Я скучными листами
зевая, шелестел,
пока рисунок с Вами
случайно не узрел:
крестьянка, мёда слаще,
дверь бабушкина, дом –
не вздрагивал я раньше,
листая книгу до...
В оковах чар сидел я,
затих, глаза открыв,
как буд-то бы влетела
в сверканье пышных крыл
то ль бабочка, то ль птица,
своей красой маня,
в окно моей светлицы,
околдовав меня.
Весной светилась юность
в лице, что краше нет,
но лето к Вам тянулось,
предугадав расцвет;
хоть грация отчасти
пришла из детских лет,
к триумфу женской власти
готовы Вы созреть .
Подумал я – блаженны,
свой подавивши вздох,
кто Вас обыкновенно,
день каждый видеть мог
естественно небесной,
внизу, где правит Бог;
ах, счастлив тот, кто вместе
был с Вами, возле ног!
Я мыслил, давшись диву,
про Вашу жизнь и дом,
прошедших днях счастливых,
о том, что ждёт потом,
о домике уютном
с нехитрым уголком,
где Вы проснётесь утром
мечтать весь день – о ком?
Колечко то на пальце,
кто Вам его дарил?
Кузнец, начав стесняться,
иль фермер, полный сил,
наговорил на ушко,
что плёл всегда другим,
чтоб восхитить простушку
подарком дорогим!
Я думал о фаворе,
стремленье слыть и быть,
надутых губках, ссорах,
о клятвах век любить,
во ржи стенаньях счастья,
лобзаньях губ тугих!
Я чуть не разрыдался,
представив вас двоих.
На рубеже безумства,
боль пробуя унять,
я в лицах видел чувства,
катилось время вспять,
глаза закрыл, мерцали
то боль, то благодать,
а лица расцветали,
и морщились опять.
На миг, как озаренье,
во мне созрел ответ -
во имя продолженья
всей жизни нужен свет!
Любовь и Жизнь даруя,
у них отказа нет,
и сотню, и другую,
и десять тысяч лет.
На миг прозрев в приливе
нахлынувших времён,
я разом всех увидел
девиц, бабулек, жён,
кто на житейской ниве
был в предках сохранён,
такой, как Вы, красивой
невестою рождён.
RALPH HODGSON
(1871-1962)
The Bride
THE book was dull, its pictures
As leaden as its lore,
But one glad, happy picture
Made up for all and more:
'Twas that of you, sweet peasant,
Beside your grannie's door --
I never stopped so startled
Inside a book before.
Just so had I sat spell-bound,
Quite still with staring eyes,
If some great shiny hoopoe
Or moth of song-bird size
Had drifted to my window
And trailed its fineries --
Just so had I been startled,
Spelled with the same surprise.
It pictured you when springtime
In part had given place
But not surrendered wholly
To summer in your face;
When still your slender body
Was all a childish grace
Though woman's richest glories
Were building there apace.
'Twas blissful so to see you,
Yet not without a sigh
I dwelt upon the people
Who saw you not as I,
But in your living sweetness,
Beneath your native sky;
Ah, bliss to be the people
When you went tripping by!
I sat there, thinking, wondering,
Abut your life and home,
The happy days behind you,
The happy days to come,
Your grannie in her corner,
Upstairs the little room
Where you wake up each morning
To dream all day -- of Whom?
That ring upon your finger,
Who gave you that to wear?
What blushing smith or farm lad
Came stammering at your ear
A million-time-told story
No maid but burns to hear,
And went about his labours
Delighting in his dear!
I thought of you sweet lovers,
The things you say and do,
The pouts and tears and partings
And swearings to be true,
The kissings in the barley --
You brazens, both of you!
I nearly burst out crying
With thinking of you two.
It put me in a frenzy
Of pleasure nearly pain,
A host of blurry faces
'Gan shaping in my brain,
I shut my eyes to see them
Come forward clear and plain,
I saw them come full flower,
And blur and fade again.
One moment so I saw them,
One sovereign moment so,
A host of girlish faces
All happy and aglow
With Life and Love it dealt them
Before it laid them low
A hundred years, a thousand,
Ten thousand years ago.
One moment so I saw them
Come back with time full tide,
The host of girls, your grannies,
Who lived and loved and died
To give your mouth its beauty,
Your soul its gentle pride,
Who wrestled with the ages
To give the world a bride.