Меня вызвали после обеда. Воспитанник Рувос Местус? Да. Вас вызывает Наставник. Пройдёмте со мной. Экзекутор поворачивается и уходит. Нехорошие предчувствия закрадываются в мою душу. За последнее время у меня накопилось много грехов. С другой стороны Наставник не Директор и даже не Психолог. Я пожимаю плечами и удаляюсь вслед за Экзекутором. Мои товарищи с любопытством провожают нас глазами.
Когда я заглядываю в методическую комнату Наставников, то в испуге отшатываюсь:
- Ой, извините…- подумал ошибся.
- Рувос, заходи, - махнул мне рукой Наставник. Я захожу.
В комнате находились Наставники всех групп, а также Психолог, Заведующие кафедрами и Директор – всего, как я сосчитал 18 человек плюс Мери-Кей. Сердце моё ухнуло и оборвалось, когда я увидел её: неужели нас раскрыли! Я ошибался, но лишь на самую малость.
Мери-Кей не выглядела подавленной. Она сидела за отдельным столом спиной к одному из оконных панелей, напротив стоял другой стол – предназначенный для меня. По боку от наших столов на возвышении располагался президиум: Директор, представитель Центрального Купола и Старший Наставник. Перед ними оставалось небольшое пространство и сейчас там находился Психолог. Чуть дальше стояли столы, за которыми сидели другие приглашённые. Психолог дождался, когда я сяду и объявил заседание открытым.
Из его слов я понял, что это не судебное заседание и не допрос, а всего лишь внеплановое совещание при Директоре с целью прояснения некоторых внештатных событий. По окончанию речи в комнате воцарилась гнетущая, какая-то омертвляющая атмосфера. Особенно чувствовалось напряжение между президиумом и залом – флюиды так и источались с обеих сторон. А мне так и не суждено будет узнать, что же предшествовало очной ставке. Но ощущение произошедшей катастрофы не покидало меня. Единственное светлое пятно в этих сумерках отчаяния оставалась Мери-Кей. Я не спускал с неё глаз.
Психолог расхаживал перед аудиторией и кратко обрисовывал психологический портрет Мери-Кей. Характеристика его стандартная. А затем он обращается ко мне:
- Ты знаешь Мери-Кей?
Меня бросило в жар. Я встал, вспотели ладони, от нервного напряжения, руки чуть подрагивали, и я ими опёрся на стол. Спазмы стянули горло – не то, чтобы я не привык выступать перед аудиторией. Я не привык выступать перед такой аудиторией, да к тому же вопрос касался очень личных отношений.
Разумеется, Психолог знал, что она включена в ту же возрастную категорию, что и я в секции восточных единоборств, и в личных схватках на ринге мы не могли не встретиться – как и на тренировках. Вопрос был риторическим. Пробным камешком. Впрочем, я ждал этого вопроса.
- Да. Мы встречались в поединках. А, что случилось, господин Психолог? – обратился я по-уставному к нему.
- Мы вернёмся к этому, - Психолог мягко прервал мою попытку перехватить инициативу в беседе (или допросе?). - Подумай хорошенько, Рув, можешь ли ты сказать, что виделся с ней и помимо схваток на ринге?
Это был капкан. Первый капкан поставленный им. Он что-то знал. Знал о нас с Мери-Кей. Или хотел, как сказали бы на Земле, «взять на пушку»? Нельзя затягивать паузу. О наших коротких встречах он мог узнать от ребят, что видели нас в коридорах.
- Ну, сталкивались изредка меж занятиями…- я сделал вид, что плохо припоминаю эти события.
- А возможно ли такое, что вы виделись наедине?
Капкан захлопнулся. Мне не было ничего известно о том, какими сведениями располагает Психолог. Возможно, он узнал что-то от Мери-Кей, и это вопрос, проверяющий мою честность, мою лояльность, мою преданность Куполу. Возможно, и ничего не узнал. Я попытался. Попытка не пытка. У меня не было пространства для манёвра. В принципе они могли и не знать о наших встречах в церкви, о нашем неудавшемся побеге. Я не хотел врать, но капкан ставил он. А капканы следовало пытаться избегать.
- Я не слишком хорошо знаю Мери-Кей, чтобы встречаться с ней индивидуально. И, мне кажется, подобные встречи маловероятны в принципе.
- Да, да, - закивал головой Психолог, - но всё же возможны, возможны…
Он засветил голографический экран. И перемотал ускоренно видеофайл. Имелись две фигуры, встретившиеся в церкви. А затем разошедшиеся. Это были мы с Мери-Кей. Мне стало ясно, что целью нашего разговора будет безоговорочная победа одной из сторон – никаких компромиссов. Мораль, которую он воспитывал в нас, не выдерживала столкновений с реалиями жизненных ситуаций. И не в последнюю очередь благодаря их же поступкам. Одним ударом раскрыл он мне глаза на то, как собственно, обстоит дело с нашим полуфантастическим бытиём, проистекающим в безвоздушном пространстве: тотальный контроль! Видимо и про наше проникновение им стало известно из подобных источников! Иначе, по какому поводу изолирована Мери?
Честно говоря, я запаниковал, звука не было, но раз есть картинка, должна быть и запись разговора. Тогда им всё известно:
- Думаю, глупо отрицать, - после непродолжительного молчания произнёс я, и, не таясь, посмотрел Психологу в глаза. – Я виделся с Мери два раза.
А мысли мои скакали дальше. Если им всё известно, то зачем нужна вся эта комедия с очной ставкой? Хотят проверить нас?
- Меня обидела твоя неискренность, - сказал Психолог. - Без доверия не существует крепкой семьи. Не существует совершенных отношений. Без доверия твои товарищи не смогут опереться на тебя в трудную минуту. Как и ты, впрочем, на них. Я знал тебя как честного малого. Что или кто повлиял на тебя? Почему ты побоялся сказать правду? Как же так получилось, Рувос?
На этот вопрос следовало отвечать как можно правдивее:
- Это я виноват, - прошептал я и опустил голову. – Мне нравится Мери. Мне хочется с ней быть. И чтобы только были мы. И никого рядом. Вы понимаете, о чём я?- я чувствовал, как краска бросилась в лицо: в своей любви я признавался не наедине с Мери, а при большом количестве людей, причём настроенных недружественно к нам, даже враждебно.
Но, то, что я сказал, было правдой. И было заметно, что Психолог задумался. Он хорошо знал меня. Знал мои интонации, мою моторику. Движения моих глаз. Мою душу.
- Что ж. Наступает время и женский пол заменяет нам целый мир. Этого следовало ожидать. Но не следует забывать и того, что первые чувства не должны соседствовать с неискренностью, обманом, постыдными секретами и тому подобным. Иначе из светлых, чистых и невинных они превратятся в грязные и греховные. Помни об этом.
- Хорошо, господин Психолог, – сказал я.
- Нас интересует, Рувос, о чём вы с ней говорили на этих ваших свиданиях?
Но если им всё известно, зачем мне пересказывать разговор? Убедиться в моей лояльности?
- Ну, вы же знаете…- хотел я потянуть время.
И тут Мери-Кей крикнула:
- Они не знают, Рув! ничего не знают!
- Мери-Кей, не нарушайте порядок, - повернулся к ней Психолог, и обратился к Директору. – Действительно, господин Директор, мы не знаем, о чём говорили эти воспитанники.
Он сделал знак, вышел один из Экзекутеров и положил на стол президиума кусок микросхемы, конденсатор, аккумулятор класса ААА и свёрнутый в рулон кусок провода – хитрая поделка Мери-Кей. Она и на это способна?
- Самодельная глушилка. Найдена в комнате Мери-Кей. Ну, Рув, - обратился он ко мне, – так о чём вы говорили с Мери-Кей?
Из двух зол я выбрал меньшее:
- О жизни, о своих родителях… - я посмотрел на неё. Видно было, что она не осуждает меня. Она могла понять, почему я выбрал этот ответ – другая тема, слишком опасна для нас.
- Да, мы говорили о моих родителях, - вновь услышал я Мери-Кей, - Может быть, вы, господин Директор, наконец, скажете, что с ними случилось?!
Она говорила тихо, но так, что её услышали все.
- Почему они не смогли выбраться?! – спрашивала она, обращаясь к Директору.
- Мери-Кей, если вы не прекратите перебивать нас, то мы будем вынуждены вас удалить, – попытался остановить Психолог Мери.
- Мери-Кей, следствие дало ответы на все вопросы, - веско произнёс Директор.
- Они не погибли от удушья, – сказала Мери-Кей. Сейчас они общались только вдвоём. Все другие сидели в полной тишине.
- Я не смогу переубедить тебя, и ты это понимаешь, – ответил Директор, - поэтому наш разговор на эту тему бессмыслен.
- В целом картина ясна, - обернулся к присутствующим Психолог. Прошу вас, - он отошёл, и его место занял Начальник службы экзекуции – Старший Экзекутер. Сначала, тот рассказал, как, проводя аудит посещений режимных объектов, Служба контроля получила сигнал о несоответствии прохождения личности и даты, то есть, проще говоря, в кабинет Директора прошёл человек, который был занесён в реестр, как умерший год назад. Это оказался отец Мери-Кей. Проведя следственные мероприятия, Служба экзекуции установила, что в проникновении участвовало два манжета погибших сотрудников, один из которых находился у воспитанницы Мери-Кей Смит. Один из них передавал на камеру изображение приёмной снятой ранее, а по другому Мери-Кей проникла в кабинет. И засняла на него схему эвакуации. К сожалению, где первый манжет, установить не удалось.
Нас всегда учили отключать приборы, с которыми на данный момент не работали. Да ещё от греха подальше закопал его в Ботаническом саду. Но ещё раньше догадка, которая посетила меня, ударила кровью в голову. И с этого момента некоторые куски реальности выпали из моей памяти. А те картинки, что остались, плыли и качались. Догадка: Мери-Кей решила взять моё проникновение на себя! И я не находил в себе сил встать и признаться, что всё было по-другому. Измученный, я поднимаю глаза на неё. И она отрицательно качает головой.
- Должен существовать ещё один сообщник, который манипулировал с камерами наблюдения в коридорах, - после того, как положил на стол к лежащим там вещам, манжет сказал Старший Экзекутер, - в настоящий момент мы выясняем кто он. У меня всё.
Я облился холодным потом. Почему я так боялся?
- Спасибо вам, - поблагодарил его Психолог. – Мери, ты поможешь нам его найти?
- Что: манжет или сообщника? – отрывает взгляд от меня Мери-Кей.
- Отдаю должное вашей выдержке, Мери-Кей, - в интонациях Психолога я не слышу фальши. – Уточняю: сообщника.
- Я всегда всё делаю сама, и помощники мне не нужны. Вы, думаете, здесь можно на кого-то положиться? Ха-ха, – титаны духа! Не титаны духа, а мелкие душонки. Вот даже вы не имеете власти ни над своими желаниями, ни над своими поступками…
- Мери-Кей, - обратился к ней Директор, - вам ещё дадут слово.
- Речь не обо мне и не о моих желаниях, о которых, кстати, вы даже не имеете представления – продолжал гнуть свою линию Психолог, – речь о ваших желаниях… Так вот, будьте любезны, сообщите нам пожалуйста, зачем вы пожелали проникнуть в кабинет, и засняли схему?
На экран, позади президиума, с манжета, проецируется схема эвакуации.
- Хотела покинуть этот проклятый Купол! – восклицает Мери. – И давайте, наконец, покончим с этим!
После её слов, будто ветерок прошёл по комнате. Если у кого и были какие-то сомнения в её виновности, то исчезли и они. Она позволила им перестать сомневаться.
- У меня всё, господин Директор, - разводит руками Психолог.
Все вновь замерли. Встал Директор. Говорил он как всегда весомо и, после его слов, не осталось никакой надежды:
- Мы все здесь убедились, что Мери-Кей совершила проступок, который мы не может оставить без последствий. Также все слышали последнее желание этой воспитанницы. Что ж, думаю, мы все останемся довольны, если её просьба будет удовлетворена. Вы покинете этот, как вы изволили выразиться, «проклятый» Купол. Мы расстанемся с вами Мери-Кей, - Директор наклоняет голову в её направлении. - В ближайшее время вас переведут в другой Купол.
- Неужели её нельзя простить? – мой вопрос услышал только Психолог.
- Её уже не спасти. А тебя ещё можно. Ты понял, Рув?
- И мы продолжим искать сообщника, - голос Директора заполнил всю мою сущность. - Вы свободны господа! – это уже к нам.
Я плохо помню как покидал кабинет.
Уровень 15.
На следующем утреннем построении Мери-Кей не появилась. А перед тем как распустить всех Директор объявил, что воспитанница Купола Мери-Кей Смит решением Купольного Совета больше не является членом данного Купола, так как не смогла предоставить достойную квалификационную работу по SynBio, и не справляется с учебными нагрузками текущего семестра. В ближайшее время она будет переведена в другой Купол. Сейчас Мери-Кей проходит курс реабилитации, проще говоря, отдыхает и набирается сил.
С того же утра еду ей стали носить в изолятор.
Про помощника молчали. Пока молчали. Значит ли это, что они не знают про моё участие? Старший Экзекутер ещё вёл свои поиски. Если они просканируют мозг Мери-Кей или мой – мне конец! По вечерам я долго ворочался и Чарек чувствовал мои переживания. Сначала с его лица исчезает улыбка, затем исчезают наши разговоры. Он, наверное, подозревает, что я мучаюсь из-за квалификационной работы. Ты справишься, говорит он, наконец, в один из вечеров, ты же сам знаешь, что справишься! Он смотрит на меня своими глазищами, и я вижу, что и он чувствует боль. Эх, ты, Чар, говорю я, конечно, я справлюсь! А фотографии ему я сделал, и отобранные отослали по электронке ему домой. Но всё это как-то отдалилось от меня. На первое место вышло ожидание ловушки. Я боялся, что они вновь захотят заполучить меня и мои знания о деле Мери-Кей. А когда правда всплывёт – у меня не будет прав вернуться в свой мир. Как не будет прав вернуться к Мери-Кей. От мук совести мне уже будет не отвертеться, и тогда потеряет смысл отделять существенное от несущественного. То покачивание головой Мери-Кей? Что оно означало? Администрации Купола не избавиться от подозрительности, которая позволяет им выискивать наличие тайного сопротивления идеям Вселенского расселения. Чтобы этого сопротивления не было, в первую очередь надо заставить забыть эти идеи людей, которые о них знали, или хотя бы слышали. С подобным знанием нельзя находиться в Куполе. Кто находится на подозрении в первую очередь? – конечно я.
Но это были не главные мои мысли.
Мои главные мысли были о Мери-Кей. Я любил, страдал, понимал, что мало чего у нас с ней могло получиться – слишком эфемерен был мой объект желания. И вот когда моя любовь начинала материализовываться – она жестока отнята. Ещё один призрак истины: своим успехам я обязан смерти, попытке побега – любви, но можно ли обмануть закон восполнения? Я должен был отработать вложенный в меня ресурс. Меня воспитали в сознании, что я не столько сын погибшей планеты, сколько человек новой эры. Меж тем я хотел просто жить, найти своего брата, дружить с ребятами, радоваться своему бытию, но вряд ли это был достойный эквивалент вложенного. Жить ради будущего, рвать с прошлым, сотрудничать с подобными себе – вот что заинтересовало бы администрацию. Долгие годы они выковывали человека-борца, твердили, что мы самые счастливые дети на свете – как мы могли этому не верить?! И о своём одиночестве я не никогда не задумывался – я был всегда занят, всегда на людях. Повезло мне или нет? Сейчас я уже не знаю. Был бы я более счастлив в других - рядовых - филиалах Купола? Не знаю тоже, но знал теперь одно: счастье ощущать движение времени! С недавних пор минуты мои дрожали, скользили, осыпались, не выдержав напряжения ожиданий, мыслей, переживаний. На смену приходили другие, привнося аромат перемен и облегчение свершений. В глубинах моего сердца разгоралось пламя преображения - я приобщался к бытию. Но одновременно познавал и диалектическую сущность его. Оказывается, мир был не только увлекательным и загадочным местом изучения всего и вся, где можно было бесстрашно экспериментировать и, в рамках законов природы, управлять происходящим, но существовала ещё и зловещая изнанка мира, которая управляла тобой, твоим настроением, твоей совестью. Она открывалась тем, кто отвергал статичность времени Купола. Теперь я знал, как вползает в душу страх, знал, что такое уязвленная душа, как совершается обман… Как груз лет наваливается на очнувшихся после летаргии, так и на меня навалились грехи этого мира. Этим наверняка и объяснялось то, что душа моя раздваивалась. Душа моя трещала. Это был невроз. Мери-Кей ушла, и я остался один.
Глядя на них, на утренних построениях, я не только не испытывал ненависти к нашей купольной системе, – это было бы верх глупости, – но у меня не было ненависти и к людям стоящим над нами. К тому же я смутно чувствовал, хотя и не давал хода мысли, что по большому счёту мы, с Мери-Кей, были не правы. То, что они обозлились на Мери-Кей гораздо больше, чем на меня, понятно. У меня вина была частная и ограниченная, а она поставила под сомнение само их право судить и распоряжаться нашими судьбами. То, что Мери-Кей не только пошла на попятную, но и проявила бесстрашие, сделало её в их глазах опасным человеком, разрушителем устоев, которого обязательно следовало усмирить.
Вот они хотели немного проучить человека тяжёлого для Купола – он показывал пример непослушания и неконструктивной критики. Мери-Кей не сомневалась, что Купол причастен к гибели её родителей и хотела продолжить их дело – главным образом не в сфере науки, а в деле доступа к правде. Они же только хотели привести её в чувство, заставить уважать других в трудных условиях выживания. Я, по сути, не возражал – но был против их методов контроля. И тут по большому счёту они были мудрее и гуманнее меня. Мери-Кей сможет выжить без них, а вот смогу ли выжить без неё я?
Мне следовало продумать свой следующий шаг. Мне следовало вытащить Мери-Кей из изолятора.
И я начал посещать Психолога по индивидуальной программе. Единственное, что теперь я вынужден был обсуждать с ним – свои отношения с Мери-Кей. Но это так же был путь к получению последней информации о ней. Каждый раз, когда я уходил от него, то понимал, что нас загнала в тяжёлый конфликт недоговорённость, отсутствие навыка уклончивого диалога. Я интуитивно понимал и их, и они могли понять нас с Мери-Кей, но вот почему мы не могли в открытую говорить о тех вещах, которые волновали и тревожили нас? Этого я не понимал.
И каждый раз я ставил в упрёк им наказание Мери-Кей. Эту неотвратимость наказания. И особенно не мог простить им ту ложь, которую услышал на построении. Психолог сочувственно качает головой:
- Наше наказание стало ритуальным и даже абсурдным, - тот, кто смог это понял, - но для неё оно предупреждение. Надеюсь, она осознала, что все мы недовольны её стилем поведения, её отношением к нашему образу жизни, но наказание для неё неразрушительное. Ах, она предложила неактуальные темы для своей квалификационной работы! Я даже пойму, если, придя в группу, она сказала бы в своём стиле: эти идиоты ни черта в синтетической биологии не смыслят! – на самом деле её работа блестящая!
А теперь представь, что мы обвинили её именно в том, в чём она действительно виновата: ты разрушаешь нашу общность, которую мы с таким трудом создавали, ты заставляешь своих товарищей сомневаться в истинности нашего пути. Что ты как гнилой плод сеешь повсюду ростки сомнений и неверия! Кем бы она выглядела в ваших глазах?! Самое первое – предателем…
- Но вера предполагает сомнения! – воскликнул я. – Преодолевая, их мы укрепляемся в вере.
- Не каждому дано подобное. Ты можешь сказать о себе, что преодолел себя, свои сомнения? А вера? Мне показалось, что ты разочаровался в нашей вере и ищешь её у «Братьев во Христе».
Я промолчал. Пока ещё не следовало разубеждать его, мысль достигнуть Скандинавский купол ещё теплилась во мне – под прахом сгоревших надежд…
- Так вот, и не каждому объяснишь, что путь, по которому мы двигаемся наиболее оптимальный в наших условиях. С другой стороны, мы являемся первопроходцами. А на нехоженых путях всем суждено в чём-то ошибаться. Но это не повод отказываться от движения вообще.
Я вот смотрю на вас – вы такие красивые в этих белых, отутюженных одеждах, все весёлые, здоровые. За время, пока я здесь, ваши лица стали тоньше, повадки сдержаннее, разговор насыщеннее. Какой контраст с тем, что я видел на Земле. Мы вырастили поколение настоящих юных аристократов – а некоторых на свою голову! Но иначе воспитывать вас, детей, никто не хотел.
Знал ли он что наш Купол спутник?
Я теперь часто ходил в Реликвариум и всматривался в лица старшеклассников: про кого из них могла говорить Мери-Кей? На кого она думала опереться? Пробы отпадали. Из 12-ти оставалось восемь. Не могла она сойтись и с теми, кто не являлся детьми сотрудников. Остаётся пять. Из этих пятерых отбросим тех, чьи родители не являлись биологами. Итого: трое. Всё это шатко, умозрительно. Какой нужен придумать тест, чтобы выявить тайного соратника? Дижапор Престус, Тутиус Вереда, Орбелиус Титмар – вопрос на наши с Мери жизни… Личный коэффициент у них так же не отслеживался. Как и у Мери-Кей.
Я спал, когда моё плечо затряслось. Я попытался вскочить, тараща в темноту глаза - размытая фигура маячила возле кровати. Рот тут же закрыли другой рукой - это был не Чарек.
- Ш-ш-ш, тихо, тихо… я пришёл поговорить о Мери, - услышал я. – Я Тутиус Вереда.
Он отпустил руку. Я сел.
- Тутиус? Что случилось?! – приноравливаясь к нему, прошептал я тоже: сердце всё ещё колотилось перепугано.
- Нужна твоя помощь, - он шептал прямо мне на ухо. – Один не справлюсь. Нужно забрать Мери и уходить прямо сейчас. Пришёл челнок. Если ты с нами, то пошли. Думай быстрее, времени мало.
Казалось, Чарек был между нами, так близко раздавалось его дыхание. Вот и покидаю я его. Второй раз я кладу ему письмо под подушку. Прощай. Знаю, ты не осудишь меня…
Навигатор был убит разрядом конденсатора. На самом Тутиусе как и на Мери-Кей Навигатора не было. Мы двигались к столовой. Там у плиты мне на руку надели маршрутизатор. Надо было, используя систему вентканалов, пробраться к изолятору, прожечь ход для Мери-Кей, и также, по вентканалам, пробраться с ней на склад. Тутиус подойдёт туда обычным ходом – ему надо было ещё следить за состоянием охранной системы. После случая с проникновением в директорский кабинет безопасности компьютерной сети уделяли особое внимание. Объясняя задачу, Тутиус раскладывал лэптоп и настраивал Wi-Fi:
- Передвигаться будете на антиграве. Автомат на нулевом балансе. Санблок от наблюдения отключил. Резак оставите. Возвращаться не будете. Пройдёте так же дальше по вентканалам на склад. Там воздухозаборник, там и встретимся. Только следи за схемой. Внимательно следи!
Я смотрел в его лицо, освещённое эфиром синеватого экрана и видел на сколько он серьёзен. Неужели Тутиус может улыбаться?
- Без твоей схемы, Рув, мы бы этого не сделали! – улыбка нового товарища развеяла мои сомнения.
Уровень 16.
А потом началось самое безумное передвижение в моей жизни. Антигравные тележки не предполагают движителей – тележки инерционные. Их следует толкать или тащить за собой. Первый толчок над плитой в вытяжной шкаф осуществил Тутиус. А затем отталкиваться приходилось мне. Нулевой баланс означал отсутствие веса – телега с грузом парит в пространстве, там, куда двигает её мускульная сила человек. Отталкиваться следует аккуратно. Чуть перекос и стукаешься о стенки вентиляционной шахты. Хорошо еще, что тележки имеют гироскоп и компенсатор инерционности.
На голове моей фонарик выхватывает бесконечность вентиляционных шахт. Вот уж никогда не думал, что буду путешествовать в них. Местами чувствуется тёплый ветерок, и слышится гудение далёких моторов. Радует отсутствие пыли: кондиционеры работают на отлично. После продолжительного подъёма я догадываюсь, что поднялся на административный ярус. Дальше всё лишь приблизительно. Только яркая точка, движущая по красной линии на экране маршрутизатора вселяет спокойствие и надежду: вперёд, вперёд, первый поворот направо, вперёд, ещё, ещё… Аккуратно, сейчас третий поворот налево. Вперёд ещё пять метров… Там, снаружи, вентиляционные шахты представляют из себя приткнувшиеся у потолка в углу, по метру в поперечнике, квадратные пустотелые трубы, тянущиеся по периметру ярусов Купола – как раз вровень с головой Экзекутеров. Помещения же соединяются с ними более узкими вытяжками.
Пока передвигаюсь, готовлюсь к встрече со своею любовью. Может быть пора уже признаться себе в этом. Это чувство уже имело твёрдые, ясные очертания – выкристаллизованные разлукой, не надломленные испытаниями. Далёким огонёчком светила мне Мери-Кей в этих тёмных тесных провалах. Среди всех треволнений последних дней, среди всех терзаний и сомнений лишь она оставалась незыблемой и постоянной величиной. И если иногда я даже сомневался в той действительности, с которой мне приходилось иметь дело, то лишь одно понимание того, что Мери-Кей где-то здесь, рядом со мной, возвращало достоверность происходящим событиям. Конечно, существовала своя опасность в такой привязке. Но я ничего не мог поделать с собой. Я уже не только поддался, но уже и признался себе в её власти надо мной. В плане своих чувств, в последние дни, махнул на всё рукой и предоставил событиям развиваться своим чередом. И я ждал. Ждал всё это время. Хотя до сего вечера не знал, чего именно. Но вот и осознание: ждал именно этого события - момента, когда сама жизнь сведёт меня с Мери-Кей. Мы с ней сделали всё зависящее от нас, чтобы подтолкнуть камень событий с горы реальности. А дальше он покатится сам, увлекая за собой нас и близких нам людей...
А тёмные пространства вентиляционных каналов делают своё дело – в голове моей поселяется предательская мыслишка: а не придумал ли я всё это себе? И окончательно спускаю себя на землю: достоин ли переживать это чувство? Взять хотя бы эту ситуацию. Какое огромное несоответствие между силой духа Мери-Кей, возможностями Тутиуса и собственными силами. Мери сидела и терзалась. Она жаждала освобождения, а я бездействовал. Может, лучше отступить, скрутить в себе ростки радости, надежды, чтобы в дальнейшем падать пришлось несильно и небольно? Тутиус! Конечно Тутиус! – что есть прозрение? конечно боль несмягчённого натиска истины. Тутиус… Теперь я знал с кем имел дело. Что ж, он вполне достоин Мери-Кей… А моё счастливое, благоприятное время, время всех начинаний было упущено. Ещё там, на Совете. Нельзя иметь всё сразу. Оказывается, вычёркивать можно не только в тетрадях и графических планшетах, вычёркивать можно и в жизни. Но что проку от моих поздних прозрений? «Потерянная любовь» - это выражение обретает вдруг такой вес и становится настолько зримым, что у меня перехватывает дыхание.
Стоп!!! Стена направо. Жги!
Я одел очки. И включил резак. Пора чётких картин прошлого миновала. Я вплотную приблизился к размытой зоне настоящего. Всё указывает на то, что прошлое уже не повторится. Мои подаваемые знаки Мери-Кей были такие робкие и незаметные, а встречи были настолько редки и мимолётны, что вряд всё это стоит принимать всерьёз. Её со мной дружба являлась лишь авансом, авансом в счёт того времени, когда мы смогли бы достичь такого места в этом свете, где, не опасаясь ничего и никого, расположились бы для нового, уже настоящего разговора. Сейчас я начинаю понимать, что открытие того, что мы находимся в плену странных обстоятельств, а земля и вовсе не доступна, поневоле толкает нас к признанию того, что мы все нуждаемся друг в друге вовсе не как влюблённые, а как команда людей, спаянная для преодоления пути, ведущего к светлому будущему.
Я, как и Мери, стоял за ясность.
А луч лазера раскалил дорожку в полипластиковой огнеупорной перегородке. Потянуло запахом гари: как бы не сработали дымоуловители! Шипело место соприкосновения двух стихий – огня и стены. Вот и первая преграда преодолена. Кусок вентканала падает с глухим стуком вовнутрь вниз. Далее узенькое отверстие в стене уже санблока. С ним придётся повозиться чуть дольше.
Сейчас я отнюдь не надеялся встретить нечто меня удовлетворяющее, но очень хотелось, чтобы наша встреча осталась в памяти не бледным, каким-то случайным моментом, а дорогим и совершенно неповторимым событием…
Я шепчу в темноту:
- Мери-Кей, Мери-Кей! Ты слышишь? Это я, Рув!
- Кто? Кто там? – зажёгся ночник. Я увидел отблеск света.
- Свет! Свет выключи! – испугался я. Свет погас и через секунду голос Мери звучал совсем близко:
- Рув? Что ты тут делаешь?
- Я за тобой! Мери, слушай! Совсем мало времени!
Я знаю, я вижу. Она стоит в ночной пижаме босиком на стуле и вглядывается в вентиляционную решётку. Я чувствую, что её взгляд – такой знакомый, тёмный, чуть насмешливый! – сейчас встревожен и чуть корящий. Какую бы оценку она выставила мне, если бы спасение её организовал бы полностью я? Тогда бы у нас была вечность впереди! Наши души бы рождали стихии. Всё это бы было, было, если бы не маленькое «но» - я не мог воспользоваться плодами труда Тутиуса.
- Мери слушай! – шипение резака ничуть мне не мешало. Мой голос странно глухо звучит в призрачном блеске плавящейся стены. – Ничего не скрою: жизнь моя – огненная звезда, падающая в ночи на красно-коричневые пески, моя жизнь бежит во мне и везде, моя жизнь учит меня быть живым, но я не становлюсь умнее. В отличие от меня любовь моя не закончится никогда. А пока я слежу за ней, верю своему сердцу, своей судьбе.
- О чём, о чём ты говоришь? – голос Мери кажется растерянным. Но я знаю, что она терпелива.
- Что ещё рассказать? У меня 10 пальцев и одна голова. Мои чувства рождаются раз и навсегда. Я люблю мечтать, я умею быть хорошим другом. Не люблю лгать и обижать. Иногда обижаюсь сам и замолкаю, а потом становлюсь побитым псом бродячим. Бываю всемогущим – и нет меня лучше, а бываю невидимым, вне закона, таинственным. Выбирай любым: гениальным или простым, ровным или крутым, Капитаном неба или пахарем земным….
Я замолкаю.
- Говори, Рувик, говори, - просит Мери-Кей. Мне кажется, что у ней дрожит голос. – Говори дальше!
- В этом мире мы малы, как муравьи. Живём по странным законам. Подчиняемся не зная кому или чему…Но все мы одинаковы, едины – и люди хорошие и люди злые. Все тоскуем по любви. Кто-то умён, кто-то не очень – но все одинаковы мы. И все мы умрём в одно время, тогда не будет печали, не будет тоски…
Плита оседает, я стираю пот. Шепчу:
- Мери-Кей, отойди. И постели что-нибудь.
- Готово, Рув, - шепчет в ответ Мери.
Отодвигаю платформу с резаком в сторону. Упираюсь спиной в стену вентканала и ногой, пыхтя, выдавливаю кусок стены. Та глухо падает в комнату. Заглядываю. На полу матрас и одеяло. Рядом Мери-Кей со стулом. Комната в свете ночника. Слева в углу со стулом застыла Мери-Кей. Махнул ей рукой. Мери-Кей подошла к пролому, взобралась на стул и посмотрела на меня, словно что-то искала. Затем дотронулась до щеки:
- Я ждала тебя, - сказала она. – Я знала, что ты придёшь.
Глаза её влажные, а губы сухие и жаркие.
В этом поцелуе было всё – всё о чём мы мечтали, но так и не успели, и всё то, чего теперь никогда не будет.
Время остановилось. На миг, на единственный миг, мир принадлежал мне –
остальное могло подождать. Я знал, что буду помнить об этом вечно, и ничто не сможет отнять этого у меня.
В этот момент я ничего не боялся.
У нас ещё было несколько секунд. Я рассказал про Тутиуса Вереду. В свою очередь узнал, что незадолго до своей изоляции, Мери-Кей успела встретиться с ним. Вот откуда он знал обо мне.
До склада добрались без приключений. Нас здесь уже ждал Тутиус.
Уровень 17.
Тутиус крепко сбит, одет в комбинезон команды «Транс-Форс». Его русые волосы густой копной падают на плечи – ещё один признак того, что их обладатель является обитателем модуля Сотрудников. Моя же причёска являлась уставной: выбритый затылок, виски, короткая чёлка. Всех нас два раза в месяц стригли. Тутиус уверенно ведёт нас за собой. Я знаю этот путь. Он навсегда отпечатался в моей памяти. За то короткое время, которое у меня было, чтобы изучить схему эвакуации, я приложил все усилия для её запоминания. Видимо Тутиус также прилежно изучал её.
Спускаемся в технические коридоры. Это ясно и по высоте – можно потолки макушкой достать, и по ширине – чуть ли не задеваем плечами, и по тем обмоткам кабелей, которые тянутся по стенам.
- Челнок прячется за этой дверью, - говорит Тутиус, когда, минуя ещё одну дверь, мы очутились в довольно просторном полутёмном ангаре. – Я сканировал радиочастоты, чтобы проверить предположение о дне прибытия челнока, - он кивнул Мери-Кей, - и случайно обнаружил переговоры команды с диспетчерами. Но эту дверь нам не открыть: красный доступ. Сделаем по-другому. Проберёмся на него снаружи.
- Всегда мечтала о прогулке в космос, - спокойно говорит Мери-Кей. Она безмятежно улыбается, и, кажется, ничуть не удручена своим заключением в изоляторе. Я нервно прыскаю. Если дети Сотрудников все такие – немного с сумасшедшинкой – то, как жаль, что у меня раньше не было возможности с ними дружить! Сейчас я ощущаю себя рядом с ними беспомощным сопливым малышом: смешно вспоминать ещё недавние свои амбиции – оставалось раскрыв рот наблюдать за Тутиусом и бесприкословно ему подчиняться. Ещё один вопрос: зачем же Мери-Кей был нужен я? Тутиус решил за пару дней то, к чему я готовился чуть ли не год – да и то: смог ли бы я осуществить без него, например, этот выход в космос?
Тутиус разводит руками. Я ещё ошеломлён и восхищён случившимся и мне кажется, что я всё ещё сплю – сравнение избитое, но отражающее суть происходящего довольно точно.
- Нам туда, - дежурный свет еле освещает Тутиуса в темноте.
Мы добираемся до другого переходного отсека. Первое, что мне бросилось в глаза – скафандры. Они навалены ещё на один антиграв. Это девятислойные «Буревестники», по центнеру каждый. Видел их в музее. Ещё в тот раз, когда посещали планетарий и «Транс-Форс». Неужели?..
- Народ! – восклицает Тутиус, – Нас не будет мучить вопрос, что надеть. Скафандры стандартные, с газовым подпором. Выбирай любой! Ну, что, тряхнём стариной?!
Я не ошибся. Тутиус действительно стащил скафандры с музея. Мы знаем – костюмы типа BioSuit из полимерных жгутов и усиленных кевлавровыми нитями изготавливаются по индивидуальной мерке. Естественно, нам их не достать.
Расконсервация. Далее следует надеть костюмы водяного охлаждения, бельё, медицинские пояса – без этого встроенный компьютер выдаст ошибку и заблокирует дальнейшие действия со скафандром. Забираемся в скафандры. Тутиус как спец следит за нами: проверяет, чтобы разъёмы наших костюмов водяного охлаждения были надёжно подстыкованы, чтобы ранцы с перчатками были надёжно закрыты. Всё в порядке – мы внутри вакуумной защиты.
Мы осматриваемся, ещё раз проверяем положение всех органов управления скафандров. Скафандры нам велики. Мы в них «тонем». На стене пульт управления. Для Тутиуса не составляет труда его взломать. Он отключает генератор гравитации и сбрасывает давление в переходном отсеке до 550 мм. Начинается процесс диссатурации – ждать долго, минут 30, от чистого кислорода кружится голова, но азот из крови вывести необходимо. Мы ничего не делаем. Молчим и просто ждём. Моё возбуждение сошло на нет.
Вновь на меня наваливаются сомнения: зачем здесь я? Мне кажется, со всей этой операцией они бы справились играючи и без меня. А я всего лишь обуза. И именно я наследил в кабинете Директора. И до сих пор неясно: действительно ли они раньше были близки или вовсе не знали друг друга? Я не знаю, ничего не знаю. Припоминаю, что мы так и не успели поговорить с Мери-Кей на тему их личных отношений. Ну, и пусть. Пережитое у пролома в изолятор смягчило мою душу. Мне вдруг стало хотеться, чтобы Мери-Кей с Тутиусом по-настоящему стали счастливыми, там, на нашей Земле. Но не надо думать, будто дело было в поцелуе, в стихах, в тесных объятиях при спуске по шахте вентканала – уж больно антиграв был мал; дело было в чём-то другом, что нелегко описать. А вся моя роль в случившемся… Может быть это ответственность за доверие? Предположим, Мери-Кей почувствовала себя ответственной за надежду, которую я решил связать именно с ней, и решила помочь. Это было ответственное решение. Даже когда она с самого начала догадывалась, к чему всё это приведёт(«глушилка» в церкви). Да, можно сказать, что у неё начисто отсутствовало чувство самосохранения, она была рискованной, ей было интересно узнать про меня. Может быть всё это и было по началу. Но вот потом надежду и веру мою в её помощь она предать не могла. Что ж, тогда действительно существует бескорыстие, дружба, взаимопомощь? Если это так, то это здорово! Наверно, со мной такая встреча больше не могла повториться ещё раз. Именно сейчас она воспринимается как моя заслуга за все мои переживания, думы и труды. Впереди ещё была одна неизвестность. Однако я уже не сомневаюсь в успехе. Жизненные испытания уже начал сдавать. И сдавать успешно. Причём, сдавал со всеми вместе, в команде, поэтому, догадываюсь, и не было страшно каждому в отдельности. Пережитые трудности сблизили нас, спаяли в одно целое. Личное теперь мало что значит. Я счастлив потому, что счастливы остальные! От осознания силы нашего коллектива я даже чувствую, как во мне поднимается молодецкая удаль, лёгкость в душе.
Сила тяжести прекращала своё действие.
Руки начинают всплывать вверх безо всякого усилия с моей стороны, в желудке поселяется лёгкость и будто бабочка щекочет крылышками – это невесомость. Молчание тяготит, но и разговоры не нужны. Мы находимся в каком-то странном пространстве. За бортом нас ждёт что-то тёмное, непонятное, даже может быть инопланетное. Это не наполняет радостью. Ощущение реальности происходящего уходит, истаивает. Включается инфернальный мультик: всё вокруг виртуальное, ненастоящее. Вся жизнь сосредотачивается только в нас. Мы переглядываемся, минутная слабость уходит, на наших лицах расползаются улыбки. Мы все немного опьянены происходящим. Нашу неустойчивость, невесомость тело воспринимает как состояние лёгкого подпития. Мозг путается, теряется в настоящем, кажется, что за стенами, вне этого шлюза, не остаётся ничего реального – одна 3D-графика. Я увязаю в мареве расползающегося и рвущегося пространства. Мы потихоньку всплываем в нём и замираем в причудливых позах, цепляемся за скобы, отталкиваемся от стен, потолка – экспериментируем с невесомостью – понятия «верх», «низ» теряют всякий смысл, все предметы видятся в необычных ракурсах. Меня охватывает паника – мечта вернуться в такой знакомый и привычный мирок затапливает с головой! Спасает Тутиус – подплывает к щитку, контролирует герметичность люков, - всё штатно. Теперь нужно сбросить давление до нуля. Сброс давление от 10 мм и ниже идёт медленно, мы нервничаем, а после 5 мм прекращается вовсе. Ждать больше не имеет смысла. Тутиус проверяет связь. Она не очень устойчивая – помехи.
Время подошло. Тутиус пытается шутить: крестится ручкой люка - мы понимающе хмыкаем. Он вставляет ручку в паз – флажок должен смотреть на «Н» – иначе он не в зацеплении. За это недолгое время он стал мне очень близким. Кажется, я знал его с самого детства. Мы не знаем сколько оборотов нам делать. Тутиус вращает ручку пять раз прежде чем выходят ролики - крышка свободна. Затем мы вращаем штурвал. Компьютер показывает разницу давлений в 4 мм. Это много – люк не открывается. Мы с Тутиусом пыхтим, потеем – если бы не вакуум! Пробуем снова и снова. И вот оно! – крышка дрогнула и плавно отходит от резинок вовне. Мы придерживаем штурвал, чтобы люк открылся не резко. Сердце моё дрогнуло, мне страшно – что там, в тёмных глубинах космоса? Тутиус включает фонарь на голове и выплывает вовне. Включаю фонарь и я. И первое, что вижу, высунувшись в чернильную темноту – выходное устройство у люка со средствами перемещения космонавта, а вот в бездне звёзд я утонул! А ещё видна полоска заката и яркая планета под нами. А вот Купол плохо различим - тень. Но любоваться долго нельзя и я выплывают вслед за Тутиусом.
Тутиус зацепил карабин и придерживает люк. Ранцы с двигателями он одевать запретил. Я и сам понимаю – без спецподготовки на них мы легко могли бы улететь в межзвёздное пространство. Сейчас он жестами показывает: быстрее, быстрее… Я-то думал, что я ловкий и быстрый. В вакууме это не так. Мои движения судорожные и неуклюжие. Хватаюсь за поручень, зацепляю карабин. Наконец всё в порядке. Мери-Кей с нами. Мы закрываем люк и закручиваем штурвал. Вокруг летают тысячи мелких частичек – то ли от разрушающейся экранно-вакуумной изоляции, то ли краски. На секунду передыхаем. Я вновь смотрю на звёзды: страх и трепет! Здесь они намного ярче, чем были в иллюминаторе директорского кабинета. И их так много, что кажется бездонная глубина сочится ими. Я вспоминаю урок космогонии, где нам объясняли парадокс Ольберса – почему мы наблюдаем чёрное небо с отдельными звёздами, а не сплошное яркое свечение. Как всё это теперь было давно – бесконечное число лет назад: и уроки, и Наставники, и одноклассники…
Мы оглядываемся. Если бы заранее не определить направление, то ориентироваться будет трудно – вся поверхность Купола топорщится модулями и панелями солнечных батарей. Полоска заката ширится. Нам надо дойти до грузовой стрелы, а от неё до пристыкованного «челнока». Кажется это недалеко – метров 100. Мы закрепляемся друг к другу фалами, и цепляемся карабинами к лееру, что ведёт к такелажному узлу стрелы. Леер тоненький – дрожит, но даёт ощущение связи с твердью. Тутиус впереди, Мери-Кей по середине, я замыкающий.
Начинаем осторожно ползти, обходя острые кромки крышек каких-то датчиков. Люк, - последняя связь с Куполом, - остаётся позади.
- Используйте инерцию скафандров! – говорит по связи Тутиус, он оглядывается на нас. Мы с Мери-Кей тормозим его. – Сохраняйте силы!
Наступает тень. Но фонари хорошо освещают нам путь. Мы уже у основания стрелы. Земля нависает над нами. Мери-Кей не двигается, повисла, обоими руками уцепившись за леер – устала. Медленно подтягиваюсь к ней. Тутиус вновь оглядывается:
- Ну, чего вы там? – нетерпение дрожит в его голосе.
- Я не могу… - шепчет Мери-Кей , - я упаду…
Я понял, что ошибался насчёт её усталости. Мери-Кей пугало ощущение зыбкости своего положения. И сам натерпелся страха. При перемещении по леерам, каждый поворот головы, каждое колебание тела создавали впечатление, что начинаешь скатываться – ещё миг! – и ты сорвёшься, упадёшь окончательно, как с потолка – вниз к Земле! Впечатление усугублял и довольно подвижный леер. При каждом нашем движении он начинал колебаться, и казалось, что вот-вот оторвётся…
- Не смотри на Землю! – я смотрел на подсвеченное изнутри лицо Мери-Кей. - Смотри на Тутиуса! Хорошо? Ты никуда не упадёшь!
Она кивала головой, закусила губу и вновь начала осторожно перемещаться вперёд.
Мы добираемся до базового блока грузовой стрелы. Здесь надо вновь перецепить карабины. Закрепляемся на кольцевых поручнях. Ползу вслед за Мери-Кей. Очевидно минутная слабость её прошла. Она двигается довольно уверенно.
Вновь леер. Начинается второй этап нашего пути. Я уже немного ориентируюсь. Стрела, конечно нужна для разгрузки пристыковывающихся челноков. А тот люк, из которого мы появились, принимал эти грузы.
Леер закончился. Добираюсь до скоб на агрегатном отсеке базового блока и облегчённо вздыхаю - руки вцепились в такую надёжную крепость! По продольным поручням ползу к нависшему над нами «челноку».
Мы собираемся под стыковочным узлом и даём себе пять минут отдыха.
- Красота-то какая! – выражает словами наше общее состояние Мери-Кей. По её примеру мы отключаем фонари на шлемах. Исчезают освещённые поручни, элементы конструкции. И ... мы действительно летели!!! Были только мы и пол-Земли под нами – надо только было приложить чуть-чуть усилие, чтобы видеть её под собой, а не над собой! А на Земле в ночи бушевали грозы! И было множество огней в ночном море! И огни эти двигались!
- Что это? – спросил Тутиус, - Что может двигаться?
- Не знаю, - ответила Мери-Кей.
Я ничего не ответил. Говорить при такой красоте не хотелось. Казалось, именно в детских снах я испытывал нечто. Не было никаких напряжений сил, никакого напряжения разума – чистый полёт-планирование, парение духа. А душу захлёстывал невинный восторг! Восторг перед священным, величественным действом. И мы были невольными участниками. Так, наверное, ангелы на заре создания нашего мира, чувствовали себя перед открывающимися вселенскими картинами! И надо было крепко держаться за поручни – а то, казалось, отпусти руки – и ты улетишь к Земле, и будешь парить не падая, долго-долго!
А меж тем поголубел горизонт, он как-то распух, надулся красным, расширился от края до края – восходило Солнце. Свет звёзд исчезает. Опускаем светофильтры. Отдых наш закончился, я чувствую как устали руки, но восторг в душе остался, угнездился там и ворочался как маленький зверёк, наполняя душу тихим ликованием – наш побег стоил такой вот картины мира! Картины, где мы летели над Землёй, где рождалось Солнце, где незамутнённые звёзды дарили нам первозданный свет в глубинах космоса…
Жаль, что не было Чарека! Он бы оценил эту красоту! На минуту мне становится грустно. Сложись иначе обстоятельства я бы забрал его с собой. И вдруг меня стрелой пронзает мысль: аж, застонал! Какой дурак! Ни одной фотографии с Чареком не сделал себе на память – думал-то, что надолго он будет рядом со мной! Перед моими глазами возник маленький тёмноглазый мальчик, его жизнь в рассказанных им историях. Сможем ли встретиться когда? Уже наша с ним дружба превратилась в историю. Расскажет ли он о ней кому-нибудь ещё?
Мы лезем по скобам, перецепляясь карабинами, подтягиваемся к входному люку челнока. Люк стандартный, Тутиус работал с таким на стенде. Он показывает Мери-Кей на нижнюю ручку, а сам перекидывает верхний, вставляет ручку, крутит её. И наконец приоткрывает люк.
Мы в шлюзе. Последний раз бросаю взгляд в космос. Делаю 5 оборотов ручки. Тутиус проверяет, вóзиться с командной панелью – даёт команду на наддув. Всё герметично, давление держится, мы «наддуваемся» до конца. Снова проверка. Тутиус в этом плане строг. Всё штатно. Уф-ф! Можно передохнуть. Открываем люки. Мы сделали это!
Что будет дальше с нами? Что же будет дальше с нами?
Мы медленно снимаем с себя скафандры, помогаем друг другу. Я останавливаюсь на минуту, судорожно сглатываю - меня тошнит. Чую лёгкий укол в живот, сработал медпояс. Через минуты три полегчало.
Тутиус меж тем у приборной панели. Перезагружает бортовой компьютер. Мигает дежурный свет. Вдруг всё вокруг осветилось, побежали цепочки огоньков, послышались писки аппаратуры – челнок очнулся от «спячки». А Тутиус продолжает колдовать над клавиатурой.
Выдаём команду на открытие крюков. Ждать пришлось около пяти минут. Наконец они открылись. Биение наших сердец учащается с каждой секундой. Лёгкий толчок, и мы наблюдаем в визир отход станции. Толкатели сработали с разными усилиями, и Купол наш медленно пошёл вправо и вверх. Тутиус вполголоса зашипел – понятно – придётся лишний раз корректировать плоскость облёта. Запускается секундомер, цифры мигают, напоминая, что через минуты 3-4 следует погасить скорость.
- Ну, ребята, - обращается к нам Тутиус, - включаем контур ручного управления?!
Мы лишь молча киваем. Тутиус смахивает пот с лица и утыкается в визир. Вижу, как он меняет ориентацию челнока. Минут через семь начнём облетать Купол. Разлётная скорость погашена, крен выбран – теперь мы видим Купол в горизонте. Но челнок развернуло на отходе, и нос его смотрит немного вбок на шлюз переходного отсека – оттуда мы пришли. Мы понимаем, что из этого положения облетать нельзя – для манёвров нет ни времени, ни топлива. Пытаюсь сообразить, что бы сделал на месте Тутиуса.
- Люди! – восклицает Тутиус, разворачивая нас на несколько градусов к продольной оси станции. – А корабль инерционнее тренажёра…
Он отклоняет ручку управления ориентацией, чтобы привести стыковочный узел в центр визира. Купол сначала качнулся в обратную сторону, Мери-Кей испуганно вскрикнула.
- Да, ручка медленно реагирует! - не удержавшись, кинулся объяснять я.
- Я уж, думала, направление перепутали …
- Вот оно, реальное управление… - ворчит Тутиус.
Он спешно корректирует плоскость облёта, выдаёт импульс влево, и мы медленно летим вдоль Купола. Смотрим, не отрываясь, на метраж дистанции в визире: продольный канал – самое главное! Расстояние стабильное – 20 метров с небольшим рассогласованием по тангажу и рысканию… Тутиус ещё раз вносит поправки на продольный канал. Мы медленно приближаемся к терминатору. Скорость около 0, 12 м/с. Проблёскивают маячки на каких-то штангах. Ползут отблески огоньков челнока по, явно, наносоларовскому покрытию станции. Ползут ручейки пота по нашим лицам и подмышкам…
Вот и терминатор. Мы выползаем на солнечную сторону, но тут же солнце уходит нам на корму. Купол хорошо освещён – какой он большой!
Наконец мы достигаем центра. И Тутиус разворачивает нос челнока на 1800. Запущен автопоиск маячка. Пойман! Автопилот - включен! Мы отваливаем – вновь мягко дёргаемся вместе с челноком. В визире – Земля!
- Мы сделали это! - говорит Тутиус, и отваливается от экрана. – Ребята, летим в Испанию. Уф-ф!
Слева день, справа ночь, а вернее вечер. Граница раздела уходит на запад, и мы летим к ней. Терминатор это не резкая граница – не белое и чёрное. Это очень плавный и гармоничный переход – тянется километров на сто. А вечер вообще растянулся на тысячу километров. У нас есть время наслаждаться этими космическими красотами. Разные по высоте и формам облака из-за низкого солнца бросают длиннющие тени разные по спектрам цветов. Особенно красивы грозовые – застывшие испарившиеся воды будто клубы ваты застыли на высоте 10-15 км от земли, и их много, целые кучи. А сколько оттенков белых цветов! Эти облака тоже отбрасывают параллельные тени. Тени по длине разные, но сотни километров в них наверное будет.
А Земля под нами плыла в мудрости и покое, а мы приближались к ней. Мы узнавали материки и острова. Глядя на тёмную часть терминатора, понимали, что там находилась главная часть тайны. И тайна это была грозная в своей неизвестности - почему нас держали в неведении все эти годы? Как мы попали в Купол? Я вдруг осознал, насколько я мал и ничтожен перед раскинувшимися просторами тьмы. Тьмы не только физической за терминатором, но и тьмы раскинувшейся загадки.
- Народ, - обратился к нам Тутиус, - кажется это города. И они функционируют.
Он показал на россыпь огоньков на тёмном горизонте.
- Народ! Земля-то живая! - он помолчал и добавил, - И ещё, я не могу взломать комп!
Хотя про землю известие и было ошеломляющее, но вторая проблема оказалась важнее. Уже и мы подключились с Мери-Кей. Никакие криптоалгоритмы не помогали. Для сложных не было времени. Мы чертыхались. Выйдя на режим автоматического пилотирования, мы уже не могли перезагрузить бортовой компьютер без кода Центра Управления. Об этом без обиняков и заявил нам приятный женский компьютерный голос. А все попытки дешифровать код доступа заканчивались безуспешно – свойства квантового кодирования мы ещё не изучали.
- Сейчас бы мне сюда мою базу данных! – стукал в бессилии кулаком по приборке Тутиус. – Что будем делать?
Он обернулся к нам – по тону и его глазам я понял, что речь идёт об очень серьёзном. Наш план проваливался – войдя в атмосферу мы бы остались заложниками челнока до приземления.
- К Скандинавии нам не прорваться…
Мери-Кей быстро просекает ситуацию:
- Сколько у нас времени, до вхождения?
- Минут двадцать, - смотрит на часы Тутиус. Мы уже делаем облёт в ночной половине Земли.
- Быстро в отсек…
- Спасательные шлюпки! Точно! – подхватывает мысль Мери-Кей Тутиус.
Я, перебирая поручни, двигаюсь за друзьями другой отсек – я бы тоже догадался, но чуть позже. Со спасшлюпками ещё не знаю что делать, но схемы на стене и действия Тутиуса, – он по соседству, – помогают: шлюпка разгерметизирована и готова принять пассажира!
До нас долетают голоса земных операторов. Понятно, что в Куполе заметили угон челнока, и сразу же связались с операторами на Земле. Земля встревожена и пытается выяснить обстановку. Тутиус отключает связь.
- Всё в порядке, - говорит он, - Шлюпки функционируют. И где наша не пропадала, - смеётся он. Смех немного нервный.
- Поехали? - говорит Мери-Кей.
Я отодвинул фонарь кабины и сел в ложемент. Тутиус затянул привязочные ремни.
- Так нормально? Дышать можешь?
- Нормально, - я смотрю на Мери. Вижу её глаза.
- Давайте прощаться, - говорит она. - Всякое может случится.
- Мери, а как встретимся? – странное чувство кольнуло меня. Я понимал что она имела ввиду. – Как свяжемся друг с другом?!
Мери поднимает правую руку и пальцем левой стучит по своему манжету:
- Не забывай о маршрутизаторе! Я найду тебя…
Ремни тугие и я пытаюсь ослабить ремни. Тутиус поворачивается ко мне, качает головой:
- А ремни, брат, нельзя ослаблять – антиграв слабенький, перегрузка, брат, тебя раздавит! А это тебе. Здесь кое-что есть. Успел скачать с администраторской сетки. Не потеряй. Посмотри на досуге – вдруг, что важное найдёшь.
И он суёт мне рюкзачок. Наклоняется Мери. И… целует меня:
- Пока, Рувос, пока. Жаль, у нас было мало времени…
- Мы ещё увидимся? – я ошеломлён и чувствую близкие слёзы. Я понял – они уже попрощались со мной. – Мери, Тутиус?! Мы ведь увидимся?! Да?!
- Да, Рувос, обязательно, - улыбается Мери.
- Не вопрос, брат! – говорит Тутиус. Он пожимает мне руку, - А мы были неплохой командой, правда, брат?!
Я молча киваю – в горле закипают слёзы – вот и ещё одна сказка закончилась…
А Мери-Кей вновь показывает на маршрутизатор.
- Как приземлишься, определи направление и сразу уничтожь его.
- Время! – показал на часы Тутиус. – Вот руль управления, нажимаешь сюда и всё! Дальше машина пойдёт сама – в общем увидимся на земле! Вот место предполагаемой посадки…
Красный квадрат передвигался по монитору, на котором высветилась карта предгорий Аппенин. Он расплывался и дрожал в наплывающих на глаза слезах… Никогда не думал, что прощаться будет так трудно, и почему всё как-то не так – во всём какая-то неправильность?
- …Как приземлишься сразу уходи. Нас не жди, слышишь?
Я смотрел в глаза Тутиуса и слышал его будто издалека. Он уже не улыбался и был серьёзным, очень серьёзным.
- Будь хитрым, никому не верь, не говори, что ты с Купола. Не ищи нас – ищи брата. Действуй по обстановке. А мы будем искать тебя, понял?
- Не забывай нас, Рувис! - глаза Мери-Кей смеялись, а было ли так в душе? – И обязательно найди брата, понял? Обязательно! Мы-то свою Землю уже нашли…
И захлопывает фонарь. Я смотрю на неё, на Тутиуса…
Они заспешили, уселись в свои шлюпки. Тутиус показывает жестом: пошёл! И дальше всё было как во сне. Челнок вздрогнул, стал трястись – вошли в атмосферу. Треск пиропатронов. Моя шлюпка взмыла вверх. Вижу отлетающие «лопухи» теплоизоляции. Появляются цепочки огненных шариков – горит оболочка. Растёт перегрузка, дышать становится труднее. Растёт тряска и вибрации. Бах! – я вздрогнул: конец! Но нет! Девушка в компьютере объявляет: отстрел крышки парашютного контейнера прошёл в штатном режиме. И тут же: ввод парашюта в штатном режиме. Шлюпку начинает трясти боковые перегрузки. Господи, сколько я натерпелся! Перегрузки постепенно снижаются, и дальше лечу более спокойно. Только сейчас заметил как сильно вцепился в сумку со своими вещами! Верчу головой – пытаюсь разглядеть спасательные шлюпки друзей, но облака закрыли обзор – потом мелькает серый горизонт, верхушки деревьев. Треск! Девушка объявляет: посадка! И тут же – удар! Он совсем не сильный. Я думал всё будет гораздо жёстче. Шлюпка села как вкопанная. В обзорное стекло виден лес. Это настоящий лес! Послышался мелодичный звук и через секунду я почувствовал его запах - это открылись клапаны дыхательной вентиляции – запах был непередаваемый! Я чуял настоящий земной воздух! Второй раз за этот день я заплакал. Я сидел и ревел как трёхлетка! Я плакал по Мери с Тутиусом, я плакал по Чареку, я плакал по себе – бедный, я бедный, что будет дальше со мной?
И что будет с Мери-Кей и Тутиусом? Я тупо смотрел на маршрутизатор, на карту предгорий Альп и понимал, что для меня начинается новая жизнь…
Кабина вдруг поехала и открыла меня окружающему миру.
Я не читал Мери-Кей стихи, там, в изоляторе, вы ведь знаете – вентканалы хорошо проводят звук, было опасно! – но её поцелуй не забуду никогда…