КРАСАВЕЦ (Лирика / стихи о любви)

Моя мама работала в косметическом кабинете. Там была зеркальная комната, отражающая судьбы людей.
Вот пожилая, с подкрашенной хною копной растрёпанных волос женщина, подпрыгивает, как слоноподобный заяц, пытаясь включить в розетку аппарат для разглаживания морщин. Она сняла очки с толстыми стёклами, чтобы выглядеть моложе. «Мама, почему тётя Зина вместо розетки пытается включить «утюжок», тыча в глаза наклеенной на зеркало белокурой красотки, вырезанной кем-то из журнала?», – спрашиваю я. Мама молча берёт руку пожилой женщины и подвигает её в сторону розетки. Женщина включает аппарат и начинает разглаживать глубокие морщины на лице и шее. Крем, который она наложила на своё лицо толстым слоем, течёт прямо в глубокое декольте. «Зиночка! Я же вам не раз объясняла, что кожа не может впитать такое количество крема. Промокните салфеткой лишний крем». «Нет. Нет. Пусть будет. Мне срочно надо стать молодой. Мой студентик, который снимает у меня квартиру, вчера признался в тайной любви ко мне…»
Просто он не хочет платить за квартиру, – подумала я. «Ваша мама – волшебница! А её аппарат, вытягивающий воздухом угри, просто чудо! Как она его придумала? Молодец, что получила патент, а то сейчас столько воров развелось. Так и норовят чужие мысли украсть», – защебетала Саша. У неё была красивая кожа, пушком и цветом похожая на спелый персик. Она любила рассказывать всем, как пришла к моей маме на приём, а на лице глаз не было видно от прыщей. Теперь она уже замужем, есть дети, но за собой следит постоянно.
«Вы уже совсем беленькая. Чем вы не довольны? Я вам обещала дать ещё одну отбеливающую маску, а вы хотите уйти. Ну, посмотрите внимательно, как вы здорово побелели!», – гипнотизировала посетительницу мамина
коллега. Я заглянула в соседний кабинет. Из зеркала на меня смотрело недовольное лицо чернокожей эфиопки. Интересно, что некоторые блондинки загорают под палящим солнцем, в ожидании шоколадного загара, рискуя здоровьем, а есть темнокожие люди, готовые сделать пересадку всей кожи, чтобы только побелеть… Японки делают операции, чтобы расширить форму глаза, а мы пририсовываем гримом чёрточки, суживающие глаза … В косметическом кабинете сидят женщины разных возрастов, счастливые и несчастные, надеющиеся и потерявшие надежду…
«Вы новую причёску сделали. Она Вам к лицу – помолодели лет на десять. Вас просто не узнать! Как Ваши дела? Почему Вы давно к нам не заглядывали?», – спрашивает моя мама, делая красивую форму бровей симпатичной старушке.
Мне одиннадцать лет. Я делаю уроки после школы и забегаю к маме, чтобы помочь ей после работы нести тяжёлые сумки. Я уже знаю постоянных посетителей мамы. Одна дама приходит и каждый раз сообщает, что у неё только что украли опять кошелёк, а именно сегодня состоится важное свидание, которое должно, наконец-то, решить её несчастную судьбу.
Я знаю, что женщина врёт. Потому что каждый день кошельки с деньгами не воруют. Но мама ей каждый раз верит и обслуживает бесплатно. Мама добрая. К ней приходят люди и говорят, что им становится легче на душе… Мама старается всем помочь, всех отогреть душевным теплом. Люди примагничиваются к ней.
«Вы разве не знаете, Женечка, что со мной приключилось?», – вопросом на вопрос отвечает старушка. «И вы кошелёк дома забыли?», – искренно удивляется мама. «Да, нет… Кошелёк-то со мной. А могло всё быть значительно хуже…» Она начинает свою историю, а дамы с чёрными, зелёными и жёлто-оранжевыми масками на лице застывают от любопытства.
«Я же месяц назад прямо из косметического кабинета с подругой в парк на танцы пошла, решила стариной тряхнуть!». «Вы совсем не старая, красавцы за честь должны считать, если вы с ними плясать пойдёте», – успокоила мама. «Да. Я себе на танцах такого красавца отыскала, что век забыть не смогу!», – подтвердила старушка. Дама с крашенной копной волос завистливо посмотрела в её сторону и намазала себе на лицо толстый слой питательного крема, словно собиралась превратиться в аппетитный торт с кремом.
«Мы с подругой на танцы ходим, когда там наш сосед аккордеонист играет. Но красавца, который там был, я никогда раньше не встречала. Глаза голубые-голубые. Просто синь морская, бездонная… Волосы крашенные, чёрные, усы седые, статный, сильный, танцует, как Бог, прости господи, что сравнила. Он меня на вальс пригласил, так я всех наших старпёров уложила. Бабы лопнули от зависти, когда мы в центр нашей танцплощадки попали. А красавец от меня не отходит. Прилип и всё. Я думаю, – догадался ли он, что я уже на пенсии, что мне скоро шестьдесят второй годок стукнет? Нет. Пчелой надо мной кружит. Все уши комплиментами обжужжал. Если бы за комплименты платить надо было бы, то он разорился бы, наверно, но за комплименты платить не надо: «Рыбка ненаглядная», «Птичка золотоволосая», и такое прочее… Растаяла баба снежная, ведь от покойного мужа сроду такой теплоты не испытывала… И на старуху бывает проруха…»
Старушка показалась мне совсем не такой старой. Детское выражение лица, которое иногда встречается у талантливых людей, карие каштанчики глаз, добрая самоирония, моложавая фигурка в элегантном кофейном брючном костюме.
«Что же вы не продолжаете?», – спросила Саша, млея во время массажа под мамиными экстрасенсными руками.
«Что тут продолжать? И так всё ясно. Танцы окончились. Он меня проводить собрался. Я подругу глазами ищу, а он мне говорит, мол, мы не дети, чтобы втроём гулять. Я совсем, как поезд с рельса сошла, втюрилась в своего красавца по уши. Просто любовь с первого взгляда на старости лет на меня обрушилась. Лавина чувств. Думаете, что только молодые с ума сходят? И старики, точно электрические лампочки перед тем, как сгореть – ярко вспыхивают… А мой красавец свои седые усики поглаживает, смотрит на меня так, что дрожь берёт. Муж мой десять лет назад от инфаркта помер. Так я мужиков с тех пор только по телевизору и видела. А тут писанный красавец. Беда!!! Домой пришли. Чай молча попили… Я такого орла в своей жизни не встречала. Страсть! Куда годы делись… «Жаль, что я тебя раньше не знал, богиня моя, женюсь завтра на тебе, любовь моя последняя, всё брошу, жизнь с нуля начну, только не прогоняй!», – шепчет мне в ухо, а мне кажется, что если он уйдет, то я первая умру, одиночества не вынесу. Трое суток, как миг один пронеслись… Я ночным дежурством подрабатываю. Ночь дежурю, а потом трое суток дома… Пришло время на работу идти, а он 20 рублей в займы просит, ведь мы-то создавать семью решили. Вижу, что он хочет мне подарок купить, а денег с собой не захватил. Я ему открылась, что деньги в шкафу, на второй полке, под пододеяльником в трусах зелёных с белыми крапинками лежат. Он ровно 20 рублей взял, а остальные деньги на место положил. А потом сказал, что хочет от пламенной ночи отдохнуть, ведь в его жизни ни женщина такая не встречалась, ни рыбы фаршированной такой он не ел, ни квартиры такой уютной и родной у него на веку не было».
«Ой! Обворует он Вас, милая моя. Сейчас такой мужик пошёл. Зря вы ему место тайное указали», – покачала головой зелёная маска.
«Вы что в любовь не верите?!», – возразила женщина в жёлтой маске.
«Да ничего из этого не выйдет. Перегорит он. Сделает ноги – удерёт!», – твёрдо отрезала чёрная маска. «Все они одинаковые…»
«Ишь, какие вы все прозорливые, опытные тут собрались. Я вам про любовь, а вы…»
«Мы Вас внимательно слушаем», – разрядила обстановку моя мама, – «Продолжайте, пожалуйста. А Вы, Зиночка, садитесь ко мне в кресло для массажа, Ваша кожа уже наелась крема до отвала, это только кашу, говорят маслом не испортишь, а картину и маслом испортить можно. Лицо, как картина. Сашенька, пока Зиночка промакивает салфеткой лицо, я Вам сделаю модный макияж... Синие тени подойдут к Вашим синим глазам. Возьмите Руж – несколько капель на щёки и разотрите, будет у Вас здоровый румянец, а то вы что-то бледненькая сегодня».
«Чем кончилась Ваша история? А то я уже должна уходить», – жёлтая маска встала и подошла к зеркалу.
«Дальше, как в кино… Нарочно не придумаешь. Можно книгу написать с остросюжетным финалом… Короче. Я пошла на работу. А потом вспомнила, что бутерброд забыла. Сразу вернулась. Двери открыла. Мой красавец в ванной комнате золотой рыбкой плещется и поёт. А голос, как у Карузо. Вода льётся. Музыка на всю катушку… Балдеет, наверно. А на табуретке в коридоре седенькие такие усы лежат… Отклеенные… Во мне всё так и упало внутри. Ох, мамочка, думаю. Это зачем ему усы-то клеить?
Побежала к телефону-автомату, что около книжного киоска и рядом с гастрономом. Милицию вызвала. Караул! Страшно стало. Приехали. Моего красавца прямо из ванны забрали. Оказывается он рецидивист в розыске. Из тюрьмы убежал. Ему-то двадцать семь лет всего… А он меня увидел и как заплачет: «Хотел тебя, стерву, вчера прикончить. Да ты меня, рыжая бестия, своей фаршированной рыбой обыграла. Выйду из тюряги – убью!»
Зеркало отразило такую печаль в её глазах, что захотелось подойти и, как ребёнка, погладить её по голове.
«Забрали его, как пол сердца оторвали. Но я себя в руки взяла. Квартиру поменяла. Причёску изменила. Даже свою медь с сединой на чёрный цвет перекрасила, чтоб не узнал. Только напасть, – люблю я его, красавца своего, жалею, как сына. Всё о нём думаю. Никогда у меня такого мужчины не было…»
Маски осуждающе застыли в зеркалах и захотелось увидеть человеческие лица.
Мама, ведь ты волшебница, сделай что-нибудь, мама.