Гуси, гуси, гусеньки,
Вот, сказка от Верусеньки.
Сказка знаменитая,
Народом не забытая,
Но она на новый лад,
Слушайте, кто слушать рад.
Лежит Емеля на печи,
Кричи ему, хоть не кричи.
Не первую неделю
Лежит вот так Емеля.
В избе кончаются дрова,
За ними ехать в лес пора.
Печь начинает остывать,
Не выдерживает мать:
"Емелюшка, пора вставать!
Спать долго не годится,
Сходил бы за водицей, -
Сварила б я ушицы
Из речной водицы".
А Емеля ей в ответ:
«Как же сварим? Рыбы нет». —
«Речь твоя, сынок, верна
В речке есть зато она.
Пахнет рыбою вода,
Скипятим - вот и еда».
Греть перестали кирпичи,
Приходится слезать с печи.
Емелюшка вздыхает
И нехотя сползает.
Взял два ведра и коромысло,
Ждать царских шанег
Нету смысла.
И налегке
Пошёл к реке.
Вот и речка. Полынья
С самого парит ранья.
Ведро Емеля окунает
И сразу щуку вынимает.
В Емелю щука вперя взор
Начинает разговор:
«Отпусти меня, Емеля.
Был ты нищетой доселя,
Но по мере обстоятельств,
Моих точных обязательств,
Не узнаешь ты себя,
В люди выведу тебя.
Скажи: по щучьему велению,
По твоему, мой друг, хотению,
И всё исполнится в сей миг,
Не раздумывай, мужик!»
Не долго размышлял Емеля,
Мозги свои не канителя
Щуку в воду… «Ну, плыви,
Запомню я слова твои».
Встретила Емелю мать
И давай его ругать:
«Вёдра утопил опять!
Недотёпа ты! Балда!
Вечно мне с тобой беда». —
«Тихо, мама, не шурши,
Как под ветром камыши.
Сейчас такое расскажу,
Тебя рассказом поражу!».
Что-то прошептал под нос;
Нет избы. Дворец возрос.
И придворные кругом,
Всё бегом-бегом-бегом,
Падают пред ними ниц,
Не раздумывая - блиц.
На матушке, ого! - меха,
Соболиная доха.
На нём самом корона,
Стоит он подле трона.
В зале стол накрыт богат:
Мясо, рыба, виноград,
Вин искристая игра,
Осетровая икра.
И куда я вас веду? —
Не будем больше про еду.
Очень удивилась мать:
Как всё это понимать?
Откуда у Емели связи,
Чтоб из грязи - сразу в князи?
Ну, короче, трали-вали,
Три недели пировали.
Пировали бы и пять,
Но, царством надо управлять.
А простой народ бузит,
Как выжить не сообразит;
Осенью был недород.
Теперь клади хоть сено в рот.
Значит, царь недоглядел -
Настоящий беспредел.
Скучился народ в отряды,
Понастроил баррикады,
Гвардейцы им:
«Мы с вами, братцы!»
Придворные бегут сдаваться,
У них румянец на лице.
Царь с матушкою во дворце
Стоят, не закрывая рот,
Всё правильно — переворот.
Двери дворцовые трещат,
Пол прогибается дощат.
Шум, крики, гам со всех сторон.
Повалился царский трон.
Ох! Царства тяжкие ключи,
Лежать приятней на печи.
Емеля лишь подумал так,
Опять на печке, как тюфяк.
Всё та же старая избушка,
Мать — недовольная старушка:
«Емелюшка, пора вставать,
Иль будем мы околевать?
Дров мало, кончилась вода,
К реке сходить бы не беда».
Скатился кубарем с печи
Емеля: «Мама, не ворчи.
О кей, всё будет, ты не трусь,
Я с этой щукой разберусь!»
Бежит к реке Емеля наш,
Чтоб щуку взять на абордаж;
Покажет не без драки,
Где зимуют раки.
Полынья пред ним всё та же,
Совсем не изменилась даже.
Ведро Емеля опускает,
Сразу щуку вынимает.
«Ты что, селёдка-камбала!
Пургу такую нагнала?
Ты чего наколдовала?
Мне погибель пожелала?»
Ответа не дождался. Тишь.
«Ну, чего же ты молчишь?
В рот водицу набрала?
Ух, селёдка-камбала!»
Зря Емеля — тра-та-та,
Щука-то совсем не та.
Той давно потерян след.
Понёс молчунью на обед.
Сожгли последние дровицы,
Наварила мать ушицы.
Я у них в гостях сидела,
Ушицу вместе с ними ела.
