Итак, Богдан Хмельницкий освобожденный на поруки, в декабре 1647 года вместе с старшим сыном Тимошем бежит с Чигирина на Запорожскую Сечь!
И тут в описании дальнейших событий на Украине можно полностью согласится с Г.В. Вернадским писавший в своей работе «Московское царство» - «Хотя основные факты переворота и последующих войн с Польшей прочно установлены исторической наукой, существует большое разнообразие точек зрения на факты и тенденции движения, а так же на оценку личности Богдана Хмельницкого и его исторической роли.
Во многих случаях картина, описанная историком, зависит от его национальности – будь он русским, украинцем, поляком, немцем или евреем – и в большей или меньшей степени окрашена его собственными национальными чувствами или националистическими устремлениями.
Наряду с этим присутствуют моменты модернизации политических мотивов у ведущих действующих лиц и интерпретации их образа действий в свете националистических деклараций и научно политической философии конца XIX и XX вв.»
В качестве такой вольной националистической интерпретации можно назвать для примера скажем роман А.П. Загребельного « Я Богдан».
В предыдущей части этой главы автор приводил слова Пьера Шевалье c его книги «Истории войны казаков против Польши» где он правильно писал, что читатели найдут «образ мужа, который для того, чтобы возвыситься над другими, приводит в движение огромный механизм…», а я вслед за Г.В. Вернадским добавлю важное слово механизм ПЕРЕВОРОТА.
Можно продолжить эту мысль заявив о Государственном перевороте который в случае с Б. Хмельницким принял форму военного переворота, когда политическое управление в стране переходит к представителям вооружённых сил в результате военного заговора и осуществляется в большинстве случаев с привлечением ограниченного контингента войск.
Военный переворот имеет другое более современное название – Путч (нем. Putsch) — консервативный или праворадикальный мятеж или государственный переворот. В современном словоупотреблении звучит с ярко выраженным негативным оттенком. Современные нам нацисты, националисты, коммунисты и либералы нередко называли своих врагов путчистами, тогда как собственные аналогичные действия предпочитают именовать не иначе как революциями!
В своем же описании дальнейшего хода событий автор придерживаясь темы и духа работы попытается объяснять своему читателю события середины XVII века как можно ближе к историческим источникам , как они были записаны в соответствии с образом мышления и традициями людей того времени, а не в соответствии с установками нашего времени, особенно с времен приснопамятной партийной советской историографии.
Итак, пока Б. Хмельницкий тайно скрываясь о погони пробирается на Запорожскую сечь остановимся на мотивах его поступка:
Запорожская сечь единственная неподконтрольная Речи Посполитой территория, где мог безопасно укрыться Хмельницкий. Можно было бежать в Московию или к татарам в Крым, но здесь бы поляки начали преследование по дипломатическим каналам! Бедал Б.Хмельницкий не сам, а помощью верных казаков своей сотни, имена которых затерялись в исторических архивах. Но смело можно сказать, что у Б. Хмельницкого была своя «команда» вследствие чего, неблизкий путь с Чигирина на Микитинскую сечь был преодолен без серьезных осложнений.
В «идейном багаже» Б.Хмельницкого если верить историкам было две вещи:
1.Согласно «Истории казацко польской войны», написанной в 1678 г. польским историком Самуилом Грондзским, король Владислав IV сказал Хмельницкому, что он понимает тяжелое положение казаков, но бессилен изменить что-либо к лучшему в их судьбе.
Затем, якобы, он добавил: «Настало время для вас [казаков] вспомнить, что вы воины и у вас есть сабли». Это был как бы крылатый девиз для Хмельницкого. Как бы польский король лично благословил его в принципе на военный переворот, преследуя возможно свои личные политические цели направленные на усиление власти короля!
2.Хмельницкий бежал в Сечь не только с старшим сыном, но вместе со своими верными сторонниками.
3. Направившись на Запорожскую сечь, Б.Хмельницкий имел на руках похищенные у генерального есаула Барабаша, королевские грамоты о привилегиях казакам в связи с подготовкой поляками в собзе с Венецианской республикой и Австрией войны против Турции, в частности расширения числа реестровых казаков до 20000 человек.
Далее предоставим слово Д.И.Яворникому который в своей «История Запорожских казаков» Т.2 ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, писал:
……. Хмельницкий с сыном Тимофеем в начале декабря 1647 года бежал из тюрьмы в Запорожье и здесь, не доезжая самой Сичи, бывшей в ту пору на мысе Микитине, расположился на острове Буцке или Томаковке, иначе Днепровском острове, по теперешнему Городище.
Но на острове Буцке Хмельницкий нашел себе мало сочувствия, а причиной тому было некоторое обстоятельство, происшедшее несколько раньше этого времени, вдали от Сичи, в самой Украине.
Это обстоятельство состояло в том, что против старшин реестрового войска, стоявших за польское правительство и грабивших своих соотечественников, выступила партия недовольных людей.
Во главе старшин стоял тогда (генеральный есаул –автор) Барабаш, при котором в звании реестрового сотника стоял и Богдан Хмельницкий.
Во главе недовольных старшинами был Федор Линчай. В происшедшем между обеими сторонами столкновении победа осталась на стороне "барабашивцев", и "линчаивцы" должны были удалиться на Запорожье, где они нашли себе приют на острове Буцке.
На этот-то остров Буцкий бежал и Хмельницкий. Как всякого гонимого и бесприютного его, разумеется, приняли "линчаивцы", но Хмельницкий нашел более удобным для себя оставить остров Буцкий и спуститься на самую Сичь на Микитином Роге, стоявшую на 18 верст ниже острова.»
Поляки узнав о месте нахождения Хмельницкого пытались через специального посла Ивана Хмельника уговорить вернутся в Чигирин обещая при этом полную безопасность. Но так как Хмельницкий отказался добровольно явится в Чигирин, то польский коронный гетман Потоцкий немедленно послал в Микнтинскую Сичь приказание доставить ему беглеца обратно.
И снова по Яворницкому : « Тогда Хмельницкий оставил Сичь и направился на Низ, к лиману, за ним гналась польская залога, находившаяся в Сичи и состоявшая из 500 Козаков и 300 поляков.
Видя за собой погоню, Хмельницкий выслал к преследовавшим его козакам двух своих соучастников и через них убедил козаков, что он восстал против поляков, а не против кровных и единоверных товарищей, и намерен защищать благочестивую веру, к чему призывает и всех своих соплеменников.
Тогда козаки, восстали против поляков и часть из них перебили, часть разогнали, после чего сделали все Запорожье свободным от лядского гнета.
Хмельницкий от лимана вернулся в Сичь и тут, в присутствии кошевого атамана, старшин и бывших на ту пору козаков, сказал речь, в которой красноречиво описал поругание иезуитов над православной верой и служителями святого алтаря, глумление сейма над козацкими правами, насилия со стороны польских войск над населением украинских местечек и городов, вымогательства и мучительства со стороны "проклятого жидовского" рода: "К вам уношу душу и тело, — укройте меня, старого товарища, защищайте самих себя, и вам тоже угрожает!" Тронутые этой речью, казаки отвечали Хмельницкому: "Приймаемо тебя, пане Хмельницкий, хлибом-силью и щирым сердцем!"
После этого был кликнут клич о сборе в Сичь всех козаков для очень важного дела. И тогда по этому клику толпа хлынула в Сичь: "Из лесов и ущелий прибегали в Сичь беглые хлопы, которые жили под названием лугарей, степовиков и гайдамак по берегам Днепра, Буга, Самары, Конки, в землянках, одетые в звериные кожи, довольные скудною тетерею, но зато вольные, как ветер, по выражению их песен".
Но что именно затевал Хмельницкий и каковы были его планы, об этом известно было только кошевому атаману, войсковой старшине да немногим сообщникам Богдана; остальным пока рассказывали, что Хмельницкий и войсковая старшина собрали отовсюду в Сичь козацкую чернь для того, чтобы выбрать из всей среды козацкого сословия депутатов и отправить их с разными просьбами к королю.
В этом же духе Хмельницкий писал письмо из Сичи (декабря 27, 28, 30 дня) к черкасскому полковнику Барабашу, козацкому комиссару Шембергу, гетману Николаю Потоцкому и коронному хорунжему, державцу чигиринскому Конецпольскому.
Во всех этих письмах Хмельницкий уверял панов в том, что бежал в Сичь единственно ради личной безопасности и что намерение его состоит в том, чтобы отправить из Сичи в Варшаву депутацию для защиты козаков от панских насилий . ….
………………………………….
А между тем Хмельницкий, обманув и успокоив поляков, внезапно оставил Запорожье и ушел с сыном Тимофеем в Крым за помощью против поляков.
Ну а теперь дадим слово уже непосредственному участнику тех событий: КЫРЫМЛЫ ХАДЖИ МЕХМЕД СЕНАИ и его « КНИГА ПОХОДОВ» или «ИСТОРИЯ ХАНА ИСЛЯМ ГИРАЯ ТРЕТЬЕГО» Историки или замалчивают, или очень неохотно и мало цитируют этот труд, непосредственного участника событий. Поэтому мы приведем некоторые главы полностью. Пусть сам читатель вспомнит хранящиеся в его голове сведения по истории Украины и в частности тот стереотип Б.Хмельницкого вложенного в его голову школьной программой и сам сделает выводы о своих знаниях.
Итак, часть IX- «Прибытие гетмана Мельниски ( так татары называли Хмельницкого –автор) к порогу хазрета сахибкирана с просьбой о защите и принесении им извинений за свою просьбу»
«В году тысяча пятьдесят седьмом, первого числа месяца зулькаде впервые за время правления хана и визиря все войско простило друг другу обиды и помирилось, освободив свои сердца от кипевшей в них злобы, все эмиры и войско достигли единения и единодушия, и получилось так, что как будто бы луна и солнце державы выглянули из-за черных туч, мир озарился, а лицо войска стало улыбающимся и веселым, и все пришли к единому мнению, что для веры ясной и для государства сейчас самое важное-это решимость быть готовым на газу и джихад против зловредных врагов, и все перепоясались саблями газавата, надели портупеи и другое оружие и своей готовностью как бы провоцировали сахибкирана времени к решительным действиям.
Призвав мужа, искусного в делах, подобного льву по имени Тугай бек, в дни войны достойного быть комендантом пограничной крепости. Их высочество хан удостоили его счастья и вверили ему крепость Ферахкерман.
В это самое время поместные дворяне страны Лехистан, то есть собаки, которые сходят за достопочтенных людей, находились в состоянии вражды с пограничными [Крыму] неверными днепровскими (запорожскими-Озю казаны) Озю-татарское название р. Днепр. - автор) казаками и были заняты подготовкой, чтобы прийти с войском и уничтожить всех запорожских казаков, и тогда истый лев, военачальник запорожских казаков, то есть племени людей, бьющих в колокола, гетман по имени Мельниска, взлелеял в душе желание удостоиться чести стать мусульманином, а так как он истый борец, способный хорошо послужить Аллаху вечному, то, возможно, что он и станет мусульманином.
И тогда этот Мельниска, человек умный и богатырь бесстрашный, выбросивший из сердца прежнюю враждебность к [нашей] вере, не имея никакого выхода, кроме как обратиться с просьбой о помощи прислал своих полномочных послов, и те, исполнив церемониал покорности, пожаловались на свою слабость и на притеснения со стороны ляхов, а так как, согласно обычаям Чингизовым обратившимся за помощью прощается их прежняя вражда и провинность, то последовал приказ прикрыть все прошлые обиды подолом прощения.
Так как поддержка людей в их стремлениях достичь желаемого также была в обычаях прежних царей, а для сего царского дома это свойство особо присуще, то к упомянутому гетману Мельниске было проявлено милосердие.
Сказав, что «те, кто бьет челом о наш высокий порог и проявляет покорность, все же, если они даже и гяуры, не заслуживают того, чтоб быть поруганными и уничтоженными своими врагами», в ответ на их просьбу отправили на помощь несколько эмиров татар-гонителей врагов, назначив над ними сераскером и сердаром упомянутого коменданта крепости Ферахкерман Тугай бека, а потом царь трона Сулейманова, подобный Искандеру хазрет падишах, самолично проследили за сборами в поход и газу и в начале благословенной весны препоясались саблей джихада.»
Как обычно в таких делах «Во имя Аллаха милостивого и милосердного!»
Но для окончательного выяснения вопроса об обряде подчинения принятом у татар в учетом того важного обстоятельства, что Крымское ханство, это часть Золотой орды, мы сошлемся на работу Почекаева Р.Ю. «Правовое положение Улуса Джучи в Монгольской империи 1224-1269 гг.»«Улус Джучи (по русским летописям более известный под названием Золотая Орда) изначально был создан как составная часть Великой Монгольской империи. Но не прошло и полувека, как Улус Джучи стал полностью независимым государством. ………..
«История создания Улуса Джучи начинается с 1207 г. Согласно "Сокровенному сказанию" в этот год Джучи совершил поход, в ходе которого власть Чингис-хана признали "лесные народы" (предки современных бурят), ойраты, енисейские киргизы и еще ряд племен. Чингис-хан похвалил Джучи за то, что тот сумел подчинить эти народы без боя, и даровал новоприобретенные земли ему в подданство.»
«Около 1224г. Чингис-хан провел официальный раздел Монгольской империи между своими сыновьями, братьями и племянниками. Именно в это время и происходит официальное закрепление статуса Улуса Доучи»…
«И впоследствии Улус Джучи считался не просто уделом в рамках Монгольской империи, а центром ее западного крыла: Бату, сын и преемник Джучи, был "старшим ханом всех западных татар", как и его собственные преемники»…..
«Особенность административного статуса Улуса Джучи вытекала из его политической роли. Это владение являлось изначально плацдармом для дальнейшей экспансии монголов на Запад, поскольку обладало большими природными, материальными и человеческими ресурсами. «
« Впоследствии, когда основные завоевания на Западе были свернуты, его роль несколько трансформировалась: Золотая Орда превратилась в передовой форпост для взаимоотношений с западными соседями и центр управления государствами-вассалами, о которых речь пойдет ниже.
III. ВАССАЛЬНЫЕ ГОСУДАРСТВА УЛУСА ДЖУЧИ
Порядок оформления вассальных отношений и их содержание
Восточные хроники приводят сведения о правомочиях правителей Улуса Джучи в отношении вассалов.
Так, например, Киракос говорит, что "... стали отправляться к Бату цари и принцы, князья и купцы и все обиженные и лишенные отечества. Он по справедливом суждении возвращал каждому из них вотчины и княжества, снабжал их грамотами [ярлыками], и никто не смел сопротивляться его воле". Джувейни сообщает аналогичные сведения: "Султанам Рума, Сирии и других стран он давал льготные грамоты и ярлыки, и всякий, кто приходил к нему на службу, без пользы не возвращался"
Как следует из хроник, вассальные отношения оформлялись путем пожалования правителем Улуса Джучи ярлыков иноземным государям. Вручая ярлык своему вассалу, хан Золотой Орды тем самым заявлял, что именно (а не других претендентов на трон из числа членов правящего рода того или иного государства) он признает государем и именно с ним будет взаимодействовать, как с таковым.
Со своей стороны, принимая ярлык, вассал признавал сам факт существования государства Золотой Орды (своего рода аналог института признания в современном международном праве) и принимал на себя определенные обязанности в отношении его правителя. Именно так поступили: в 1242 г. грузинская царица Русудан, в 1243 г. - великий князь Владимирский Ярослав II Всеволодович, в 1244 г. - султан Сельджуков Рукн эд-Дин Кей-Хосров II, а двумя годами позже - и его сын Кей-Кавус II. ……..
Выдача ярлыков сопровождалась определенным церемониалом, который заключался в "одаривании" правителя Золотой Орды государем-вассалом и ответном "отдарке" в виде ярлыка. Ученые XIX в. считали этот процесс куплей-продажей ярлыка, который получал тот из вассалов, кто мог заплатить больше.
Но современные исследователи склонны видеть в этом церемониале отражение неких архаических норм и обычаев, включающих в себя дарообмен, который происходил в соответствии с традициями того времени.
Обязанности вассалов варьировались в различные периоды от чисто номинального признания старшинства ее правителя до военной помощи и выплаты дани.
Русские князья в течение довольно длительного времени (1240-1270-е гг.) лишь приезжали в Золотую Орду, привозя "подарки" и получая ярлыки от ее правителей. Первое документально зафиксированное участие русских войск в ордынских военных кампаниях относится лишь к 1277 г.: Ермолинская летопись (как и ряд других) сообщает, что "Князи же вси ходиша с царем Менгутемиримъ на Ясы"
Вассалитет государств по отношению к Золотой Орде можно охарактеризовать как "личную унию": правители Руси, Государства Сельджуков и др. признавали над собой изначально власть именно Бату (Болгария - соответственно Ногая, после смерти которого приобрела независимость). Со смертью Бату вассалитет Грузии и Сельджукского султаната прекратился: была заключена "уния" с Хулагу.
Русские же князья должны были получать от каждого преемника Бату новый ярлык, подтверждающий сохранение прежних отношений. Эта практика не была уникальной: и в Монгольской империи, и в каждом из выделившихся из ее состава государств каждый новый хан, вступая на трон, подтверждал (или не подтверждал) те или иные распоряжения, указы, ярлыки своих предшественников».
А теперь снова вернемся к работе Яворицкого: «Проехав степь от правого берега Днепра, Тугай-бей и Хмельницкий разделились: первый остановился на время у речки Базавлука на Переволочанском шляху, к западу от Сичи, с целью охранения западных границ Запорожья от внезапного прихода польских войск; а второй направился прямо в Сичь.
Между тем кошевой атаман запорожских козаков,( а тогда с1647-1652 года им был Федор Лутай (Лютый) сообразно уговору, сделанному с Хмельницким перед его выездом в Крым, ожидая с часу на час его поворота в Запорожье, стянул со всех лугов, веток и речек все конное и пешее низовое запорожское войско, объявляя всем о настоятельной необходимости прибытия в Сичь, но не открывая, однако, истинной причины до возвращения Хмельницкого в Сичь: "Хмельницкій очень хитро и предусмотрительно распорядился съ кошевымъ атаманомъ и сичевою куренною атаманнею, такъ что о его замыслахъ и объ отъездЪ въ Крымъ не только не могли дознаться черезъ своихъ шпіоновъ поляки, но и всё войско низовое (кромЪ самой атамании) ничего не знало до самаго возвращенія Хмельницкаго въ запорожскій Кошъ. А если бы знало о томъ войско, то знали бы и поляки, и тогда они могли бы иную поиготовить встрЪчу Хмельницкому, нежели запорожцы"
Хмельницкий прибыл в Сичь апреля 18-дня, перед самым заходом солнца, имея при себе четырех знатных татар, данных ему от Тугай-бея.
Кошевой атаман, со всеми куренными старшинами и с пешим войском, торжественно встретил Хмельницкого и приветствовал его "радостным сердцем"; узнав же "о прихилности и ласке" к Хмельницкому и всему запорожскому войску крымского хана и о данной им помощи с мурзой Тугай-беем, еще больше того возрадовался.
Вечером того же дня, по заходе солнца, в Сичи, сообразно древнему запорожскому обычаю, ударили из трёх самых больших пушек, чтобы собрать к следующему дню конное войско, находившееся в полях и в лугах близ Сичи.
На другой день, апреля 19 Дня, чуть свет, выстрелы из тех же пушек повторились. Когда же настал свет, и солнце разлило по всей поднебесной свои "огнезрачные и ясно блистательные" лучи, тогда собралась до Сичи огромная масса запорожского низового войска, простиравшаяся на ту пору до тридцати тысяч слишком человек.
А когда ударили в котлы для сбора на раду, то увидели, что сичевой майдан слишком тесен для такой великой силы войска; тогда кошевой атаман, вместе с Хмельницким, вышел за сичевую фортецию и расположился на более пространном майдане.
Тут, когда старшины и все войско разместились по своим местам, козакам объявлено было о предпринимаемом веляком деле против поляков за их обиды и притеснения, чинимые козацкому войску и всему украинскому народу; вместе с этим объявлено было и то, что предприятию Хмельницкого сочувствует крымский хан Ислам-Герай, приславший козакам знатного мурзу, Тугай-бея с четырьмя тысячами Орды, выразивший полную готовность лично помогать козакам против поляков, но зато оставивший у себя, в качестве заложника, старшего сына Хмельницкого, Тимофея.
Услыхав эти слова, войско отвечало: "Слава и честь Хмельницкому! Мы, как стадо без пастуха; пусть Хмельницкий будет нашим головою, а мы все, сколько нас тут есть, все готовы идти против панов и помогать Хмельницкому до последней утраты живота нашего!" Эти слова сказаны были "едиными устами и единым сердцем" всего собравшегося на площади запорожского низового войска.
После этой речи тот же час кошевой атаман послал в войсковую скарбницу сичевого писаря с несколькими куренными атаманами и значными товарищами и велел посланным вынести оттуда войсковые клейноты, чтобы вручить их на площади Хмельницкому.
Посланные вынесли из скарбницы ярко-красную, писанную золотом, королевскую хоругвь, дарованную запорожцам Владиславом IV, бунчук с позолоченной на высоком древке галкой; серебряную, позлащенную, особенно мастерски сделанную и честным камением украшенную, булаву; печать войсковую серебрянную и котлы большие, новые медные с довбошем; сверх того, три полевых легких пушки с достаточным количеством к ним пороху и пуль.
Вручив и поставив перед Хмельницким все войсковые клейноты, низовые козаки объявили его гетманом, поздравляли в новом звании и выразили ему полную готовность, все сколько было в Сичи народа, идти с ним на войну.
После объявления Хмельницкого гетманом, одна часть войска тотчас же разошлась по куреням; другая, с Хмельницким и кошевым, пошла в церковь, в которой зазвонили как раз в то время, когда окончено было все описанное в раде дело.
После окончания литургии и благодарственного молебна, по распоряжению кошевого, на площади ударили в котлы, отдавая хвалу Богу, вся благая строющему; а потом выпалили из 50 армат; после выстрелов из армат палила войсковая пехота, собравшаяся в числе более 10000 человек, стоявшая среди сичевого майдана и вокруг Сичи; выпалив троекратно из мушкетов и армат, пехота разошлась по куреням для обеда.
Хмельницкий с куренными атаманами отправился на обед в курень кошевого атамана. Отобедав и немного погуляв после обеда (долго не гуляли, потому что всяк имел у себя много на мыслях), все гости атамана ушли по своим куреням для отдыха.
Немного опочив, Хмельницкий и куренные атаманы снова явились к кошевому атаману и после долгих разговоров и советов пришли к такому решению, чтобы с Хмельницким вырядилось на Украйну не больше осьми или десяти тысяч человек войска, а остальное войско шло бы по своим местам и промыслам, но находилось бы в полной готовности для военной кампании, если в том окажется надобность.
После этого совещания кошевой велел ударить в котлы и выпалить из двух больших пушек для собрания козаков в Сичь. Войско собралось уже перед вечерним пением, и тут ему объявлено было решение кошевого и гетмана.
Выслушав этот "ординанс", войско поблагодарило свою старшину и разделилось на две части: одна часть разъехалась на звериные и рыбные промыслы; другая, конные охотники, военные мушкетеры и сагайдакеры, слишком на восемь тысяч человек, осталась при Хмельницком.
В то время, когда все это происходило в Сичи, на западной границе Запорожья, от Чигирина и Переволочной, стоял, держа "значную н пильную сторожу", союзник Хмельницкого, Тугай-бей.
Кошевой атаман, узнав об этом со слов Хмельницкого, послал Тугай-бею хлеба, вина, рыбы и мяса, выражая тем свое расположение к мурзе за внимание хана, оказанное в Крыму Хмельницкому.»
И чтобы развлечь любопытного и постоянно своего читателя решусь предложить ему в качестве своеобразного Бонуса к этой главе отрывки их книги еще одного современника Б.Хмельницкого - Д'АСКОЛИ «ОПИСАНИЕ ЧЁРНОГО МОРЯ И ТАТАРИИ» СОСТАВИЛ ДОМИНИКАНЕЦ ЭМИДДИО ДОТТЕЛЛИ Д'АСКОЛИ,ПРЕФЕКТ КАФФЫ, ТАТАРИИ И ПРОЧ. 1634 г. « Татарией правят четверо главных начальников, т.е. хан со своими главнейшими султанами, и трое других татарских князей, а именно: Ширин-бей, Крым-бей и Манкоп-бей, коих владения и подданные назначаются ханом .. Эти все беи требуют с подданных подать и десятину; судопроизводство всецело в их руках, звание бея у них наследственное, но они считаются вассалами хана, который поэтому может на законном основании лишить их жизни и владений, передав последние кому захочет.
Как среди крымских, так и среди ногайских татар есть много знатных (Baroni), владеющих деревнями и называемых мурзами (Murusa); они все дворяне и пользуются потомственными правами.
Эти князья и главнейшие мурзы выезжают верхом с почетной свитой, где все вооружены луками и стрелами, с борзыми собаками и соколами, так как татарское дворянство очень любит охотиться; к седельной луке одного из начальников всегда бывает привязан тулумбас (tamborrino), на случай надобности во время охоты углубится в лес. В Татарии много разнородной дичи; там изобилие куропаток, обыкновенных и серых, фазанов и т.п.
Дворянство татарское вступает в родство лишь с дворянами; всякий ищет равных себе. Татарин никогда не женится на рабыне, как это делают турки, а если он и проживает с нею детей, то таких называют туман (Tuman) и их можно продать, когда захотят, потому что они не считаются детьми .
Хан имеет двух сановников, непременно из султанов, сыновей, братьев или же из их потомков. Первый, зовется галгой (Galga), что значит первый долженствующий идти на войну; второй именуется нурадином (Nuradino) или мурадином (Muradino), что значит благодатный.
Эти сановники назначаются ханом, по старшинству и по порядку наследия, так что если умирает галга то его заменяет нурадин; в случае смерти хана на его место станет галга, хотя ныне повелитель турок предоставил себе назначать или смещать ханов, кого и как захочет.
Царь и султаны Татарии — все из древнего рода Коркиз (Corchis). Сказывают, будто некая кёз (по-турецки и по-татарски значит — дева) зачала от солнечного блеска и родила сына, от которого все они и происходят. Потомки их, — будь они от ханов, от султанов, от их жен или рабынь, — все князья с именем Гираев. Махметгирай, Замбекгирай, Шяингирай, и все одинаково могут получить ханство.
С оттоманским домом или турецким императором у них есть условие, по которому хан Татарии, в случае если оттоманский дом угаснет, наследует империю турка .
Доходы хана, от портовых городов, соли и податей, могут доходить до ста тысяч реалов. Хан получает еще очень много десятины с ржи и пшеницы и с невольников, приводимых татарами с войны, невольниками же или с их стоимости.
Кроме того, он чеканит монету, аспры, полумедные полусеребряные. Ханы не желают, чтобы аспры падишаха ходили в Татарии даже в Каффе и в других местах, ему подвластных, потому что у этих ханов имеется избыток своих.
Ещё менее желательно хану, чтобы ценность реала превышала 80 аспров, потому что его аспры не ходят вне Татарии.
Купцы, приезжающие из Константинополя, Азии или Персии, либо едущие туда, постепенно изменяют ценность реала, повышая ее до 90, 100, 120 аспров и доводя до 160 аспров, т.е. двойной цены, как именно видим в настоящее время.
Товары становятся очень дорогими, а всего хуже то, что при переплавке этих 160-ти аспров не получается стоимость реала. В подобном случае хан, видя падение своей монеты, чеканит новые аспры, с иным изображением, а затем рассылает их, куда 20 тысяч, куда 30 тысяч, куда больше, куда меньше, во все главные города, по цене 80 аспров за гросс (grosso), а взамен требует столько же реалов. При мне, за последнее десятилетие, аспры менялись пять раз, к великой выгоде хана, но в ущерб его подданным.
Падишах отпускает хану ежегодного жалования шесть тысяч реалов, получаемых им из портовых доходов.
Князь Богдании обязан доставлять хану 12 бочек меду в год, для приготовления напитка, принимая на себя расходы по отправке их на волах внутрь Татарии.
Великий князь Московский (I Gran duka di Moscovia) ежегодно отправляет хану 8 тысяч реалов своей монеты, называемой нократ (Nocrat), по 60 реалов, и кроме того множество тюков собольих шкур, называемых самур (Samur), и других дорогих мехов, для самого хана, султанов, султанш, ханских жен и главных сановников, стоимостью доходящих до 25 тысяч реалов. Это посылается для того, чтобы татары не делали набегов, но они, получив дань, все-таки вторгаются туда. Так, за последние десять лет, татары, с согласия хана и даже по его приказанию, ходили шесть раз, а Москов (Moscovo), во избежание худшего зла, не может не посылать.
Поляк (Polacco) тоже имел обычай посылать хану, с той же целью, 30.000 реалов, деньгами и тканями, но, видя, что не взирая на это татары являлись грабить, уже 30 лет как прекратил посылку.
То защищаясь от татар, то попадаясь к ним в плен, то давая свободу мщению казаков, но наконец поляки построили по всей татарской границе крепостцы, называемые паланками (palanche).
Как только жители окрестных селений узнают о наступлении татар, а они всегда бывают о том уведомлены, даже когда те просто идут мимо, то со своими пожитками уходят в эти крепостцы, так что татары не только не могут полонить их, но сами оставляют на месте многих своих же.
Таким образом за последние 10 лет было 5 набегов и татары всегда лишались доброй трети своего состава убитыми и пленными, так что они утратили всякую надежду, говоря, что Corel Saffi attese, т.е. поляк весь огонь .
Однако в нынешнем 1634 году к хану приехал польский посол, г-н Стефан Наряоши (Stefano Nariaoschi), и привез ему 30.000 реалов и даже более, но не в силу прежнего договора и не для войн, которые поляк вел с московом.
Не из боязни, ибо падишах собирался идти на Польшу, но из благодарности за оказанную услугу, а именно, в прошлом году великий князь московский отправил к хану посла с богатыми подарками и с просьбою послать свои отряды в Польшу, тем более что сам падишах готовился снарядить туда крупнейшее войско и через многих гонцов посылал хану на то настоятельное предписание.
Но хан по истине не мог это исполнить, ибо не мало боялся за свою голову, в случае выхода из Татарии, потому что прошел слух, будто Шяингирай должен прибыть морем с войском, а также по причине многих жалоб, поданных на него за несправедливое убиение султана Галги, красивейшего и храбрейшего князя, имевшего четверых родных братьев, тех же отца и матери, не менее его великодушных и очень любимых.
Чтобы упрочить за собою царствование, хан, за одно со своим единственным сыном и с единоутробным братом, внезапно велел умертвить вышеупомянутого султана в своем собственном дворце, после того как они вместе пообедали.
За сим хан послал убить и других братьев, но они, узнав тотчас о случившемся, ускакали на добрых конях в Константинополь искать правосудия у падишаха.
По всем вышеизложенным причинам, хан немедленно отправил посла к светлейшему польскому, для объявления своей дружбы.
Поляк, не зная скрытых побуждений хана, задержал его посла, а через своих передал ему, что желает иметь явные доказательства его дружбы, каковыми будет посылка ханом войск в Московию, и тогда король не преминет ответить ему взаимностью.
Хан, которому всегда было легко в Московии, еще более надеялся на то же в предстоящую войну. Он вскоре вывел в поле слишком пятьдесят тысяч татар, под начальством своего единственного сына Салмаши и брата Кандемира, тотчас отправил это войско в Московию и снарядил послов к Поляку, дабы уведомить его обо всем сделанном, из дружбы к нему.
Успех соглашения вышел такой, что в Московии было взято 20.000 пленных, а Поляк прислал хану 30 тысяч реалов Ханы также имеют обыкновение предлагать свои услуги другим государям, суля им золотые горы, лишь бы самим получить от них какой-нибудь подарок. Хан так поступил 4 года тому назад со светлейшим Густавом, королем шведским, который прислал ему через собственных послов великолепные вазы из золоченного серебра, тончайшей выделки; а за год до того светлейший трансильванский тоже доставил хану подобные вазы.
В прошлом году хан снарядил к кесарскому императорскому величеству своих послов. Татары были им приняты с большим почетом и богато одарены, так что неустанно восхваляли его щедроты и ласку, тем более что в Татарии ничего подобного не увидишь; им обещали послать подарок и хану, в знак благодарности.
Расходы хана следующие: содержание двора, жалованье тысячи наемников пищальников которых он содержит, подарки многим высокопоставленным лицам оттоманской порты, многим чиаушам (Chiaussi) , ежегодно прибывающим от падишаха, и многим знатным чиркасам, посещающим хана; таких бывает всегда много, от близкого соседства, и они постоянно ищут наживы за всеми этими расходами не остается ничего или очень мало; но, в конце концов, ханы-государи и потому ни в чем не терпят недостатка.
Главнейшие населенные места Татарии — Каффа, Юзлеве, Бахчасарай, Карасу, Балук-лава, Манкупа, Воспро и Прекопе.»…..
« Властители Татарии имели обыкновение идти воевать дважды в год или по крайней мере хоть один раз, но подобные предприятия следовало бы скорее называть разбоем, чем войной. Шли на войну летом, когда кони отелись на вешних травах, и зимою, но непременно в ту или другую пору; выступали до 100 тысяч человек приблизительно, направляясь либо в Польшу, либо в Московию иди же в Чиркасию, несколько раз ходили даже в Венгрию.
Идя на войну, татары придерживаются следующего обычая: Каждый всадник берет с собою по крайней мере двух коней, одного ведет в поводу для поклажи и пленных, на другом едет сам. Если он чувствует что лошадь под ним устала, то садится на другую, ведя первую в поводу, чтобы дать ей отдохнуть. Их лошади не кованы; в Татарии придерживаются подобного обычая для того, чтобы лошадям не было больно и они не хромали, если дорогой потеряют подкову.
Седло у них очень легкое и весит менее 6-ти итальянских фунтов; под него подстилают небольшой войлок, который, будучи развернут, не превышает в длину роста человека, Кожа, покрывающая седло, держится на ремнях и отделяется от седла, так что для спания всаднику раскрытый войлок заменяет тюфяк, кожа служит ему простыней, седло подушкой, а одежда одеялом; так он почивает сладким сном. Повода тоже очень легки, с тонкой железкой в виде удил. Их лошади весьма смирны; не найдешь такой, которая кусалась бы или лягалась, к тому же они удивительно выносливы и могут пробежать, как бы рысью, сто миль в день; так они идут 3 или 4 месяца, не утомляясь.
Они также способны долго переносить голод; зимой, когда нет подножного корма, лошади роют копытом землю, даже при глубоком снеге до тех пор, пока не докопаются до корней травы, чем и питаются, так как татары не запасаются в дорогу овсом для коней, довольствуясь сами 6-ю или 8-ю фунтами теста из гороховой, ячменной или хлебной муки и из кислого творога, называемого тогурт (togurt).
Татары имеют при себе объемистую деревянную чашку и большую ложку, а когда чувствуют голод, то разводят немного теста в воде, съедают 8 или 10 ложек этой смеси и тотчас же продолжают путь безостановочно.
Добравшись до неприятельских границ, все знатнейшие татары собираются на совещание касательно дальнейшего образа действия; затем, увы, сколько горя и печали. Хан или другой князь, стоящий во главе войска, остается на своей земле, с 2-мя или 3.000 всадников, в качестве телохранителей.
Остальное войско делится на несколько частей: 4 или 6 тысяч человек идут на право, столько же на лево, а прочие прямо переступают границу и там, расходясь по сторонам, в разных местах и одновременно забирают кто отца, кто мат, кто сыновей, кто дочерей, кто дядю, кто племянника — , одни хватают мужа, другие молодую жену; одного отрывают от сохи, другого от жилища; так что ничего не слышно, кроме криков, плача и жалоб.
Пленных, связанных веревками, закованных в цепи и кандалы, подвергают жестокому обращению и даже заставляют их усиленно идти пешком, погоняя палочными ударами; если только татарам попадутся пригодные вещи, они их не оставляют, а навьючивают на лошадей. Таким образом, нагруженные добычей, они возвращаются восвояси.
И в самом деле, к ним вполне подходит название татар, так как оно происходит от греческого глагола “таратто” (Taratto), т.е. я тревожу ; говоря по правде, никто, скажем мы, так не тревожит людей, как татары. По возвращении в Татарию, на долю пленных выпадает новое горе: победители делят их между собою и тогда печаль еще усугубляется тем, что иному достается мать, иному — сын, кому — муж, кому жена; затем их ведут в разные города Татарии на продажу.
Там невольников выставляют на показ, как невинных овечек, предоставляя их на выбор любого покупателя, который ничуть не стесняясь рассматривает и ощупывает их, дабы узнать, нет ли у них какого-нибудь скрытого порока, существенного изъяна. Среди пленниц бывают иногда красивые и благородные девицы, которым румянец стыда придает еще больше красы; таковых развозят в Константинополь, в Азию, в Европу, на восток и на запад.
Но уповаю на Господа, что Indicium Dei pervenit ad illos, ибо за последние 10 лет, по Божией милости, татары забыли дорогу, особенно в Польшу. Мы уже упомянули о том, как в течении 10 лет они ходили туда 5 раз и всегда с уроном 3-ей части убитыми или попавшими в рабство, из самых храбрых воинов; татары до того напуганы, что многие из них вернувшись поклялись забыть дорогу в Польшу, говоря “corel saffi, attese”, что значит: Поляк весь огонь»
Почти пророческие слова ибо очень скоро Речь Посполитая запылает в огне бесчисленных пожаров….
(конец ч.3 11 главы)