отключён телефон, перерезаны провода, и ни свечки, ни спички, ни искры в кромешной тьме».
Я молчу, прикусив язык, окровавив рот, отвожу глаза от гостинцев, даров, щедрот
и считаю шаги бесконечных мурашьих рот по истоптанной в кашу, разодранной вдрызг спине.
А они говорят: «Для чего это всё, скажи? Ну добро бы мессия, добро бы своё отжил,
да и муки твои – бесплодные миражи, знаешь, сколько в округе придуманных лобных мест?»
Я киваю, сжимаю зубы – хрустит дентин, – я и сам никогда не верил, что я один,
и беззвучно прошу: о, сверкающий господин, отойди, не шатай, не ломай мой корявый крест.
Да какая там гордость, какая там к чёрту спесь? Я же просто совсем не умею, когда не здесь –
наркоман, алкоголик, подсевший на злую смесь забродившего хмеля, любви, бестолковых склок.
Но когда мне царапают горло осколки фраз, по живому, навылет, как будто в последний раз –
это ангелы в небе поют мой любимый джаз, и рождается слово. Нет, Слово. В котором – Бог.