- …Вы посмотрите мaтушка,-
шутливо обратился к своей супруге Алексей Николаевич.
- Уже вечер на дворе, а капель все не унимается.-
Та неспешно отложила вязальные крючки и начатую накануне салфетку, подошла к стоящему возле окна мужу, прижалась крутым лбом к прохладному оконному стеклу, аккуратно заклеенному бумажными крестами, и с заметным усилием близорукого, принялась рассматривать висящие за окном толстые, с хрустальными наплывами сосульки. На их концах, вечернее, багровое солнце фокусировалось в необычайно яркие, кровавые всполохи и капли капели, периодически срывающиеся вниз, казались также пропитанные чем-то тревожным и красным.
- Как страшно…- поежилась она и, отпрянув от стекла, вновь посмотрела на нависшие за окном ледяные глыбы
- То ли слезы, то ли кровь… -
Женщина решительно задернула плотные, светонепроницаемые шторы и, придерживая за руку своего мужа ласково, словно капризному ребенку стала что-то ему выговаривать, мягко и одновременно настойчиво отводя его в глубь комнаты.
- Ну что право за фантазии так долго стоять возле окна. Да еще так легко одетому. А сквозняки? А если вас опять продует, как в прошлом году? Как я скажите на милость, лечить-то вас буду? Да и чем? В аптеках йода и того нет. Одни банки да клизмы. А если не дай Бог налет? Стекла я, конечно, заклеила, но что-то мне не очень верится, что эти газетные полоски спасут окна при взрывах.-
Так шутливо распекая супруга, она подвела его к большому дивану с высокой спинкой, украшенной овальным, продолговатым зеркалом, блеснувшим алмазной гранью и резной полочкой под ним, на которой у большинства горожан в те годы, стояли в ряд семь слоников выточенных либо из мрамора, либо розоватого гипса.
- Вот присаживайтесь подле меня, милейший друг, и постарайтесь вести себя более солидно, как подобает настоящему мужу, ну вот хотя бы псалтирь мне вслух почитайте, я скоренько рядок-другой закончу, и мы с вами отправимся чай пить.-
- Ох, Наташенька, дружочек мой разлюбезный, да рядом с вами я готов не то, что сидя псалтирь читать, а стоя “на караул” устав молодого красноармейца вызубрить - рассмеялся, присаживаясь, Алексей Николаевич, слегка, вскользь целуя увядшую щеку жены.
- Сиди уж, молодой красноармеец!-
фыркнула счастливо Наталия и, взяв в руки крючки, тут же начала шепотом рассчитывать петли.
- …Состарилась. - Грустно подумал Алексей Николаевич, осторожно, исподволь разглядывая свою половину.
-…Состарилась. Хотя еще пытается хорохориться. Но и ей тоже досталось, за тридцать то лет, как со мной обвенчалась. Пришлось поскитаться по приходам – то. Считай от самой Сибири, где я еще только в алтарниках числился и до первопрестольной – и везде она рядом, везде со мной.
И это несмотря на времена – то нынешние не простые, на запреты…-
Священник повлажневшими глазами разглядывал, словно впервые свою супругу, жалея ее, и одновременно гордясь ею.
Раскрыв потемневшую, медную защелку старинного томика псалтыря, Алексей Николаевич не торопясь, водрузил очки на свой крупный, породистый нос и, откинувшись на жесткую спинку дивана вздохнув, зашуршал хрупкими, листами рисовой бумаги.
…Громкий, нетерпеливый стук в дверь вывернул наизнанку доверительную тишину квартиры.
-… Отопри, Наташенька, - проскрипел севшим голосом Алексей Николаевич - Отопри родная. Это наверняка опять за мной. А я пока соберусь. Не стоит перед ними по шкафам рыться.…Совестно как-то.
1.
- …Это квартира бывшего служителя культа Нестерова Алексея Николаевича?-
Проговорил скорее утверждающе, чем вопрошающе высокий, с откормленным, рыхловатым лицом гражданин в новенькой, скрипящей черной коже и широкополой черной же шляпе. У него под носом, словно нашлепка коверного темнели небольшие, бериевские усы.
- Старший уполномоченный НКВД Нечипоренко, Нестор Захарович. А эти товарищи со мной –
Он небрежно махнул рукой в сторону еще двоих, точно также одетых мужчин, рыскающих с важным видом по квартире священника. Грязные, мокрые следы от их сапог черными кляксами пробежались по чистым паркетным полам квартиры.
- Бывших служителей культа не бывает, молодой человек.-
Медленно проговорил Нестеров, жестом предлагая Нечипоренко присесть.
-Протоирей Алексий, к вашим услугам.-
Чекист небрежно смахнул на пол рукавом Наташино вязанье и, вытянув ноги пренебрежительно, и да же несколько грустно посмотрел на все еще стоящего в полной растерянности священника.
- Не бывает, говорите?- хмыкнул он в усики, и беззвучно отсмеявшись, продолжил.
-Ну-ну. Вам виднее.…Но об этом мы с вами, как ни будь, в следующий раз поговорим, может быть да же и поспорим. А теперь, пожалуйста, о главном…
Скажите, гражданин Нестеров, церковь » Утоли моя печали”- ваше хозяйство?
Алексей Николаевич внимательно посмотрел на уполномоченного, и сердито шевельнув густыми, седыми бровями в недоумении спросил.
- Ну а какое сейчас это имеет значение? Церковь уже несколько лет как не принадлежит приходу, и насколько я знаю, в настоящий момент используется как склад уборочного инвентаря дворников и озеленителей: метла, грабли с лопатами, еще что-то…
Нечипоренко приподнялся в кресле, и, выудив из заднего, брючного кармана жесткий, желтоватый, сложенный в несколько раз лист, вновь вольготно развалился перед старым протоиреем.
- Так вот, гражданин Нестеров. Завтра, в субботу, четвертого апреля, одна тысяча девятьсот сорок второго года, в шесть часов утра по радио прозвучит сообщение коменданта Москвы о разрешении проведения священнослужителями и верующими Москвы и Подмосковья праздника Святой Пасхи и свободного передвижения по городу в ночь с четвертое на пятое апреля.
А вам, отец Алексей, - тут чекист ухмыльнулся, обнажив острые, желтые от табака и чая зубы, от имени начальника УНКВД Москвы и Московской области, старшего майора госбезопасности М.И.Журавлева предписывается освободить в кратчайшие сроки помещение храма от посторонних предметов на предмет проведения Пасхального Богослужения.-
Нечипоренко, а вслед за ним и его сослуживцы громко и безбоязненно рассмеялись нечаянному каламбурчику своего начальника.
- Это неправда!- Вскричал Нестеров.
- Этого не может быть! Наташа, Наташенька, ты слышала, наш храм вновь открывают! Счастье то, какое!-
- Опомнитесь, Алексей Николаевич.
Нечипоренко успокаивающе похлопал по руке священника.
-Я вам про открытие храма ничего не говорил. Я вам сообщил только про одну ночь с субботы на воскресенье. А в понедельник, в вашей церкви опять должны храниться ведра и метла.
- Только одну ночь?- Потерянно переспросил Нестеров, и нервно взъерошив седую свою шевелюру длинными тонкими пальцами, устало опустился на жалобно скрипнувший диван.
- Ну что ж, пусть так. Ради такого светлого праздника я готов ему в этот раз подыграть…
Чекист вскочил с кресла и судорожно схватив Алексея Николаевича за ворот домашней рубахи, испуганно и зло, глядя в глаза священнику прошипел:
- Ты кому старая сволочь решил подыграть? Ты кого в виду имел, гад?
- Ах, оставьте, - поморщился протоирей,
- Все вы прекрасно понимаете. И нечего на меня кричать, больше чем 58 статью вам на меня повесить все равно не удастся. А от нее мне в свою очередь никак, похоже, не отвертеться. Да и не в этом дело, молодой человек. Судя по всему, вам от меня еще что-то надо. Иначе вы бы легко своими силами веники-то из церкви вынесли, а меня бы просто поставили перед фактом. Или я не прав?-
Чекист промокнул мятым, несвежим носовым платком отсыревшее потом лицо и несколько успокоившись монотонно, словно читая многократно заученную инструкцию, забубнил.
-Вам, гражданин Нестеров предписывается не только провести Пасхальное богослужение, но и тщательнейшим образом запоминать все мало-мальски интересные или антисоветские высказывания ваших прихожан, особенно в момент исповеди, если таковая будет иметь место в эту ночь. Особенное внимательно следует отнестись к словам красных офицеров, а я уверен, что таковые найдутся, офицеры, я имею в виду…
-И еще,- старший уполномоченный бросил на колени Нестерова несколько веером рассыпавшихся фотографий.
- Здесь фотографии работников спец. отделов, которые в связи с близким от вашей церкви проживанием могут зайти в храм в вышеперечисленное время. Мы рекомендуем вам отнестись к ним с особым вниманием. И прошу вас, не пытайтесь убедить меня в полном отсутствие у вас зрительной памяти, не поверю и даже слушать не стану. Что бы священник, наизусть цитирующий Евангелие страдал склерозом!? Нет, не поверю…
Алексей Николаевич брезгливо просмотрел фотографии и, качнув головой, отрешенно бросил, прикрыв, устало глаза.
– Подобные предложения мне уже делали и…-
-Да - брюзгливо продолжил за него Нечипоренко.
– Подобные предложения вам уже делали, и вы из какого-то дурацкого упрямства отказались. А согласись, все могло бы быть совершенно иначе: и вы бы были все эти годы при деле, и церковь бы вашу глядишь, не закрыли бы. Вон другие священники, и повыше вас рангом, а и то согласились сотрудничать с нами…
-Бог им судья - откинулся, обессилено Нестеров и приобняв прильнувшую к его плечу свою Наталию горестно вздохнул, перекрестившись.
- Не мне их судить. Им и так достается, бедолагам: двум Богам служить пытаются, а этого никак допускать невозможно. Нет, милостивый государь, мы уж, как ни будь с матушкой, век свой честно доживем. Нам много не надо. Карточки, слава Богу, как и у всех, да еще Наталья Титовна вязаньем своим иногда способствует - на продукты иной раз меняет.-
- Ладно, отец святой - проговорил, поднимаясь с кресла, Нестор Захарович, о том, какая у вас жизнь начнется, мы после Пасхи поговорим, да и не здесь, пожалуй. А вам, мы оставим штук двести-триста свечей. Вы уж сами решайте, как их поделить между своими прихожанами. В кухню вашу я лезть не собираюсь. До скорого, отец родной!- хохотнул коротко и страшно Нечипоренко, направляясь к двери.
-До очень скорого!-
Тяжелая входная дверь глухо захлопнулась и на лестнице рассыпанным горохом прозвучали поспешно удаляющиеся шаги чекистов.
2.
-Наташенька, - Шевельнулся Алексей Николаевич.
Может быть, стоит подумать о вашем отъезде к сестрице вашей, в Свердловск? Вы же видите, как все завертелось. Да и мне тогда гораздо спокойнее будет.
- Нет, батюшка,- гремя чайником на кухне, отрезала Наталья Титовна.
-Нет, Алексей Николаевич, да же и не думайте. Как Богу будет угодно, пусть так и случится. Но я никуда без вас не уеду. Вы же меня знаете…-
- Знаю.- Вздохнул безнадежно протоирей и, набросив на худощавые плечи истертую бархатную телогрейку, шаркая ногами, направился на кухню.
- Давай матушка чайку попьем что ли, завтра у нас с тобой день трудный будет…
- Господи, хорошо то как!- радостно перекрестился протоирей Алексий, переодеваясь в свою повседневную одежду. Народ уже схлынул и последние, самые рьяные прихожане, крестясь и шепотом переговариваясь, потянулись к выходу.
-Сподобился Пасхальную службу провести, уже и не надеялся….
Алексей Николаевич натянул брезентовые, белые некогда рукавицы и через малые ворота начал заносить в церковь круглые связки березовых метел. В прогретом воздухе храма, остывшие за ночь метла словно вспотели, расщеперились и запахли необычайно резко и вкусно.
В докторский саквояж желтой, свиной кожи он сложил несколько принесенных из дома икон, окинул взглядом темный, отключенный уже многие годы от электроснабжения храм, задул единственную, горевшую всю ночь лампадку и, замкнув навесной замок, направился к дому.
…Возле подъезда его уже ждали.
Дверца черной, сверкающей, словно новые калоши легковой автомашины приоткрылось, и молодой, улыбчивый человек поманил Алексея Николаевича к себе.
- Ну что же вы так долго, гражданин Нестеров? Везде уже служба закончилась, все уже по домам разошлись воскресенье все ж таки, и только мы из-за вас вынуждены здесь, как неприкаянные, часами торчать, на виду у всего дома. Нельзя же так. У нас, между прочим, тоже семьи есть, жены, и детишки голодные кушать просят, папку ждут…-
Он весело засмеялся, вытер пальцами набежавшие от смеха счастливые слезы и, приоткрыв дверцу пошире пропустил священника в салон эмки.
- Может быть, вы разрешите мне с женой попрощаться? - заранее зная ответ, спросил Нестеров.
-Да стоит ли право, беспокоить старушку?-
Вновь рассмеялся молодой оперативник (он вообще был необычайно смешлив) располагаясь впереди.
-Если повезет, вы и так ей все расскажите, лет через десять….
Машина тронулась, и еще долго, зажатый с обеих сторон железными плечами крепких, молчаливых вертухаев, священник смотрел по сторонам, наивно надеясь хоть краем глаза увидеть, посмотреть в последний раз на родную фигурку своей Наташи. И только когда высокие железные ворота с грохотом и дребезжаньем закрылись за машиной, и его подвели к высокому кирпичному крыльцу Бутырского замка, Алексей Николаевич дернулся, было недоуменно к этому, молодому и смешливому,
- За что Господи?-
И тут же, резкой болью незакрытой ладонью под ребра и носком сапога, но уже по лицу.
- Молчи сука поповская! Молчи, а то удавлю!
-…Куда, куда подевалось твое веселье, мальчик? Отчего ты так вдруг переменился, сынок? Откуда в тебе эта необъяснимая жестокость? А.… Да ты, похоже, просто боишься,…Боишься меня, как будущего твоего прокурора, боишься товарищей своих как будущих палачей …
Господи, сын мой! Как же мне тебя жалко! Похоже, ты боишься даже эти древние, кирпичные стены, что окружают тебя. Да каждая твоя клеточка источает жуткий, животный страх…Юноша, если б ты только мог знать, что на одной из предложенных мне фотографий Нечипоренко, я сразу же опознал тебя по этим деревенским ямочкам на щеках и слегка оттопыренным ушам, то уверен, что сейчас бы ты просто убил бы меня, так, на всякий случай, дабы лишний раз доказать свое усердие. Наивный. Им не нужно твое усердие! Ведь усердие-это труд от всего сердца. А зачем, зачем им работники со своим маленьким, неизвестно зачем бьющимся сердцем? Незачем.…На всех нас, на всю нашу многомиллионную страну вполне хватает одного сердца: горячего и бескомпромиссного. Самого Русского, грузинского сердца…Господи, больно то как! Впервые меня за всю мою жизнь кто-то ударил по лицу. Да еще ногой…
- Ну, что ты разлегся, старик? –
Смешливый наклонился и, схватив Алексея Николаевича за воротник старенького его пальто, рывком поднял священника на ноги.
- Хватит молиться. Здесь тебе это не поможет. Сюда Бог боится заглядывать.-
Он толчком направил Нестерова к двери и, вернувшись к машине, взял у одного из курящих рядом с ней вертухаев картонную, серую папку.
- Нам с вами, дрожащий вы наш гражданин Нестеров на второй. Заждались уже, поди…
На втором этаже, в кабинете за высокой, обитой темно-коричневой, потертой клеенкой, протоирея Алексея и в самом деле уже заждались. По крайней мере, на широком столе он сразу же заметил разложенные в ряд все те же, виденные им накануне фотографии. Но кроме сидящего за столом Нечипоренко, в кабинете, на широком подоконнике вольготно расположился еще один человек, необычайно красивый той самой, животной красотой мужчины-самца, с бледным лицом и иссиня-черными кудрями, оттеняющими его высокий, влажный лоб.
Измученный Нестеров краем сознания заметил, что, не смотря на то, что место за столом занимал уже известный ему Нестор Захарович, вошедший в кабинет молодой чекист, старательно козырнув, сопроводительную папку передал именно этому, сидящему на подоконнике красавцу.
- Садитесь, гражданин священнослужитель –
предложил протоирею офицер-красавец и, указав на стоящий напротив стола табурет, рывком спрыгнул с подоконника. Ярко-начищенные его сапоги при этом скрипнули отчетливо и протяжно.
- Так что же вы, Алексей Николаевич, саботируете работу органов? Вы ж не ребенок, должны все прекрасно осознавать. Времена религиозного дурмана для нашего, советского человека канули в лето. Теперь у него иные горизонты, иные масштабы и с вашим еврейским Богом ему, честному советскому человеку просто не по пути.
- Бог не еврейский, молодой человек. Он выше национальных разделений. Он добр и един…
-Да-да – нетерпеливо прервал его тот.
-Все это я уже слышал, и поверьте мне, неоднократно. Скучно довольно таки. Давайте мы с вами поступим следующим образом: сейчас вы скоренько подпишите кое-какие бумажки, а уж потом я с радостью побеседую и про Бога, и про совесть.., да хоть про что угодно.-
Он, выудив из папки лист бумаги, с отпечатанным на машинке текстом и протянул его священнику.
- Не торопитесь, прочтите внимательно, постарайтесь запомнить хотя бы в целом, что бы на суде все выглядело более-менее достоверно, и потом уже и автограф ваш можете оставить, так сказать нам на долгую память.-
Красавчик прошелся по кабинету, поскрипывая сверкающими своими сапогами, и остановился за спиной Нестерова, чем необычайно его этим нервировал.
Лист, на который Алексей Николаевич бросил непроизвольный взгляд, представлял собой стенограмму допроса Нестерова, на котором он добровольно признался, что якобы на исповеди, которую он проводил в прошедшую пасхальную ночь следующие офицеры красной армии и частей НКВД, признались ему…,и далее следовал целый столбец преступлений против строя и лично товарища Сталина.
- Нестеров качнул головой и, приподнявшись, бросил листок на стол, прямо в руки Нечипоренко.- Я не буду подписывать этот бред. Да же если хоть на минуту поверить, что все эти товарищи мне на исповеди признались в содеянном, что уже само по себе смешно, я никогда, ни под каким давлением, вам бы об этом не рассказал. Неужели для вас такое понятие как тайна исповеди не знакома?-
Протоирей попытался повернуться лицом к стоящему у него за спиной чекисту, но в этот момент, жесткий, многократно отрепетированный удар кулаком в переносицу отбросил его к двери.
- С праздником тебя, мышь церковная, с Пасхой!- услышал он сквозь хруст ломаемых хрящей голос красавчика, и уже падая на пол, Нестеров почувствовал удивительно болезненные удары сапогами под ребра и старческую его мошонку