Куда по смерти душу примут,
Я с Богом торга не веду;
В раю намного мягче климат,
Но лучше общество в аду.
(И.Губерман)
Апостол Петр смахнул со лба мелкий бисер пота, брезгливо вытерев ладонь о полу белоснежной туники. С ненавистью сощурился на палящее Солнце; вздохнул безысходно. Не стоило ругать Его. Даже про себя. Дождаться бы выходного, объявить на радость всем «День без единой смерти» и спокойно нежиться на берегу прохладной райской речки под мелодичную трель херувимчиков. Петр даже причмокнул от предвкушаемого удовольствия и мечтательно закатил глаза…
Послышались шаркающие шажки. К Петру приближался сухонький старичок в потертом сером пиджачке. Подойдя ближе, старичок виновато-заискивающе улыбнулся.
- Вот… Направили… - он неловко затоптался на месте, решая, не спутал ли он Петра с кем-нибудь.
- Фамилия как? – вздохнул апостол, поправив косо висящий нимб.
- Орловский… Пал Палач… Это… Из Тулы я.
Петр, коротко выстучав по клавиатуре, прильнул к подслеповатому монитору.
- Та-ак… - пробормотал он. – Так… Людмила… Петровна. Припоминаете такую? – Петр лукаво приподнял бровь. Старичок густо покраснел. Врать не было смысла. Здесь.
- Ну, хаживал. Помню…
Людмила Петровна была соседкой с нижнего этажа, на десять лет моложе его жены, утратившей остатки миловидности, как раз на пике сексуальной активности, и Пал Палач находил единственную отраду в квартире №10 его же подъезда у Людмилы Петровны, для него просто Людочки.
- Оре-ел! – съехидничал Петр, и видя, как краска все гуще заливает несчастное морщинистое лицо, поспешил подмигнуть старичку. – Да ладно вам! Сам мужик. Понимаю. А, поскольку, других грехов, - Петр снова глянул на монитор, - кх… н-ну ладно, за вами не водится, то…
Старичок просиял. Апостол взял из толстой пачки, лежащей на столе, чистый бланк и стал забрасывать каллиграфическими литерами, в конце поставив размашистую подпись.
- Держите! – он протянул бланк старичку. – В рай, друг мой, в рай!
Пал Палыч растворился в воздухе, оставив после себя струйку дыма. Петр привстал и походил вокруг стола, разминая затекшие ноги. Зазвонил телефон.
- Слушаю, - сухо буркнул он.
- Петруха, привет! – заговорила трубка голосом апостола Андрея. – Я тут на рыбалочку вечером лыжи навострил. Паша со мной. Бутылочка «Старки» с утра в холодильничке. А пескарики-то какие клюют, м-м-м…
- Извиняй, братец. Работа, работа… Годик, как минимум ещё безвылазно. Потом, думаю, праздник объявить, да отдохнуть, как следует. А пока – не вырваться. Сам понимаешь…
В сторону Петра двигалась молодая парочка.
- Так, Андрюха, еще двое идут. Удачной рыбалки!
Апостол устало глянул на молодых. Парень и девушка шли к нему, держась за руки. В глазах их читалось какое-то высокомерное превосходство.
- Фамилии. – казенно бросил Петр.
- Майкл Андерс и Ребекка Джордан, - за двоих ответил парень резко, - Канада, Квебек.
Апостол надолго засмотрелся на монитор. По лбу сползла крупная капля пота и застряла между бровей.
- У-у-у, ребята… - протянул он. – Совместный суицид! Нехорошо-о… Знаю, знаю, что во имя любви-моркови… завяли помидоры, - бубнил он, порхая пальцами по клавиатуре.
Парочка, уже с мольбой во взгляде, смотрела на старика-апостола.
- Нет! – твердо заключил Петр. – Вам билет этажом ниже. – он подышал на массивную печать и прихлопнул на столе, как таракана, мелкую бумажку. Язык пламени слизнул молодых самоубийц.
- Молодежь… - вздохнул апостол. – А туда же.. Тьфу!
В пределах видимости посетителей пока не наблюдалось, и Петр, воровато оглянувшись, достал из-под стола пластиковую табличку с надписью «Обед» и пристроил ее сверху на мониторе. По-стариковски сетуя на судьбу он направился шаркающей походкой к красивому, мраморному зданию с колоннадой…
Прошла неделя. День за днем Петр выдавал путевки на разные этажи постземного бытия; что ни говори, а любил он свою работу, хотя, конечно, не прочь был порыбачить с Андреем, выпить водочки с Пашей или обыграть в нарды святого Илью – тот всегда так потешно обижался, стоило Петру одержать верх.
Снова на алмазно-чистое небо прилипло горячее рыжее светило. Туника на спине Петра пропиталась потом и гадко липла к телу. Компьютер натужно жужжал, кулеры не справлялись с сумасшедшим зноем. Петр разложил «Косынку». Других игр на работе не дозволялось.
- Кх-кх!..
Апостол вздрогнул. Возле стола стоял моложавый чернобородый мужчина, довольно крепкий в кости; длинная челка падала на слезящиеся глаза.
- Здравствуйте, - приятным баритоном сказал мужчина.
- Приветствую, - кивнул Петр. – Фамилия?
- Кожух. Валентин Иванович. Украина. Киев.
«А не похож ты на праведника…» - подумал старик.
Компьютер выдал резюме: Кожух Валентин Иванович, 1966г. рожд. Родился в селе Вольное киевского района на Украине. В/о. Инженер-строитель. Зам. дир. строительной фирмы «Хамелеон». 1989г. – осужден за нанесение тяжких телесных повреждений гражданину Вяземскому Н.А., в последствии скончавшемуся в реанимации. Выпущен досрочно за примерное поведение. 1999г. – осужден за убийство 22-летнего гражданина Сютко И.А. Отбывая срок, был убит сокамерниками. Сегодня.
М-да… Невеселым получился некролог…
- Дражайший Валентин Иванович, - подняв бровь осведомился Петр, - осознаете ли вы тяжесть своих грехов?
- Я возражать и не пытаюсь. Бессмысленно. Куда идти?
Телефон на столе ожил. Петр, поговорив с невидимым собеседником минуту, бросил трубку и пристально посмотрел на убийцу. «Симпатичный мужик. Волевой. А грехи-то искупить бы не мешало. Ой, как не мешало… Попробовать что-ли…»
Петр подозвал его поближе и заговорщицким шепотом проговорил почти на ухо.
- У НЕГО сегодня праздник. Какая-то годовщина. Даже САМ будет присутствовать! Сегодня не до вражды.
- И? – мужчина пожал плечами.
- Я тебя пропускаю. За отчетность не беспокойся – не впервой… Подотру, где нужно. – Петр подмахнул роспись на каком-то золотистом бланке, взяв его из отдельной кучки.
- Держи! – и росписью вниз сунул бланк Валентину Ивановичу в широкую ладонь. Через секунду тот исчез.
- Жестоко, - вздохнул Петр, глядя на монитор, - но справедливо. Вскоре апостол забыл об убийце, заново разложив пасьянс…
Как только Валентин Иванович ощутил в руке шероховатую бумажку, вокруг него все завертелось в неистовом танце. Ему казалось, что он угодил в бетономешалку. Но пляска продолжалась недолго – Валентин Иванович снова почувствовал под ногами твердую землю. В лицо дунул порыв теплого, дрожащего ветерка. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась чуть холмистая равнина, укрытая сочно-зеленым ковром молодой, свежей травы. Кое-где торчали невысокие, подстриженные деревца. Из-за горизонта голубоватой змейкой ложилась неширокая речушка, переливаясь изумрудными бликами, тонким накатом шлифуя песчаный берег. Портил идиллию письменный стол, похожий на стол Петра, за которым скучал седеющий мужчина в пестрой рубашке. Рядом с его правой рукой стояла массивная бронзовая пепельница, украшенная барельефом из бычьих голов. В зубах была зажата сигара.
- Присаживайтесь. – кивнул мужчина.
Валентин Иванович без разговоров сел на простой деревянный стул. Он был не из тех, кто задает много вопросов.
- Меня здесь называют Инструктором. – после непродолжительного молчания сказал мужчина. – Каждый новый обитатель проходит обязательный инструктаж и запоминает нехитрые правила поведения. – он понизил голос до шепота. – В вашей прошлой жизни вы не могли о таком даже мечтать. Одна мысль об этом уже веяла дерзостью. Ваши возможности будут огромны – здесь вы сами кузнец своего счастья. Вечного счастья! – Инструктор снова заговорил своим нормальным, немного скучным голосом.
- Желания, возникшие у вас, будут исполняться немедленно. Но! И ЗДЕСЬ есть свои запреты. – пожевав губами, инструктор пыхнул ароматной сигарой. Уловив взгляд Валентина Ивановича, он кивнул на лежащий рядом портсигар. – Угощайтесь!
Валентин Иванович чуть склонил голову в знак благодарности. Сигара сама затлела у него в руках. Инструктор продолжал.
- Запреты состоят в том, что здесь вы не можете причинить вред окружающим. У вас это просто не получится. Вредом считаются телесные повреждения и оскорбления. По здешним законам – их не существует.
Валентин Иванович, поддавшись искушению, проверил, но ругнуться не смог даже про себя. Тут на столе из ниоткуда возник массивный нож с золотой, судя по виду, рукоятью изображающей обнаженную русалку.
- Возьмите его, - сказал Инструктор, - и ударьте меня. Его тон исключал всякие сомнения в неблагополучном исходе экзекуции, поэтому Валентин Иванович без разговоров сжал нож в своей широкой ладони и… так и остался сидеть с ним в руке. Мышцы не слушались. Мысль об ударе растаяла.
- Понял. – просто сказал он. – Продолжайте.
- Вы мне нравитесь, - улыбнулся Инструктор, - не каждый так быстро схватывает. В общем – это вы усвоили.
Нож исчез. Инструктор снова посмотрел с улыбкой, которая чем-то не понравилась Валентину Ивановичу. Может оттого, что улыбались только губы?..
- Второй запрет, исходящий из первого – запрет на смерть. Вы и так мертвы. Мертвы для земного мира. Здесь вы будете жить вечно. Повторяю – вечно! Нет небытия. Есть новая, постоянная форма существования вашей души, спроецированной в желаемом облике вашего сознания. Здесь нет старения – есть только время, которое не играет практически никакой роли, в связи с вечностью существования. Ваши прошлые воспоминания останутся с вами, но позже, я думаю, забудутся, в виду неограниченности времени. Да это и не важно.
- Теперь поговорим о самом приятном аспекте. Желания ваши, как я уже говорил будут исполняться сами собой, за исключением попадающих под категорию запретов. Пожалуйста, подумайте о чем-нибудь, чего бы вам сейчас хотелось.
Валентин Иванович задумался на секунду и на столе появилась бутылка виски и два стакана. Звякнул лед.
- Сегодня я угощаю, - улыбнулся он. – За прибытие!
Виски оказался куда как лучше заказанного Валентином Ивановичем «White Horse».
- И здесь не удивляйтесь. – Инструктор причмокнул. – Вкус именно таков, каким вы пожелаете его почувствовать. Ну что, друг мой? Пожалуй, не буду вас больше задерживать. Вы свободны. Будьте, э-э-э… счастливы!
Валентин Иванович встал со стула, и тут же Инструктор исчез вместе со своим канцелярским столом.
10 лет спустя.
Валентин Иванович вышел на крыльцо двухэтажного особнячка (вчера был замок в готическом стиле); дог бегал меж голубых елей. Слабый ласковый ветерок трепал его длинную челку. Идиллия. Но если пристально вглядется в его лицо, то можно было увидеть некоторую странную отрешенность во взгляде, свойственную людям, употребляющим наркотики.
Ему было плохо.
Безумно хотелось колотить кулаками в стенку, в землю – да хоть куда-нибудь! Но и это нехитрое действо попадало под категорию запретов: непричинение вреда самому себе. Инструктор соврал. Здесь даже нельзя было проявлять негативные эмоции, кои имели тенденцию накапливатся и, не находя выхода, отравлять ядовитой желчью бессмертное сознание. 10 лет! 10 лет мучений! Он перепробовал ВСЁ! Всё из доступного здесь(а оказалось его не так уж и много). То что раньше воспринималось, как дар, было жестоким наказанием. Отношения с женщинами стали противны до омерзения, вкусная пища вызывала рвотный рефлекс, экстремальные развлечения не являлись таковыми, как раз из-за невозможности умереть или причинить вред себе. Созерцание наскучило. Спиртное не давало опьянения. Искусство поглотило его всего на неделю; позже он осознал, что одним лишь усилием мысли способен выстроить замок или нарисовать шедевр. Не думать об этом не получалось: он брал глину и, морща лоб, лепил женщину, но только он представлял, какой она должна быть – бесформенная масса в его руках становилась точной копией образа. В ярости он пытался швырнуть подальше злополучную фигурку, но вместо этого бережно клал на землю. Злость – табу.
Он хотел лишь одного – вырваться из этого проклятого места. Мысленно переносил он себя за тысячи километров, но и там его ждало одно и то же: зеленая равнина с речушками-капиллярами, обраставшая по мановению его пальца домами, дворцами, ресторанами и тому подобными суетливыми человеческими мелочами. Всё и везде было одинаково! Все суета и томление духа. И так будет ВЕЧНО! Плакать он тоже не мог.
Выйдя на аккуратную лужайку, Валентин Иванович поднял глаза к небу.
- АПОСТО-О-О-ОЛ!!!!!!!! – проревел он во всю мощь своих легких. – Я НЕ ХОЧУ-У!!!!!!!
Петр недобро сузив глаза смотрел на монитор. Над его плечом нависал Паша.
Динамики прогибались от безысходного крика. Апостол убавил громкость, дабы не смущать собравшуюся безбилетную еще очередь.
- Я зову тебя, Петр! – кричал далекий Валентин Иванович. – Я знаю, что ты слышишь меня!!!
- Петь… Пора уже, как ты думаешь? – Паша вопросительно поднял бровь.
Петр помолчал, потом крякнул, решившись.
- Подежурь за меня немного. Я скоро…
Валентин Иванович продолжал взывать к молчащим небесам, когда кто-то
- Не надо так кричать, сынок, - ласково сказал ему Петр. – Что у тебя случилось? Расскажи, потешь старика.
Показалось, или Валентин Иванович уловил в голосе Петра плохо завуалированные нотки сарказма.
- Я не хочу больше так! Не нужно рая! Ничего не нужно! Я не хочу… - долго лилась бессвязная мольба сломленного человека, пока Валентин Иванович не выкрикнул четко.
- Я! ХОЧУ! В АД!
Повисла долгая, звенящая тишина. На лице Петра читалось презрение. Наконец, перед тем, как навсегда исчезнуть из вечной жизни несчастного Валентина Ивановича, он отворачиваясь бросил через плечо.
- А как ты думаешь, где ты сейчас?