* * *
Смотрим мы «Сегодня в мире»,
Смотрим дружно с давних пор,
Потому что там в эфире
Журналисты на подбор:
Наш дружок Сейфуль-Мулюков,
Цветов – с головой мужик,
Зорин со своей наукой
И, конечно, Боровик.
Кто расскажет нам про Гану,
Про Бермуды и про СПИД?
Кто, скажите, нам с экрана
Правду-матку говорть?
Тот же все Сейфуль-Мулюков,
Цветов – с головой мужик,
Зорин со своей наукой
И, конечно, Боровик.
Кто вчера твердил, что Запад
От России отстает
И стоит такой там запах,
Будто Запад весь гниет?
Журналист Сейфуль-Мулюков,
Цветов – с головой мужик,
Зорин со своей наукой
И, конечно, Боровик.
Кто сегодня утверждает,
Что, мол, Запад не гниет,
Что, мол, Запад процветает,
Ну, а мы – наоборот?
Тот же все Сейфуль-Мулюков,
Цветов – с головой мужик,
Зорин со своей наукой
И, конечно, Боровик.
Смотрим поздно, смотрим рано
На гимнастику ушу,
Как нам на уши с экрана
Дружно вешают лапшу:
Журналист Сейфуль-Мулюков,
Цветов – с головой мужик,
Зорин со своей наукой
Перестройщик Боровик.
Вадим Дабужский
...Собкоры – звезды. Ипостась
Невероятного престижа.
Как славно бы собкором стать,
Вещать с подъемом из Парижа.
Но там собкорствует Зубков.
В Британии собкор – Дунаев.
Сейфуль-Мулюков – острослов
Из мусульманских краснобаев
Из Ливии передает,
Египта или же Ливана,
Как и за что Израиль бьет
Башибузуков постоянно.
И Фесуненко знает толк
В международном репортаже.
Мне тоже хочется в их полк,
Сильнее, чем в актеры даже...
Идет четвертый звонкий год
Седьмой космической декады.
ЦК указы издает:
Евреев на ЦТ не надо.
Из двух тэвэшных наших групп
Одна – всплошную – из евреев.
Понятно, ежели не туп:
Им, будь они из корифеев,
Из лучших, не видать ЦТ,
Что открывало шанс хохловским.
А кто ЦТ отвергнут, те
Прошлись неспешно по московским
Редакционным адресам
И все куда-то затесались.
Хохлы в останкинский Сезам,
Распределяясь, записались,
Но он покуда не открыт.
Мне даже был предложен выбор:
-- Но чтоб позднее без обид... –
Вот, кстати, интересно: вы бы
Куда направили стопы?
Какую тропку бы торили,
Где стали бы искать судьбы,
Когда б на месте Вити были?
Телереклама АПН,
Что информацией зовется,
ЦТ? Боюсь агентских стен
Там только мэтрам удается
Творить, а молодым – барьер.
Я там бывал на побегушках
На стажировке. Там карьер,
Будь семи пядей во макушках,
Не сделаете все равно.
ЦТ и только. Однозначно.
Коль предложение дано,
Я выбрал. Верю, что удачно.
Гостелерадио меня
Должно, однако, тоже выбрать.
Мой выбор это так, фигня.
Не захотят, так можешь выдрать
Листок с тем выбором судьбы,
Искать другую перспективу.
Июль дается нам, дабы –
Нам не до жиру, быть бы живу –
Отрелаксировать мозги,
Снять напряжение диплома.
-- Махнем куда-то из Москвы? –
Олежка Спирин. И из дома
С Олежкой вышли налегке,
Как флагом, помахав червонцем.
Гурзуф сияет вдалеке
Улыбчивым и щедрым солнцем.
Червонцев, кстати, ровно пять,
Но море, солнце без лимита,
А остальное – наплевать!
Позднее будем есть досыта.
Прошел тот отпуск на «ура!» --
И до сих пор мне есть, что вспомнить.
-- Однако на ЦТ пора –
Долг пунктуальности исполнить. –
Я загорел и так лохмат,
Как Мику Джаггеру не снилось.
Ну, -- пунктуальности виват! –
В отделе кадров появилось...,
Сверкавшее белками глаз
На густо закопченном лике,
С прической: «Здравствуй, дикобраз!» --
...Я. А в ОК на мордах тики.
Экс-КГБ-эшные спецы
Глядят на чучело с тревогой.
Я слышу:
Ну и наглецы! –
Оглядываюсь: что ли много
Подобных мне? Да нет, один...
Рек старший человеку в сером:
-- Кузьмич, во «Время» проводи,
А Летунову между делом
Скажи, что к ним распределен. –
Спец хитровато ухмылялся.
Подначку Летунову он
Моей персоной собирался,
Мне очевидно, сотворить.
Ко мне питая пуд презренья,
Мог ничего не говорить.
Я понимал его сужденья
Телепатически в тот миг.
Кривился он, на «чудо» глядя.
Мне просто, дядя, дорог Мик.
Он – мой кумир. Понятно, дядя?
Я на седьмой этаж вступил.
Кузьмич меня сопровождает.
Здесь информационной был
Программы «Время» штаб. Шагает
Впритирку за спиной Кузьмич.
Так конвоирует умело.
Сухой его и жесткий спич
Шокирует. В ушах звенело:
«Направо!», «Стой!», «Лицом к стене!». –
Последнее вообразилось
Внезапно с перепугу мне.
-- Здесь подожди!... Входи! –
Вонзилась
Табличка:
«Ю.А.Летунов» --
Во «Времени» -- наиглавнейший.
-- Тут выпорют, не сняв штанов.
Входи уж, горе! --
Будто злейший
Мой враг, хихикал конвоир.
Он рад, что мне здесь будет больно.
Я вскинул руку:
-- Миру – мир! –
Отпрянул конвоир невольно...
Входя, я вспоминаю: здесь
Готовится не только «Время» --
И новостей текущих взвесь –
Экспресс –пятиминутки... Прея,
Как если б ждали впереди
Экзамены, а после – порка,
Я чувствую: летит в груди
В разгон сердчишко... Горько-горько
Во рту... Кирпичным языком
Едва ли в этот миг владею.
Мне – двадцать семь, а сопляком
Считаюсь... Хоть одну идею
Смогу ли внятно изложить
Влиятельному воеводе?
Смогу ли встречу пережить –
Запорет при честном народе...
Он с космонавтами на «ты».
Он – лев. А я несчастный кролик...
-- Куда? Шагай! Уже в кусты
Намылился? –
Боюсь до колик...
Пять лет журфака здесь со мной
Плохую шуточку сыграли:
Там был демократичный строй –
Деканом в «школке» не пугали.
Наоборот. Все знали: он
У нас – последняя надежда.
К нему прорвешься и – спасен.
А тут... Уже мокра одежда...
И вот я предстаю пред львом.
Ему меня пугать не надо...
Я сам бы скрылся под столом
От слова тихого и взгляда.
Седая грива. Взгляд что нож.
Балдеет Юрий Александрыч.
ОК, однако, не пошлешь.
И он, как Сахар свет Медович
Взор василиска притушил
И голос сделал сладким-сладким –
Жить претенденту разрешил...
Я понял по его повадкам:
Замыслил «самородка» взять,
А через месяц неумехой
Признать – и в брак меня списать.
И сделать разговор потехой,
Конечно, только для себя.
Во мне испуг пропал, однако –
И отвечаю не сопя.
Ответы – не к чести журфака.
-- Так что умеешь?
-- Ничего...
-- Как так?
-- Сюжеты мы снимали
На стажировке. Но того,
Что нужно здесь, не поднимали...
-- Хоть с производством ты знаком?
-- Нет, если честно. В политэке
Социализма – «трояком»
Увенчан...
-- Честный... В человеке
Я это качество ценю...
С хозяйством сельским?
-- Даже хуже...
-- Газеты есть в твоем меню?
Хоть чтение тебе не вчуже?
-- Прочитываю иногда...
-- Что?
-- Третью. В основном страницу... –
И ощущаю, что – беда:
Босс багровеет – и десницу
Уже со злостью сжал в кулак.
-- Ну, ты даешь, -- проскрежетал он. –
Отменно учит вас журфак! –
Наполнил танковым металлом
Свой голос разъяренный шеф.
Сейчас пошлет меня с позором.
«Мыслю» додумать не успев,
Вполне согласный с приговором,
Я шефом выведен за дверь
И тут же заведен напротив.
-- Вы говорите с ним теперь.
Стажер-редактор ваш. Берете?
Вот несказанно повезло! –
Боссс вышед, дверь закрыв со стуком.
-- День добрый! – скромненько зело,
Вполне готовый к оплеухам,
Двум замам босса говорю.
И представляюсь:
-- Я Притула...
-- А имя?
-- Виктор... –
Вновь свою
Обрел уверенность. Натура
Велит держаться молодцом,
Но не дерзить. Стою спокойно,
Как перед братом и отцом.
Те выглядят вполне пристойно.
Их по экрану узнаю –
Два мэтра: Любовцев, Калягин.
Последний миссию свою
В том зрел, чтоб зрителю-бедняге
Тверить о классовой борьбе
В проклятых странах капитала.
Карьеру тем творил себе
Цинично и весьма удало.
И он уже у босса зам.
А Любовцев очки снимает.
Наверно он любимец дам –
Лавандою благоухает.
И спрашивает:
-- Твой диплом?
-- О смехе на телеэкране... –
Он замолкает...
-- Ну, дурдом! –
Ворвался – ни секундой ране
Ни позже самый главный босс.
-- Дурдом. Но будет здесь работать! --
И все дела пошли всерьез.
Нет времени, чтоб ахать-охать...
Я в главные дела в стране
Со всей энергией включался.
А вскоре в кулуарах мне
Золотаревский повстречался,
Наставник первый по ТВ.
-- Ну, здравствуй, проходимец. Некто
Вещал недавно о тебе...
-- А вы?...
-- Обменного проекта
Международных связей шеф.
Ты – в лучшей школе репортарской.
Ты только помни: там отсев
Строжайший. Репортерской «коркой»
Едва ли долго потрясешь.
Шеф сильно цацкаться не станет.
Разок споткнешься – и пойдешь
С билетом волчьим... –
Вот же тянет
Пророчествовать мужика.
Ах, милый Леонид Абрамыч!
Ошибся если, то слегка.
Пророчеством судьбу обрамишь,
Но не сумеешь избежать...
Шесть лет Москвою пробежало.
Мне лучше сильно не дышать:
С друзьями нахлебался шало –
И выхлоп от меня! Разит!
-- Энвер Назимыч ждет. Готов ли? –
Шеф не ругает, не грозит,
Что, дескать, заслужил оглобли.
И о готовности спросил
Не к рандеву с грозой-зампредом
Мамедовым – мол, набузил –
К тому, что назревало следом:
Командировочке в Пномпень...
Уместно вспомнился капустник,
Когда наивный, ох, -- пнем пень
И развеселый первокурсник
Внимал со смехом, что опять
В Америку поедет Зорин...
А я – дерьмишко разгребать...
-- Мамедов ждет, ступай!... –
-- Достоин!
Уже Мамедов мне звонил –
И Любовцев достал бутылку...
-- Меня он даже не спросил...
-- Он знал – не подведешь! –
Ухмылку
С лица начальник не стирал. –
-- Приказ в ОК – готовить срочно
Мамедов сей секунд отдал.
Вот выпей! –
Протянул мне скотч, --
На –
За смеховой твой элемент
В программе «Время». Что-то смеха
Не наблюдается, студент...
-- Я хохочу в душе. Потеха
На самом деле велика:
В Америку поехал Зорин...
-- Номенклатурных звезд ЦК
Пошлют туда. Ты будь доволен...
-- Могли бы в Сирию послать...
-- А там сидит Сейфуль-Мулюков.
-- Ну Кубу...
-- Хватит причитать.
Там – Игорь...
-- Мне башибузуков
Полпота, значит, воспевать...
-- В горячих точках больше славы.
Сумеешь в деле показать
Себя...
-- Понятно... Боже правый,
Как мне не хочется туда... –
Вернусь однако ненадолго
Назад, обратно, сквозь года
Пред тем, как к исполненью долга
Собкора срочно приступить
В Камбодже после «красных кхмеров».
(Мне лучше бы стило тупить
В Сибири, там, где Венцимеров
Буданцевские воплощать
Экологические мысли,
Стремясь, торжественно вещать
Берется, чтобы не прокисли...
Итак, был август... Летунов
Отправил к Любовцеву, веря,
Что тот меня без лишних слов
Пошлет... Невелика потеря....
Спокойно в отпуск укатил.
А возвратившись, обнаружил...
Меня... Я прочно в деле был --
Иных не лучше и не хуже.
Ведь я упрям, как сто хохлов.
И нагл, как сто Золотаревских,
Хитер – сумел из их голов,
При томосойеровских веских
Сверхаргументах добывать –
Я здесь о тех, кто делал «Время» --
Приемы, что с чем сочетать –
И я редакции – не бремя,
А двигатель, локомотив.
Не боги ведь горшки мастрячат.
Себя работе посвятив,
Вошел в команду. Не судачат
Давно коллеги. Я, как все.
Весь в информации заморской,
Ношусь, как белка в колесе.
Начальственной серьезной поркой –
Чур-чур! – не сглазить бы! – пока
Наказан не был, слава Богу.
Кручу. Как токарь у станка,
Кассеты – надобно помногу
Видеокадров просмотреть
По каждой теме, чтоб сочнее
Видеорядом порадеть
Заморской новости... И мне и
Коллегам запрещают лишь
Показывать их магазины.
Разоблачать себя? Шалишь!
А прочие вполне картины
Я вправе в новость подверстать,
К нам прилетевшую по ТАСС’у.
Напросто было начинать.
Потом, перелопатив массу
Сюжетов, навострился так,
Что даже контрапункт стремился
Успешно, как учил журфак,
Устраивать. Я не ленился.
Мне интереснее, чем тем,
Кто прославляет жизнь Союза.
В зубах навязший список тем
Идейного тупого груза
Их заставляет выдавать
Центнеры молока и мяса...
А в мире любят воевать –
Военных столкновений масса.
Мы выдаем их на экран,
Что занимательней для взора...
Удачно, коли вражий стан
Страдает от тайфунов, мора,
Землетрясений, катастроф.
Цензура их не пресекает.
А коль в Союзе – сразу – стоп:
У нас трагедий не бывает.
Работа классная. Сродни
В деталях высшей режиссуре.
Я сделал – денежку гони.
Не проживешь ведь на посуле.
Коллеги – частью из МГИМО.
Престижным вузом не кичатся.
В начальстве тоже не дерьмо.
Я, впрочем, не сужу начальство.
С моим приходом на ЦТ
На Кипре путч совпал синхронно.
Его поддерживали те
В Афинской хунте непреклонно,
Кто миром прежде заклеймен
И «черными...» со страхом назван
«...Полковниками»... Отстранен
От власти и слегка замазан
В делишках старый президент –
Макариос-архиепископ...
Здесь турки, улучив момент
На остров ринулись на приступ.
Оттяпали большой кусок.
Войны серьезной не случилось,
Но остров все ж наискосок
Разорван... НАТО так озлилась,
Что демократам помогла
Спихнуть «полковников»... Непресно:
Есть, что показывать... Текла
Жизнь и работа интересно.
В отделе вовремя возник –
Есть толк в пытливом «салабоне»...
И «революция гвоздик»
Случилась вскоре в Лиссабоне.
В Индокитае шла война
И в Эфиопии тряхнуло.
Полно кровавого говна
Сегодня в мире...
-- Так, Притула!
Довольно прозябать в тени.
Выходишь завтра на дежурство! –
Ура! Доверили они –
И я ношусь по цеху шустро.
И в первый день не подкачал.
А далее поставлен в график.
К шести в редакцию примчал
Меня редакционный «Рафик» --
До часу ночи я за все
Проблемы мира отвечаю,
Кружусь, как белка в колесе,
Анализирую, сличаю
Заметки, снимки, что пришли
Ко мне по ТАСС’у, от собкоров...
-- Смонтировал? В эфир зашли...
Где пленка?
-- Проявляют...
-- Скоро?
-- Минут, наверно, через пять...
-- Поторопи, быстрее надо... --
Услышать, просмотреть, заслать...
Ничто от слуха и от взгляда
Дежурного не ускользнет.
И ежечасную тассовку
Просматриваю...
-- Так, пойдет...
Ищи «картинку». Подтекстовку
Почистить, вдвое сократить... –
И вот в эфире дня картина...
Как можно это все любить?
Но повседневная рутина
Сия поэзии сродни...
Вот Летунов собрал начальство...
-- Притулу выгнал?
-- Нет...
-- Гони!
-- Теперь – не выйдет. Парень часто
Выходит много дней подряд.
Ему сегодня нет замены...
-- Выходит...
-- Я, признаюсь, рад,
Что он прорвался в эти стены...
-- Вот даже как... Тогда – держи...
Мне Летунов шепнул при встрече:
-- Даешь, студент. Ну, докажи,
Что там не зря учили... –
Легче
Мне не становится, отнюдь.
Нагрузка толко возрастает...
-- Твори, студент – и не забудь:
Отсюда пулей вылетает
Любой проштрафившийся вмиг... –
И тут – Камбоджа-Кампучия,
Едва известная из книг
Меня в собкоры залучила...
Я повторяю давний вздор:
«В Америку поедет Зорин...»,
Что Валентину не в укор:
Ты будь настырен и упорен
Как Валентин во всех делах,
Учебу не считай докукой –
Учись до дырок на штанах,
До одержимости наукой,
Но выбившись в профессора,
Останься классным журналистом,
Шедевры выдай на-гора –
И двинешь в Лондон – не туристом –
Собкором... Словом: бьют – беги,
Дают – бери... Беру, коль дали.
Пропил еще не все мозги –
И я в неведомые дали
Готовлю душу, чемодан...
Итак, попал в собкорский список.
Мне шанс для выдвиженья дан –
Не бог весть что, но я ирисок
Да с шоколадками не жду.
Что за страна нас ждет – неясно.
Такую вынесла беду!
Там и сейчас весьма опасно
Поскольку выбиты не все
Чудовищные те ублюдки
При красном флаге и звезде,
Чьи зверства невозможно жутки.
Но надо знать страну, язык.
Я -- ни малейшего понятья.
В болоте бед – чужой кулик
Смогу ль осуществить занятья?
Я многое однако смог...
Жаль, весь архив погиб в «правдистских»
Разборках девяностых... Бог
Мне не помог... В моих записках
Вся камбоджийская была
И вся афганская кампанья...
Я во вьетнамские дела
Тогда был ввергнут, где Камрань я
И навещал и освещал –
Там наши корабли стояли...
А грек-хозяин расхищал
В то время мой архив... Продали
«Правдешку» греку... Как, зачем?...
Но это много, много позже...
Я до сих пор наполнен всем,
Что пережил... Немало пожил...
Теперь я поведу рассказ
О том, что самым горьким было.
О Лапине... В который раз
Судьба фатально с ним сводила.
Был семьдесят девятый год.
Случилось в середине марта.
-- Звонили из ЦК. Пролет.
Да не какая-то помарка –
Диверсия. – Мне Королев
Звонит домой, коллега Слава.
Он в страхе не находит слов,
Забыл, поди, где лево-право.
Прокручиваю в голове
«Международной панорамы»
Сюжеты экстра в большинстве.
Любой пойдет как гвозль программы.
Борис Калягин. Репортаж
Английский был вне подозрений.
Афганский очерк. Этот наш.
И он не вызывал сомнений.
Текстовка свежая. А ней
Видеоряд лихой предпослан –
У ГДР-овских парней
Взят, сокращен, красиво сверстан.
Мякоты видеосюжет
По умолчанью – безупречный.
Неужто причинили вред
Мы с Шитовым, наш фильмотечный
Архив куроча, чтоб сваять
Сюжет о «псах войны» наемных.
Смогли в нем дурака свалять?...
В сомнениях головоломных...
Сюжет о «диско» и «Би джиз»
Показан зрителям последним
В той «Панораме»... Может из-
За музыки сыр-бор? Ну, хрен с ним.
Какой резон гадать-страдать?
Наутро в ляп натычут носом.
Попробую, хоть чуть, поспать...
Я мучился всю ночь вопросом,
Пил чай, едва не подавясь.
Я в джинсах посетил летучку
И в старой курточку «Ливайс»,
Чем заслужил, не знаю, взбучку?
Коллеги смотрят, будто я –
Покойничек, что встал из гроба.
Овсянников, глаза тая –
За спинами... Вчера мы оба
С ним, полиглотом, день-деньской
Ту «Панораму» сочиняли.
Так отчего же он такой?...
Неужто подкузьмил? Едва ли...
-- Товарищи, у нас ЧП.
Тараки здесь сейчас с визитом...
Притула, отвечать тебе:
Здесь новости всегда глядит он –
И утверждает, что вчера
Сюжет был провокационный,
Что, дескать, выдав на-гора
Афганский репортажик оный,
Мы лишь потешили врага. –
Вещает Любовцев сурово. –
Теперь минута дорога.
Домой! Надень костюм – и снова –
В машину! И лети скорей
На Пятницкую. Хочет Лапин
Увидеть лично, кто злодей... –
Овсянников от красных пятен
Похож на яблочный компот.
За спинами сидит в сторонке.
Его не тронет переплет...
Я по Москве устроил гонки,
А в голове «кручу» сюжет.
Текст – «Правдинской» передовицы.
В «картинке» вроде ляпов нет.
Синхрон – две строчки со страницы –
Министр Кештманд Султан Али –
Не удается догадаться,
Что завирального нашли,
Чем возбудили так афганца,
Устроившего мне сыр-бор?
Приемная. За дверью – Лапин.
Персон в приемной ждущих взор,
Меня разящий, неприятен.
Все важные, у всех дела.
Но самый важный я сегодня.
Взгляд секретарша подняла --
Холодная, как жаба, сводня.
Я:
-- Добрый день! –
ей говорю, --
Сергей Георгич ждет...
Притула? –
Киваю. Посреди стою.
Та отрывает зад от стула –
И медленно несет себя
В дверь Председателя...
-- Входите! –
Персоны шепотом сипя,
Глядят, как на врага.... Глядите...
У босса кабинет, что корт,
Лишь узковат. Но метров двадцать
Меж нами. То-то будет спорт...
Ну, с шефом мне не целоваться --
Приветствую, мол, добрый день...
Он:
-- Добрый... Не для всех, однако...
Сюда ступайте... –
Как в мишень
Холодный взгляд в меня – атака
Психическая: взгляд во взгляд.
Рассказывайте, признавайтесь
В диверсии... –
Уволит, гад,
С билетом волчьим...
-- Не стесняйтесь,
Я жду...
-- Ошибся – может быть...
-- Там не ошибка – преступленье!
За это надо вас судить... –
Я весь в поту – в одно мгновенье.
Мне «волчий» явственней билет
Пригрезился. Из кандидатов
В партийцы не допустит, нет...
И кану я на дно куда-то...
Повествование прерву:
Еще два года с половиной,
Пока заушную молву
Послушав, он и вправду двинул
С билетом волчьим чудака-
Собкора Виктора Притулу...
Вот, как удав глядит пока...
И я пред взглядом гнусь сутуло...
-- Картинку западную взял?
-- Нет, ГДР-овские лучше.
-- Да, это верно, не соврал.
Они и наших часто круче. --
Уж это точно. Про Афган
Нам Базилевич шлет сюжеты.
Его «камераман» -- болван.
Предельной тупости приметы
В любой картинке. Только стон
Он у дежурных вызывает.
-- А долгим был у вас синхрон?
-- Секунд на десять... --
Размышляет
О чем-то председатель...
-- Кто
В кадре и о чем трепался?
-- Министр Кештманд...
-- Ты не в лото
Играешь здесь... Да, заигрался...
Берешь картинку, так проверь...
-- По справочнику все проверил...
-- Так он же старый! А теперь –
Уже тюрьмы закрылись двери
За тем министром. Ваш сюжет
Стал политической ошибкой... –
Молчит, глядит: проникся – нет?
И молвит с дьявольской улыбкой:
-- Поди умышленно сюжет
Вы приурочили к визиту,
Мол, ложка хороша в обед...
Не я, Овсянников... К корыту
Хотел прибиться пожирней.
Меня подставил, сам в сторонку.
О нем – молчу... Подстава... С ней
Дадут пинка мне, как кутенку...
Пойду, побитый, стороной,
Как выбираться – не учили...
Калягин, Любовцев со мной,
Уверен, так бы не ловчили...
Молчу.... И лапин замолчал.
Рисует ромбики в тетради.
В окошке ясный день сиял.
Решай же что-то, Бога Ради!
Картину вспомнил «Всюду жизнь».
Мне передвижник Ярошенко
Мигнул из прошлого: «Держись!».
Держаться надо хорошенько...
-- Так как мне с вами поступить?
-- Наверно наказать придется...
-- Уволить легче – и забыть... –
А мне что делать остается?
-- Идите. Позже я решу...
Я:
-- До свидания! – промолвил.
Он:
-- Может быть... –
Едва дышу...
Я до деталей все запомнил.
Поднялся на седьмой этаж.
Как полумертвый полз по маршу...
-- Ты? К Любовцеву мигом марш! –
Наткнулся здесь на секретаршу.
Иду, готовый ко всему.
Готов приказ об увольненье?
Иду, как сквозь ночную тьму...
Ильич Взирает в удивленье.
Шеф тоже Виктор, но Ильич.
-- Как перед боссом оправдался?
Давай-ка, повтори свой спич...
-- Я не оправдывался. Дался
Мне с кровью этот разговор.
Он просто задавал вопросы,
Я отвечал. Но с этих пор,
Чтоб в эти не попасть курьезы,
Чужие пленки не возьму...
Хотя... Наверно я уволен...
Овсянникова сдал ему?
-- Нет... --
Любовцев весьма доволен.
Он хочет хмурость показать,
Но улыбается ушами.
-- Сумел ты чем-то шефа взять.
Он мне сказал, но – между нами, --
Мол, парень честный и прямой,
Что, в общем-то и сам я знаю.
Все, выговор тебе – лишь мой,
Без занесенья. Поздравляю!
-- Но разрешите мне уйти
С «Международной панорамы».
С подставившим – не по пути...
-- Согласен. Будешь вновь программы
Вечерней главной, как и встарь,
Редактором дежурным. Ладно...
И два отгула... Покемарь,
Приди в себя... –
Все безотрадно...
Но молодость берет свое:
Все забывается дурное.
Тем паче – «Время» -- ё-моё!
Бег в колесе – едва ль за мною
Поспеешь, однокашник. Стресс
Снимаем, правда, алкоголем.
Как с напряженьем сладишь без?...
Мы отвещаем, отглаголим --
Пятнадцать новостных программ,
Включая пять «Времен» орбитных –
И в бар гостиничный, где нам
Нальют легко без челобитных
Карлсбадный «Бехер» или ром
Такой же мерзостный «Баккарди».
Потом в такси и—вот он дом...
Тогда закладывать в ломбарде
Вещички не было нужды.
Все было дешево донельзя...
-- Здесь за день вымолотишь ты
Тридцаточку – от счастья смейся,
А выпьешь только на трояк
Плюс трешка на такси. Неслабо?
Спасибо за судьбу, журфак...
Да только алкоголь, и бабы,
И стукачи не доведут
Однажды до добра собкора,
Успех-удачу украдут.
И пораженье грянет скоро.
Ну, а пока я – на коне.
Войнушек происходит много.
За восемь строчек – трешка мне.
Для инохроничного блока
С десяток кадров настригу,
Логично вместе скомпоную.
Держу все новости в мозгу.
И потому в них не тону и
Все важные пристрою в блок.
Редактор в выпуск затолкает,
Мне доверяя, в «сикс о’клок»
Потом позднее повторяет...
И новости мои страна
Глядит – от Дальнего Востока
И до Урала, грез полна...
Эх, мне бы лет еще б хоть столько
В программе «Время» протрубить –
И я б пробрался в корифеи.
Когда меня бы не срубить...
Да только выпивка и «феи»...
Что я в Камбодже наснимал,
Какие отсылал сюжеты?
Тут случай за меня решал
И наклонение планеты,
И настроение... Влюблюсь
Вдруг в неожиданную тему –
Снимаю... Съемка – это блюз,
Импровизация... Поэму
О Кампучии создавать
Мне не препятствует начальство.
Начальству до меня достать
Непросто – вот в чем было счастье.
Пномпень отрезан от Москвы –
Прямой не получалось связи.
И я – рука без головы –
Творил на грани безобразий --
В разрезе творчества, смелел.
Отснятые материалы
Вьетнамский борт (в Ханой летел
Еженедельно) забирал и
Коллегам там передавал,
А те пересылали дальше...
Но ведь никто не потерял
И не подвел меня, к удаче --
И репортажи по ЦТ
Шли регулярно из Камбоджи,
О чем докладывали те,
Кто прилетал в Камбоджу позже.