Фрамуга панорамного окна перед ними была задрана кверху и закреплена защёлкой. Окна по бокам и сзади закрыты. Охотники почти не разговаривали. Он время от времени прикладывался к прибору ночного видения, хотя поляна впереди просматривалась хорошо. Снег выпячивал её из черноты леса. Луна светила ярко. Синий свет освещал верхушки деревьев. Чёрные тени от кустов смачно ложились на сверкающие серебряной крошкой сугробы. Через оптическое стекло, подсвеченное лампой, поляна и небо виделись фосфорическими. Он в тысячный раз представлял желаемую сцену: появляется матёрый кабан, раздаётся выстрел, зверюгу подбрасывает, заваливает на бок. Йоху! Есть трофей! Клыки, вырванные из пасти зверя и укреплённые на фигурную дощечку, докажут его силу. От предвкушения уложенной одним выстрелом добычи охотника охватывала дрожь.
Она таращилась на звёзды. Рассматривала их в первые несколько минут, а потом просто мечтала, глядя на разной яркости небесные огоньки. Испытывала невероятное удовольствие от того, что, находясь рядом с мужем, может поддерживать его увлечения. Была уверена, такая поддержка даже важнее секса. Сидя в засаде, переживала древнее мистическое чувство единения, которое не достичь интимными позами и бесчётным количеством фрикций. Промораживалась, пропитывалась лесным духом, побочно извлекая своеобразную корысть – смотреть на небо, дышать ночным морозным воздухом, прислушиваться к тишине, пытаться угадать по шорохам движения зверей. И мечтать.
- Вовчик, как обстановка?
- Всё тихо, Маничка.
Эти двое женаты давно. Первый год супружества истрепал обоим нервы. Муж не хотел менять устоявшуюся холостяцкую жизнь, жена не хотела мириться с вынужденным одиночеством в замужестве. У мужа - то футбол, то хоккей, то корпоративка. А жена ждала его вечера напролёт, выглядывала в окно и не могла заставить себя что-нибудь делать.
Вот скрипнет дверь, звякнут ключи. Стуча пятками пройдёт муж в спальню. Разденется и - в постель. Тут голос жены:
- А помыться? Чумазого не пущу!
Чертыхаясь уходит муж в ванную. Возвращается, ныряет под одеяло.
- Давай, - и громоздится на молодуху.
- А слово ласковое? – кокетничает жена, отталкивая.
- Я столько слов сегодня наговорил! Такой галдёж стоял!
- Не мне, - пыл жены угасает.
- Тебе ещё успею сказать.
- От тебя пахнет противно.
- Так пиво пили же, етит твою!
- Мало того, что поздно пришёл, ещё и кричит, - жена выворачивается из-под мужа.
- Что? Всё? Окончен бал, погасли свечи?
Жена обиженно молчит.
- Ну знаешь, дорогая! Мне тоже надоело твоё ворчанье! Не для того я женился!
- А для чего?
Они отворачиваются и лежат спина к спине, стараясь не касаться друг друга, злые и обиженные.
Муж прибегал с работы, быстро ел, созванивался с друзьями и спешил на очередную товарищескую встречу. Чтил святые дни в календаре: в первую субботу месяца собирались любители рыбалки, во вторую – охоты, в третью – мальчишник бывших сокурсников, в четвёртую – фанаты «Зенита». Супруга всё чаще выговаривала ему. А супруг всё чаще закрывал тему оскорбительной фразой: «На фига мне жена-ворчунья!».
Затаённые обиды разъели желание. Они перестали хотеть друг друга. Жена сначала считала пустые дни, а потом потеряла им счёт. Однажды так поругались, что думалось - лучше разойтись. Ночь перед разводом оказалась бессонной и осиянной идеей любви наизнанку. Жена приняла решение стать мужу другом. С той знаменательной ночи всё у них заладилось. Они никогда больше не ссорились. И перестали спать вместе окончательно. Разве с другом спят?
Так Маша превратилась в Маничку, а Володя в Вовчика. Они прилежно трудились каждый в своей профессии, зарабатывали достаточно. Обустроили квартиру и щедро тратили деньги на хобби мужа. Футбольные и хоккейные матчи выучили Маничку громко кричать, скандировать «Мочи их! Мочи!», петь, раскачиваясь, «Олееей-олей-олей-олееей!» и сплёвывать сквозь зубы. Топая, прыгая, улюлюкая и сдавливаясь в медвежьих объятьях безумствующих соседей-болельщиков, она сбрасывала пару килограммов за каждый матч. В диетах не было нужды. После матчей сидела рядом с мужем в гудящей басами пивной, выцеживала литровую кружку пива и, щурясь от кусачего сигаретного дыма, с достоинством, медленно выкуривала сигару. Её лицо огрубело. Она стала похожа на расхристанного ковбоя без шляпы, лошади и кольта. Недостающее с лихвой заменяли походка вразвалочку, потёртые джинсы с креативно проделанными дырками, рустикальные полусапожки с миниатюрными шпорами, полосатая футболка, шейный платок с черепами, завязанный небрежным узлом, и чёрте-что на голове.
Вовчик был горд женой. Появлялся с ней даже на мальчишниках. Предупредив однажды: «Спокуха! Это - свой парень!», навсегда отмёл ненужные вопросы и подшучивания. Маничка служила Вовчику страстно и беззаветно. А по весне и перед новым годом пробивало её женское. Как по зову предков, чистым зомби шла она в бутики и покупала модные платья, юбки, ажурные блузочки, туфли на шпильках. Раскладывала покупки на кровати, примеряла, любуясь своим необыкновенным отражением в напольном зеркале. И мечтала. А все купленные вещи перебирались в шкаф до следующей примерки через несколько месяцев.
Недавно они учудили поехать в Гренландию. Жили дикарями. Нашли тихое местечко на леднике вдали от скопления туристов. Уподобились эскимосам, спали с псами в хижине, недорого предоставленной местным жителем. Путешествовали по снежной пустыне на собачей упряжке, ели сырое рыбье мясо и пили талый снег. Они стали вонять. Весело ржали, воротя носы друг от друга. А потом привыкли и больше не замечали отвратительного запаха. Кожа успевших загореть под полярным солнцем лиц и рук обветрилась. В мелких морщинках упряталась желтоватая грязь.
Однажды решили-таки выйти в люди. В ближайшем городке каждый вечер устраивали танцы для туристов. Подкараулили тёплую погоду. При минус пяти разделись догола. Смеясь и визжа, натирали друг друга снегом. Вовчик раззадорился от прикосновений и вида обнажённого Маничкиного тела, поймал жёнушку и... Но она серьёзно отбивалась. Теряя силы и чувствуя, что муж вот-вот овладеет ею, вдруг заплакала по-детски, набирая обороты, всхлипывая и рыдая. В ней неожиданно возникли противоположные желания: безоглядно отдаться мужу и наказать его за долгое время равнодушия. Второе вышло сильнее. Маничка плакала от обиды, что лишила себя заветного.
- Что с тобой?
- Лучше не трожь, Вовчик. Отучил ты меня. Ты мне теперь как брат, - упрямо противилась жена.
- Придумаешь тоже! Вот я – весь здесь. Твой муж и господин, - улыбался Вовчик, пристраиваясь сзади, ладонями обхватив её груди.
- Отвали! – при помощи локтей Маничка высвободилась из объятий.
- Тьфу, дура! – Вовчик чвиркнул сквозь зубы на снег и пошёл в хижину одеваться.
Она двинулась следом, а у самой – слёзы. Бабье - задушенное, брошенное в жертвенный огонь, выходило слезами. Обида за невостребованное тело, неиспытанную сладость желания и непережитые оргазмы навалилась снежной лавиной и чуть было не похоронила дружеские чувства жены к мужу.
К полудню они были готовы. Одеты цивилизованно: в джинсы, свитера и куртки. На лыжах добрались до городка. Гостиница, в которой собрались туристы, сияла гирляндами разноцветных лампочек. Войдя с мороза в духоту праздника, они сразу разомлели и настроились на непринуждённое общение. В фуршетном зале Маничка и Вовчик рассосредоточились вокруг стола с закусками, вступая в лёгкую беседу со смешанным людом. Русские, датчане, англичане, шотландцы – все трещали по-английски, сохраняя акцент своего родного наречия. В соседнем зале танцевали. Блюз настраивал сердца на флирт. Маничка села на диван у камина, достала сигару. Уставилась на танцующих. Женщины с надеждой заглядывали в глаза партнёрам по танцу. Мужчины смотрели на других женщин. Все улыбались.
Рядышком на диван плюхнулась красивая блондинка...
