НЕПРАВИЛЬНЫЙ ГЕРОЙ
И был вечер, и было утро в заповедном лесу.
В то раннее и довольно туманное утро, черти в лесу переполошились.
А паника - вещь заразительная, она передалась и другим духам, не таким суматошным и бесшабашным.
И только чертенок Зосима, такой любопытный и радостный чертенок не паниковал, а радовался и потирал ладошки.
Черти же говорили все громче о своем властителе любимом.
Что-то с царем Горохом случилось, может, мухоморов он нанюхался, только на этот раз, когда царевич принес ему одно перо от Жар-птицы, с намеком на то, что надо в путь отправляться, да птицу добывать, мол, засиделся он в царстве, а пока попутешествует, смотришь, и трон освободиться.
Нет, он вовсе не желала зла царю, только очень уж надоело в царевичах ходить. Старшие как-то примирились, делом занялись, а он все никак не мог ни к чему пристроиться. Только трон царский ему и снился.
Повертел царь Горох огненное перо в руках, обжегся даже немного, очень ему Жар-птицу получить хотелось, чтобы перед другими потом похваляться. Только не собирался он больше такую глупость совершать, да Ивана отправлять за ней. Еще в прошлой жизни знал он, что из этого вышло, до сих пор перед волком стыдно, в глаза прямо не взглянешь, хоть и царь. Правда, тот щадил его и всего не рассказывал, но и того, что рассказывал , было вполне достаточно, чтобы понять, что опозорился тогда царевич, не на шутку опростоволосился. И на этот раз им всем был дан еще один шанс исправить положение , недаром иноземный чародей все ему твердил, что снова и снова возвращается в этот мир человек, особенно если чего не так делал и вел себя не особенно прилично.
И в тот самый день его бросают, когда наступил он в дерьмо или еще что похуже, чтобы значит, поправил он все, что насовершал и дальше двигался в новой жизни своей, да поправлял положение.
Каким-то странным, может и нехорошим словом называл все это иноземец, слова царь Горох не запомнил , а вот то, что он снова вернулся сюда не за просто так, это было ему ясно и понятно.
Только у сынка его младшего, память отшибло, хотя царица и говаривала ему, что чем дитя площе, тем для матери оно дороже, только ему как-то поговорка такая души не грела особенно.
- Али тебе Жар-птица не нужна уже, - очень даже удивился царевич.
- Нужна, конечно, - отмахнулся, как от назойливой мухи, царь.
- Тогда что же ты медлишь? -и не унимался царевич , ерзая на месте.
- А как мне не медлить, надо , чтобы все ладом было. А мне сон приснился нехороший про тебя, будто ты коня прикончил, только хвост да грива от него осталась, с волками и чертями связался, и домой возвращаться ни в какую не собираешься.
После этих слов пристально взглянул царь на сына своего непутевого.
Тяжело вздохнул царевич, потому что ему тоже такой сон снился, прямо точь - в-точь один к одному, только он старался его скорее позабыть, и почти получилось, а тут царь ему и напомнил снова. Ничего не скажешь - пятница тринадцатое, такой вот скверный день, а каким ему еще интересно быть следует?
Но стал царевич себе голову ломать, что же такое удумал царь Горох.
И вскоре выяснил он, что батюшка его ничего хорошего не удумал.
Как только к нему в гридню Балда пожаловал, так и упало все в груди богатырской царевича нашего.
Ухом он прислонился к двери, чтобы послушать, что там происходит.
И худшие его догадки и оправдались вмиг.
Балда заверил царя, что Жар-птицу добудет или голову сложит на плахе.
- Ты головами - то сам не разбрасывайся, - пригрозил ему царь, - ишь какой щедрый, будто у тебя их три , как у Горыныча наросло. Много у меня народу, а головастых раз-два и обчелся, может, ты один будешь. И на кой мне сдалась Жар птица, что ей освещать, если таких работников не будет больше. На царевича и в темноте смотреть страшно.
Он махнул бессильно рукой и тяжело вздохнул.
Согласился с ним Балда, улыбнулся во весь рот, и от этого задора у него прибавилось. Приятно, когда тебя сам царь, пусть и Горох хвалит. Только надо бы как-то оправдать эти слова его.
Но он так стремительно вышел из гридни, что едва успел царевич в сторону отскочить, а то бы точно по лбу получил, да еще и от царя бы досталось. Но успел. К себе в покои бросился и заплакал.
А чего рыдал -то царевич наш? От обиды , конечно, и что только царь творит , словно у него родных детей нет, берет какого-то безродного Балду, только потому что тот жреца его мудрого легко вокруг пальца обвел, да и посылает туда, куда только царевичам ходить и следует. Что за времена такие настали, никак показать себя не дает царь, может он и царство свое со временем Балде отдаст, а что если ему уже и отписал его, вот времена-то настали.
Тут жрец, которого помянул царевич и явился во дворце, да к нему и заглянул первым делом. Покривился, когда плачущего царевича увидел, да и стал пытать, что такое у них вдруг случилось.
Был он хоть и не особенно смышленый, зато особенно хитрый, вот и решил не платить за работу, которую за троих для него Балда делал. Скуповат да прижимист был жрец, он тогда еще не знал о том, что скупой платит дважды, такой и поговорки не было, она опосля появилась.
А когда у него сгорело ясным пламенем все, что сделано было, только черта хвост , а овинника копыто мелькнуло перед глазами его в блеске пламени яростного, которого никто потушить не смог бы ни за что на свете, он взвыл и почему-то именно Балду помянул.
И ясно почему, накануне вечером, играли они в кости с чертом и овинником в овине его, и понятно, кто выиграл , и чего он затребовал от проигравших. А те были духами честными, знали, что долг платежом красен, вот и расплатились, и жрец расплатился - все потерял, что за это время трудном , пусть и не особенно упорным нажить смог.
Стал царю жаловался, а тот, словно оглох - ничего не слышит, только усмехается, говорит что тот, кто не пойман, не вор, а сам он может, кому еще насолил.
Может, кому и насолил, только никто бы из обиженных с чертом самим да его свирепым Овинником, которого он сам, как огня боялся, играть бы не согласился. А Балда весь вечер в овине провел, да и ночевал там еще по праву победителя с девицей Жданой, которую у него и увел без всяких хлопот, только пальцем поманил, она за ним и побежала без оглядки.
Вот и все, что про Балду мог сказать ограбленный среди бела дня жрец, ставший в один миг нищим, как храмовая мышь и беззащитным, но пылавший одним только желанием отомстить. Конечно, сам он тоже не особенно хорошо поступал, но никакого почтения к чину и ко всем его заслугам перед царем и миром их. И ведь боги его обидчика не собирались наказывать, вот что самое удивительное.
Царевич взглянул на него волком, и пришлось рассказать хранителю огня, что его собственно так расстроило.
- Батюшка Балду за птицей отправил, а ведь перо я ему принес.
- Вот в том-то и беда, что на больше ты не годишься, - в сердцах бросил ему Жрец , но говорить ничего более не стал. Казалось ему порой, что царевич и не Гороха , а его собственный сын. И откуда только такая догадка в душе его одинокой взялась, придумать он не мог, но не проходила она и все, хоть тресни.
Они были в одной ладье, и должны были бороться с обидчиком вместе.
№№№№№№
Вот потому в лесу и начался переполох, как только черти завидели Балду, так и одури все и визжали, хуже, чем когда мухоморы жевали, без мухоморов словно пьяные сделались. Они помнили, как он даже черта Федора вокруг пальца обвел, об остальных и говорить нечего. И очень им не хотелось снова в дураках оказаться.
А между тем Балда спрыгнул с коня, которого ему выделил на дело царь Горох, подошел к камню перепутному, его ни один путешественник объехать никогда не мог - обязательно останавливался, и прочитал все, что там написано было.
- И читать обучен, - шепнул черт Макар, черту Захару.
- А то, - подтвердил с гордостью тот, словно это он Балду грамоте учил.
И больше ничего сказать не успел, в тот момент волк и завыл яростно.
Он сразу заметил, что царевича, которого он заждался, ему подменили на глазах прямо.
Вроде бы Балда с волком нашим еще не сталкивался, но тот от чертей столько всего наслышался, что , заранее готов был расписаться в своей беспомощности.
Балда между тем уселся на траву, все еще то на коня, то на надписи глядя, и почесал макушку.
Черти медленно стали выходить из своих укрытий, готовые впрочем, сбежать при малейшей опасности.
Но настроен на этот раз парень, как впрочем и обычно, был мирно. Улыбался почти ласково, хотя черти никогда особенно своим глазам не верили.
- И что мне делать прикажете? - спросил он.
- Царевич коня сплавил, - подсказал чертенок Зосима, который сказку старую лучше других знал.
- Ага, дождетесь, я его только получил, и уже отдавай вам.
- А что , тебе конь жизни дороже?
Волк не слышал , что ответил Балда, он понял, что останется голодным, и это не самое страшное, а то, что и себя он уже не сможет во всей красе показать. А ему так хотелось мчаться в царства за конем, девицей и птицей, обводить вокруг пальца всех царей, и показать своему, что никуда он без него не денется.
И так расстроился волк, видя, что все надежды его рушатся разом, что расплакался он тут же. Никто из чертей никогда не видел плачущего волка, они оторопели от такой картины.
- А ну , кто из вас волка обидел, признавайтесь, а то хуже будет, - приняв суровый вид , двинулся к ним Балда.
Черти и не думали, что стрела каленная от волка к ним прилит. Они стали заверять Балду, что ничего такого не делали, волк какой-то странный, а они и копытом его не трогали. И это было правдой.
-Да он просто голодный, - подсказал Зосима.
- Так может, какого черта ему скормим, - подмигнул коню своему Балда.
- Волк не есть чертей, они костлявые и очень не вкусные, серой воняют и покою не дадут в брюхе его - серьезно говорил чертенок.
- Делать нечего. Придется волка с собой взять, чтобы и черти были целы и волки довольны, а там по дороге накормим тебя чем-нибудь, только смотри, на коня моего глаз не клади, может какой жрец и царевич попадется, вот и пообедаешь досыта.
- Волки царевичей не едят, - стоял на своем чертенок, - наоборот, когда царевича убили братья его рожные, он воскрешал его из мертвых.
Выяснилось, что не только царевич , но и Балда не знал этой сказки старой, некогда ему было сказки слушать, он делом все время занят был.
Тогда он снова уселся на траву, поймав чертенка за хвост, хотя тот никуда и убегать не собирался.
- Ты расскажи мне все, что тебе ведомо о прошлом.
- А на что тебе прошлое? - поинтересовался тот, - если тебе надо грядущее творить.
- Ты вроде черт ученый, а главного не знаешь, что будущее всегда в прошедшем кроется.
- Волк голодный, ты его накормить обещал, - выкручивался чертенок.
Но волк согласился потерпеть немного, чтобы еще раз былину про свое прошлое славное услышать. И чертенку ничего не оставалось, как им обо всем поведать.
Молча слушал Балда, не перебил его даже не разу. Он только краем глаза заметил, как грудь у волка все больше выпирается от гордости вперед , хорошие были времена.
А что на этот раз будет? У него не хватало фантазии, когда он на этого неправильного героя смотрел, и даже чесаться от волнения начал.
В гробовой тишине Балда произнес.
- А мы пойдем другим путем.
- Это каким интересно , - в один голос спрашивали его почти все черти, и волк пасть раскрыл, только они его опередили.
- Волка с собой возьмем, пусть он нам подсказывает, что да как делать надо, но начнем с самого трудного, раздобудем Елену Прекрасную, а уж потом конем и птицей займемся.
Он насмешливо смотрел на них. Черти молчали, только кто рога, кто хвосты почесывал.
Волк боялся спрашивать, как это будет выглядеть на самом деле, и решил, что будет справляться с трудностями и советы раздавать по мере поступления , а то чего доброго его вообще тут оставят, и будет он голодный прохлаждаться да чертей с котом Баюном развлекать. А ему очень хотелось в путешествие, пусть и неправильное отправиться.
Ведь там всякое может случиться, а вдруг он не только царевичу, но и Балде еще пригодится.
А сколько потом рассказов будет, кот Баюн и тот обзавидуется.
Но Балда уже резко поднялся с травы, засиживаться тут он не собирался.
Конь резвый выше облаков поднялся, он радовался тому, что его не отдали на съедение волку, и готов был героя через огонь и воду нести. Волк едва за ними поспевал, и дивился тому, что у царя такие кони были.
Даже он не догадывался, что того самого коня накануне Яга подменила , и увела с собой обычного. Эту тайну только кот Баюн знал, он , как обычно подглядывал да подслушивал, а без этого ничего и не узнаешь никогда, а ему хотелось все знать.
- А на что ты тайком это делаешь, - не удержался кот и стал пытать Ягу - пусть придет, попросит, как следует, ты ему сама коня и подаришь.
- А то у тебя память отшибло, никогда и никого наш Балда не просил и просить не собирался, даже меня, вот и получит он то, что надо, даже не заметив подмены.
- Надо же, как вы с ним носитесь-то, - ворчал кот.
-А то, чай не царевич, а сам Балда на этот раз избран героем , даже цари, когда двадцатую жизнь снова да ладом проживают, умнеть начинают, и наконец правильное решение принимают.
Они оба посмотрели на коня, летевшего над лесом, на волка, за ним мчавшегося по следам.
Увидев их, Балда улыбнулся и помахал коту и старухе.
Но это пусть она коту рассказывает , какая она старая да больная, а пару дней назад, как раз на Купалу, он с ней еще какую ночку провел бурную, тогда перемены в его жизни и начались., понял он что в объятьях Яги должен быть только герой героев, и горы свернуть готов был.
Пусть она знает и видит, что он достоин ее, и коня, которого она ему тайно подарила.
Балда был не дурак, он прекрасно видел, что летящего коня у Гороха сроду не было, но промолчал.
С Ягой не спорят, да и на что ему было спорить, если он собирался стать царем царей, и героем героев.
И станет, ни у волка, ни у чертей, ни у кота, ни у Яги не было в том сомнения, а когда столько душ верят в тебя и тебя поддерживают, то и горы своротишь, и сквозь огненную реку пройдешь, и живым да невредимым назад вернешься.
А пока герой летел навстречу своим подвигам и приключениям, и не было в мире никого сильнее и прекраснее его. И тучи перед ним расступались, а боги на него взирали с небес, готовые помочь. На то он и герой.
И вечный бой, покой нам только снится,
Сквозь синь и пыль, летит -летит степная кобылица и мнет ковыль
- напевал он, и по всему миру разносилась его победная песня.
Проснулась и вздрогнула, и улыбнулась Елена Прекрасная, она знала, что герой в пути и с радостью ждала его появления.
Но былина наша только начинается, и все еще впереди.