Их блики злато стен лизали.
Входил Король! И в тронном зале
Стемнело от его очей.
Была угроза в этом взгляде!
И свита вся ушла в поклон,
Ловя тот миг, когда на трон
Его Величество воссядет.
А Он привычно не спешил.
Смотрел внимательно на спины –
Вид унизительной картины
Его нисколько не смешил.
Он сам искал хоть тень ухмылки,
Хоть слабый след, полунамёк
На самый маленький смешок.
Но источали страх затылки!
Король был совершенно гол –
Лишь плащ, корона и сандалии!
И в этой гнусной аномалии
Сквозил диктат и произвол...
Давным-давно, во дни крамолы,
Раздетым вышел он в народ,
И вдруг какой-то доброхот
Сказал: «Король-то, братцы, голый!»
И это рассмешило всех!
В тот миг, познавши униженье,
Король подверг уничтоженью
Всё то, что порождало смех.
И было палачам работы,
И смерть бродила в городах,
А те, кто не изведал страх,
Всходил, смеясь, на эшафоты.
В сердца вселились скорбь и плач,
А полстраны оделось в траур,
И ею правили по праву
Жандармы, судьи и палач.
Казнили всех, кто был поэтом
И музыкантом, и певцом,
И тех, кто звался мудрецом.
Идеи стали под запретом!
С тех пор, с упорством маньяка,
Король не надевал одежды,
Лишая всяческой надежды
Смешливого весельчака...
…Конец сей притчи – неизвестен.
Но ты, мой друг, понять изволь:
Где правит голышом Король,
Там смех – поверь мне – неуместен…