Из объяснительной. (Рассказ)

Все началось с того, что четырехстопный ямб мне надоел. Действительно надоел! Ведь и в самом деле – им пишет каждый! И я поделился этим наблюдением с приятелем, что, дескать, четырехстопный ямб мне надоел. Тот понимающе хмыкнул и продолжил нараспев: им пишет каждый... Вот именно – каждый! – вспылил я. – И нечему тут хихикать! С ним как с человеком, а он эрудицию демонстрирует. Я опять, уже с нажимом на мне, как в той песне, про «дай счастья мне, мне, мне»: четырехстопный ямб, говорю, мне надоел. Им, говорю, пишет каждый. А этот псих опять не понимает, даже сердиться начал. Мол, второй раз уже это декламируешь, за кого ты меня держишь, и так далее. Дескать, если тебе пришла фантазия почитать наизусть, так поди, запрись в ванной и самовыражайся вполголоса, а не приставай к людям. Я внутри уже бурлю, но внешне спокоен. Я ж, - говорю, - серьезно, садовая твоя голова, битый час тебе толкую, что четырехстопный ямб мне надоел. А он тоже кипятится. Уже с баритона на фальцет срывается, слова какие-то одними губами шепчет, но еще пытается все это по-интеллигентному закончить, без криков и мордобоя. Но когда я опять ему про этот самый ямб стал втолковывать, про то, что им пишет каждый, – и ведь действительно, без преувеличений! каждый! – тут он меня зачем-то ударил. И побежал. Но упал. Я поднял его, прислонил к водосточной трубе и снова повторил, громко и отчетливо, что четырехстопный ямб мне надоел. Потому что им пишет каждый.
Когда подошел милмционер, друг мой уже почти начал понимать, из-за чего чего же все-таки четырехстопный ямб мне надоел. Но милиционер его отвлек, он спросил, кто тут сейчас дрался и орал странные слова, что был звонок в отделение от жильцов данного дома. Мы с приятелем молчали. Тогда милиционер достал из кармана полушубка листок и, запинаясь, прочел: «четырехстопный... я-м-б... мне надоел». – Это кто сказал? – спросил он строго. – Пушкин! – хором ответили мы.
Мы с представителем власти, видимо, не поняли друг друга. И теперь я хочу разъяснить это недоразумение, тем более что ни я, ни мой приятель не хулиганы и не пьяницы, а у нас литературная дискуссия. А также прошу вернуть нам шнурки от ботинок, ремни, сигареты, 84 копейки мелочью, честное имя и право свободно перемещаться по родной стране хотя бы в пределах родного микрорайона, которое гарантируется всем гражданам нашими гуманными законами и подлинно демократической Конституцией.
(февраль 1985)