а все стены мастерской были плотно завешаны разномастными, но явно старинными иконами.
На широком подоконнике светлого офикальцита примостилась клетка с тонкими, гнутыми прутьями, сквозь которые я с удивлением заметил невзрачного, желто-серого кенара, взирающего на меня с явным неодобрением своими блестящими бусинками черных глаз.
- Скажите Светлана,-
наконец-то набрался я смелости,
-Неужели вы и в самом деле верите в Бога? То есть я хочу сказать, что неужели, вы такая молодая женщина, в наше время, вот я вижу, у вас в углу на столе стоит даже компьютер, верите в Бога, в никем не виденного, всемогущего и всевидящего Создателя? Да разве ж такое может быть? Ну, я бы еще понял старушка, какая, затрапезная, Божий одуванчик, или положим старик-инвалид, на которых государство со всей своей щедростью облокотилось, позабыв, что именно они, в бытность свою молодыми ковали мощь этого самого государства. Но вы-то? Молодая и цветущая, и как мне кажется довольно востребованная сейчас.…Нет! Решительно не понимаю! Бред какой-то. –
Женщина внимательно посмотрела на меня и как мне показалось даже удивленно ответила, вопросом на вопрос.
-А вы что, не верите в Бога? Может быть, вы и крестик не носите?-
Я смутился, кинулся шарить на шее и отчего-то даже с какой-то радостью сообщил ей.
- Да нет, сегодня точно на мне!-
Слава Богу. –
шепнула она и старательно перекрестилась.
-Да что же вы так перепугались?-
всполошился я,
- Мы то сейчас как ни как в церкви. Так что же мне здесь может грозить, даже если бы я и без креста был?
- Если б вы, уважаемый Михаил (как вы говорите?) Петрович только могли предполагать, насколько враги наши сильны, хитры и изворотливы, поверьте, вы бы так не говорили…. Я полагаю, вы догадываетесь, кого я называю врагами? Нет!? Ну, вы даете!
Хотите, я вам расскажу, как я, повторяя ваши слова, такая молодая и востребованная женщина пришла к Богу. Хотите?-
Я незаметно бросил взгляд на часы и мысленно простился со своей, честно заработанной сотней кивнул.
Наивный, если бы я только мог предполагать, чем закончится это мое не здоровое любопытство, я бы, наверное, отбросил всю свою врожденную учтивость, и бежал бы из церкви со всей скоростью, на которую способны мои натруженные ноги.
- Ну, так слушайте –
проговорила Светлана, устраиваясь поудобнее напротив меня и доливая свой стакан остывшей уже кипяченой водой.
1.
-…В тот год (а было это уже лет пятнадцать тому назад), наше художественное училище, где я доучивалась последний курс, купило небольшую дачку под Серпуховом, в деревне Горбово. Домишко хоть и так себе, одна комнатка и веранда, но все лучше, чем после целого дня натуры трястись с этюдниками и мольбертами в переполненных электричках дрожа от холода с промокшими от росы или дождя ногами и вдыхать в себя влажное амбре полупьяных пассажиров.
А так, каждую неделю, на эту дачку приезжало человек пять студентов, с преподавателем и домашними пирожками, спокойно работали целыми днями, а ночи проводили либо во дворе дома у костра, либо спали на двух, сдвинутых панцирных кроватях. И пусть удобства были во дворе, но нам тем ни менее очень нравились такие недельные поездки на натуру.
Как- то раз, зазвала меня моя подруга Ленка Воронцова в соседнюю деревню, ну там прялки может быть, у кого на чердаках ненужные валяются, иконы старые или посуда, какая-никакая. Одним словом что-нибудь из барахла для составления натюрмортов.
Зазвать-то она зазвала, но выспрашивать о старье этом, стеснялась, и приходилось мне и с бабами разговаривать, и по чердакам их пыльным лазить. Но она, правда, всегда рядом со мной стояла, что было-то было. Хоть и молчаливая, но все ж как никак моральная поддержка.
День тот для нас выдался неудачным: парочка икон начала века,- так себе, ни школы, ни автора, одно треснутое коромысло и еще какой-то горшок проржавелый.
Ленка убеждала меня, что это австрийская каска первой мировой, хотя я на сто процентов была уверена, что этот горшок, гнутый и ржавый - ни что иное, как самая обыкновенная ночная ваза, только ручка, проржавев, отлетела. Ну да пес с ним, с горшком. И остался у нас всего один дом не проверенный, он как-то на отшибе стоял, ближе к лесу.… Но женщина, которая и впарила горшок Ленке, поджав губы в струнку, назвала хозяйку того дома ведьмой, и очень не советовала нам туда идти.
Но я, в то время как, наверное, и вы ни в Бога, ни в черта не верила, я вообще в те годы ни во что не верила, даже в любовь: рисовала себе понемногу, да гандболом занималась, довольно успешно кстати. Так что мне эта ведьма была - тьфу да растереть! А посему, прихватив упирающую Ленку, я уже через пять минут уверенно стучала в дверь избы.
Дверь нам открыла бабуля лет под семьдесят, но в отличие от своих односельчанок лицо у нее было гладкое и как будто даже лощеное.
- Да она никак подтяжку лица делала?-
фыркнула у меня за спиной Воронцова и, повинуясь молчаливому приглашению хозяйки, мы вошли в дом.
В избе стоял тот самый, устоявшийся запах каждого деревенского дома - кисловатый привкус дрожжевого теста с определенной ноткой пыльных, самотканых половиков, и тонким чуть-чуть заметным вплетением сладко-удушлевого аромата худосочной, изогнутой как от рахита герани, прозябающей возле небольшого оконца.
Вместо привычных икон в красном углу, у бабули красовался вырезанный из журнала портрет генсека Брежнева, пришпиленный к стене кнопками и обильно загаженный мухами.
- Да, - подумала я тогда мелькомом смотрев убранство дома.
-Здесь, похоже, нам ничего не перепадет: обстановка у хозяйки просто спартанская.
Но как ни странно, услышав о цели нашего к ней визита, бабуля поманила нас в глубь комнаты, и довольно грамотным языком, несколько растягивая гласные, сообщила, что, дескать, икон у нее, как у бывшего зоотехника колхоза и к тому же члену партии естественно нет и быть не может, но вот в подполе завалялся один горшок, от бабки еще достался.
- Возьмете?-
спросила она, направляясь к распахнутой крышке подпола.
Мы с Ленкой энергично закивали и тут бабуля, Екатерина Потаповна, как она нам представилась, выкинула первый фортель. Вместо того, что бы с кряхтеньем и причитаньем медленно и со скрипом спуститься в подпол по виднеющейся, довольно крутой деревянной лестнице, она, не доходя до люка порядка двух метров, вдруг стремительно прыгнула в прохладную темноту.
- Ну, ни хрена себе, –
ахнула пораженная Ленка.
- Да бабуля-то, похоже, спортсменка!-
Мы рассмеялись, и тут уже пришло время ахать мне: Екатерина Потаповна выпрыгнула из подпола, словно у нее там был запрятан батут. Я даже подошла взглянуть в распахнутый подпол, но в полумраке погреба, где-то на глубине трех метров, серела влажная подмосковная глина, да из темного угла, возле кучей сваленного картофеля с белесыми глазками, на меня щурил фосфорно-зеленые глаза довольно крупный, черный кот.
- Да, спортсменка.-
Вынуждена согласиться я и тут увидела в руках хозяйки дома глиняный горшок необычайной красоты.
Керамика принадлежала явно первой половине девятнадцатого века и мастер, создавший подобное чудо был, несомненно, поэтом гончарного дела. Слегка вытянутый сосуд украшали странные, каббалистические узоры, повторяемые сочной, прозрачной эмалью травянисто-зеленого цвета. Легкая изящная ручка придавала сосуду странную схожесть с древнегреческими амфорами.
- Возьми касатка.-
Проворковала Екатерина Потаповна, и слегка обтерев горшок цветастым своим фартуком, протянула его мне. Позади меня завистливо простонала Воронцова, но бабка лишь слегка окинув ее взглядом, проговорила твердым, несколько даже менторским голосом.
- А тебе дочка я ничего не дам. Ты все равно скоро уедешь из страны и все что у тебя сейчас есть, в своей квартире оставишь. Так что не стоит…-
Не успела Лена ей ответить, а мы уже как-то сами собой оказались на крыльце, и у нас перед носом довольно бесцеремонно захлопнулась, обитая войлоком дверь дома.
- Ну и ну, тот еще типаж!-
хмыкнула моя подружка, и мы еще раз полюбовавшись необычайной керамикой, отправились по белеющей в плотных сумерках тропинке в Горбово.
2.
- Ну, все девочки, -
пробурчал недовольно наш руководитель, ворочаясь у себя за ширмой.
-Довольно колобродить. Завтра машина за вами уже часам к девяти подойдет. А вы еще должны для следующего заезда в доме хотя бы слегка прибраться.-
Мы погасили в комнате свет и уже через несколько минут из-за ширмы раздались первые переливы громкого храпа нашего руководителя.
Полная, желтая луна, с трудом пропоров плотную облачность, неизвестно откуда взявшуюся под вечер, освятила нас и всю нашу комнату каким-то нереально - фиолетовым светом. Подружки мои уже мирно засопели, и лишь мне от чего-то не спалось. Вдруг, в плотной и вязкой полуночной тишине, где-то в дальнем углу явственно раздался странный звук, словно какое-то животное пыталось прогрызть толстые половые доски.
- Крыса, мамочка, крыса!-
закричала я, патологически боявшаяся подобных тварей, и ничего не соображая от ужаса начала будить разоспавшихся девочек.
Кто-то включил свет, кто-то принес с веранды стакан холодной воды и почти насильно заставил меня, ее выпить, но тем ни менее все сошлись на мысли, что крыса эта мне просто причудилась.
-Пойми девочка, -
увещал меня наш преподаватель хриплым ото сна голосом.
- В нашем доме подпола нет и естественно нет и крыс. Самое большее, что могло испугать тебя, так это только мышь, полевка или еще какая ни будь землеройка.
Вновь погасили свет, и наш наставник буквально через несколько минут вновь захрапел, уютно и как-то уж очень по-домашнему.
Я, накрывшись с головой простыней, закрыла глаза и попыталась уснуть, как вдруг, по внезапно напрягшемуся телу подружки моей Ленки, чье горячее тело обжигало мой бок даже через ночную рубашку, я почувствовала, что она чем-то жутко напугана.
Со страхом, приоткрыв глаза, я увидела, как на противоположной стене нечто бесформенное, плоское и темное растет, словно на глазах, преображаясь в контуры страшного, черного, бесполого существа. Онемев от первородного ужаса, мы с Воронцовой смотрели на это пятно, на все его метаморфозы, как вдруг что-то или кто-то стремительно оторвался от стены и кинулся мне на грудь.
- Снимите это! Снимите это с меня!-
закричала, а может быть, только хотела закричать, а существо уже угнездилось у меня на груди и цепкими конечностями начало душить и топтать мое тело.
Лена завизжала, и остальные мои подруги также в ужасе закричали, и лишь наш наставник, Владимир Александрович сохранял выдержку и хладнокровие.
- Да что с вами сегодня, девицы происходит?-
недовольно ворча и в развевающихся широких, так называемых семейных трусах он подбежал к выключателю и включил свет.
Наша постель представляла собой печальное зрелище: простыни сбиты, одеяло валялось на полу, а мы, все столпились возле кровати и со страхом рассматривали нашу постель.
На полосатом матрасе, простынях и пододеяльнике, цепочкой легла вереница небольших следов, ведущая куда-то к окну. На наших глазах следы постепенно разгладились, словно кто-то невидимый аккуратно прошелся по ним раскаленным утюгом.
Владимир Александрович подошел к нам, внимательно осмотрел нашу постель, хмыкнул, чуть слышно сматерился и, щелкнув недовольно резинкой своих семейных, отправился досыпать к себе за ширму, свет, однако выключать не стал.
Он вскоре снова уснул, а я и мои подружки начали не торопясь, собираться в Москву.…Уже по приезду домой, в ванной перед зеркалом я обратила внимание на несколько довольно глубоких царапин, оставленных у меня на груди чьими-то
необычайно острыми когтями. В ужасе, схватив свою ночную рубашку, в которой я спала в ту злополучную ночь, и внимательно и скрупулезно рассмотрела ее….Вы не поверите, но ни одной, даже самой маленькой дырочки я не нашла.
Светлана замолчала и вновь включила чайник.
- Ну а что вы сделали с тем горшком?-
Неожиданно севшим голосом спросил я.
- С горшком?-
до странности беспомощно переспросила меня Светлана.
- С горшком дела обстояли так…-
вздохнула она, и вновь заварив свежего чаю, приступила к продолжению своей, на мой взгляд, совершенно не правдоподобной истории.
3.
По приезду домой, в Москву в квартире нашей начали происходить странные вещи. Даже скорее не странные,-
Прошептала она, оглядываясь по сторонам и хлебнув большой глоток горячего чаю, словно тот мог прибавить ей смелости и помочь до конца эту ее эпопею.
- …А страшные.
С некоторых пор я стала замечать, что за мной постоянно кто-то наблюдает. Вы знаете, Михаил Петрович, как это иногда бывает? В совершенно пустой квартире, когда в ней кроме вас и кошки никого нет, да и быть не может, вы вдруг чувствуете затылком, что кто-то смотрит вам в спину, упорно и недоброжелательно. Но стоит только обернуться, как вы понимаете, что никого нет, и взгляд этот вам только привиделся.
Так и у меня. Иной раз взгляд этот был настолько настойчив, что я, игнорируя здравый рассудок, бросалась перерывать всю квартиру, заглядывала под диван и за кресла. Стоит ли говорить, что я естественно никого и никогда в своей квартире не находила. Я оставалась один на один с перевернутой кверху дном жилищем, и лишь наша Сиамская кошка, сопровождающая меня по пятам, казалось, разделяла мои фобии. Ее атласная шерстка иной раз вставала дыбом и она с жалобным мяуканьем отползала от, казалось бы, совершенно пустого угла.
Однажды мой младший брат, с негодованием прибежал в мою комнату и закричал:
- Слушай Светка, ты после своей поездки совсем, что ли сбрендила? Что это за манера мою кровать, когда я сплю по всей комнате двигать?
Вместе с ним я бросилась в его комнату и увидела, что его старая, металлическая кровать с блестящими шарами и массивными ножками отодвинута от стены малое как на метр.
- Это не я, Алеша – похолодев от ужаса, выдохнула я, и мы вместе с братом с трудом поставили кровать на место.
Ну а на следующий день в квартире начали происходить события просто необъяснимо – жуткие: то сами собой открываются краны с горячей водой и только вызванная аварийная команда в лице двух не выспавшихся, и, по-моему, пьяных сантехников за триста рублей сумели отключить ее, а то на кухне кто-то все жестянки с крупами вынул из полок и разбросал по линолеуму.
И моя мама, и Алешка как мне кажется за моей спиной решили, что все эти пакости совершаю я сама в приступе какой-то необъяснимой злобы или душевного заболевания.
А как-то ночью, засиделась я за учебником и вдруг звонок в дверь.
Мама прошлепала босиком в прихожую и посмотрела в глазок и через минуту побелевшая прибежала ко мне.
- Знаешь Светик, там какая-то старуха просит, что бы я открыла ей дверь и пригласила бы ее в комнату. Дескать, смерть это твоя, Светлана. Что происходит?
- Я не знаю мама. Мне кажется, все дело в кувшине…
Мы подошли к двери, и я прильнула к глазку. На лестничной клетке, босиком и в странном черном одеянии стояла та самая старуха, что подарила мне керамику.
- Екатерина Потаповна.-
закричала я, громко прижимаясь губами к замочной скважине.
Хотите, я отдам вам ваш горшок? Пожалуйста, прекратите издеваться надо мной!
- Нет, касаточка, -
услышала я ее страшный шепот родившийся казалось прямо в моих ушах.
- Теперь уже поздно. Ты сама ко мне пришла. Это судьба милочка, судьба. Так что лучше открой дверь и пригласи меня в дом. Пригласи…-
Я потянулась к замку, но тут вмешалась мама и проснувшийся брат - вдвоем они с трудом смогли оттащить меня от двери.
А на следующий день Алешу нашли в петле. Когда я его обнаружила, тело брата уже остыло.
От стула, от которого он якобы оттолкнулся с петлей на шее, до его ног было более полуметра. Следователь долго и многозначительно смотрел на меня с мамой - как мне кажется, он подозревал нас в сговоре.
- Вы не поверите, Михаил Петрович, я боялась оставаться дома одна. Я приводила к себе совсем не нужных мне мужчин, но они буквально через несколько минут либо в хлам надирались водки, либо уходили от меня поссорившись со мной чаще всего совершенно беспричинно.
Однажды я принесла из церкви святой воды и промыла ею кувшин.
В тот же миг, как мне показалось, в комнате потемнело, а в углу, раздался явственный и злорадный старушечий смех.
Тогда я со всей силы хватанула этим кувшином по кафельному полу нашей кухни…
- Ну и как?- поинтересовался я заинтригованно.
- Я собрала черепки и в этот же день устроилась иконописцем в первый попавшийся храм.
Дома с тех пор все успокоилось и лишь мама иногда со страхом как мне кажется смотрит на меня- боюсь, что ей кажется что брата повесила именно я.
Ну а в черепках я сейчас смешиваю свои краски.-
Она невесело улыбнулась и протянула мне один из осколков, густо покрытый изнутри наплывами масляной краски.
- Хотите, возьмите на память. –
Она быстро допила свой чай и направилась к своим девочкам-художницам.
Я машинально кивнул ей и также машинально положил черепок в карман.
На первом же перекрестке, когда я только-только ступил ногой на «зебру» перехода меня сбила оранжевая словно апельсин, залепленная снегом пролетавшая мимо автомашина марки «Ока».
Отлежавшись несколько на обочине, я с трудом поднялся на дрожащие ноги и под насупленным взглядом какой-то старухи первым же делом выбросил черепок в грязный сугроб, а сам, хромая и охая, поплелся к себе домой окружным путем.