Посвящается Алле В.
«Дань за подаренное вдохновение»
Жаркий полдень летнего города беспощадно испепелял человеческие головы. В такое время чаще всего случаются обмороки, приступы, галлюцинации и прочие побочные эффекты зноя. Люди большими вереницами тянулись вдоль улиц, наступая иссохшейся обувью на растрескавшийся местами, пыльный и выжженный солнцем асфальт. Ноги, наступая на него, оставляли мокрый след тени снова, как выстрелом, оголяли жжёные раны солнцу.
«Поскорее бы домой». «Ух, какая духота». «А на работе опять кондиционер сломался». «Как голова закружилась…»
Все эти и другие подобные фразы рождались в человеческих мыслях с постоянной частотой.
Кто-то спешил на работу, кто-то отвозил детей, но никто не выходил на улицу «просто так». – У каждого было срочное дело.
Мужчина и женщина шли по ровной улице. Женщина держала над головой зонтик от солнца, а другой рукой обмахивала себя веером. Конечно же все эти средства не спасали её от жары, но придавали её шикарной фигуре какой-то классический, дореволюционный шарм, делали её изящной. Мужчина же широкоплеч, с низкой шеей и чуть-чуть круглой головой. Волосы короткими волнами облепляли лоб. Короткая футболка открывала его массивные руки. Плюс ко всему мужчина имел спортивную, уверенную походку – за жизнь он держался крепко.
Короткий, прерывный, скрежещущий звук прервал его мысли о чём-то возвышенном, звук сцепляющихся тормозов. Он и раньше слышал этот звук, смотрел в сторону и машина всегда останавливалась. Вот и сейчас он видел машину, сбавляющую скорость, медленно приближающуюся к нему со стороны девушки, но что-то тут затевалось неладное. Неподвижные колёса, вдруг, опять закрутились и послышался треск ломающегося от перенапряжения металла. Вывод из этого был один – на тормоза больше рассчитывать не приходилось.
Испуганно вытаращив глаза, мужчина протянул было руки чтобы оттолкнуть девушку, но глухой стук мнущегося железа перебил его действие. Ноги, ударившись о бампер, подкосились. Резким ударом головы она промяла стекло. Тело, в неестественной позе отбросило в сторону мужчины и, сбив его, упало, вместе с ним, на обочину. Град стёкол и металлической стружки обрушился на два, лежащих тела. Машина, резко завернув, вылетела в овраг и глухим, сдавленным стуком ударилась о дерево. Водитель, без сознания, упал на руль и громкий протяженный гудок огласил о конце представления. Лёгкий, неизвестно откуда взявшийся, ветерок жизнерадостно колыхал волоски на, заляпанной кровью голове.
- Давление повышенное. Пульс учащённый. Пациент находится в критическом состоянии. Капельницу… Ну же, давай быстрее-быстрее. Катите его в операционную. Скальпель…
Мужчина слегка приоткрыл глаза и увидел… пустоту. Он оглянулся, ощупал себя: чувства остались, но он ничего не видел, только темноту. «Где я?» - Спросил себя он. «Наверное сплю.» Он присел на колени и попытался вспомнить что произошло.
«Солнце, жара, зной, - крутилось в его голове, - Лиза. Мы шли по ули…» Как вспышкой из ночного неба, ряд воспоминаний озарял небо мысли. «Лязг тормозов; стёкла, разлетающиеся во все стороны; ноги ломаются от чего-то тяжёлого. Лиза. Падает на меня. Ничего не вижу. Руки болят. Хочу спросить у неё, что произошло. Поворачиваю голову. Кровавое месиво! Темнота…»
Страх, липкими чёрными пятнами облеплял голову со всех сторон, старался заползти в уши, под веки, в рот, залезал внутрь вместе с дыханием, сводя на нет все остальные чувства. «Что же это такое? Неужели мертва?»
Нависла тихая пауза, нарушаемая частым дыханием.
- Да. Она мертва. – Послышался издалека мирный мужской голос.
- Кто ты? Что ты? Ты слышишь мои мысли?
- Я Бог. Я всё знаю и слышу, а твоя голова мне тем более не помеха.
- Но этого не может быть! Тебя нет! Ты не существуешь! Я видел доказательства того, что тебя нет! – Кричал мужчина в пустоту.
- Ха-ха-ха-ха-ха, - смеялся он сиплым хрипом. Я в бреду. Возможно на жаре у меня случился удар, а сейчас я выдумал себе Бога, который будет читать мне проповеди. Нет-нет! Нельзя верить ему, он всего лишь плод моего воображения. Меня сбила машина – пускай так, но я вижу, чувствую, думаю, дышу – значит я жив, а это всего лишь наркоз. И она жива, ведь так, мой бред? – Мужчина ущипнул себя для убедительности и, дрогнув от неожиданного отсутствия боли, расплылся в улыбке, ощущая себя учёным, открывшим очень важную теорему.
- Закончил? – Спросил всё тот же незнакомый голос.
- Нет меня не обманешь, я знаю тебя – не выйдет.
- Жаль. А я всё же заставлю тебя поверить.
- Нет, нет и нет!!! Никто не заставит. Я выдумал тебя. Ты мой сон. Ты не настоящий!
- Сейчас ты на миг очнёшься, - перебил старческий голос, - увидишь операционную. Напротив ты увидишь свою мать. Она тебя тоже. Ей станет плохо. Увидев всё это ты сам захочешь в меня поверить.
Раздалось лёгкое попискивание и показался шаркающий лист с развёрнутой диаграммой, фиксирующей биение сердца. Тёмная комната начала медленно растворяться и предметы стали обретать облик. Чёрное сменялось белым.
- Наркоз кончается. – Кричала молодая ассистентка. Волосы, сбитые потом, ложились на лоб.
Доброе, искривлённое усилием и концентрацией, лицо человека в белой маске промелькнуло перед глазами. Взгляд дёрнулся вправо, влево – операционная. «Все-таки я жив», - промелькнуло в голове. Резкость зрения никак не могла прийти в норму. Послышался очередной выкрик хирурга и шприц с прозрачной жидкостью вошёл в мякоть тела. Голова упала набок и в поле зрения вошло маленькое окошко, откуда люди могли следить за операцией. Бледная старая женщина стояла там и, не выдержав зрелища, упала в обморок. Зрение начало возвращаться к хозяину и черты лица женщины стали проявляться. Пустые, остекленевшие от слёз глаза, смотрели на мужчину, лежащего на операционном столе.
- Мама! – Закричал было он, но его никто не слышал, или почти никто… Пустые стены тёмной комнаты опять наползали на белый мрамор операционной. Ещё мгновение и последний клочок света сжался в точку и исчез насовсем.
- Я верю, верю! – Почти кричал он, рыдая и ударяя себя кулаками по ногам.
- С ними всё в порядке: С твоей матерью и женой. Они живы и им уже оказана медицинская помощь. Живы вместе с твоей верой в меня.
Необычайная лёгкость прокралась в душу и тело мужчины: казалось что он всемогущ и нет никого его лучше. Он облегчённо выдохнул и бессловно задумался. Никто, даже он сам, не знал, что же крутится сейчас в его голове. Одно он понимал точно – всё закончилось.
- Хочется верить, что ты был прав. – С ноткой сомнения и опасения, тихо сказал он.
- Я солгал. – Проговорил из пустоты тихий, обросший сединой, голос. – Я солгал. – Повторил он громче. – Ты выдумал меня. Всё это лишь плод твоего больного воображении и я не настоящий. Меня никогда не существовало, а твоя жена убита машиной: тело её растёрзано колёсами, кости сломаны и выглядит она уже не такой привлекательно, какой ты её любил. Ты лежишь на операционном столе. Ты выжил. А вот твоей матери уже не на что надеяться – сердечный приступ. Твоей девушке разбило голову, а ты потерял сознание, увидев часть её на себе. Ты славный рыцарь – хотел спасти её, оттолкнуть, но не сделал этого, потому что испугался шума трескающихся костей своей головы, который стал бы для тебя последним, если бы её изуродованное тело не выбило тебя в кювет. Ты слаб душой, но силён телом, именно потому у тебя всегда будут поклонницы. Да и благодаря этому ты выживешь, твоя красота не на много ухудшиться, ты создашь свою семью, у тебя будут дети – много детей. Они будут играть и бегать вокруг тебя, будут тебе улыбаться, но это всё потом, позже… А сейчас ты проснёшься – да прямо сейчас.
Ни слова возражения не успел сказать мужчина, как чьи-то жилистые руки убирали от его груди деффиблюрятор. За стеклом виднелись фигуры: двое крупных мужчин держали скрюченную женщину, ложа её на носилки.
Хлоп - закрылись глаза, шаркнули ресницы. Тёмная комната. Улыбающееся лицо седого, бородатого старика. Голубые глаза, с бельмом, безумно смотрели сквозь. Жёлтое, слепящее, выкалывающее глаза, кольцо над его головой.
Хлоп – глаза открылись, шаркнули ресницы. Перед глазами потолок, на потолке одинокая, висящая на проводе, лампа - палата. Потрескавшаяся штукатурка, кое-где облетевшая и, валяющаяся на полу, неравномерно покрывала потолок. Где то сбоку постанывали больные. Кто-то отходил от недавней операции, кто-то просто умирал. Лампочка мигает, вокруг неё играет стайка мух. Прекрасный летний вечер заливается в комнату. Окно открыто и поскрипывает старой рассохшейся форточкой. Ветер дует сильно, но шторы не колышутся, а лишь изредка покачиваются из стороны в сторону, задевая цветы. На противоположной стенке бегает таракан, переносчик болезни, несущий радости её в другие палаты, залазит в еду и таблетки больных, питаясь и внося свой вклад в распространение болезни. «Надо успокоится. Что же это было?»
Хлоп – глаза моргнули. На секунду показалось лицо старика – он смеялся, заливался хохотом, запрокинув голову за спину, извергая из себя всё новые и новые приступы смеха. Седые пряди съехали на лоб и, подкидываемые незримой силой смеха, падали на глаза.
Звон в ушах – смех заложил уши. Я стою с открытым ртом посреди комнаты. Оглядываюсь – всё так же как и должно было быть. Иду через дверь, легонько задевая косяк. Голова болит, как после продолжительного сна, зеваю, приходя в себя. С кухни доносятся напевы знакомым женским голосом. Улыбаюсь. Похоже всё прошло. Легонько открываю дверь на кухню, чтобы не напугать. Подхожу сзади. Такой же знакомый фартук, бёдра мило обтягиваются платьем, с простым, незамысловатым узором. Талия стройна. Смотришь на неё и забываешь все те кошмары что снились недавно. Вытягиваю руку и подношу к её лицу. Глажу по мягкой щеке, её тепло распространяется по моей ладони. Осторожным движением притягиваю её к себе, целую в шею. Медленно и плавно продвигаю рукой по её молодому телу, поворачиваю к себе лицо… Чужые чёрные глаза уставились мне в лоб, ничего не видящие, пронзающие, как два маленьких угля они прожигают мне взглядом лоб. Страшные, сгорбившиеся брови нагромождаются над её мутными, убийственными, глазами. Овал, даже арка, губ, с открытой, не скрываемой ничем, уродливостью. Параболой, загнутой вниз, они смотрят на меня и выражают все негативные чувства, которые только существовали на этом свете. Крик – я кричу. Толкаю её от себя. Лицо не изменило выражения. Бегу к двери, в последний раз оглядываясь назад. На месте уродливых губ, кривого, сломанного носа и прожигающих глаз, зияют гладкие, стянутые кожей, дыры. Ничего нет на их месте. Натянутая до предела кожа скрывает все те пороки, что были на её лице, делая её ещё более уродливой и ужасной. Я кричу – воплю от страха. Разбивая руками дверное стекло, сшибаю её с петель. Руки изрезаны и утыканы осколками. Кричу уже от боли. Детский смех… У меня не было детей, я это отчётливо помню. На бегу натыкаюсь на комод, лакированный угол больно ударил в живот. Загибаюсь, чтобы перенять боль. Взгляд назад – безликое существо стоит в дверях, абсолютно не меняя позы, и своими дырками-зрачками устремляет на меня свой невидимый взор, даже при отсутствии которого понимаешь всё его негодование. Хватаюсь руками за угол комода. Поднимаюсь. На гладкой поверхности стоит фотография девушки, знакомое лицо – я видел её раньше. Приглядываюсь, на фотографии девушка с зонтиком. Я вспоминаю – мы были вместе раньше. По гладкой поверхности стекла, закрывающего фотографию от пыли и времени, идёт тонкая трещинка чёрной линии – чёрная лента окружила молодое лицо и завершилась омерзительным чёрным уголком в правом углу. Фото падает из рук. Девушка на нём как бы оживает и в последний момент устремляет свой взгляд на меня. Рот её открывается и обнажает окровавленные выбитые зубы, «улыбка» складывается в предсмертную гримасу ужаса. Время идёт очень медленно. Вот раскололась стеклянная рамка фотографии и лицо девушки покрылось мелкими царапинами, медленно перерастающими в шрамы, а затем в раны. Я стою над разбитой фотографией минуту, в разбитом стекле не видно ничего, только красное пятно чьей-то крови. Стою застыв на месте. Сзади кто-то дёргает меня за штанину. Оборачиваюсь, ко мне возвращается слух и возможность мыслить. Передо мной стоит ребёнок, с пустыми глазами и зашитым ртом. Его печальные, полные надежды и жалости глаза устремлены прямо на меня. Открывается дверь и от туда выбегает ещё трое детей, у всех у них маленькие головы седых смеющихся стариков, а над головой висят погасшие заржавевшие нимбы. Крик отчаянья вылетает из меня и я закрываю лицо руками.
Хлоп – темнота…
22 января 2008 года
Андрей Васильев
