Тощая рыжая сука, положив голову на передние лапы и раскинув на асфальте свои тяжелые от молока соски, как обычно, лежала посреди дороги и скучала. Она почти не обращала внимания на проходивших мимо людей и лишь иногда вяло поднимала голову вслед, слишком близко проехавшей возле нее машине, и с ленивым укором недолго смотрела ей вслед. Я познакомилась с ней в первый же день моей работы на пластиковом заводе и на долгое время она стала моей единственной подругой по ежедневной десятиминутной прогулке , которая была мне положена после каждых трех часов работы на отупляющем конвейере по производству трубочек для коктейля. В тот первый день, когда я вышла на улицу, еще оглушенная грохотом работающих станков и в нерешительности замерла, выбирая маршрут для своей прогулки, мы встретились с ней взглядом и она, как-будто поняв мою нерешительность и одиночество, встала и лениво направилась в мою сторону. Я отнеслась к ее поступку как к вполне человеческому и когда она, подойдя ко мне, вопросительно подняла морду, я благодарно приняла ее предложение, и мы просто пошли рядом. Поначалу, я из вежливости пыталась завязать с ней разговор , но потом с облегчением поняла, что это совсем необязательно. С деликатностью данной ей, видимо, от рождения, она не требовала от меня ничего, кроме молчаливого партнерства по прогулке. С тех пор так и повелось . Я назвала ее Собакой. Это получилось само собой в первый же день, когда я поздоровалась с ней: “ Здравствуйте, Собака, “ – сказала я тогда, впервые глядя в в ее глаза и вдруг почувствовала, что угадала ее имя.
Глаза. Они сказали мне о ней все. Желтые, с тусклым потухшим взглядом и постоянной тупой тоской. Она была Собакой не только потому, что принадлежала к этому нежно любимому мной четвероногому племени, а потому , что была она Собакой по жизни, по тому как жизнь обошлась с ней. И ее деликатность, я думаю, происходила, скорее, от привычки быть незаметной. Она была еще молода, лет 35 по человеческим меркам, но уже бесконечно усталая и от этого безразличная ко всему на свете и даже свое материнство она воспринимала, казалось, так же равнодушно как и все остальное . Мать – одиночка по случаю . Женщина, не знавшая любви, привязанности, заботы . Ее никто не обижал, но ... и не любил и она не способна была уже дарить любовь никому на свете, даже своим детям. Она заботилась о них потому, что они были, а она привыкла не спорить с судьбой. Наверное, если бы она была человеком, то стала бы горькой пьяницей и тогда хоть иногда, в пьяном дурмане, могла бы оттаять и посмеяться или поплакать всласть. Но она была Собакой . Грязной, голодной, худой. Ее никто не обижал, но никто и не любил.
БАЙСТРЮК.
Совершенно очаровательный щенок, очень похожий на овчаренка, весело забежал в цех и, обнюхивая все, что попадалось ему по пути с азартом и любопытством здорового ребенка, замелькал между станков. У меня поднялось настроение. Это был замечательный сын моей Собаки. Я впервые видела его, но сомнений быть не могло. Безусловно, папа у него был красавцем - овчаркой. Это было видно по стоявшим у малыша ушкам и типично овчарочьему окрасу. Но в мордочке его явно проступали мамины черты и ножки у него тоже были мамины : они были чуть легче и стройнее, чем положено чистопородному овчаренку. Но это отнюдь его не портило . Напротив, малыш был так мил, что не влюбиться в него было просто невозможно, что и сделал, по-моему, его хозяин, важно вошедший вслед за щенком и с гордостью и умилением наблюдавший за естремительными передвижениями по цеху своего четвероного воспитанника. В смешанных детях, вообще, по- моему, есть особенное очарование неожиданности. Щенок был счаслив. Собачье счастье в этом мире значительно проще человеческого. Для его достижения достаточно всего лишь иметь любящего хозяина и дом. Он их имел. И я от всей души порадовалась за малыша. Для человека все сложнее - ему звезды подавай. Но в одном мы похожи : люди, как и собаки, не могут жить без любви.
